Нарочно не придумаешь!
Виктория Ледерман
Нарочно не придумаешь!
© Ледерман В. В., текст, 2025
© Громова О. Н., иллюстрации, 2025
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2025
⁂
Тщательная подготовка
В вестибюле детской поликлиники было шумно и тесно. Толпились мамы и бабушки с хнычущими малышами, носились и визжали дети постарше. К окошку регистратуры протиснулся сероглазый мальчишка в синей бейсболке козырьком назад.
– Дайте, пожалуйста, карту.
– Фамилия? – устало спросила тётя в белом чепчике.
– Шалунов. Игнат.
– Адрес?
– Майская, двадцать пять… Вон моя карта, вон, с зелёным корешком. На верхней полке, справа. Да, да, эта!
– Ты что, один к врачу пойдёшь? Без мамы?
– Какая мама? – фыркнул Шалунов. – Я что, маленький?
Он взял карту и направился к кабинету терапевта.
– Никакой ты не больной, – сказал врач, осмотрев его. – Больной – это когда температура выше тридцати семи градусов, красное горло, кашель, насморк и отсутствие аппетита. Есть у тебя что-то из этого? Нет? Значит, ты здоров. Иди и радуйся.
– Спасибо, – сказал Шалунов и пошёл к следующему кабинету.
– Видишь ты хорошо, даже самую нижнюю строчку. Зрение стопроцентное. И глаза у тебя здоровые, – сказал ему окулист. – Вот если бы у тебя буквы расплывались или глаза слезились, была бы резь или краснота, тогда можно было бы говорить о какой-то болезни. А сейчас всё в порядке.
В кабинете хирурга Шалунов узнал, что у него нет ушибов и травм, не опухли суставы и не растянулись связки. Невролог ему сообщил, что у него не кружится голова, не ослабла память и он хорошо спит по ночам…
Обойдя все кабинеты, Шалунов сдал карту в регистратуру и вышел из поликлиники.
Мимо крыльца на велосипеде ехал его приятель-одноклассник.
– Здорово, Шалунов, – сказал он, притормаживая.
– Привет, Баловнев, – отозвался тот.
– Ты что, заболел?
– Пока нет… Но скоро уже первое сентября.
– И что?
– Как – что? Пора к школе готовиться.
– Здесь? В поликлинике?!
– Конечно, – усмехнулся Шалунов. – А где мне ещё так подробно расскажут, как и чем надо заболеть, чтобы освобождение от школы получить?
Неизменный результат
– Сынок, прибери свою комнату, – попросила мама Шалунова в воскресенье утром.
– Игнат, наведи порядок в комнате, – сказала мама Шалунова в полдень.
– А ну-ка быстро принимайся за уборку! – воскликнула мама Шалунова в три часа дня. А вечером пригрозила: – Если ты сейчас же не приберёшься в комнате, не пойдёшь на открытие магазина. Будешь смотреть в окно, как другие веселятся, участвуют в конкурсах и получают призы.
– Ну мама! – испугался Шалунов. – Я ведь уже неделю этого жду!
– Я тоже много чего жду. Нет порядка в комнате – нет праздника, – твёрдо заявила мама. – И поторопись, у тебя всего полчаса.
Шалунов вздохнул. Ничего себе ультиматум! Праздник по случаю открытия магазина игрушек на их улице – дело давным-давно решённое и запланированное. А теперь получается, что за это надо заплатить уборкой комнаты?
Он с тоской огляделся. Ну мама даёт! Как можно за полчаса убрать то, что копилось всю неделю? Да тут и до ночи не управиться. Ой, морока! И вообще, как-то это неравноценно – уборка против праздника. Тяжёлое дело против лёгкого. Вот если бы так – одна уборка, а потом неделя веселья, развлечений и забав. Это было бы справедливо… Но с мамой разве поспоришь? Особенно когда она в таком опасном настроении.
Шалунов подобрал разбросанную по комнате одежду – пижаму, спортивный костюм, носки, школьные брюки, два свитера, резиновую шапочку, полотенце для бассейна и ещё кое-что по мелочи, – комом запихнул в шкаф и прижал дверцей. Подержал немного, отпустил. Дверца со скрипом отворилась и выплюнула ком одежды. Шалунов снова всё собрал, утрамбовал посильнее и вновь прижал дверцей. Осторожно отпустил. Кажись, получилось. Не открывается. Главное – не прикасаться к дверце. И не топать возле шкафа.
Теперь постель. Заправлять её нет смысла, всё равно через несколько часов спать ложиться. Можно сверху покрывало бросить, да и ладно. Залежи на письменном столе можно сгрести в ящики, а что не поместится… Куда девать то, что не поместится? А, вот же отличное место – на постель, под покрывало. А остальной мусор – фантики, пустые упаковки, огрызки – под кровать и под кресло.
Шалунов так умаялся за эти полчаса, что аж майка взмокла.
– Мам, я всё, – крикнул он из прихожей, лихорадочно обуваясь. – Я пошёл! Вон уже музыка заиграла.
– Погоди-ка, я проверю, – отозвалась мама из глубины квартиры. Судя по звуку, она направлялась в комнату сына.
– Ну ма-а-ам! – забеспокоился он. – Я уже опаздываю.
– Ничего, думаю, это не займёт много времени, – сказала мама, вошла в комнату и точным движением коснулась дверцы шкафа. Та радостно распахнулась…
В шесть часов начался праздник открытия магазина. На улице гремела музыка, скакали смешные клоуны, веселилась гурьба детей. Сидящий на подоконнике Шалунов смотрел на них через стекло и тоскливо вздыхал. Нет, ну нормально вообще? И работу сделал, и на праздник не попал!
Стоило мучиться, если результат всё равно тот же?
Сон во сне
Шалунов собирался в школу и никак не мог найти учебник истории. Он вывернул наизнанку школьный рюкзак, обшарил ящики стола, осмотрел полки стеллажа, даже под кровать заглянул – учебника нигде не было. Шалунов не мог понять: как же так? Куда мог пропасть учебник, если он со вчерашнего дня лежал на столе, возле настольной лампы? Шалунов точно помнил, что вечером положил его сюда, чтобы утром встать пораньше и выучить нужный параграф. А теперь учебник таинственным образом исчез, а с ним исчезла и надежда на хорошую оценку. Как не хочется снова получать двойку! Папа и так уже грозится спрятать ноутбук, пока учёба не наладится…
Вдруг затрещал будильник, и Шалунов подскочил в кровати. Фу-ух! Это, оказывается, был сон! Как здорово! Вот он, учебник, спокойно лежит на своём месте. И время ещё есть, чтобы его почитать. Шалунов умылся, позавтракал и уже собрался идти в школу, как вдруг обнаружил, что одна его кроссовка покрыта серой подсохшей коркой. Он сунул кроссовку под кран в ванной и стал мыть. Мыл-мыл, а грязь не исчезала. Раковина вдруг стала заполняться грязной водой, выплеснулась через край и полилась на пол. Шалунов в испуге стал крутить кран, но тот прокручивался и вода всё текла и текла…
Внезапно Шалунов открыл глаза. Он был в своей комнате, в постели. Ну ничего себе шуточки!
Он настороженно поднялся, направился в прихожую, осмотрел кроссовки. Чистые. Потом переместился в ванную и открыл кран. Никакого потопа, ничего не прокручивается, всё работает. Шалунов подозрительно потрогал воду, вздохнул и снова принялся умываться. Во второй раз.
– Представляешь, всё так реально было, – сказал он перед уроком Баловневу. – Я чувствовал и мокрую воду, и зубную пасту во рту, и холодный пол под ногами. Просто сон во сне какой-то. А может, я и сейчас сплю?
– Нет, сейчас не спишь, – ответил Баловнев. – Мы же в школе.
– Ну и что? Во сне я тоже не знал, что сплю. Вдруг и сейчас я вижу сон, и во сне ты мне говоришь, что это не сон.
– Сейчас проверим! – Баловнев больно дёрнул его за волосы.
– Ой! – воскликнул Шалунов, хватаясь за голову. – Ты чего?
– Не, точно не спишь, – уверенно сказал тот. – Во сне больно не бывает.
– А вот и бывает! Я сегодня во сне язык чаем обжёг. Я точно помню, как во рту горело. Так что и сейчас я тоже могу спать.
«Это сон. По-любому сон. Я сейчас проснусь, и всё будет в порядке», – твердил он про себя, когда его вызвали отвечать, а он не мог сказать ни слова. Конечно, это всё ему только снится. В реальности он наверняка выучил параграф, просто не помнит этого. Во сне всегда так: происходят события, которые ты не можешь объяснить и не помнишь, что было до них.
«Нет, это точно сон. Сейчас утро, и я всё ещё сплю в своей постели», – думал Шалунов, когда учительница выводила в его дневнике двойку. Пора бы уже и проснуться. Какой-то слишком долгий сон. И слишком подробный.
– Ну что, – сказал вечером папа Шалунова, посмотрев дневник, – мы с тобой договаривались? Будем убирать всё, что тебя отвлекает.
– Не сон, – вздохнул Шалунов и пошёл за ноутбуком.
Не вариант
Перед новогодними каникулами учительница музыки повела класс Шалунова в театр оперы и балета на постановку «Щелкунчика».
– Ребята, я прошу вас сидеть тихо, чтобы никому не мешать. Смотрите очень внимательно, не отвлекайтесь. На следующем уроке мы будем говорить об этой волшебной истории и чудесной музыке Чайковского, обсуждать представление и делиться впечатлениями, – сказала она и раздала всем билеты. – От этого зависят ваши четвертные оценки.
– У меня там пятёрка выходит, нельзя её портить, – сказал Шалунов Баловневу. – И это даже хорошо, что мы с тобой далеко друг от друга сидим. Будем молчать и смотреть.
– Это вряд ли. У тебя не получится молчать и смотреть. Ты ведь с Болтушкиной сидишь, – заявил тот, просмотрев билеты у себя и других. – У вас места рядом: у неё – одиннадцатое, у тебя – десятое.
– И что?
– А то, что я с ней уже сидел в классе, целую неделю, пока ты болел.
– И что?
– Что-что! У меня на той неделе пять записей в дневнике про болтовню на уроках и ужасное поведение… Не, с Болтушкиной сидеть не вариант. Поверь мне, ты пожалеешь. Лучше поменяйся с кем-нибудь, пока не поздно. Только не со мной. Я с ней больше не сяду.
– Что я, с какой-то Болтушкиной не справлюсь? – пожал плечами Шалунов. – Просто не буду обращать на неё внимания.
– Ну-ну, – усмехнулся Баловнев. – Как знаешь. Я предупредил.
Спектакль начался. Шалунов смотрел на сцену. Он не поворачивался в сторону Болтушкиной и постоянно ждал, что она начнёт его дёргать и отвлекать. Но она почему-то не начинала. Шалунов осторожно скосил глаза влево. Взгляд Болтушкиной был устремлён вперёд, она замерла, заворожённо следя за действием, и только слегка покачивала головой в такт музыке. И не делала попыток заговорить со своим соседом. Совсем никаких. Ну просто нагло игнорировала. Как будто его и не было вовсе. Как будто он пустое место.
Шалунов даже обиделся. Что это за пренебрежение к своим же одноклассникам?
– Эй, Болтушкина, – прошептал он. – Подвинься, ты весь подлокотник заняла.
Болтушкина повернулась и непонимающе взглянула на него.
– Ты мне мешаешь, – Шалунов пихнул её локтем. – Убери.
Та подвинулась и убрала руку с подлокотника. Молча. Не возразила, не возмутилась. Ни слова не сказала. И снова уставилась на сцену. Шалунов заметил упавшую программку, поднял и сунул ей в руки.
– Ты чего мусоришь? На, возьми и больше не роняй.
Болтушкина взяла листок, и снова молча. Даже не поблагодарила. Даже головы не повернула. Шалунов возмутился. Ну это уже совсем ни в какие ворота!
– Болтушкина, – вновь зашептал он. – А, Болтушкина?
Но та лишь недовольно отмахнулась. Как от надоедливой мухи. Шалунов совсем рассердился. С Баловневым, значит, можно болтать все уроки напролёт, а ему нельзя и слово сказать? Какое там слово, даже голову повернуть не хочет!
– Болтушкина, – Шалунов чуть повысил голос. – Ты зачем так надушилась? Дышать же нечем! Я сейчас чихать начну.
– Ничем я не душилась. Это не от меня пахнет, – прошипела Болтушкина в ответ. – От какой-нибудь тётеньки.
О, заговорила, обрадовался Шалунов. Ну то-то!
– Болтушкина, а тебе нравится спектакль?
– …
– Нравится?
– Что?
– Спектакль нравится?
– Да нравится, нравится…
– А ты Чайковского любишь?
– А?
– Любишь, говорю, Чайковского?
– Угу…
– А ты такую музыку сможешь сыграть?
– …
– Болтушкина!
– …
– Болтушкина, ты глухая? Слышишь меня?
– Да чего тебе?
– Ты сможешь вот это на своей скрипке напиликать? Па-па-па-па-а-а – па-бам…
– Шалунов, ты что ко мне пристал?! Дай посмотреть!!! – рассердилась Болтушкина и шлёпнула его программкой по макушке.
Он в ответ пихнул её локтем.
Она треснула его кулаком по коленке.
Он наступил ей на ногу.
Она обозвала его дураком набитым.
Он обозвал её чокнутой болтушкой…
На них отовсюду зашикали, а учительница, сидящая впереди через два ряда, оглянулась и обожгла их выразительным взглядом.
– Надо было меня слушать, – сказал Баловнев на следующий день, глядя, как учительница музыки записывает гневное замечание в шалуновский дневник. – Я тебя предупреждал: с Болтушкиной сидеть – вообще не вариант.
Далёкая экспедиция
Однажды Шалунов обиделся на родителей и решил отправиться куда-нибудь далеко, например в экспедицию на Крайний Север. Будут тогда знать, как ругать за оценки и не покупать крутой снегокат. Шалунов сел за стол и написал записку на большом альбомном листе:
Мама и папа! И брат! Я ухожу в экспидицию на северный полюс. Я заработаю много денег и сам буду покупать себе всё и даже снегокаты и однажды приеду на них к вам вгости. А пока прощайте и не ищите меня потому что север очень большой всё равно не найдёте только пропадёте.
Шалунов положил листок на стол и стал собираться. Загрузил в рюкзак хлеб, банку лимонада, яблоко, надел тёплый свитер, плотные штаны, взял лыжи – на севере без лыж никак! – и вышел из подъезда. Его встретили гулкий ледяной ветер, колючий снежный вихрь и жгучий мороз. Шалунов постоял немного на крыльце и повернул обратно.
Дома он снял пуховик, шапку, ботинки, свернул всё это в большой тюк и вместе с этим тюком, рюкзаком и лыжами залез под кровать. Ведь не обязательно действительно идти на Северный полюс, чтобы напугать родителей. Можно просто сделать вид, что ушёл. Так даже лучше. И сам в тепле и безопасности, и родители наказаны. Даже можно будет своими глазами увидеть их реакцию. Ох как сейчас они забегают…
Что ж, так им и надо!
Первой домой пришла мама. Когда её ноги показались на пороге комнаты, Шалунов замер и даже дышать перестал. Мама подошла к столу, судя по бумажному шелесту, взяла листок, постояла немного и вышла.
Шалунов был разочарован. И это всё? Ни криков ужаса, ни звонков в полицию? Им что, всё равно?!
Он пролежал под кроватью очень долго. Слышал, как вернулись брат, а следом папа. А потом из кухни потянулись дразнящие ароматы. Запахло чем-то вкусным. Вот нормально, негодовал Шалунов. Сын неизвестно где, а они спокойно ужинают как ни в чём не бывало. Просто безобразие! Он вообще для них пустое место, что ли?
Раздосадованный Шалунов выбрался из-под кровати и пошёл на кухню. Папа с братом сидели за столом, а мама раскладывала по тарелкам свои фирменные котлеты.
– А, сынок, ты уже вернулся? – спросила она. – Садись ужинать.
Шалунов мрачно подошёл к своему месту и сел.
– Игнат, знаешь что? В следующий раз не бери с собой в экспедицию лыжи, – сказала мама, ставя перед ним тарелку. – А то их из-под кровати видно.
Физика
Зимние каникулы класс Шалунова проводил в оздоровительном лагере за городом. Ребята жили в тёплом двухэтажном здании, гуляли на свежем воздухе, посещали разные секции и кружки по интересам. А Разумовский вдруг пошёл и записался на курс «Занимательная физика».
– И зачем тебе эта физика? – поинтересовались Баловнев и Шалунов. – Она только в седьмом классе начинается.
– Так интересно же, – ответил Разумовский. – Вот вы, например, знаете, какая вода быстрее потушит пожар – холодная или кипяток?
Шалунов и Баловнев переглянулись и покачали головами.
– А знаете, почему гудят провода на линии электропередач? Или где пароход больше погружается в воду: в пресной реке или в солёном море? Или почему люди дрожат, если замёрзли?
– Из-за холода и дрожат, – фыркнул Шалунов. – А провода на то и провода, чтобы гудеть.
– Нет, это всё физика, – сказал Разумовский. – Она же везде вокруг нас…
– Ерунда всё это, – перебил Баловнев. – Ненужная информация. Вот мы с Шалуновым на рукопашный бой ходим. Это полезно и в жизни пригодится.
– Ага, – согласился Шалунов. – Например, нападут на нас хулиганы, а мы – раз! И уложим их крутым приёмчиком. А как твоя физика может пригодиться?
– Да ну вас, – махнул рукой Разумовский и отошёл от них.
Как-то вечером в палате мальчиков разгорелся сыр-бор из-за банки сгущённого молока, которую нечем было открыть. Ни у кого не оказалось консервного ножа, как, впрочем, и обычного. Тут Шалунов вспомнил про гвоздь, который подобрал у кружка юных техников. Гвоздь вымыли с мылом – мало ли где он валялся, пока не оказался у Шалунова, – приставили остриём к поверхности банки и ударили по шляпке найденным на улице кирпичом. Получилась вполне симпатичная круглая дырка, довольно широкая, в которую засунули трубочку из-под сока. Но сгущёнка по этой трубочке в рот почему-то не поступала. Банка пошла по кругу, но никто так и не смог вытянуть ни капли.
– Что такое? – Баловнев перевернул и потряс банку. – Почему не течёт?
– Может, слишком густая? – почесал в затылке Шалунов.
– Можно расходиться, – разочарованно сказали одноклассники. – Пирушки не будет.
Тут вперёд вышел Разумовский. Он взял гвоздь и кирпич и одним ударом пробил в поверхности банки ещё одну дыру, напротив первой. Потом протянул банку Шалунову. Тот недоверчиво припал губами к трубочке и расплылся в удивлённой улыбке.
– Теперь течёт! Фантастика!
– Физика, – пожал плечами Разумовский.
Самый короткий путь
Мама Шалунова ехала с рынка с тяжёлыми сумками и попросила сыновей встретить её на автобусной остановке, которая находилась довольно далеко от дома. Шалунов со старшим братом узнали у неё номер автобуса, в который она села, вышли из дома и направились через дворы к шоссе.
– Мы слишком рано идём, – сказал брат Шалунова, тыкая пальцем в свой телефон. – Вот, смотри, где автобус.
– Ничего себе! Ему ещё ехать и ехать, – присвистнул Шалунов, глядя на движущуюся точку на экране. – Может, вернёмся?
– Ну вот ещё! Полпути прошли. Лучше пойдём помедленнее.
Ребята замедлили шаг. Плелись, едва переставляя ноги. Но автобус на экране телефона двигался ещё медленнее.
– Он доедет до места только через шестнадцать минут, – с досадой сказал брат Шалунова. – А мы дойдём уже через пять. Ну, от силы шесть. Если хорошо постараться.
– Нам что, придётся целых десять минут на остановке торчать?
– Видимо… О, а давай сюда свернём? Длинным путём пойдём.
Шалунов посмотрел на переулок, куда показывал брат, и покачал головой.
– Не, здесь короче.
– В смысле – короче? Здесь длиннее.
– Да нет же, короче. Я здесь уже ходил.
– Да как короче-то? Мы же пойдём вокруг, в обход?
– Ну да.
– Обогнём целый квартал и выйдем к остановке с другой стороны?
– Ага.
– Значит, у нас на это уйдёт больше времени.
– Нет, – упорствовал Шалунов. – Здесь слишком быстро получится, точно говорю.
– Не говори ерунды, – махнул рукой брат и свернул в переулок. Шалунов пожал плечами и пошёл за ним.
Не успели они сделать и десяти шагов, как откуда-то сзади выскочила большая лохматая дворняга. Она угрожающе зарычала и рванула к братьям.
– Бежим! – вскричал Шалунов, дёргая брата за рукав.
Они сорвались с места и, подгоняемые оглушительным лаем, стремительно помчались вперёд. Злобная дворняга преследовала их до конца переулка и отстала, лишь когда они выскочили к остановке. До прибытия маминого автобуса оставалось целых тринадцать минут.
– Я же говорил, здесь короче, – сказал Шалунов, дыша открытым ртом. – А ты не верил.
След в истории
– Этот писатель оставил неизгладимый след в истории, – сказала учительница на уроке литературы, рассказывая о творчестве Чехова. Шалунову это выражение так понравилось, что он поднял руку и спросил:
– А обыкновенные люди могут оставить след в истории? Или только великие?
– Все великие люди сначала были обыкновенными, – ответила учительница. – Чехов, например, был самым обычным мальчиком в простой русской семье, а Лермонтов, про которого мы с вами уже говорили, родился очень слабым и много болел в детстве… Но в процессе своей жизни эти обыкновенные люди совершили нечто великое, запоминающееся, и спустя многие годы и даже столетия мы о них помним.
Шалунов обрадовался. Он ведь тоже обычный человек, тем более часто болеет – аж два раза в год. Значит, и у него есть шанс прославиться. Он попытался писать стихи, как Лермонтов, потом рассказы, как Чехов, но ему это быстро наскучило. К тому же книги – это не то. Надо, чтобы «следы» всегда были у людей перед глазами, чтобы их видели все, а не только те, кто ходит в библиотеку. Чтобы они были на всеобщем обозрении, прямо на улице, чтобы ими можно было полюбоваться, потрогать их и сфотографировать.
– Пап, какой ещё бывает след в истории? Ну, кроме книг? – спросил он.
– Ну, например, дом, мост, скульптура, даже посаженное дерево, – сказал папа. – Мы смотрим на них и вспоминаем их создателей.
Шалунов вздохнул. Скульптура и дерево – это, конечно, здорово, но слишком долго и сложно. А славы и известности хочется прямо сейчас.
Однажды Шалунов опаздывал в школу, решил срезать путь и рванул напрямик через сквер. Выскочив с газона на тротуар, он почувствовал, что его нога увязла в чём-то мягком. Он опустил голову. Ужас! Его кроссовка погрузилась в горячий, только что положенный асфальт. Шалунов рванулся, выдернул ногу, выскочил на тротуар и застонал от досады. Что за невезение! Любимая кроссовка была облеплена чёрной крошкой, которая не оттиралась ни травой, ни пожухлой листвой, ни щепкой.
Только папа вечером смог её оттереть какой-то пахучей жидкостью. А мама долго ворчала, что сын не смотрит под ноги.
На следующее утро, проходя мимо того злополучного места, Шалунов увидел в застывшем асфальте свой чёткий след.
– Это кто ж такое сотворил? – воскликнул один из прохожих.
– Да балбес какой-то, – отозвался второй прохожий. – Увековечил свою ходулю.
– Да уж… Долго нам ещё любоваться на эту красоту, – покачал головой третий.
Шалунов пошёл дальше, радостно улыбаясь, – вот она, слава!
Автохарактеристика
Шалунов страдал и маялся над учебником немецкого языка. Он переводил прилагательные, обозначающие качества человека, и выписывал их в тетрадь в две колонки: положительные в одну, отрицательные в другую. Надо было срочно исправлять две последние тройки по иностранному языку, а то папа уже начал намекать на негативные последствия. Поэтому Шалунов решил выполнить ещё одно задание – написать на себя характеристику, – хотя «немка» предупредила, что это задание необязательное, только по желанию. И обещала добавить к оценке балл за «желание» и балл за правдивость. По расчётам Шалунова, пятёрка была ему обеспечена – ну не настолько же он бестолковый, чтобы описать себя меньше чем на трояк.
С внешностью он справился быстро – что там описывать-то? Глаза серые, волосы короткие, рост высокий… Хотя нет. Если честно, не такой уж он и высокий: на физкультуре в середине стоит. Даже не в середине, а ближе к концу. Шалунов вздохнул и решительно исправил «высокий» на «невысокий». Правда так правда. Особенно если за неё лишний балл светит.
