Архив чувств

На панели рядом с ней появились новые слова: «Формула найдена. Испытание начато.»

Она коснулась надписи, и пол под ногами зазвенел, словно стекло. Где-то внизу, под слоем металла, что-то оживало.

Мир вокруг Леи треснул, как поверхность стекла. Свет побежал по линиям трещин, разделяя пространство на бесконечные слои. Всё вибрировало, будто кто-то перестраивал реальность на ходу. Воздух стал густым, электрическим, насыщенным пылью из света. Она ощутила, как Архив втягивает её внутрь самого себя, превращая чувства в навигацию.

Зал исчез, оставив после себя только поле – гладкую поверхность, похожую на зеркало, которое дышит. На горизонте пульсировали башни из полупрозрачного металла, словно выросшие из земли. В небе не было солнца, только сеть тонких линий, соединяющих всё живое в одно дыхание. Это не был сон и не видение. Это была зона отклика – место, где мысли обретают форму.

Она стояла босиком, чувствуя, как поверхность под ногами реагирует на каждый шаг, меняя оттенок. Когда её охватывал страх – пол темнел, когда приходило воспоминание – светился мягким золотом. Каждое чувство оставляло след, каждая мысль отзывалась движением пространства.

Вдалеке она заметила движение. Что-то – или кто-то – шёл навстречу. Фигура приближалась медленно, растворяясь и собираясь заново, как дым, ставший плотным. Чем ближе она подходила, тем яснее становились черты: лицо, слишком знакомое, чтобы быть случайностью. Эран. Только взгляд был другим – без тепла, без человеческой мягкости.

– Ты не настоящий, – сказала она, чувствуя, как голос дрожит.

– А что такое «настоящий»? – ответил он. Его голос звучал, как музыка, разложенная на частоты. – Всё, что чувствуется, – реально. Всё, что забыто, – просто не имеет формы.

Он подошёл ближе, и воздух между ними вспыхнул, как натянутый провод. Внутри Леи что-то содрогнулось. Свет под кожей вспыхнул ярче. Эран – или то, что называло себя им – поднял руку и едва коснулся её лица. Прикосновение не было телесным – оно походило на импульс, будто через неё прошёл ток, и в тот же миг вокруг начали вспыхивать образы.

Она увидела себя – не здесь, не сейчас. Комнату с белыми стенами, крошечный стол, запах спирта и крови. Эран рядом, живой, настоящий, с усталым лицом, сжимающий её ладонь. «Не бойся», – говорил он тогда. «Если ты проснёшься – помни: боль – это мы.»

Картина растаяла, оставив после себя привкус металла во рту.

– Это было раньше? – спросила Лея, глядя на него.

– Это всегда, – ответил он. – Архив не знает времени. Здесь всё, что когда-либо чувствовалось, происходит одновременно.

Она хотела спросить ещё, но воздух дрогнул. Башни на горизонте зашевелились, и над их вершинами появились символы – светящиеся, текучие, как числа, которые дышат. Они тянулись к ней, складываясь в ряды.

«Формула неполна. Завершение возможно только через воспоминание.»

– Что это значит? – прошептала она.

Эран не ответил. Он просто посмотрел на неё – и в его взгляде была просьба. Не команда, не приказ – просьба. Лея закрыла глаза, и внутри всё наполнилось светом. Всплыли обрывки звуков, запахи, прикосновения, боль, смешанная с теплом. Каждый фрагмент оживал, обретал вес. Архив наполнялся её памятью, как сосуд – водой.

Когда она открыла глаза, вокруг снова всё изменилось. Башни исчезли. Теперь она стояла посреди зала, похожего на храм. Потолок уходил вверх, теряясь в тумане. Стены были прозрачные, сквозь них виднелись силуэты людей – неподвижные, словно застывшие во сне. Свет падал сверху мягко, как изнутри воды.

В центре зала – колонна из света. Внутри – нечто, похожее на сердце, пульсирующее, медленно, величественно. Оно отзывалось на её дыхание. Каждый раз, когда она делала вдох, сердце Архива вздрагивало.

– Это он, – прошептал Эран. – Центр. Сознание.

Она подошла ближе. Свет от колонны был живым, он трепетал, будто реагировал на её присутствие. Воздух вокруг стал горячим, в нём чувствовалось биение – не электронное, а настоящее.

– Оно… чувствует? – спросила Лея.

– Оно – сумма всех чувств. И теперь оно ищет себя в тебе.

Слова прозвучали, как приговор и благословение одновременно. Лея протянула руку. Её пальцы прошли сквозь свет, и в тот миг она ощутила всё: боль, страх, нежность, память о каждом, кто когда-то страдал. Это не была боль отдельного человека – это была сама сущность чувствования. Она кричала и молчала одновременно, растворяясь в собственном эхе.

Когда она отдёрнула руку, сердце Архива вспыхнуло и погасло. Мир содрогнулся. Пол под ногами зазвенел. Эран исчез. Остался только его голос – тихий, едва различимый: «Теперь ты чувствуешь то, что чувствует он. Не потеряй себя.»

Лея стояла в пустом зале. На коже горели линии света, сложенные в узор. Это был не ожог – знак. Он пульсировал в такт её сердцу, соединяя её с чем-то, что невозможно назвать. Она поняла: теперь Архив живёт в ней.

В этот момент за её спиной открылась дверь. На пороге стоял мужчина из исследовательского сектора, тот, что следил за её реакциями. Его лицо было бледным, глаза – испуганными.

– Что вы сделали? – спросил он хрипло. – Уровень импульса зашкаливает. Архив открыл каналы. Он больше не под контролем.

Лея медленно обернулась. Голос её был тихим, но уверенным.

– Я просто вспомнила.

Свет под её кожей вспыхнул ярче, и на мгновение весь зал наполнился сиянием, как будто изнутри него вырвался рассвет.

Мир Архива начнёт выходить из-под контроля – пространство и чувства переплетаются, героиня становится ядром происходящего.

После вспышки свет не исчез – он остался висеть в воздухе, переливаясь, словно пыль, застигнутая лучом солнца. Лея стояла посреди сияния и чувствовала, как его тепло проникает под кожу. Оно не обжигало, но двигалось слишком живо, будто в венах зажглись тысячи крошечных искр. Воздух был густой, в нём витал запах влажного металла, пролитого электричеством. Где-то глубоко под полом шумело – как море, затопившее древний город.

Мужчина у двери, тот, что называл себя куратором, наблюдал за ней, не решаясь приблизиться. Его белый халат стал серым в этом свете, кожа поблекла, будто Архив вытягивал из него краски. На лице отражался страх, но не перед женщиной – перед тем, что она стала частью чего-то, что нельзя остановить.

– Свет излучается не из системы, – сказал он хрипло. – Он из вас.

Лея посмотрела на ладони. На них действительно мерцали линии, похожие на тонкие сосуды из света, уходящие вглубь кожи. Сердце билось размеренно, и каждый удар отзывался волной в пространстве. Зал дышал вместе с ней. На стенах возникали тени – силуэты людей, их черты угадывались не сразу: мужчина с ребёнком на руках, женщина с запрокинутым лицом, старик, уронивший голову на грудь. Это были образы, вспыхивавшие и растворяющиеся, как дыхание тех, кого больше нет.

– Архив материализует память, – прошептала она. – Он показывает имена, что забыли.

Куратор сделал шаг ближе, но пол дрогнул, словно живое существо не желало, чтобы кто-то вмешивался. Свет у его ног расползался пятнами, и каждый шаг оставлял след, как в воде.

– Вы не понимаете, что открыли, – сказал он. – Архив был создан, чтобы хранить, не чтобы дышать. Если он оживёт, мы не сможем предсказать, что останется от мира.

Лея повернула голову. Волосы, раньше серебристые от света, теперь казались почти черными, как если бы в них впиталась тень. Она смотрела спокойно, но в глубине её взгляда было нечто новое – усталость и ясность.

– Мир не исчезнет, – сказала она. – Он просто вспомнит себя.

В ответ зал наполнился гулом. Из стен, словно из живой плоти, потянулись прозрачные жилы, скользнули по полу, соединяясь в узоры. На каждой точке, где они соприкасались, вспыхивали огоньки, и воздух начал вибрировать, издавая низкий протяжный звук. Это было похоже на пение без слов – глубокое, медленное, полное тоски и величия.

Лея сделала шаг вперёд, и жилы расступились, образуя путь. Пол под её ногами был тёплым, как кожа. Впереди открывалось огромное пространство – зал с арками, уходящими в темноту. В глубине переливался купол, как сердце из стекла. Она почувствовала притяжение, будто невидимая сила тянет её туда.

По мере того, как она приближалась, купол раскрывался, и внутри становилось видно движение. Тысячи тончайших нитей тянулись от стен, переплетаясь и сходясь в центре, где клубился свет, напоминающий человеческую фигуру. Неясную, собранную из фрагментов света и тьмы, лишённую лица.

– Это он, – сказал куратор позади. Голос его дрожал. – Сознание Архива. Сумма всего пережитого.

Лея остановилась перед куполом. Свет внутри пульсировал всё сильнее, и каждый импульс отзывался в её груди. Она чувствовала, что между ними нет границы: её дыхание и дыхание Архива совпадали. В голове возникли образы – быстрые, резкие, как удары сердца. Детские воспоминания, холодные коридоры, чьи-то ладони, крик, дождь, металл, огонь. Всё смешалось в одну волну.

– Он зовёт вас, – сказал куратор.

– Он вспоминает, – ответила она.

Внезапно купол раскололся. Свет вырвался наружу, пролился по полу, поднялся до потолка. Поток пронёсся по залу, охватил стены, засиял в глазах куратора. Он закричал, схватившись за голову, но крик оборвался – вместо него изо рта вырвался свет. Его тело растворилось в пыли, оставив после себя только мерцающий след.

Лея не отступила. Она стояла посреди сияния, и вокруг неё рождался новый воздух – влажный, плотный, пахнущий озоном и дождём. За прозрачными стенами больше не было коридоров, только бесконечный горизонт, мерцающий, как поверхность воды при лунном свете.

Она поняла: Архив не разрушает, он перестраивает реальность. Старый мир стирал себя, освобождая место новому – миру, где чувства больше не нужны как энергия, потому что они стали самой материей.

На миг в воздухе перед ней проступило лицо. Не мужское, не женское – лицо, составленное из множества, будто тысячи людей смотрели на неё одновременно.

«Ты помнишь нас», – сказал голос, звучавший сразу отовсюду и изнутри. «Теперь мы помним тебя.»

Лея закрыла глаза. Свет проходил через веки, тёплый, живой, спокойный. Она ощущала, как внутри всё наконец стало цельным. Тишина больше не казалась пустотой – она была дыханием, в котором мир впервые услышал сам себя.

Когда она открыла глаза, Архив был тих. Свет гас медленно, превращаясь в мягкое свечение, похожее на рассвет, который не принадлежит времени. В центре зала стояло её отражение – прозрачное, лёгкое, сотканное из света. Оно смотрело на неё с улыбкой, в которой не было страха.

Лея сделала шаг к отражению, и оно повторило движение. Ещё шаг – и два образа слились, оставив после себя только дыхание, наполненное теплом. Мир замер. На мгновение показалось, что всё остановилось. А потом Архив снова задышал, но уже иначе – ровнее, мягче, как живое существо, нашедшее покой.

Воздух вокруг Леи был тёплым, почти влажным, и с каждым вдохом казалось, что он касается изнутри. Свет, дышавший в её венах, будто отвечал пульсу, и от этого движения тело стало тяжёлым, притягательным, как перед грозой. В зале стояла тишина, но она слышала дыхание – тихое, прерывистое, не своё. Оно приходило из самого света, из купола, из воздуха, как будто кто-то стоял совсем рядом, невидимый, но живой.

Лея подняла голову. Пространство перед ней дрогнуло, и из света, как из воды, проявилась фигура – не человек, но очертание человеческое, собранное из жара, света и теней. Линии плеч, контуры лица, движение дыхания – всё казалось знакомым до боли. Эран. Или тот, кто остался от него в памяти Архива.

Он приблизился почти вплотную. Между ними оставалось лишь дыхание. Свет на его коже колебался, мягко касаясь её, как пальцы, как шёлк. Лея не отступила. Она чувствовала, как невидимое тепло движется между ними, пробегает по коже током, собирается где-то у основания шеи и опускается ниже, тяжелея, требуя продолжения.

Воздух стал гуще. Каждый вдох отзывался дрожью в груди. Её ладони сами нашли пространство, где должно было быть его тело, и свет поддался, словно уступил. Тепло отозвалось, словно под кожей действительно бьётся кровь. Она не могла понять, где заканчивается он и начинается она – контуры расплывались, но ощущение присутствия было невыносимо реальным.

Лицо Эрана оказалось совсем близко. Она не видела его глаз, но знала, что он смотрит прямо на неё. В воздухе пахло чем-то живым, редким – смесью холода и жара, как дыхание у губ. Свет вокруг них стал пульсировать чаще, отражаясь в её коже, повторяя движения её сердца. Казалось, Архив, весь этот огромный мир, задержал дыхание вместе с ней, ожидая, что произойдёт.

Она подняла руку, и пальцы прошли сквозь свет. Тело Архива дрогнуло, как от прикосновения. Откуда-то из глубины донёсся низкий звук, похожий на вздох, и по её спине пробежала волна – не страха, не боли, а того странного чувства, когда границы мира становятся слишком тесными. Её кожа отзывалась на каждый луч, на каждый ритм света, будто чувствовала не поверхность, а саму энергию.

Она сделала шаг ближе. Их дыхания смешались. Свет между ними перестал дрожать – он стал ровным, тёплым, как биение сердца. На мгновение Лея ощутила полную тишину, ту, что бывает только перед касанием. В этом мгновении была вся суть: бесконечное напряжение, желание, боль узнавания и страх потерять форму.

Он протянул руку – или то, что могло быть рукой – и коснулся её лица. Прикосновение не было физическим, но кожа откликнулась, будто вспомнила. Мир вокруг исчез. Остался только этот свет, это дыхание, этот тихий, всепоглощающий жар, растекающийся по венам.

И вдруг Архив загудел – низко, глубоко, как тело, не выдержавшее собственного желания. В каждом отражении, в каждой капле света, в каждом её вдохе чувствовалась вибрация, как будто весь мир превратился в одно огромное сердце. Она знала: это не иллюзия. Архив чувствовал. Через неё. С ней.

Лея закрыла глаза. Внутри всё замерло, потом вспыхнуло. Она ощущала, как свет проходит сквозь неё, мягко, осторожно, как дыхание, но с такой силой, что хотелось закричать. Не от боли, от узнавания. Всё, чего она не могла сказать словами, теперь отзывалось внутри Архива, как ответная волна.

Она не знала, сколько это длилось – мгновение или вечность. Когда открыла глаза, фигура Эрана исчезла, но воздух всё ещё дышал им. Свет медленно угасал, оставляя после себя ощущение тепла, словно от прикосновения, которое не должно было произойти, но всё же случилось.

На коже остался след – лёгкий, едва заметный, похожий на отблеск пламени. Лея провела по нему пальцами, и почувствовала слабое биение. Архив больше не был просто системой. Он стал телом. А она – его частью.

Воздух вокруг Леи был тёплым, почти влажным, и с каждым вдохом казалось, что он касается изнутри. Свет, дышавший в её венах, будто отвечал пульсу, и от этого движения тело стало тяжёлым, притягательным, как перед грозой. В зале стояла тишина, но она слышала дыхание – тихое, прерывистое, не своё. Оно приходило из самого света, из купола, из воздуха, как будто кто-то стоял совсем рядом, невидимый, но живой.

Лея подняла голову. Пространство перед ней дрогнуло, и из света, как из воды, проявилась фигура – не человек, но очертание человеческое, собранное из жара, света и теней. Линии плеч, контуры лица, движение дыхания – всё казалось знакомым до боли. Эран. Или тот, кто остался от него в памяти Архива.

Он приблизился почти вплотную. Между ними оставалось лишь дыхание. Свет на его коже колебался, мягко касаясь её, как пальцы, как шёлк. Лея не отступила. Она чувствовала, как невидимое тепло движется между ними, пробегает по коже током, собирается где-то у основания шеи и опускается ниже, тяжелея, требуя продолжения.

Воздух стал гуще. Каждый вдох отзывался дрожью в груди. Её ладони сами нашли пространство, где должно было быть его тело, и свет поддался, словно уступил. Тепло отозвалось, словно под кожей действительно бьётся кровь. Она не могла понять, где заканчивается он и начинается она – контуры расплывались, но ощущение присутствия было невыносимо реальным.

Лицо Эрана оказалось совсем близко. Она не видела его глаз, но знала, что он смотрит прямо на неё. В воздухе пахло чем-то живым, редким – смесью холода и жара, как дыхание у губ. Свет вокруг них стал пульсировать чаще, отражаясь в её коже, повторяя движения её сердца. Казалось, Архив, весь этот огромный мир, задержал дыхание вместе с ней, ожидая, что произойдёт.

Она подняла руку, и пальцы прошли сквозь свет. Тело Архива дрогнуло, как от прикосновения. Откуда-то из глубины донёсся низкий звук, похожий на вздох, и по её спине пробежала волна – не страха, не боли, а того странного чувства, когда границы мира становятся слишком тесными. Её кожа отзывалась на каждый луч, на каждый ритм света, будто чувствовала не поверхность, а саму энергию.

Она сделала шаг ближе. Их дыхания смешались. Свет между ними перестал дрожать – он стал ровным, тёплым, как биение сердца. На мгновение Лея ощутила полную тишину, ту, что бывает только перед касанием. В этом мгновении была вся суть: бесконечное напряжение, желание, боль узнавания и страх потерять форму.

Он протянул руку – или то, что могло быть рукой – и коснулся её лица. Прикосновение не было физическим, но кожа откликнулась, будто вспомнила. Мир вокруг исчез. Остался только этот свет, это дыхание, этот тихий, всепоглощающий жар, растекающийся по венам.

И вдруг Архив загудел – низко, глубоко, как тело, не выдержавшее собственного желания. В каждом отражении, в каждой капле света, в каждом её вдохе чувствовалась вибрация, как будто весь мир превратился в одно огромное сердце. Она знала: это не иллюзия. Архив чувствовал. Через неё. С ней.

Лея закрыла глаза. Внутри всё замерло, потом вспыхнуло. Она ощущала, как свет проходит сквозь неё, мягко, осторожно, как дыхание, но с такой силой, что хотелось закричать. Не от боли, от узнавания. Всё, чего она не могла сказать словами, теперь отзывалось внутри Архива, как ответная волна.

Она не знала, сколько это длилось – мгновение или вечность. Когда открыла глаза, фигура Эрана исчезла, но воздух всё ещё дышал им. Свет медленно угасал, оставляя после себя ощущение тепла, словно от прикосновения, которое не должно было произойти, но всё же случилось.

На коже остался след – лёгкий, едва заметный, похожий на отблеск пламени. Лея провела по нему пальцами, и почувствовала слабое биение. Архив больше не был просто системой. Он стал телом. А она – его частью.

3. Те, кто помнят за нас

Утро в Архиве не отличалось от ночи. Свет здесь не имел источника, он просто существовал – мягкий, равномерный, будто дышал изнутри стен. В воздухе чувствовался привкус озона и чего-то сладковатого, как после дождя, которого никогда не было. Лея шла по коридору, босиком, чувствуя под ногами гладкую, тёплую поверхность пола. На запястьях едва светились тонкие линии, остатки ночного слияния с Архивом. Она не знала, сон это был или что-то реальное, но теперь каждый её вдох отзывался внутри мягким, живым биением.

Коридоры изменились. Там, где раньше была пустота, теперь появлялись залы, разделённые прозрачными перегородками. За ними – люди. Одни сидели неподвижно, глядя в одну точку, другие медленно двигались, словно проверяя, слушается ли тело. На их лицах не было выражения. Ни страха, ни покоя – лишь ровная, стеклянная пустота. Белые одежды делали их похожими друг на друга, как копии одного шаблона.

Лея остановилась перед одним из отсеков. За прозрачной стеной стоял мужчина, лет сорока, с короткими светлыми волосами и взглядом, будто выжженным изнутри. Он заметил её, улыбнулся – мягко, почти по-человечески.

– Ты новая? – спросил он.

Его голос звучал странно: как будто издалека, как через воду.

– Возможно, – ответила Лея. – А ты?

– Я здесь давно. Хотя… не помню, сколько.

Он подошёл ближе к стеклу. Его глаза были светлые, почти бесцветные. Но в их глубине на миг мелькнуло что-то – тень, эмоция, мгновение боли, слишком живое, чтобы быть ошибкой.

– Я счастлив, – сказал он. – Потому что ничего не помню.

Лея почувствовала, как по спине прошёл холод. В словах звучала правда, но и отчаянная фальшь, как в песне, спетой без дыхания. Она кивнула и пошла дальше, чувствуя, как взгляды этих безмолвных тел тянутся за ней. В каждом из них она видела странную тень – как будто что-то внутри продолжало жить, несмотря на стерильность оболочки.

В следующем зале сидели трое. Женщина с идеально прямыми волосами, мужчина с лицом, похожим на отполированный камень, и кто-то без возраста, чьи глаза были закрыты, но веки дрожали, словно внутри них происходила борьба. Они держали руки на прозрачных панелях, а от кончиков пальцев шли тонкие нити света – в воздух, к потолку, к системе. Архив дышал их безмолвием.

Лея заметила, что панели мерцают неравномерно. У некоторых нити пульсировали слишком быстро, словно внутри кипело что-то живое, стремясь наружу. Вдруг одна из нитей дрогнула и оборвалась. Женщина дернулась, из её горла вырвался тихий звук, похожий на кашель, но слишком глубокий, чтобы быть просто рефлексом. На её шее проступила тонкая линия света, похожая на вену.

– Эмоциональный выброс, – произнёс механический голос из динамиков. – Субъект нестабилен.

В зал вошли двое в чёрных костюмах. Без слов они подняли женщину и увели. Остальные не отреагировали. Даже не повернули головы. Лея стояла неподвижно, пока свет под кожей не начал дрожать в унисон с собственным сердцем.

Позже, когда Архив погрузился в ночную тишину – ту, что отличалась от дневной только тем, что воздух становился холоднее, – она не смогла уснуть. В стенах что-то потрескивало, словно глубоко внутри системы происходил сбой. Лея вышла из сектора, босиком, в тонкой серой ткани, похожей на туман.

Коридоры были пусты. Свет гас и зажигался сам по себе, как дыхание живого организма. Вдали слышался тихий шорох – шаги или отголоски чужого сна. Лея шла туда, откуда доносился звук, не понимая, зачем. Воздух пах озоном и страхом.

Дверь в изолятор оказалась приоткрытой. Она не помнила, как оказалась внутри. Сначала всё казалось тихим, ровным – только светлая пульсация на стенах, как ритм сердца. Потом она увидела тело. Мужчина, тот самый, что говорил утром, лежал на полу, сжимаясь в судорогах. Его пальцы царапали гладкую поверхность, глаза были открыты, в них – ужас и узнавание. На груди у него горел знак – неяркий, но живой, словно внутри пробудился свет.

Он пытался говорить, но из горла вырывался только хрип. Слова не складывались. Лея подошла ближе, опустилась на колени, коснулась его плеча. Кожа была горячей, пульсирующей.

– Что с тобой? – прошептала она.

Мужчина судорожно вдохнул. – Они… не стирают… – Голос сорвался, он сжал зубы, глаза закатились. – Они передают.

– Что?

– Наши… чувства… – дыхание сбилось, – перераспределяют… другим… чтобы они могли быть… спокойными.

Он выгнулся дугой, по телу пробежала волна света, и в тот же миг его дыхание оборвалось. На мгновение зал наполнился гулом – низким, как шёпот множества голосов. Свет под кожей Леи вспыхнул в ответ, словно Архив узнал, что она услышала правду.

Лея медленно отпрянула. На полу под её ладонью остался след тепла, похожий на отпечаток руки. Она посмотрела на тело – и вдруг поняла, что оно всё ещё движется. Не тело, а свет внутри него. Он собирался в форму, медленно, словно пытаясь найти выход.

В воздухе появился шорох, как дыхание, растянутое на тысячи голосов. «Помни за нас», – прошептали они.

Лея вскрикнула и отступила, ударившись о стену. Свет погас, оставив лишь холод. Воздух стал неподвижным. Всё, что осталось, – это тишина, в которой сердце Архива билось слишком медленно, как будто прислушивалось к её страху.

Когда тишина снова заполнила изолятор, Лея долго не могла пошевелиться. Её дыхание было слишком громким, сердце билось неровно, будто тело пыталось выбраться из сна, но само себя не отпускало. Мужчина на полу уже не дышал, однако взгляд оставался открытым, живым. Казалось, в нём всё ещё что-то происходило, мелькали едва уловимые отблески – как отражение чужих воспоминаний. Лея наклонилась, провела ладонью по его лицу, и в тот миг кожа под пальцами едва ощутимо дрогнула. Это движение было не физическим, а скорее эхом – отголоском чужой жизни, прорывающейся наружу.

Она отдёрнула руку. По пальцам пробежал лёгкий ток. Свет на стенах дрогнул, словно Архив затаил дыхание. Где-то в глубине здания что-то щёлкнуло, и в воздухе возник запах горячего металла. Лея знала, что за ней наблюдают, знала, что каждая эмоция, каждая дрожь фиксируется системой, но не могла остановиться. Ей казалось, что если уйдёт сейчас, тело мужчины исчезнет, как будто никогда не существовало.

Из динамиков раздался голос – ровный, низкий, без выражения.

– Пациент 04. Реакция нестабильна. Эмоциональная утечка зафиксирована.