Следствие ведёт некромант. Том 6. Кровавая ария

– Ну, что вы, – замахала руками миниатюрная симпатичная девушка с коротко остриженными волосами, – я всего лишь делаю то, что должна и что умею.

Чародейка не без удовольствия заметила, что ростом Ари Даро гораздо ниже её самой, что позволяло смотреть на реквизитора королевского театра сверху вниз.

– Перед тобой же, Аричка, сам верховный коррехидор Кленфилда – сэр Вилохэд Окку, а с ним… – тут администратор замялся, и Рика решила, что он просто не запомнил её имени, – его верная помощница. Они хотят задать тебе несколько вопросов.

Ари энергично закивала головой.

– Не стану мешать, – Сайн вышел и с преувеличенной осторожностью прикрыл за собой дверь.

– Господа, – проговорила Ари и, сделав пару шагов, задёрнула шторку между шкафами, где в нише чародейка успела рассмотреть домашнее святилище-камида́ну, – я догадываюсь, что ваш визит вызван вчерашней смертью нашего артиста, – голос её чуточку дрогнул на последних словах.

– Да, вы не ошиблись, – подтвердил Вил. Он обратил внимание, что глаза девушки слегка опухли и покраснели от слёз. По всей видимости, грубость режиссёра глубоко ранила её, и коррехидор решил быть помягче, – вы занимались оружием для главного героя во вчерашнем спектакле?

– Да, я, – ответила Ари, её рот чуточку кривился влево, она старательно выговаривала слова, как человек, которому удалось преодолеть дефект речи, – я сама зарядила пистолет парой холостых патронов. Парой, – она поспешила предвосхитить следующий вопрос коррехидора, – потому, как пистолет у нас пожилой, можно сказать прапрадедушка современных красавцев, может и осечку дать. Зато самый взаправдашний, не бутафорский. В нём и тяжесть настоящая, и звук выстрела, и аромат старины ощущается с первого взгляда. Можно сказать, музейный экземпляр. Я вообще стараюсь больше настоящих вещей использовать, так артистам проще в роль входить.

– Рика, вы проверили пистолет? Каким был оставшийся в стволе патрон? – обратился Вил к чародейке.

– Нет, – та залилась краской смущения, – вернее, я проверила пистолет на магическое воздействие, и он оказался чист. Но вот патрон я не проверила. По честности сказать, я даже не представляю, как на него можно посмотреть…

– Я сам потом проверю, – нахмурился коррехидор, – патроны вы сами делаете?

– Нет, что вы, господин Окку, – с готовностью отозвалась Ари, – я работаю тут около года и всегда заказываю патроны в одной и той же оружейной лавке: «Союз клинка и курка». Вот, – она быстро встала и практически, не глядя, сняла с полки коробку с фирменной надписью на коричневой крышке, – видите?

В коробке аккуратными рядами лежали большие патроны. В самом верхнем ряду не хватало ровно двух.

– Какие огромные! – невольно воскликнула чародейка.

– Это самый первый унитарный патрон центрального воспламенения, – охотно пояснила Ари, вертя один в пальцах, – в наше время такие уже не выпускаются. Нужно делать на заказ. О нашем чудо-пистолете зимой даже в газетах писали, а Королевский музей диковинок даже предлагал выкупить его, но, хвала богам, дирекция не повелась на выгодное предложение. Они предпочли иметь раритет в своём собственном распоряжении.

– Выходит, все остальные ваши патроны на месте?

– Да.

– А переделать холостой патрон в боевой можно? – спросила Рика.

– Нет, – покачала головой Ари, – там материалы совсем иные требуются, проще новый изготовить.

– В какой момент реквизит, в частности, пистолет, попадает на сцену, – это был уже вопрос Вила.

– Весь реквизит к спектаклю всякий раз доставляется заранее и раскладывается на удобных местах. По ходу представления артисты берут то, что им нужно. Пистолет, к примеру, лежит на полке возле старого зеркала в правой кулисе. Именно оттуда Маста, – её рот дёрнулся книзу, – выходит в последнем акте.

***

– Ну и как вам посещение театра? – спросил Вил. Он после работы настоял, чтобы отвезти чародейку домой.

– На меня он произвёл впечатление наполовину студенческого общежития, наполовину сумасшедшего дома, и обе половины худшие. Вот уж где не хотела бы работать!

– А многие девушки готовы душу продать за возможность приобщиться к высокому искусству, – усмехнулся коррехидор, сворачивая с бульвара на улицу, где жила Рика.

– По этому вопросу я в явном меньшинстве. Какой вывод сделаем по Ари Дару? – чародейке хотелось хотя бы какой-то определённости в версиях.

– Я осмотрел пистолет, – ответил Вил, – он остановился, как того требовала Рика в некотором отдалении от её дома так, чтобы клонящееся к горизонту солнце не светило в глаза, – второй патрон тоже боевой. Тот, кто убил артиста, – человек обстоятельный, он хотел быть абсолютно уверен, что его план сработает.

– У убийцы было два варианта, – Рика с удовольствием присоединилась к обсуждению, – он мог заменить патроны в пистолете перед спектаклем, либо спрятать их прямо в коробке. Тогда сама Ари рано или поздно зарядила бы их.

– Нет, – покачал головой Вил, – реквизитор Королевской оперы на меня произвела впечатление человека знающего. Вес, вид патрона сразу бы насторожили её своей необычностью. Я уверен, подмена произошла за кулисами.

Они попрощались, и чародейка отправилась домой. Она отказалась от обеда в ресторане, сославшись на утомление, усталость и полнейшее отсутствие аппетита.

Но избежать обеда ей всё же не удалось.

– Юная леди! – строго остановила чародейку тётушка Призм, заметив, как её жилица тихонечко собирается проскользнуть к себе на верх, – немедленно идите на кухню и извольте садиться за стол!

– Я ела, – попыталась отговориться чародейка.

– Не верю! – заявила квартирная хозяйка, – когда вы обедаете с полковником Окку, вы возвращаетесь домой поздним вечером, а сейчас только шесть двадцать. Сей факт красноречиво указывает, что вы, юная леди, пытаетесь меня обмануть. Ваше здоровье теперь принадлежит не только вам, оно – достояние Дубового клана. И я не могу вам позволить проявлять бессовестную беспечность по своему адресу. Вам ещё наследников клана рожать! Поэтому молчите, не спорьте со мной. Обед – главная трапеза дня.

Рика вздохнула, помыла руки и уселась за стол, где они обычно ели по будням.

На другой стороне этого стола, накрытого любимой клетчатой скатертью госпожи Призм, давилась смехом Эни Вада – невольная свидетельница выговора невесте Дубового клана.

– Да, да, Рикочка, – добавила она, сквозь смех, – кушай хорошенько, поправляйся. А то тощую невесту замуж никто не возьмёт! (это она повторила напутствие, наверное, всех бабушек в Артании, которым они пугали привередливых по части еды внучек).

– Умолкни, – Рика схватила свежую газету с тумбочки и запустила в подругу. Это был единственный подходящий снаряд, что попался ей под руку. Ибо полёта домашнего тапочка шутка Эни явно не заслуживала.

Та, продолжая хихикать, развернула пойманную на лету газету и принялась громко зачитывать заголовки, а госпожа Призм поставила перед чародейкой полную тарелку супа. Пока Рика ковыряла ложкой в густом вареве (это был её самый нелюбимый вариант первого блюда, в котором помимо крепкого наваристого бульона имелось ровным счётом всё, что осталось у тётушки Призм от недельной закупки продуктов), Эни «учительским», хорошо поставленным голосом принялась зачитывать заголовки статей.

– «Перестановки в кабинете министров. Дубовый клан уступил портфель министра сельского хозяйства Кипарисовому клану».

– Не удивительно, что этот клан теперь поднимается, – тонкой улыбкой дипломата на важных переговорах улыбнулась госпожа Призм, – леди Камирэ скоро станет королевой.

– Что-то там про биржевые ставки, – продолжала Эни, – отделение Коллегии магов по предсказанию погоды обещают хорошие виды на урожай риса, но опасаются, что из-за недавнего внезапно налетевшего похолодания абрикосовые деревья в северной части королевства могут сбросить цвет. Делящая небо уже заверила, что готова полностью покрыть потребность Артании в абрикосах и персиках. Отлично, я люблю персики, – прокомментировала новость девушка, – есть мнение, что модным цветом грядущего летнего сезона может стать золотисто-жёлтый с небольшим оранжеватым отблеском. А вот это – очень даже плохо.

– Почему? – Рика выбрала из супа грибы, кусочки батата и принялась за мясо.

– Потому, что я не люблю этот цвет. Более того, считаю, что он любой девушке придаёт измождённо-болезненный вид, подчёркивая малейшую желтизну в оттенке кожи. Нет, я решительно не согласна!

– Не нравится, не носи, – пожала плечами Рика.

– Да, – протянула Эни, – все станут ходить в модных платьях, а я одна, как дурочка, буду носить своё розовое, цвет, что был в фаворе прошлым летом.

– На тебя не угодишь! – чародейка съела половинку сваренного в мешочек яйца и отодвинула от себя тарелку. Она совершенно точно знала, будет ещё и второе блюдо.

И оно было. На второе тётушка Призм наделала симпатичных котлеток, к которым подала всю ту же, люто не любимую Рикой капусту.

– Наконец-то интересненькое, – воскликнула Эни, добравшись до разворота второй страницы «Вечернего Кленфилда», – слушайте: «Очередная трагедия в Королевской опере». Я так и думала – опять Руко Нори – мой любимый журналист. Говорят, он ещё и хорош собой, – мечтательно произнесла она, – читаю:

Вчерашним вечером сотни артанцев посетили Королевский оперный театр, дабы насладиться шедевром минувшего столетия – оперой «Слепой мастер», что принадлежит бессмертному перу великого Ибу́ро Сано́тти, ушедшему из жизни в возрасте тридцати семи лет. Его внезапная кончина, которой ваш покорный слуга посвятил отдельное исследование, лишила мир талантливого композитора, чья музыка, словно сотканная из новаторских идей и аллюзий на народные мотивы, является сияющей вершиной оперного искусства.

Но музыка Санотти обладает и ещё одной особенностью. Ох, не зря его так редко ставят на сцене! Проклятие, напрямую связанное с теми мрачными преданиями, уже не одну сотню лет окутывающими Королевскую оперу, словно передаётся через произведения великого композитора. Например, – Эни сделала паузу, отхлебнув из любезно поставленной перед ней чашки чая, – при исполнении его ноктюрна девушка из знатного семейства, клан коего я не указываю из скромности, как и имя несчастной девушки, выбила себе глаз скрипичным смычком. Кто-то припишет происходящее неумелому обращению с новомодным континентальным инструментом. Это их полное право. Только я уверен, мы имеем дело с проклятием театра и проклятием самого Санотти. А уж когда они сложились вместе…

Вчерашним вечером я сразу ощутил зловещую ауру сразу, как только перешагнул порог театра, — взахлёб читала Эни, – даже дым ароматических палочек, что воскурили на алтаре бога Гозёками в холле, нёс в себе явственную, чуждую струю горечи. Зрители были притихшими, словно в ожидании чего-то плохого.

– Какая чушь! – воскликнула Рика, – и не стыдно этому господину Нори писать столь откровенную халтуру. Зловещая аура! Горькая струя, – сразу видно, ничегошеньки он не почувствовал, просто выдумал задним числом, чтобы привлечь внимание читателей.

– Не только одни чародеи чувствительны к проявлениям духовной энергии и тонкого мира, – со значением заметила госпожа Призм, – вот, когда пропал мой любимый котик Бо́ки, я сразу ощутила самое дурное предчувствие. Так оно и вышло. Бедняга скушал отравленную мышь (соседей одолели грызуны, а они по жадности не стали звать мага) и умер.

Эни спрятала смешок за газетой, выдав его за покашливание. Трагическую историю гибели полосатого питомца девушки слышали по меньшей мере раз двадцать, но госпожа Призм никогда не уставала её повторять. Чтобы не позволить старушке и дальше погружаться в горестные воспоминания, Эни поспешила продолжить:

– Спектакль с первых нот уносил зрителя в чарующий мир любви, предательства, находок и потерь. Главный герой – Маста ступил на путь, который уготовили боги для любого талантливого человека. С замиранием сердца полный зрительный зал сопереживал ослепшему мастеру, навеки потерявшему свою великую любовь. Эйдо Финчи был великолепен. Его невыразимо прекрасный голос то взлетал к нотам, высоту коих никому иному было бы не под силу взять, то опускался в бархатный баритональный рай, рокочущих низов, и от этого перехода буквально пробегали мурашки по спине.

Не зря старался Эйдо: из королевской ложи на него внимательно смотрели две пары глаз, принадлежащих царственной чете влюблённых, чьим сердцам в самом ближайшем времени предстоит соединиться навеки.

– Ага, – подумала Рика, решившая не комментировать вслух чтение глупой статьи, – я не уверена, что король вообще смотрел куда-то, кроме своего бокала. Он пошёл по обязанности, и чтобы доставить удовольствие бывшей фаворитке. Хотя, – чародейка усмехнулась, – если судить по недовольному виду, вряд ли что-то в этой жизни способно доставить ей удовольствие.

– Артист под печальную музыку пел об утраченной любви, – пафос в голосе Эни нарастал, – о предательстве, ранившем его в самое сердце, о напрасной жертве и несправедливости несовершенного мира. Зрительный зал замер, готовясь встретить окончание арии овацией. Однако ж конец этой арии потряс всех: в оркестровой паузе громыхнул выстрел, и неподражаемый, великий, талантливый Эйдо Финчи упал на сцену, окропив доски своей собственной кровью из простреленной головы.

Я одним из первых понял, что случилось, и бросился на сцену, ибо в моём сердце ещё теплилась надежда на то, что великий тенор жив. Но увы. Ровно на третьем шаге я понял, смерть омрачила прекрасную арию, сердце артиста остановилось навсегда! Его величество встал в своей ложе и со слезами на глазах произнёс прекрасные слова соболезнования. Эти слёзы короля стали самой наилучшей эпитафией Эйдо Финчи, прозванному Хрустальным соловьём.

– Боже, король плакал, – проговорила потрясённая госпожа Призм, – я всегда повторяла, что у его величества Элиаса чувствительная натура.

– Слёзы короля? – не выдержала чародейка, – да он на сцену-то не смотрел. Они с Вилохэдом пропьянствовали два последних акта. Это, когда леди Камирэ посетовала на никчёмных подданных, испортивших ей вечер неуместным самоубийством, его величество произнёс несколько приличествующих случаю слов.

– Ты была вчера там?! – воскликнула Эни Вада, и было непонятно, обвиняет она Рику или восторгается.

– Была, – подтвердила чародейка, ругая себя в душе, что не смолчала. Теперь от вопросов не будет покоя.

Вопросов, действительно, последовало немало. Рике пришлось поведать обо всём, от смерти на сцене до фасона платья и причёски будущей королевы Артании. Интерес по поводу буфета она удовлетворить не смогла, заявив, что в королевскую ложу всё приносили лакеи.

Воспользовавшись тем, что тётушка Дотти и Эни принялись обсуждать смерть артиста между собой, строя самые фантастические предположения, чародейка прихватила газету и удалилась к себе.

Глава 3 ЖУРНАЛИСТ И ДРАКОН

Посреди галиматьи вокруг слёз короля и якобы витавшей вчерашним вечером трагической атмосферы журналист Руко Нори описал нечто, что проскользнуло по краю сознания чародейки, и это самое нечто заставило ворохнуться воспоминание о театральной беде. Беду упоминали несколько опрошенных. Конечно, существовала вероятность, что господин Нори пообщался с теми же самыми персоналиями и у них подцепил сплетню, но дочитать дурацкую претенциозную статейку до конца всё же следовало.

Рика надела очки и принялась читать. Морщась в душе, она по новой прочла о рыдающем короле и необыкновенно прозорливом и восприимчивом к эманациям смерти журналисте, который, по его же собственным словам, правда, совершенно не вязавшимся с реальностью, одним из первых кинулся оказывать помощь застрелившемуся артисту.

Но вместе с этим обнаружилось в статье и ещё кое-что: в последнем абзаце господин Нори высказывал гипотезу о многовековом проклятии, что тяготеет над Королевским оперным театром. Ссылаясь на собственное расследование, которое он опубликовал в «Вечернем Кленфилде» минувшей осенью, журналист предполагал будто бы театр построен на месте святилища давным-давно забытого божества.

«Всем известно, что подобные святотатства, пускай даже невольные и непреднамеренные, откликаться самыми зловещими последствиями, – писал журналист, – как бы не хмыкали скептики, которые всегда и во всём норовят увидеть рациональную составляющую бытия, я ЗНАЮ, что проклятие демона Королевского театра существует в действительности, ибо ни одно практическое, приземлённое и глубоко рациональное обоснование не способно объяснить трагические внезапные кончины талантливых молодых артистов этого театра. Пускай упомянутые мною оппоненты-скептики попробуют найти подоплёку периодичности смертей, что с ужасающей точностью колеблется от пяти до десяти лет и строго связана с премьерами. Попытайтесь! Коли вам это удастся, я первый сниму перед вами шляпу и даже пообещаю съесть её».

Вот оно! Рика отложила газету. Беда, так артисты скромно назвали внезапную смерть Эйдо Финчи, случалась и раньше. Если верить журналисту, то по крайней мере уже полторы сотни лет. И композитор, написавший «Слепого мастера», тоже не исключение. Если только журналист Руко Нори не насочинял по привычке приукрашать реальность в угоду красного словца, то здесь есть над чем подумать: потусторонним сущностям, возникающим или проникающим в наш мир из-за разрушения святилищ, вполне по силам подобным образом вмешиваться в жизнь людей. А уж кровавые жатвы вообще по их части! Если периодичность несчастных случаев подтвердиться, в данном направлении можно копать.

Утром, когда чародейка пришла на работу, у входа в коррехидорию она столкнулась с четвёртым сыном Дубового клана.

– Я узнал кое-что любопытное, – проговорил Вил после приветствия, – мне казалось, что я давно читал про всяческую чертовщину, связанную с оперой «Слепой мастер», и оказалось, что это произведение, как ни с какое другое окутано огромным количеством суеверий. Возможно, причина этого в ранней смерти композитора. «Слепец» (так предпочитают называть оперу в театральных кругах, ибо само название, произнесённое вслух сулит несчастья) – его последнее произведение, не полностью даже завершённое, но успешное. Его редко ставят на сцене, следуя при этом множеству неписанных правил, нарушение коих может привести к фатальным последствиям. Например, нельзя до премьеры ни в театре, ни каком ином месте произносить последнюю фразу; запрещается напевать, а уж, тем паче, насвистывать мелодии арий. Все костюмы должны быть пошитыми сызнова, опасно использовать даже элементы костюмов из других спектаклей. Но главное, постановка «Слепого мастера» изобилует разными необъяснимыми несчастьями: от вывихнутых конечностей до смертей. Правда, не всегда во время спектакля, а после или же до него. Мне в голову было залетела шальная мысль: вдруг кто-то решил поддержать репутацию про́клятого спектакля и подменил патрон в реквизите? Но по здравом размышлении я посчитал свою версию несостоятельной. Смерть солиста, компенсационные выплаты принесут администрации Королевской оперы гораздо больше проблем и не окупят скандальную славу.

– Как ни странно, – слегка улыбнулась чародейка, – я тоже размышляла в похожем направлении. Вы читали вчерашний «Вечерний Кленфилд»?

– Нет, – качнул головой Вил, они подошли к его кабинету, – а что там было?

– Статья этого ушлого Руко Нори, – ответила Рика, кивком приветствуя Тураду, усиленно изображавшего утреннюю кипучую деятельность за своим столом.

– За что же вы так о бедном журналисте? – вскинул бровь коррехидор, – говорят, господин Нори – восходящая звезда, у него бойкое перо, он хваткий и не боится браться за дела, которые другие его коллеги по цеху обходят стороной.

– Перо у него чересчур бойкое, – подтвердила Рика, – а ещё парень обладает нерядовой фантазией, и склонен пускать её в ход по любому поводу.

Она поведала, о чём прочитала в статье.

– Демон театра? – усмехнулся коррехидор, – вот это – полнейший бред!

– Почему? – обиделась чародейка. Не такой реакции она ожидала.

– Да потому, что за полторы сотни лет кто-нибудь да догадался бы пригласить жреца, заклинателя или чародея. Театр бы обследовали, выявили вашу потусторонняя сущность и она была бы благополучно уничтожена либо отправлена в духовный план.

– Если бы так поступили, то Эйдо Финчи пел бы спокойно свои арии, а не погиб на сцене во время премьеры, – проворчала Рика.

– Хорошо, – сказал коррехидор, – поскольку никаких иных зацепок в деле артиста у нас нет, предлагаю посмотреть изыскания господина Нори, которыми он, по вашим словам, так гордится.

– Неужели опять полдня просидим в Королевской библиотеке! – в сердцах воскликнула чародейка, – нам там пора абонементами обзаводиться. У нас ни одно расследование без библиотеки не обходится. Сразу вспоминаются славные студенческие годы!

– Если у вас сегодня нет охоты рыться в пыльных подшивках газет, могу предложить навестить господина Нори и узнать всё, что называется, из первых рук.

Чародейка согласилась. Перед тем, как поехать в издательство, Вилохэд затащил её в чайную, сославшись на то, что у него в доме гостит отец, а это значит, что все на завтрак едят рис с сырым яйцом – пищу простую, но чрезвычайно здоровую по мнению герцога Окку.

– Вот я и постарался пораньше улизнуть из дома, – подмигнул коррехидор, – меня буквально наизнанку выворачивает от одного запаха сырах яиц. Так что прошу составить мне компанию за чашкой крепкого порохового чая.

Рика была не против. Теперь ей стало понятно, почему они встретились у входа в коррехидорию. Обыкновенно четвёртый сын Дубового клана, пользуясь привилегиями должности и знатности, редко появлялся на службе раньше половины десятого.

В редакции одной из самых популярных газет ничего не изменилось с момента их последнего посещения. Только на этот раз Вил прекрасно знал, куда нужно идти, чтобы попасть к главному редактору.

В приёмной их встретила всё та же секретарша с кислым лицом и предложила обождать, пока у господина Ба́ру совещание. Присев на кожаный, изрядно потёртый диван, чародейка подумала, что кое-какие изменения в «Вечернем Кленфилде» всё же произошли. Секретарша главного явно собиралась стать матерью, а место безвременно отошедшей в мир иной пальмы занял разлапистый фикус с крупными зелёно-белыми листьями.

Не прошло и пятнадцати минут ожидания, как из кабинета начали выходить несколько возбуждённые люди. По всей видимости это были журналисты.

– А́дочка, свари-ка мне кофейку, да покрепче! – послышался громкий голос главного редактора.

Адочка осторожно вышла из-за стола и прошла в кабинет, по всей видимости доложить о посетителях, затем появилась и гостеприимно распахнула дверь.

– Рад, очень рад видеть вас снова, – сообщил редактор. Встрёпанный вид которого по всей видимости был для него самым обычным повседневным видом, – какое новое расследование привело в нашу газету коррехидора и его верную помощницу. Или лучше будет сказать «невесту»? – он многозначительно прищурился, и чародейке стало ясно, что кленфилские газеты уже в курсе.

– Помощница более подходит к случаю, – спокойно ответил Вил, усаживаясь на предложенный стул, – а совсем хорошо будет, если вы станете обращаться к госпоже коронеру – мистрис Таками.

– Ладно, ладно, – поднял руки Бару, – я понял. Дубовый клан пока предпочитает не особо разглашать вашу помолвку, полковник. Итак, к делу, – он поглядел на часы, – чем, как говориться, могу?

– Руко Нори у вас же служит?

– У меня, у меня, – удовлетворённо проговорил редактор и закурил. В кабинет, неслышно ступая, вошла секретарша с подносом, – умница, – похвалил ей Бару, – сама додумалась поставить ещё две чашки. Что же касаемо Нори, – он аккуратно налил кофе гостям, а потом себе, – сокровище, а не сотрудник. Журналист от бога, и нашему Ко́ринзу конкурент тоже не помешает. Тем более, что амбиции у Нори, о-го-го какие. Самого Коринза потеснил с пьедестала. Они сейчас знаете как друг у дружки сенсации из рук рвут! Прелесть! А газете это только на пользу. Чем больше интересного материала, тем выше продажи. Так что там с Нори?

– Я хотел бы встретиться с этим господином и поговорить с ним по некоторым аспектам расследования, которое мы в данный момент проводим.

– Дайте-ка я угадаю, – Бару прищурился и выпустил аккуратное колечко дыма, – смерть артиста на сцене Королевской оперы на поверку оказалась вовсе не суицидом?

Коррехидор спокойно разъяснил, что не вправе разглашать тайну следствия.