Любовь на кончиках пальцев

Ресторан встретил меня волной тёплого воздуха, запахом дорогих духов, трюфелей и лёгкого напряжения. Звуки рояля, смешанные со звоном бокалов и приглушёнными разговорами. Я почувствовала себя щепкой, брошенной в омут. Официант, безупречный как манекен, проводил к столику у огромного окна, за которым мокли огни ночной Москвы. «Он любит наблюдать». Значит, я – на виду. Экспонат под стеклом. Какая прекрасная метафора…

Я заказала минеральную воду и салат, делая вид, что изучаю меню, а на самом деле сканируя зал. Оценка обстановки… Выходы… Персонал… Гости… Мозг работал на износ, раскладывая реальность на оперативные слайды. Пожилая пара в углу – безопасно. Компания бизнесменов – громкие, невнимательные. Одинокий мужчина за столиком напротив… Сердце ёкнуло… Высокий, дорогой костюм сидел на нём безупречно. Но не он… Моложе… Слишком самоуверенный взгляд. Не та мощь, не та глубина. И тогда я почувствовала его. Прежде чем увидела. Волна холодной концентрации, исходящая откуда-то справа. Медленно, будто нехотя, повернула голову.

Он сидел в полутьме у колонны, почти сливаясь с тенью. Столик небольшой, на одного. Перед ним – бокал красного вина, нетронутый десерт. Он не смотрел прямо на меня. Его взгляд скользил по залу, спокойный, аналитический, как сканер. Но я знала – он заметил меня с момента входа. Каждая моя мышца напряглась под платьем. Дворцовский… Он был даже внушительнее, чем на фотографиях. Широкие плечи, мощная шея. Лицо – резкое, с сильной челюстью и глубокими складками у рта. Не красивый, но… Магнетический. Властный… Взгляд, когда он на миг задержался на мне, был подобен рентгену – быстрый, всепроникающий, лишённый эмоций. Профессиональная оценка угрозы или объекта? Я заставила себя опустить глаза, сделать вид, что поправляю салфетку. Руки не должны дрожать. Дыхание ровное. Сердце, замолчи!

Официант принёс мой салат. Я взяла вилку, стараясь двигаться плавно, как на сцене. Каждый кусочек казался безвкусным. Я чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и неотступный, даже когда он смотрел в сторону. Он изучал… Считывал… Видел ли он балерину? Или чуял волка в овечьей шкуре? Прошло вечность… Он не делал ни одного движения, чтобы подойти. Просто наблюдал… Как хищник у водопоя, оценивающий добычу. Моё нутро сжималось от напряжения. Это была пытка. Игра в молчаливую войну, где первым проиграет тот, кто не выдержит и дрогнет. И тут он пошевелился… Не спеша, поднял руку, поймав взгляд официанта. Тот мгновенно подлетел. Дворцовский что-то сказал ему, тихо, кивнув в мою сторону. Официант поклонился и направился ко мне. Кровь ударила в виски. Что?

– Мадемуазель, – официант почтительно склонился, – господин Дворцовский просит передать вам его комплимент. Он был очарован вашей красотой. Он считает, что такой прелестный цветок заслуживает большего, чем ужин в одиночестве. Он просит разрешения предложить вам бокал шампанского.

Комплимент? Шампанское? Идеальный, вежливый ход. Не нарушающий дистанцию, но бросающий крючок. И главное – он зацепился за меня! Значит, был пойман точно на такой же крючок. Холодный пот выступил на спине. Я подняла глаза. Дворцовский теперь смотрел прямо на меня. Его лицо было непроницаемо, но в глазах – тень чего-то… Интереса? Любопытства охотника? Он чуть заметно поднял свой бокал в молчаливом тосте. Мой ответ должен был быть безупречным. Балерина, смущённая вниманием влиятельного незнакомца. Не агент, получивший первую леску. Я позволила лёгкому румянцу окрасить щёки, робко улыбнулась и кивнула официанту.

– Спасибо. Передайте господину Дворцовскому, что я польщена, – проворковала и хлопнула пушистым веером ресниц.

Официант удалился. Через минуту на моём столе стоял хрустальный фужер с игристыми пузырьками. Я взяла его, пальцы чуть дрожали. Подняла взгляд. Он всё ещё смотрел. Я изобразила смущённую улыбку и сделала крошечный глоток. Холодное шампанское обожгло горло. Он ответил едва заметным наклоном головы. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Не тёплой… Оценивающей… Удовлетворённой…

Первый контакт состоялся. Он бросил наживку. Я клюнула… Игра пошла по его правилам. Но в этом была моя сила. Он должен чувствовать себя хозяином положения. Пока не станет слишком поздно. Я отпила ещё глоток, глядя в окно на мокрые отражения огней. Где-то там, в ночи, куратор слушал, наблюдал. Но здесь, в шикарной ловушке премиального ресторана, я осталась один на один с хищником. И моим оружием был не пистолет под платьем, а смущённая улыбка, бокал шампанского и рыжие волосы, блестевшие в мягком свете ресторанных люстр. Любовь начиналась с шампанского и взгляда через зал. А смерть… Смерть терпеливо ждала своего часа в тени колонны. Я сделала ещё один глоток, ощущая, как холодная ясность оперативного расчёта накрывает панический страх. Первый шаг был сделан…

Глава 8.

Grand

é

cart

Стены пансиона встретили меня не тишиной, а знакомым гулом – стонами растягивающихся у станков, резкими окриками преподавателей, визгом паркета под пуантами. Возвращение в эту казарму после ночи в «свободе» и шампанского с тенью Дворцовского было как ледяной душ после жаркого пекла. Эйфория от сцены и адреналин от встречи сменились тягучей, знакомой усталостью во всех костях. И тревогой… Глубокой, как старые шрамы, которые никогда не затянуться и навечно останутся, напоминать о наболевшем. Я едва успела переодеться в тренировочное трико, как ко мне подскочила запыхавшаяся десятиклассница, Лиза.

– Наташ! – ухватив меня за руку, она едва смогла отдышаться, а её глаза были круглыми от страха. – Тебя к нему! Срочно! В кабинет!

В пансионе балетного искусства и грации не требовалось уточнений, в какой кабинет и куда тебя могли вызывать с таким выражением на лицах пансионок. Куратор… Виктор Сергеевич… Ледяной комок сформировался под ложечкой. Так быстро? Значит, наблюдали… Следил… Контролировал первый контакт с жертвой. Им всё было известно о шампанском, о взгляде через зал. О том, как я «клюнула». Я кивнула Лизе, стараясь, чтобы голова не моталась из стороны в сторону, как у безвольной куклы, и пошла по длинному, знакомому до боли коридору.

Зеркала отражали бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Балерина после триумфа? Скорее – загнанный зверь в капкане, который не знал, как поступить, да и лапу отгрызать было слишком поздно. Кабинет Виктора Сергеевича пах дорогим табаком, кожей и властью. Он сидел за массивным столом, спиной к окну, за которым шёл проливной дождь, превращая двор пансиона в серое месиво. В руках у него была тонкая папка – моё досье? Отчёт о вчерашнем вечере? Он не поднял головы, когда я вошла и встала по стойке «смирно», как учили.

– Закрой дверь, – его голос был ровным, без интонаций.

Хуже крика… И немедленного расстрела. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Тишина стала густой, давящей. Он медленно перелистывал страницы, будто меня не существовало. Каждая секунда тикала в висках оглушительным гулом крови. Я чувствовала, как капли дождя стекали по стеклу, словно барабаня по моей спине, хотя это был всего лишь холодный пот. Он знал… Знал… Наконец-то, мужчина отложил папку. Поднял глаза… Взгляд – не рентгеновский, как у Дворцовского, а пронизывающий до самых нервов, подобно хирургическому скальпелю. Холодный, острый, режущий до кости…

– Ну что, Соколова, – он произнёс моё имя с ядовитой сладостью. – Повеселилась вчера? Попила шампанского под джаз в «Гранде»? Чувствуешь себя звездой?

В это мгновение сердце буквально упало в пятки, не желая вновь начинать свой бег и выдавать моей растерянности. Страх парализовал и сковал по рукам и ногам. Я открыла рот, чтобы сказать что-то про задание, про контакт, но он резко прервал жестом, даже не дав заговорить.

– Молчи! – его голос оставался тихим, но в нём зазвенела сталь. – Ты понимаешь, на какую ниточку ты поставила всю операцию? На каком лезвии ты танцуешь?

Он встал, медленно обошёл стол. Его тень легла на меня. Он остановился в шаге. Слишком близко. Я чувствовала запах его дорогого одеколона, смешанный с табаком. Он не кричал. Он шипел. Бросил на стол распечатку – смазанное фото из ресторана: я за столиком, моё лицо в полупрофиль, бокал в руке. И чуть в стороне, в тени – силуэт Дворцовского за его столиком.

– Ты получила приказ: быть естественной, – куратор сделал паузу, и его глаза сузились, впиваясь в меня. – Наблюдать… Вписаться… Где в твоём вчерашнем поведении была «естественность»? Где! Ты вышла туда, как на парад! Как на сцену! С развевающимися рыжими знамёнами! Ты сияла своей доступностью! Он – не слепой дурак с улицы! Он профессионал высшего класса! Он видит игру за версту! И что он видит? Молодую, явно не по средствам одетую балерину, одиноко сидящую у окна в «Гранде»? Нет! Он видит приманку! Слишком яркую, слишком нарочитую! Ты думаешь, он поверил в твоё «смущение»? Он увидел плохую актрису! Он увидел куклу, которой дёргают за ниточки! И знаешь, что это значит?