Хищники и динозавры

Анна Никитенкова

Хищники и динозавры

Глава 1 – Встать после падения

«Самый большой враг в жизни человека – это он сам» – вспомнила я золотые слова Будды. В центре Москвы золотая осень рассыпала драгоценные листья, лучи солнца то и дело пробивались сквозь небольшие тучки. Привычку опаздывать у меня отбили еще в раннем детстве, как говориться раз и навсегда. Я шла на прием к психологу, на ходу думала о предстоящей встрече, гадала какую тему мы затронем на этот раз и чуть не проскочила мимо.

      По прошествии нескольких месяцев после смерти отца я действительно стала понимать, что не могу прейти в душевное равновесие. На этот раз «сметана не взбивалась», если провести аналогию с известной сказкой, как бы я не шевелила лапками. Так я про себя окрестила душевные, ментальные и даже физические потуги обрести то самое равновесие. Не сбавляя хода, я буквально влетела в кабинет, вежливо поздоровалась и присела на низенький диванчик. Надежда Алексеевна посмотрела на меня удивленным взглядом, дождалась, что я переведу дух и успокою дыхание, а затем спросила о самочувствии и графике, где я должна нанести на линию прожитых лет свои самые значительные, с моей точки зрения события. Или как я назвала ее шкала грешной жизни. «Почему сразу грешной» – она отреагировала по-своему: «Это всего лишь твой путь и опыт. Ошибки совершают многие, и не надо их бояться! И что стоит за каждым из них?» – продолжала она рассуждать, разглядывая страницу в большой тетрадке, где аккуратно, по линеечке я прочертила линии, падающие то вверх, то вниз.

Василий Викторович, мой новый начальник сам связался с Надеждой Алексеевной, заметив, что со мной твориться что-то не ладное. Он не стал скрывать от меня своих выводов, сделав без апелляционное заявление: «Вы девушка явно не в себе! Совершенно не адекватны! Что с вами?» Я смотрела на него испуганным взглядом, пытаясь сообразить, что мне сейчас делать, что говорить, а главное понять, что же позволило генералу в отставке, а ныне владельцу крупной строительной компании сделать такие нелестные выводы. Я всегда была достаточно умна и наблюдательна, а главное объективна к собственной персоне, чтобы не понимать, что начальник просто так говорить не будет. «Глазки, испуганные мне, тут строить не надо» – грубо пресек он мою попытку надавить на жалость: «Я ведь и из компании могу за две минуты вышвырнуть! Мне тут долбанутые сотрудники не нужны! У самих хватает!» – обвел он взглядом офис и сквозь прозрачную перегородку посмотрел на сидящих за компьютерами людьми. Я молча покачала головой, так и не решив, что можно сказать в свое оправданье. «Ефросинья» – обратился он ко мне полным именем: «В молчанку играть не будем.» Я кивнула и невнятно произнесла: «Язык орган маленький, но многие жизни погубил.» «А!»– протяжно протянул он и с шумом поставил чашку на стол: «Мы еще и Омаром Хайямом прикрываемся! Еще поумничаешь и точно свою пятую точку погубишь! Это я тебе обещаю!» Офис, услышав шум в кабинете начальника тут же притих, в надежде понять, что же там происходит. С генералом в отставке работать не просто, но те, кто проходил его школу и свыкался с мыслью, что так будет всегда, сотрудничали с ним годами, хотя что скрывать, текучка была огромная. Многие тут же подумали, что и меня ждет таже учесть. Некоторые тяжело вздохнули, правда скорее про себя, не показывая окружающим, что очередной офис – менеджер, пятый или шестой по счету скоро уволиться. Я им вроде понравилась и за короткое время зарекомендовала себя с хорошей стороны. Как ни странно, Василий Викторович протянул мне салфетку, утереть набежавшие слезы и я сбивчиво описала ему положение дел. Офис притих, расслышать наш разговор у них так и не получилось.

Мой рассказ в общем то ничем особым его не удивил. Безрадостная жизнь с деспотичной матерью, братом алкоголиком и малолетним сыном. Чем-то я его зацепила, да и внутренний голос подсказал, что у меня есть шанс справиться со сложившейся ситуаций. После того, как я окончательно успокоилась, он взял в руки мобильный телефон и после долгих и протяжных гудков услышал чарующий голос Надежды Алексеевны. Расплывшись в улыбке, он не свойственным для него тембром произнес: «Категорически приветствую! Все-таки офицер» – выразительно взглянув на меня продолжал он объясняться с психологом: «Да и человек скорее всего не поганый. Приезжайте прямо ко мне, буду рад вас увидеть» – закончил он предложение. Надежда Алексеевна его поблагодарила, прекрасно понимая, что это очередной предлог с ней пообщаться, но и от потенциального клиента отказываться ей не хотелось.

Покидая кабинет, я заметила заинтригованные взгляды сотрудников, сделав отрицательный жест попыталась пресечь попытки наиболее любопытствующих товарищей. Я молча села за свое рабочее место и сосредоточилась на входящей корреспонденции. Незаметно для себя я вспомнила год, когда устроилась на службу в милицию и там почти сразу отметили мое явно неадекватное поведение, связанное с бывшим мужем, он после развода терроризировал меня постоянными ночными звонками, как по телефону так в дверь, угрозами, шантажом и открытым преследованием. Как только я выходила из подъезда, он как тень следовал за мной до самых ворот отделения, что послужило первыми пересудами в отношении моей персоны. Прошло больше десяти лет, да и бывший муж умер. История повторялась, только мучали теперь самые близкие.

Василий Викторович с первого дня знал, что я вряд ли останусь у него в офисе, слишком далеко добираться и все же решил помочь, тем более я пришла к нему по рекомендации. Он совершенно не занимался какой-либо благотворительностью, но людей с пагонами уважал и считал своим долгом поддерживать условное братство.

Внимательно выслушав Василия Викторовича, я, впрочем, не спешила звонить психологу, решив поработать над собой, тщательно выверяя свое поведение. «Надо быть как все, убрать с лица затравленный взгляд, чаще улыбаться, перестать дергаться» – как мантру повторяла я про себя каждый день с утра и до вечера. Я даже попыталась визуализировать как отталкивается двумя ногами от дна. Такой прием я придумала еще много лет назад, вспомнив однажды как чуть не утонула и тот трюк помог мне доплыть до берега. В этот раз ноги завязли глубоко в иле. Я это отчетливо поняла, когда через две недели Василий Викторович вновь позвал меня в кабинет и в ультимативной форме заставил связаться с Надеждой Алексеевной. «Вот и вся твоя психически не развитая натура вылезла» – выслушав как заикаясь я разговаривала по телефону, заключил взрослый мужчина. «А почему ты совершенно не улыбалась? Я же приказывал! Иди отсюда» – он грубо вытолкнул меня в чрево бурлящего офиса.

Первая встреча с Надеждой Алексеевной в переговорной комнате произвела на меня хорошее впечатление. Это мой первый и надеюсь последний опыт обращения к психологу. Василий Викторович с широкой улыбкой провожая Надежду Алексеевну, недобро взглянул и я поспешила убраться с глаз долой.

      Надежда Алексеевна долго разглядывала мой график, водила по нему линейкой сопоставляя годы жизни и описание запавших в душу событий. «И так я смотрю в восемь лет график падает вниз, потом идет ровно, а с двенадцати по семнадцать просто зашкаливает! Поясни.» Я с интересом посмотрела на свои же стрелочки, как будто видела их в первый раз. «Так это отец взял меня в экспедицию, и я шесть лет провела как в раю» – удивленно подняв брови, я сама не заметила, как так получилось, что стрелки взлетели вверх. А вот опытный взгляд подобные вещи не упустил из виду. «Потом идет небольшое падение, а затем взлет.» «Да, те годы были просто прекрасными на радиорынке» – пауза затянулась. «Снова взлет.» «Это я замуж вышла.» «Падение – это развод?» Я кивнула. «Снова взлет.» «В органы поступила, отца своего сына встретила.» «Потом снова падение.» «Он меня бросил и мне пришлось сына самой воспитывать.» «Падение затянулось!» «Времена сложные, он родился больным ребенком…» «Тут взлет идет.» «Я вышла из декретного отпуска.» «Понятно… Долго шел этот устойчивый период.» «Да! Пока не пришлось уволиться из органов…» «И с тех пор я вижу падение, вплоть до отрицательных значений.» «Это отец умер и пошло-поехало.» «Я смотрю стрелка вверх не особо у тебя поднимается.» «А куда ей расти, если совсем нет радости. Денег нет! Отношений нет! Одна ругань и упреки от матушки.» «У тебя не закрыты сейчас основные базовые потребности» – подвела итог Надежда Алексеевна. «Это какие?» «Все те же, что ты мне сейчас озвучила. Нормальные личные отношения, здоровье и деньги. Вот посмотри, где у тебя раньше стрелка зашкаливала, все было в твоей судьбе, ведь правда?» Я на короткое время задумалась и полностью с ней согласилась: «Так как быть?» «Вот этим мы и займемся!» В конце сеанса Надежда Алексеевна дала мне дурацкое задание написать сто своих достижений и сто желаний. Я совершенно не понимала, на что сейчас трачу свою время и последние деньги в кармане.

Мы тепло попрощалась, и я не спеша пошла в сторону метро. Уже стемнело, дул прохладный ветерок, а в голове вереницей шла череда достижений и провалов, горя и радости, на иное фантазии так и не просыпалась. «Неужели у тебя нет воображения?» – вспомнила я ее удивленный возглас, когда сказала, что ничего не могу придумать. «Что, сумочку купить новую? Поцелуй любимого мужчины? Море. Солнце. Совсем ничего?» – крутились в голове элементарные вещи.

«Совсем ничего» – сокрушенно думала я и по дороге домой безостановочно лила горькие слезы. «Все слезы мы льем по себе» – вспомнила я цитату из одной книги и действительно поняла, что маятник дошел до упора. Все, о чем я сейчас мечтала, что, когда ни будь в моей жизни не будет пьющего брата и истеричной матери, а о косметике или ресторане речи вообще не шло. Я как будто похоронила себя заживо. Домой я добралась в ужасном душевном состоянии и снова поругалась по телефону с матерью. А ночью мне стало совсем плохо, и я в первый раз вызвала скорую помощь. Трехкомнатная квартира погрузилась в полную темноту, слышался звук тикающих часов на кухни, не было никого, кто бы подал пресловутый стакан воды или просто открыл дверь фельдшеру. И я пожалела себя еще больше. На дворе стоял август и мать с моим сыном, а заодно и не работающим братцем отдыхали на даче. Через сорок минут приехала скорая, мне померили давление и сказали, что опасений для жизни нет. «А как же сердце» – не унималась я, показывая в область груди. «Сердце!?» – многозначительно произнес крупный дядька: «Понервничали небось, вот оно и разболелось, попейте по десять капель валокордина утром и вечером, а лучше всего сходите к невропатологу. Мой вам хороший совет» – сказал он мне перед уходом.

С утра я позвонила Василию Викторовичу и предупредила, что ночью мне стало плохо. Он так и не добился вразумительного ответа, что все-таки со мной случилось и посоветовал хотя бы отлежаться. На этом я повесила трубку и легла обратно под одеяло, не смотря на жару меня немного потрясывало. А еще через час позвонила неугомонная Надежда Алексеевна и спросила, как продвигается список. «Какие желания?» – я искренне возмутилась, все еще ощущая боль в области груди. «Обыкновенные!» – ответила та, как ни в чем не бывало: «как раз самое время этим заняться.» На это я мысленно повертела пальцем у виска, намекая на полное «ку-ку»! Я так сильно испугалась за свое самочувствие, что не стала возражать и спорить, решив, что пока обойдусь без мифических желаний. «Тут бы выжить» – поймала я себя в зеркале с кривой ухмылкой: «Вот оно первое и пока единственно, что по-настоящему я хочу!»

Я поднялась с постели, не стала делать зарядку и не спеша отправилась в поликлинику, где мне рассказали, что невропатолога у них в штате нет, есть только дежурный доктор. Тяжело вздохнув, наряду со всеми я примостилась на узенькой лавочке. Через два часа, перечитав журнал и газету неприступный кабинет раскрыл для меня свои двери. Медсестра, даже не спросив с какой жалобой я пожаловала к ним и толком не взглянув, начала выписывать направления на анализы и лишь услышав горестный рассказ про ночную встречу со скорой, врачиха отвлеклась от компьютера и посмотрела мне прямо в глаза: «Больничный нужен?!» «Нет» – покачала я головой. «А зачем пришли?» – недоуменно возопила медсестра. «Так плохо же. Что тут непонятно?!» – показала я в область груди, где под тонкой кофточкой билось мое неугомонное сердце. Дежурный врач все же решила померить мне давление, а заодно провести визуальный осмотр. Давление оказалось в норме, в принципе, как и сам пациент: «Купите в аптеке валерьянки и успокойтесь» – вынесла она свой вердикт и как ни в чем не бывало отвернулась к компьютеру. Я потрясенно смотрела на нее: «И это все?» «А что еще?» – ее начала раздражать моя назойливость: «От больничного вы отказались.» Медсестра растерянно держала в руках направление на анализы, врач сердито махнула на нее рукой, и она нехотя вложила их в мои руки. «Сдавайте анализы, записывайтесь ко врачу. Можете к кардиологу! Невропатологу! Кому хотите» – и выпроводила меня из кабинета.

      Я обошла всех врачей, что мне посоветовали и вновь попала на прием к дежурному терапевту. «Вы же абсолютно здоровый человек! Посмотрите на себя в зеркало! Нам бы ваши проблемы, деточка! Не отвлекайте нас по пустякам» – только и смогла произнести врач, рассматривая результаты моих анализов и хождения по специалистам.

Еще больше потрясенная, чем в первый раз, я вышла из поликлиники и пошла, обратно домой забыв про ноющую боль в области груди, в голове звучала лишь одна фраза: «Абсолютно здоровый человек!» Вечером позвонила Надежда Алексеевна и спросила, как продвигается список. Я рассказала ей последние новости. «Вот и славно! Значит один из основных базисов в норме! А теперь зачитай мне свои желания!» «Я только штук двадцать записала» – жгучая стеснительность залила меня изнутри и захотелось, как-то избежать назойливого внимания. На одиннадцатом желании «родить второго ребенка» – она строго спросила: «Кого?» «Ребенка!» – недоуменно ответила я. «Мальчика или девочку?» «Дочь конечно»– я возмутилась так, как будто это было само собой разумеющимся. «И так держать, везде даты, ссылки и уточнения. Не надо нам размытых желаний, понятно!?» «Понятно» – и тут я повеселела, как будто незримый тумблер щелкнул у меня изнутри. «Ерунда какая-то! А как работает» – ловила я себя на посветлевших мыслях А уж когда я приступила к написанию ста своих самых значительный достижений, тут уж в пору продлевать его гораздо длиннее!

Те года, что шли у меня сплошной линией счастья не давали покоя Надежде Алексеевне и она попросила описать их. Вначале я попыталась возразить, что вряд ли получиться, она аккуратно подтолкнула: «Надо попробовать! Сочинения в школе писала?» Я утвердительно покачала головой. «В милиции своей и вовсе только этим и занималась?» Воспоминание о некогда любимой работе резанули по сердцу и тяжело вздохнув, я промолвила: «Контора пишет!» «Вот и умница! И ты пиши! Жду с нетерпением!»

Вполне здраво я рассудила, что дорога занимает у меня много часов, которые я все время проводила за книгой: «А теперь будет ручка с тетрадкой, благо у сына их много валяется!» И как прилежный ученик принялась описывать детство. И чем глубже я погружалась в прошлое, тем отчетливее понимала, откуда идут большинство проблем моей взрослой жизни. Вначале это повествование содержало скупое описание людей и событий. По мере продвижения рассказа, мне захотелось описать все в художественной манере, а за главную героиню сделать себя любимую, раз уж психолог сказал, что нужно вначале разобраться с собой, а затем и до остальных членов семьи добираемся. В полотно своего произведенья мне вольно и невольно пришлось вплести все нити своей небольшой, но как оказалось, очень насыщенной жизни, со множеством событий и встреч. Я достала из коробки старые дневники, что вела в тот период. После чего моя жизнь, как и собственная личность, открылась мне совершенно по-новому. Перечитывая страницы, что смогли уцелеть за годы беспощадной собственной цензуры и времени, я смотрела на себя со стороны и не понимала, как я могла даже подумать, что меня ждет беспросветное будущее! «Успокойся» – на следующем сеансе подбодрила меня Надежда Алексеевна: «И более сильные люди ломаются! Жизнь пройти, не поле перейти!»

Из моего детского дневника: «Сейчас читала биографии писателей, поэтов. Фета, Рылеева, Грибоедова, Льва Толстого. У меня появилась такая мания. Я не знаю, что я в них ищу. Быть может примеры как жить, может ради интереса. Мы многое узнаем быстрее, чем люди раньше, быстрее вступаем в противоречивый мир. Лев Толстой оставил свои дневники. Вот что нужно изучать и как строить внутренний мир. Личность может быть сама по себе произведением. Наверное, не все понятно в этой фразе даже мне самой. От общения с личностью, как от прочтения прекрасного произведения можно вырасти, стать богаче. Что деньги? Я, конечно, не отказалась бы иметь приличную сумму, но пока важнее обрести знания и укрепить душу, а там может и деньги появиться.»

У меня не было достаточного количества денег, любимого человека и нормальной работы, чтобы она удовлетворяла хотя бы материально, не говоря уже о моральной стороне дела. А кредит за квартиру усугублял и без того бедственное положение. В дневниках я нашла текст позабытой песни и не смогла сдержать нахлынувших эмоций: «Когда ты в пропасть падаешь с обрыва, тогда картина вовсе не ясна, Ты не смотри на окружающих тоскливо, ведь ты еще не долетел до дна, не падай духом! Не падай духом! Ведь ты еще не долетел до дна!» «Интересно» – закрылось у меня сомненье: «А я на дне!? Или продолжаю падение?»

Стрелка, что так стремительно устремилась вниз на графике, когда умер отец, разделила мою жизнь на до и после. Я поставила во главе угла карьеру, потом родных и близких, не создав собственную семью, свой круг силы и теперь пожинала последствия. Отца не стало, и вся система координат рассыпалась. Я согласилась с Надеждой Алексеевной, легче мне от этого не стало.

На следующий день у меня вновь сильно разболелась голова и в офисе я отсидела пол дня, не в силах сосредоточиться на работе. Голову сдавило железным обручем. Дождавшись Василия Викторовича, я отпросилась и тут же уехала. По дороге домой меня мучили горькие мысли и на середине пути я перестала сдерживаться и нарыдалась всласть, мало обращая внимания на сидящих вокруг пассажиров.

      Я долго лежала в постели, пересилив себя, встала и продолжила описывать свое детство и юность. По всему полу валялись разрозненные листки из дневников разных лет. Мне то и дело приходилось отвлекаться, опускаться на пол, чтобы найти нужную страницу. И тут я поймала себя на мысли, что сама живу в полном хаусе, подобно разбросанным листочкам. Я встала на колени и долго раскладывала все в хронологическом порядке, перевязав затем каждую стопочку. «Пора и убраться!» – оглядев грязный пол я взяла ведро и тряпку, тщательно вымыла каждый угол. Вроде бы нехитрое действие вселило в меня чувство завершенности. И чем больше строк выплескивалось на экран, тем легче мне становилось на душе и боль в груди отступала.

Спустя несколько дней Надежда Алексеевна подтвердила мои нехитрые выводы. «Неужели так просто!? А ларчик просто открывался» – вспомнила я избитую фразу матушки. «Да не каждому дано понять, что делать, куда идти» – возразила она мне. «Когда я ушла из органов, то потеряла свой статус» – произнесла я, потрясенно хлопая огромными синими глазами. «Вот именно! Ну какой бизнес? Какие тендера?! Тебе нужно возвращаться в свой круг, где у тебя есть опора, своя ведущая роль в жизни! Тем более еще ничего не потеряно! Путь открыт!» «Как открыт?» – я попыталась возразить: «А возраст? А здоровье?» «Тебе же в поликлинике сказали, что видимых причин нет! А с возрастом в отделе кадров разберутся! Такими как ты, не разбрасываются!»

«Еще труднее определить свой путь. Тот, кто не делает выбора, умирает в глазах Бога, хотя по-прежнему живет и ходит по улицам» – когда-то записала я в своем дневнике, как и то, что: «Время летело, дни шагали, месяцы проезжали, годы уплывали.»

Я торжественно передала Надежде Алексеевне многодневный труд по описанию своих детских и юношеских лет. «Стесняешься или волнуешься?» – с улыбкой спросила она меня, наблюдая за моей реакцией. «Есть немного! Но мне стало легче!» «Отчего?» «От всего! Пустота ушла из сердца, радость появилась. Надежда. Благодаря вам, я обрела заново Лесное и годы, приведённые с отцом в экспедиции!» «У каждого есть свое место силы! Ну что ж! Я обязательно побываю в твоем…»

Глава 2 –

С чего начинается детство

Из моего детского дневника: «Я никогда не отличалась в своих сочинениях особыми литературными талантами, но приходит время и хочется выплеснуть на бумагу все то, что так долго живет в мыслях и воображении. Мой рассказ будет о пережитом и увиденном мною. Да многие книги так и начинаются».

«С чего начинается детство?» – Фрося сразу ответила, с шума льющейся воды, гремящей посуды, кряхтения отца, когда его большая неповоротливая фигура протискивалась в узкое пространство кухоньки. И вечно недовольного голоса матери, вставшей чуть свет. Девочка часто думала, что они начали ругаться задолго до ее рождения и что истеричный крик не замолкнет в их доме никогда. Ее голос разносился по лестничной площадке и не было такой силы, способной угомонить или немного утихомирить. Они уже несколько лет жили вчетвером, после переезда дедушки в новую квартиру.

Природа оказалась очень щедрой к Александре Федоровне. Точеная фигура, темные волосы, живые черные глаза и изумительно красивое личико, заставляли людей оборачиваться и думать, что перед ними ожившая фарфоровая куколка. Ах, да! Одевалась она с огромным вкусом и фантазией. Отец же являл собой прямую противоположность, с огромными лопоухими ушами, за что его сразу прозвали «ушастик», да еще вечно серьезным выражением лица. Обладая высоким лбом, тонким ром и вечно взъерошенными кучерявыми волосами он с первого взгляда заставлял окружающих думать, что он, типичный ученый. Если бы не супруга, то до конца дней он и одевался бы абы как, совершенно не обращая внимая на внешний вид. Альберт Бориславович настолько контрастировал со своей женой, что их пару смело называли красавица и чудовище. К счастью, обоих родителей, дети унаследовали общие черты, правда Фросе досталась большая часть родовых признаков семьи Вознесенских, особенно всех огорчали ее оттопыренные уши. Вид миниатюрной копии, так сильно потряс тетю Женю, что она на полном серьёзе предлагала не забирать ее из роддома. «Она же больше похожа на обезьянку!!» – всматриваясь в сморщенное лицо новорожденной та в ужасе качала головой. Благо родственники оказались благоразумней и успокоили ее словами, что она выправиться: «Не переживай, такие дети к старости становятся очень даже симпатичными. Природа свое возьмет» – примирительно высказался дедушка Федор Алексеевич, огорченно поглаживая лопоухое создание. «А вдруг я до старости не доживу!?» – поправляя розовую ленточку произнесла тетя Женя.

Они учились в одном техническом вузе. По окончании первого курса Вознесенского, как круглого отличника отправили в Белоруссию, в его первую научную экспедицию по осушению болот, где он и заработал радикулит, не привыкшей столь долго находиться в заболоченной местности. После академического отпуска его перевели в группу Шурочки. Такого подарка судьбы, она явно не ожидала, а потому недолго думая, решила не упускать свой шанс и взять в оборот необыкновенного парня, как во все уши жужжали у них на курсе.

      Прекрасным сентябрьским днем Александра Федоровна выходила замуж за ленинского стипендиата, окружавшие ее преподаватели и сокурсники нисколько не сомневались в его блестящих способностях, пророчили весьма благополучное будущее. В своих мечтах она видела себя купающейся в роскоши и внимании, а потому старалась не замечать странностей в его поведении, списывая все на неординарность натуры. Между тем выпивать он начал еще на первых порах института, нисколько не стесняясь приходить на экзамены в легком подпитии и ярких гавайских рубашках. Для дедушки, Федора Алексеевича, столь очевидный факт вызвал большие сомнении в продолжении их отношений, не говоря о браке. От столь опрометчивого шага ее отговаривали все, от подруг до близких родственников.

Вознесенский оказался не промах. Обладая феноменальной памятью, он выучил наизусть «Евгения Онегина». Ушаковские считали себя настоящими пушкинистами. И конечно же первенца назвали Александрой, не говоря про ее младшую сестру Евгению. Двоюродные братья и сестры носили знаковые имена, такие как Владимир, Татьяна и Ольга. Молодой и бойкий студент писал любовные стихи для ненаглядной Шурочки, пел трогательные романсы под гитару, да и в повседневной учебе стал для нее просто не заменим.

Одно стихотворение особенно нравилось Фросе, так и подписавшая его в своем дневнике «Звездочка на небе»: