Реальная молния
И вот настал понедельник. Никаких плохих событий не случилось в тот день и, как говорится, ничто не предвещало беды. Отличная погода, хорошее настроение. Учитывая мою вечную депрессию и неудачливость, может, последнее должно считаться плохим знаком? Или за дурное предзнаменование нужно было принимать то, что моя полоумная соседка, мадам, которая все еще жила с сыном и невесткой, видя меня на улице, презрительно отворачивалась? Но мне реально было наплевать. Так почему же в итоге случилось то, что случилось, и почему все странное вечно случается со мной?..
Вечером я попыталась написать хоть что-то, осилила только три страницы, поедая печеньки вместо полноценного обеда и ужина прямо в процессе, затем улеглась в кровать. Надо было переключиться на что-то иное, и я начала читать какую-то книгу. Потом бросила и принялась за другую. Обе мне не понравились, но время наконец приблизилось к полуночи, и я легла спать.
Ночью мне показалось, что я слышала странный шум в своем дворе, сопровождаемый громким собачьим лаем. Почти в каждом доме по нашей улице жили собаки, и иногда они устраивали настоящий концерт, подавая голос то попеременно, то хором. Я привыкла к этому, но в этот раз концерт был сильнее, плюс странный звук, похожий на тот, когда мешки сбрасывают из вагона на землю, прибавьте к этому недавние события. Короче, я поднялась и подошла к окну. Ничего необычного. Затем вышла в коридор и подошла к другому окну, возле лестницы, открывающему вид на мои ворота и дом соседа напротив. Ничего. Просто темная улица. Я вернулась в спальню, улеглась в постель и закуталась в одеяло.
В следующую секунду кто-то закричал с улицы.
– Ты видел его?
– Нет! – ответил другой голос.
Раздался топот словно роты солдат, так что мне пришлось снова встать и закрыть окна, невзирая на летнюю духоту. Если кому-то по нраву делать ночью физические упражнения, предпочту их не слышать.
Я легла, но те же самые (а может, какие-то другие) чокнутые шизики были настроены на то, чтобы помешать мне видеть сны, и через пару мгновений они застучали по моим воротам. У меня висел звонок, но им было наплевать. Конечно, ведь звонки – это для цивилизованных людей.
– Пошли к черту, – пробормотала я, переворачиваясь на другой бок.
Кто-то стукнул снова, затем громыхание стало тише – полагаю, они передислоцировались к соседским воротам. Затем были слышны еще лай собак и крики, но они становились все тише и тише, или я просто встала на пороге сновидения, поэтому мне так казалось, и наконец все звуки исчезли.
* * *Я проснулась как от толчка. Глянула на настенные часы. 7:35?! Что со мной случилось? Я никогда так рано не вставала. Сперва я хотела остаться в кровати, пока снова не засну, но затем что-то похожее на предчувствие накатило на меня, как холодная волна океана. Мне казалось на каком-то интуитивном уровне, что я должна сейчас бодрствовать. Почему? Зачем? Не имею понятия.
Поборов лень, я таки поднялась, накинула шелковый халатик и вышла из комнаты.
Коридор, он же мини-гостиная, был хорошо освещен большими окнами с противоположных сторон, да еще и с восточной стороны энергично врывалось бодрое ласковое солнце. Ничего страшного или неожиданного там не оказалось. Я проверила остальные комнаты – кабинет и гостевую спальню – и в них тоже никого не было.
Осторожно ступая, я спустилась на первый этаж. Вспомнила звуки, услышанные мной ночью. Теперь казалось, что они доносились от ворот. Однако, учитывая, что после этого кто-то стучал в эти самые ворота, я могу перепутать и вспомнить неверно.
Просто на всякий случай я накинула шерстяную шаль на плечи, взяла нож с кухни и вышла на улицу.
Солнечно, все очень четко видно, поэтому ответственно заявляю: вокруг нет ничего, что может вызвать и каплю страха.
– Ты сходишь с ума, – сказала я сама себе, причем не впервые за последние недели, и тем не менее пошла к воротам, чтобы проверить более тщательно.
Вдоль забора с моей стороны росли кусты сирени – густые, огромные, я подрезала их на уровне моих плеч, чтобы они совсем уж не разрослись и не захватили участок целиком. Когда я приблизилась к воротам, то увидела, что кусты с одной стороны изуродованы, смяты так сильно, будто что-то тяжелое было переброшено через забор и приземлилось прямо на них. Или кто-то перепрыгнул сам… Но это невозможно… Где же он тогда сейчас?..
Вот теперь та самая капля страха ко мне вернулась. Причем эта капля обернулась целым морем.
Мои легкие замерли. Я не могла дышать. Я была одна. В коротком шелковом халатике. Но все же с ножом… Где он?!
Я обернулась на свой дом. Входная дверь широко распахнула – я ее так оставила, выходя наружу. Но была ли она заперта, когда я спустилась вниз? Я не могла вспомнить. Будучи совой, по утрам я всегда немного торможу. Как я теперь ненавидела, что была совой…
Мысли начали быстро и хаотично дергаться внутри моего сознания, вращаться и так и эдак внутри моей черепной коробки.
…У меня нет с собой телефона. Что мне делать? Бежать наверх за телефоном и звонить в полицию? А что если кто-то уже в доме? Что если он как раз в моей спальне? И я вбегу прямо в объятия преступника?
Я покосилась на свои окна, все по очереди, пытаясь увидеть, не слоняется ли какая-то тень за стеклом. И не увидела ничего подозрительного.
Ладно, успокойся. Что если я все это выдумала? Что если кусты такими и были? Я вспомнила, как упала рядом с ними пару дней назад, кода пыталась починить одну из мраморных плиток дорожки, ведущей к главному входу. Может, кусты такими и были, когда я ложилась спать? А звук… Это могло быть от соседей или тех раздражающих людей, которые бегали тут ночью, зовя кого-то или пытаясь поймать кого-то – я точно не помнила, что они кричали. Ой, погодите… Что если собака сбежала из дома или вырвалась с поводка? Может, ее-то они и искали? Возможно, песик даже перепрыгнул через мой забор, помял сирень, а затем сумел перепрыгнуть обратно к хозяевам? Вот оно. Так все, очевидно, и было. Никакой мистики, никакой загадки, никакого преступления. Ведь если бы в моем доме ошивался преступник, не сделал бы он уже что-то страшное со мной? Не разбудил бы, к примеру, посреди ночи, чтобы пытать на предмет денег и драгоценностей? Какие преступники просто спят и не тревожат хозяев дома, в который они вломились?
– Бездомные, – ответила я себе и покачала головой. Я веду себя смешно. Так или иначе, я решила не звонить в полицию, памятуя о том, что случилось несколько дней назад. Надо мной в лучшем случае поржут, в худшем – поместят в психушку. И к соседям я тоже не отправилась за помощью – я ни с кем из них так и не сдружилась.
Мощный порыв ветра прошелся по моим растрепанным после сна волосам, а сразу от меня направился на крыльцо, чтобы с громким стуком захлопнуть входную дверь. Тем временем я представляла, как иду к мадам и прошу ее проверить со мной дом, потому что мне кажется, что кто-то влез в него ночью, и хихикала. У мадам не найдется нужных слов, чтобы объяснить, что она думает о моей просьбе. Но зато ведьма даст мне немного денег – именно так она привыкла останавливать людей, которые ее беспокоят.
Я вновь хихикнула, чтобы взбодрить себя, и медленно пошагала к входной двери. Перед тем как ее открыть, затаила дыхание. Она скрипнула, будто специально, мне назло, так как раньше была немой, и я поморщилась. Теперь, если кто-то реально в моем доме, они знают, что я вернулась.
Проклятая дверь, предательница…
Я решила не запирать ее за собой – что, если придется спасаться бегством? – и медленно отправилась на кухню. Там никого не было. Уже более уверенно, начиная думать, что все это ложная тревога, я вернулась в коридор и пошла в сторону гостиной.
Сперва я ничего не заметила. Я уже была здесь пару минут назад, чтобы захватить шаль, которая всегда лежала на спинке кресла, стоящего возле двери, и это дало мне ложную уверенность, что там никого нет. Но теперь, подходя ближе к дивану, я ощутила холодный, неприятный ветерок вдоль спины. И тому была причина.
Диван был поставлен в центре комнаты, спинкой к двери и «лицом» к телевизору, так что, когда входишь, ты видишь только макушки голов сидящих на нем. А я ничего не видела – вот что меня сбило. А сейчас, в отражении экрана телевизора я заметила странные очертания. Это явно было мое покрывало, которое подходило расцветкой к обивке дивана и которое я всегда стелила на него, чтобы спасти сидение (что-то вроде чехла), но в отражении оно казалось бугристым, неровным, как будто… как будто кто-то лежал под ним!
Пытаясь не дышать, чтобы не производить никакого шума, я подошла к дивану, еле передвигая ногами и повторяя мысленно, как мантру: «Это просто подушки… Просто подушки…» Они попали под покрывало, поэтому в отражении кажется, что там кто-то лежит…
Я замерла между диваном и журнальным столиком. Мои зубы скрежетали. Я судорожно сглотнула. Потому что это не подушки… Кто-то действительно лежал на моем диване! Он был накрыт покрывалом, голова покоилась на подушке. «Люба? Артем?» – спасительная мысль пыталась меня успокоить, но не могла, потому что волосы были светлые, а у друзей совсем другие: у Любы розовые, а у Темы черные…
Я хотела закричать, но не смогла. Я глянула на нож в своей руке. Я могла разбудить его и приказать покинуть мой дом, продемонстрировав оружие.
Кивая собственным мыслям, я протянула левую руку, чтобы сдернуть с него покрывало и одновременно сжала правой рукой посильнее ножик, но, до того как даже прикоснулась к материи, мужская рука мгновенно выскочила наружу из-под шерстяной ткани и схватила меня за запястье – не той руки, что двигалась к нему, а той, что держала холодное оружие, как будто он знал… Но откуда?
«Отражение», – вспыхнуло в моей голове решение загадки. Вот как он меня увидел – так же, как и я его.
Мужчина скинул с себя покрывало свободной рукой, сказал:
– Привет, – и посмотрел на меня.
Я никогда раньше его не видела в своей жизни.
* * *– «Привет»?! Вы с ума сошли? Кто вы на хрен такой?! – Я попыталась освободить руку, но он не позволил. – Отпустите меня!
– Ладно, просто отдай мне нож, а то порежешься еще, я тебе все сейчас объясню…
– Я не позволю незнакомцу в моем доме вооружиться ножом!
– Тогда положи на стол, он меня беспокоит…
– Тебя беспокоит?! – я открыла рот на минуту от чужой наглости, тоже перейдя от шока на «ты», затем наконец убрала нож.
– Спасибо.
Парень улыбнулся. Это, пожалуй, странно, но мне понравилась улыбка вторженца. Я не знала, вор ли он, или просто ошибся домами, но знала, что он хотя бы симпатичный. Светлые волосы сияли, как лучи солнца, трехдневная светло-коричневая щетина была сексуальной, глаза – интересного серого цвета с легким голубым оттенком, как небеса в непогожий день, когда они будто колеблются, посылать на землю дождик или нет, а его губы вызывали мысли о поцелуях.
М-да, никто не должен жить один так долго, как я…
Тот факт, что парень вызвал у меня такие мысли, заставил меня ополчиться против него еще сильнее.
– Не благодари меня в моем собственном доме!
– А что я должен делать в твоем собственном доме, когда ты делаешь то, о чем я тебя просил? – По всей видимости, он меня дразнил. С этой очаровательной улыбкой, черт ее дери.
– Проваливать! Вот что! Или я позвоню ментам!
– Можешь, конечно, но клянусь, они мне не помогут, – жалуясь мне, словно мы были друзьями не разлей вода, этот наглый мужлан наконец поднялся с дивана.
О, лучше бы не вставал… Он был выше меня, обладал невероятно широкими плечами и развитой мускулатурой, что заставило меня паниковать еще сильнее. Один удар – и я полечу в стену, проломив ее, или вылечу в окно, разбив стекло. Нет, нужно все-таки избрать дугой тон для общения с ним, а то мало ли что…
– Послушай, – отступая на один шаг, я продолжила спокойно и по возможности даже нежно, – я живу одна, я девушка, как ты мог заметить, а ты большой, сильный и пугающий, так что… Это вполне нормально, что я нервничаю и хватаю первое оружие, которое попалось по пути. Пожалуйста, скажи мне, кто ты и что тебе нужно.
Его шикарная улыбка и превосходное настроение медленно испарились, уступив место чувству вины.
– О, прости… Я не хотел напугать тебя. И я не хотел выглядеть «большим и страшным», потому что я сам напуган до чертиков и ощущаю себя слабым…
Эта фраза растопила мои внутренности, теперь я не просто пыталась успокоиться – я реально немножко успокоилась. Хотел бы убить или покалечить – сделал бы это сразу. Я даже предложила ему чаю – якобы чтобы нам удобнее было беседовать. Сама, конечно, хотела его расслабить и отвлечь, чтобы в какой-то момент украдкой позвонить в полицию. Да, гость не пытается меня убить, и тем не менее он проник в мой дом!
– Сказать по правде, – говорил тем временем молодой мужчина, идя за мной по коридору, – я бы лучше поел нормальной еды вместо чая, потому что не ел… блин, даже не знаю, как долго. Я не считаю ту полутухлую похлебку, которой меня кормили последние дни, едой… Но это было бы еще более неуместно с моей стороны – трапезничать в доме, в который я незаконно вломился. Кстати, дверь была открытой, так что, по сути, я не «вломился», ибо ничего не ломал, я просто вошел!
– Все в порядке, – отмахнулась я, приведя его на кухню и усадив за стол, а сама пыталась вспомнить, точно ли запирала дверь. Ведь если он не врет, выходит, что он не так уж и виноват. Если вы, к примеру, увидите, что у соседей открыта дверь, и уже довольно давно, наверно, тоже зайдете или покричите с порога. Вдруг кому-то плохо и нужна помощь? Впрочем, вторженец уже признался, что вошел в мой дом по иным причинам – эгоистичным. Ладно, все равно буду подыгрывать ему пока – от греха подальше.
Пока я разогревала макароны с сыром, он вернулся к своей истории.
– Прошлой ночью я бежал от каких-то бугаев, они гнались за мной по улице – по этой самой улице, – кивнул он за окно, – и так как твой дом самый последний перед обрывом, я перепрыгнул через забор. К счастью, они этого не видели в темноте. Хотя я слышал потом, как они стучались во все дома подряд, но их в итоге выставили, твой сосед даже собак на них спустил! – незваный гость усмехнулся, восторгаясь то ли храбростью, то ли агрессией жителей моей улицы. Затем его тон посерьезнел и приобрел просительные интонации: – Все, что мне нужно, – переждать денек-другой, и затем я свалю, обещаю…
– Кто эти парни?
– Если бы я знал! Видишь ли, я ничего не помню о своей жизни, у меня амнезия.
Услышав это, я тут же обернулась на него, забыв о макаронах:
– Ты серьезно?
– Ага, – ответил он с грустью. – Амнезия. Типа того.
– «Типа того» – это как? Что конкретно ты помнишь?
– Ничего. Пару недель назад я осознал себя бегущим от кого-то прямо посреди пустынной аллеи в парке. Я спрятался, а затем начал размышлять. Где я и что я здесь делаю? Без паники, что странно, учитывая обстоятельства, а спокойно, отстраненно как-то. А потом уже пришла другая мысль – кто я? Почему я не помню, как меня зовут? Это было смешно и одновременно с этим жутко. Через пару секунд это ужасало уже! Меня бросило в холодный пот. Когда эти мужики ушли (их вроде двое было), я пошел в полицию и рассказал им все. Боже… – он закатил глаза. – На дворе двадцать первый век или меня обманули? Короче, пока у них идет проверка по разным базам, я должен был сперва посетить обычную больницу и пройти полное обследование – но это меня как раз не удивило, – а потом, если после стационара я ничего не вспомню… Вот угадай! – Я пожала плечами. – Потом я должен содержаться в местной психушке! Психоневрологический диспансер – вот как это называлось, но это так, для красоты. А так – психушка и есть. Будто я буйнопомешанный какой-то… А может, так и есть? Короче, – потряс он головой, как делал довольно часто. Казалось, что парень не врет. Никто не может изобразить такой уровень недоумения вкупе с легкой паникой, только актер, на полке которого стоит заветная статуэтка… Я частенько и сама ощущаю себя как Алиса в Зазеркалье, поэтому хорошо понимала его эмоции. – Я сперва направился в больницу, как мне и велели в полиции. Доктора сделали кучу тестов, брали кровь на анализ, проверяли меня по-всякому, даже на томографию направили, но так и не смогли сказать ничего конкретного. Сказали только, что у меня – цитирую, я запомнил: атипичная психогенная диссоциативная амнезия. В общем, люди с амнезией в одних случаях забывают короткий период своей жизни вследствие посттравматического стресса или травмы головного мозга, и память к ним возвращается в течение примерно двух недель; в других же случаях забывают абсолютно все (это называется полной амнезией), даже как говорить, ходить и держать ложку в руке. Иногда к таким память возвращается, иногда нет. Но в моем случае…
Так как он замолчал, я поторопила его:
– Что?
– Макароны горят…
– Ой! – я подпрыгнула на месте и выключила их. История была настолько занимательной и интригующей, что я позабыла обо всем на свете. Возможно, амнезия передается воздушно-капельным путем. Ставя перед ним тарелку с едой, я попросила: – Продолжай.
– Когда я ем, я глух и нем. – Он подмигнул мне и приступил к трапезе. Казалось, что он специально остановился на самом интересном месте, но, если и так, я ничего не могла с этим поделать. Это все-таки я сама позвала его на кухню и предложила поесть. Нет пути назад. Несмотря на то, что он будто играл со мной, я замолчала и сидела рядом с ним с дымящейся чашкой.
Горячий чай добавил мне спокойствия и уверенности в себе. Теперь реально казалось, что у меня просто гость. Мой приятель поругался с родителями и приехал ко мне заночевать – как-то так. Я больше не чувствовала от него никакой угрозы. Возможно, я спятила. Я понимала, что мало кто поступил бы именно так на моем месте. Подумать только: я живу одна, я обнаружила постороннего в своем доме, но не вызвала полицию, а предложила ему поесть! Вот кого действительно нужно в психушку помещать…
– Итак, – отпивая из кружки, изрекла я, когда он покончил с едой (а произошло это очень быстро, я успела отпить только треть).
– Было вкусно, спасибо.
– Потому что просто, поэтому вкусно. С чем-то посложнее я бы не справилась, вышло бы что-то в лучшем случае несъедобное, а в худшем ядовитое, – посмеялась я над своим недостатком.
– Не повар, да? Как же тебя муж терпит? – И он снова ухмыльнулся.
– Давай вернемся к твоей истории. Моя подождет.
Он смотрел мне в лицо с забавным выражением, будто говоря: вижу, у тебя проблемы… Но ничего не сказал по этому поводу, просто продолжил рассказ:
– Так вот, это называется диссоциативная амнезия, еще ее по-простому называют автобиографической. То есть у меня сохранились общие знания: математика, география, психология, этика и так далее, социальная адаптация тоже присутствует, но нет абсолютно никаких воспоминаний личных, обо мне самом. К примеру, я знаю, что воровать плохо, обманывать плохо и так далее, но не знаю, делал ли я сам такие вещи. Я доступно излагаю?
– Конечно, я не тупая.
– Ой, успокойся, я не пытался тебя задеть. Разве не эту реплику люди используют в конце длинного пояснения? А то я уже не уверен ни в чем.
Я не ответила, так как все еще казалось, что он продолжает меня дразнить, а он спросил:
– Как тебя зовут-то?
– Все зовут меня Марго.
– Вот, Марго, ты знаешь свое имя, а я свое нет. Прикинь? Даже представиться тебе в ответ не могу.
– А что думают врачи? Такое вообще возможно, чтобы помнить все, кроме того, что относится непосредственно к тебе?
– Да, были подобные случаи в общемировой практике, и не так уж и мало, но тут есть кое-что еще, что совсем уж из ряда вон и поставило докторов в тупик… Ты не могла бы мне чаю налить? В горле пересохло, говорю много.
– Конечно. – И снова! Снова он прервал рассказ на самом интересном месте, но я все-таки надеялась, что это совпадение.
Я вскоре уже ставила перед ним чашку горячего чая и вазочку с печеньем. Прежде чем пить, он покрутил кружку в руках (возможно, просто ждал, когда чай немного остынет), рассматривая со всех сторон.
– Ты Овен по гороскопу? – На кружке был рисунок именно с этим знаком Зодиака.
Я покачала головой.
– Бабуля. Это была ее чашка.
– Ясно. Теперь… – не договорив, он отмахнулся от собственных слов или дурацких мыслей. Наверно, хотел сказать что-то вроде «теперь будет моей», но понял, что это грубо, ведь «социальная адаптация присутствует», как он сам выразился.
Отпив пару глотков, он наконец продолжил:
– Так вот, что больше всего изумило докторов, это то, что мое физическое состояние не коррелирует с амнезией – вроде так они выражались. Короче, я полностью здоров, кроме амнезии. Это могло означать только то, что она связана не с травмой головного мозга, а с психикой, мне собственно поэтому и написали в справке «психогенная», но в таких случаях она обычно затрагивает только ту часть воспоминаний, которые болезненны, или просто последние пару лет, если амнезия вызвана переутомлением и общим стрессом, короче, не все воспоминания подряд, как у меня. В общем, они собрали консилиум врачей, позвали кого-то даже из другой клиники, и вот тот чувак при более тщательном осмотре нашел кое-что у меня на голове…
– Что?
Я боялась, что он опять переключится на что-то другое, но он, к счастью, оставался релевантен и указал себе на макушку: – Что-то где-то здесь… Можешь посмотреть сама. – Помедлив немного, я все же приблизилась к таинственному незнакомцу, потерявшему память, и уставилась, куда указывал его палец. – Тут должны быть какие-то странные микроподтеки – или как их называют – в общем, красные точки как от укола.
– Свет плохой, я ничего не вижу, – сообщила я через пять секунд, отступая назад. Это было странно и неуместно – осматривать голову незнакомого человека чуть дольше, даже если он сам об этом просит.
– Что ж, они нашли это и сказали, что это выглядит, будто кто-то втыкал в мою голову иголки. Обычные или же со шприцом или проводками – уже не установить.
До меня дошло только через несколько секунд.
– Кто-то ставил эксперименты на тебе?! – воскликнула я в ужасе. – Поэтому ты потерял память?
– Да, это текущая версия.
– Какие твари способны на такое?!
– Самые жуткие – вот какие. Очевидно же, – и просто продолжил есть. Я тоже переваривала, но не еду – информацию.
Я не была наивна, но не знала многого об ученых. Позднее в тот день я прошерстила интернет по теме и узнала, что якобы с благими побуждениями люди науки делали ужасные вещи во все времена и во всех странах. К примеру, Владимир Демихов в 1954 году занимался страшными экспериментами по трансплантации, создавая двухголовых собак. Голова и передние лапы маленькой собаки были пришиты к телу взрослой овчарки. Собачки не могли ужиться вместе и постоянно пытались друг друга загрызть. Таких опытов было много, но финал всегда один – собака с двумя головами погибала, прожив меньше месяца. Эту же методику использовал ученый Роберт Уайт в 1970 году с обезьянами. Когда одного животного лишили головы, обеспечивался постоянный приток крови к мозгу, чтобы тот не погиб. В итоге операция прошла успешно, и несчастные животные мучились несколько дней, пока не погибли. Не говоря уже о продажных ученых, которые опубликуют фейковые результаты исследований за деньги. Слава богу, популярная в США передача «Адам рушит все» (Adam Ruins Everything) развенчала миф о том, что если исследование опубликовано в научном журнале, то оно правдиво. Поэтому теперь я верю, что ученые способны на все.
Но вернемся к разговору на кухне. Подождав, когда он допьет чай с печеньем, я спросила:
– А будет продолжение истории? Напрашивается сиквел.
– Угу. – Он поставил чашку в раковину. – Но дай мне сперва переодеться. Я бегал по городу в этой одежке, ночевал в ней на лавке в парке и валялся в кустах, вломившись на твою территорию. Благо, что в психушке выдавали сменное, а та одежда, в которой меня доставили, просто лежала в прикроватной тумбочке в палате. Представляю, как бы от меня воняло, ходи я две недели в одном и том же! – Он наконец заметил непонимающее выражение моего лица и мое нежелание куда-либо идти и уточнил: – У тебя есть в доме какая-нибудь мужская одежда?
Я почувствовала раздражение.
– Мой дом выглядит как долбаный торговый центр, или что? – Я помолчала, затем снизошла до нормального ответа: – Нет.
– Но… Мне не надо ничего нарядного и нового. Хоть что-то. Растянутая футболка, которую забыл бывший и в которой ты спишь? Старая рубашка и штаны отца, в которых он у тебя ремонт делал? Что-нибудь…
– Эти чудовищные эксперименты, видимо, не только память тебе загубили, но и слух. Я же сказала: нет. У меня размер S, он же 42–44, так что, думаю, ничего из моего тебе не подойдет.
– Бли-ин, – протянул он. – С тобой явно что-то не так. Когда я закончу со своей историей, придет твой черед рассказывать.
