Алый лёд

Через двадцать лет, устав от выедающих душу ежедневных видений, пророчеств невпопад и хронической бессонницы, Николай пришёл к учению о Пуповине. Нервы ему кондукторы поправили, избавили от перманентного воспаления, мозги вправили, что могли. Талант, обуздав, поставили на службу людям. К сожалению, нормально спать Тиненко так и научился: забывался на час-другой, чтобы проснуться от удушья. Его единственный сон, снившийся ему постоянно – огонь…

– Николай, устроился уже? – добродушно заметил Тимур, увидев, что Тиненко, убрав личные вещи, выложив на столик продукты и поставил чайник.

– Присаживайся. Всё нормально, Тимур. Настроение хорошее, расслабься, – успокоив политрука, Тиненко, понюхав бутерброд, отправил его целиком в рот.

Предложить подкрепиться Акулову Тиненко и не подумал, он его не приглашал, да Тимур не очень-то и хотел есть. Но всё равно неприятно.

– Да нет, я к тебе не проверять пришёл, а за советом. – Тимур не врал, задержавшись у двери, он пришёл к выводу, что можно и как можно использовать Дара на благо отряда.

Вскинув брови, Дар коротко взглянул на Акулова. Кивнул, определив, что второй помощник командира не врёт.

– Хочешь знать, что я вижу?

– По-моему, это естественно, иначе для чего дар, раз им нельзя воспользоваться.

– Логично. – Сутулый прорицатель встал, заварил себе чайку в железной кружке. Допив, закусил ещё одним бутером с варёной колбаской. Вернувшись на место, сказал: – Хм. Ничего необычного я не чувствую. Разве что…

– Что? – насторожился Тимур.

– Так, ничего важного.

– И всё же.

– Кто-то из наших знает больше, чем ему следует.

– В смысле?

– Не понимаю. Смутное что-то, начинаешь вникать – тошнит.

– Кто это?

– Пока не могу определить точно. Ощущение как от блуждающих огней, перескакивает с одного на другого.

– Такое бывает? – Акулов не очень разбирался во всех этих парапсихологических терминах, ему требовалось подробное объяснение, а не стихи на вольную тему.

– Бывает. Вот ты глаза умеешь людям при необходимости отводить?

– Нас всех этим фокусам учили.

– М-да. Кто-то умеет делать такие вещи гораздо лучше других. Да ты не ломай голову, скорее всего, это от перенапряжения. Мучается человек от тяжёлого груза ответственности – вот из него и лезет. Через аварийный клапан негатив спускает. Всё нормально.

– Послушай, а что может этот кто-то знать об экспедиции такого, чтобы так переживать? – Тимур уцепился за ниточку. Клубочек требует, чтобы его размотали, даже если клубочка-то на самом деле и нет. Логика событий.

– Молодой ты, Тимур. Разве ты или я всё знаем о том, зачем туда идём. Может этого и Сечение не знает, а ты беспокоишься. Пути Пуповины неисповедимы.

– Конечно. Но хочется фактов, подтверждающих, что всё идёт по плану.

– Да, а таких фактов нет, как нет и объективных данных о том, что нас всех там ждёт.

– Но…

– Конечно, если увижу больше, сразу тебе сообщу. Теперь позволь мне закончить, – показав на столик, попросил Дар.

– Кушай.

"Жадина", – уходя от Тиненко, подумал Тимур. Ему было всё равно услышит его мысли прорицатель или нет.

Глава 3

Следующим сталкером, к кому заглянул Акулов, стал Родион Бычков по прозвищу Выкатило, данному ему за буйный нрав и неуступчивый характер. Бычков замаливал грехи молодости в храме Руды, да никак, видно, до конца замолить не мог. Странно, что типа с уголовным прошлым взяли в команду. Правда, по количеству удачно совершённых сцепок ему равных в отряде не было. Единственная причина, по которой Бычков очутился здесь, среди самых чистых сердцем сцепщиков, это его сумасшедшая работоспособность и слепая преданность идеалам Пуповины. Беспокойный пассажир, своевольный. В прошлом он дважды отбывал срок. Первое своё посещение зоны он принудительно совершил по малолетке: суд приговорил его к сроку за участие в убийстве. Банда подростков забила насмерть гражданина, который отказался поделиться с ними содержимым карманов. Ну как тут не вспомнить бурную юность самого Акулова, но тут дела другие. Тимур сражался за честь, а Бычков за презренный металл. Разница.

Выйдя на свободу в начале нулевых, Радик не растерялся, связался с бригадой автоугонщиков. Пять лет жил безбедно: кутил, гулял, девок портил, кайфовал, а на шестой по-настоящему полюбил простую девушку с периферии. Женился, родился ребёнок, хотел завязать (жена ничего не знала о криминальном образе жизни Радика, думала, что он предприниматель, машинами торгует – так в каком-то смысле и было, но с нюансом), да не успел, закрыли. Опять срок. Привет. Через четыре года по амнистии, приуроченной к семидесятилетию победы, вышел. Жена с ним развелась, когда он сидел, и, за то время пока он лес валил, успела повторно выйти замуж. К ребёнку Бычкова не пустили. Он прекрасно помнил тот разговор, который состоялся у него с его бывшей женой. Родион разыскал Любу в другом городе. Дождавшись, когда её новый муж уйдёт утром на работу, заявился к бывшей возлюбленной. Он хотел всё вернуть, а ему опять отказали. В дом Бычкова Люба не пустила, предпочла общаться с недавним уркой на лестнице.

– Радик, ты меня обманул. Что же ты теперь хочешь? Любви? Понимания? Твоё враньё всё закончило. У меня сейчас другая жизнь; по-другому и быть не могло. Всё кончено давно, – ответила на путаные просьбы-объяснения Люба.

– 

Я, как вышел, сразу к тебе. У меня ничего не осталось – ни денег, ни дома, ни семьи. Не гони меня, я тогда не мог тебе всего рассказать, сама понимаешь. С прошлым я покончил.

– Денег я тебе на обратную дорогу дам, а об остальном и думать нечего.

– Давай всё сначала начнём.

– Ты в уме вообще. Я люблю своего мужа, ты мне не нужен.

– У нас с тобою сын!

– Раньше надо было о нём думать, Радик, – Люба тяжело вздохнула, она, зная его нрав, старалась говорить спокойно, призывая к логике. – Для него папа – мой муж, и другого он не знает. Не разрушай нашего счастья. У нас всё с ним хорошо, пойми.

– Да? А как же я? Меня выбросили и забыли, как будто не было! – Бычков заводился, натура брала своё. – Что скажешь, когда я муженька твоего прихлопну, – он зло щурился, цедил слова, как сплёвывал, становилось ясно – он не шутит.

– Можешь убить и меня тогда. Ты что, хочешь опять в тюрьму? – Люба смотрела на бывшего открыто, смело, но без вызова. – Радик, ты ничего не изменишь. Поздно спохватился.

Пришлось Бычкову вернуться ни с чем. Убивать соперника он не стал. Он любил, а настоящая любовь меняет человека. Он понял, – по тому как с ним говорила Люба, – что она с ним никогда, ни при каких условиях не будет. Денег он у неё не взял. На попутках добравшись до своего города, он вплотную подошёл к черте, за которой его ждал мир криминала или жизнь опустившегося бомжа. Начинать грабить и убивать он не хотел, да просто органически не мог дальше жить, лишь охотясь на золотого тельца. Но жить-то как-то надо? Тогда-то на него и набрёл вербовщик проводник. Многое с того дня воды утекло, но уголовные привычки остались прежними.

Тимур, дождавшись, когда к нему из номера выйдет Бычков, поздоровался:

– Привет.

– Ну, привет.

– Можно к тебе?

– Чё тебе надо, Акулов?

– Поговорить. Давай-давай, пропусти меня. К тебе гость пришёл, а ты недоволен. Нехорошо.

– Давать тебе девочки московские будут, – проворчал Радик, но в номер Тимура впустил. Начальство вроде, хотя приказывать права не имеет. В отряде все равны, один командир может отдавать оперативные команды – пойди-принеси-сделай, а важные стратегические вопросы обсуждались исключительно всем отрядом и принимали решения, одобренные большинством. Бычкову Акулов не нравился, но бодаться с ним, по крайней мере сейчас, он не собирался.

– Ну и бардак у тебя, Радик, – удивился раскиданным повсюду шмоткам Тимур.

– Не тебе меня учить. Здесь моя территория. Говори чего хотел и отваливай.

– Ничего мне от тебя не надо, Бычков. Пришёл убедиться, что ты жив и здоров.

– Не дождёшься.

– Ладно, загнивай дальше.

Общения по душам не получилось, Тимур, бегло осмотрев каюту на предмет присутствия в ней запрещённых вещей – носителей кайфа – бутылок с алкоголем, сигарет с табаком и травой, шприцев с маковым дурманом, ретировался. За ним, провожая политрука, злобно хлопнула дверь. Да, Бычков точно не испытывал восторга при виде выскочки Акулова, он его недолюбливал, как и многих из тех, кто стоял выше него.

Переборов гнев, заворочавшийся в животе Акулова зубастым чёртом после посещения быка Радика, Тимур зашёл за порцией позитивных эмоций к единственной в их команде девушке – прелестной Даше Чайкиной. Милая Даша, медик      по специальности, на правах доктора отряда следила за здоровьем его членов. Являясь профи высшего порядка, она могла при необходимости провести хирургическую операцию в полевых условиях: ничего сложного, но соответствующие инструменты у нее имелись – вкупе с мешком разнообразных лекарств на все случаи жизни. Двадцатисемилетняя Даша, небольшого роста, с сексуальным телом нимфы, не худенькая, а такая как надо, эротическая мечта любого половозрелого, и не очень, мужчины, помимо внешней привлекательности, обладала развитым интеллектом и бойцовским характером, которому могли позавидовать многие бородатые студни в штанах. Словом, Валькирия. Идеальная подруга воина. Правда, на все подкаты к ней сталкеров она, в других обстоятельствах чуткая, теплая, милая, неизменно отвечала холодным отказом, несмотря на то что ни официального парня, ни тем более мужа у неё не имелось. О секрете такой недоступности знали немногие. Им владели старшие наставники, а они не стремились к огласке чужих тайн.

Дарья имела все основания вести себя так, как она вела. Когда она училась в восьмом классе с ней произошло то, что запросто могло сломать пятнадцатилетнюю красивую девочку, сделав из неё закоренелую отшельницу или пропитую лярву – это кому что по вкусу. Она с двумя лучшими подружками после уроков, поддавшись на их уговоры, пошла пробовать алкоголь. Раньше Даша никогда не притрагивалась к спиртному, за исключением таких семейных праздников как новый год. Пару бокалов шампанского – всё, что ей разрешалось родителями. Одно время она занималась спортивной гимнастикой, но два года назад получила травму. На ожиданиях папы с мамой, мечтающих о том, чтобы их единственная дочурка стала чемпионкой, пришлось поставить крест. Но они, по инерции, что ли, держали её на строгой диете, следили за тем, чтобы Даша не потеряла форму. Надеялись. На что? Хотя какая тут форма без настоящих тренировок до седьмого пота. Даша не расстраивалась, она-то лучше кого бы то ни было понимала, что занималась гимнастикой не ради наград, а для себя, и когда не смогла скакать по бревну, как прежде, не расстроилась. Алкоголь для неё являлся запретным плодом, который Даша в силу своего воспитания, до последнего времени, не хотела пробовать.

Подружки настаивали – Даша согласилась. Нина где-то раздобыла бутылку Самбуки (притащила из дома), а Яна умудрилась упросить мужика купить ей пару баночек пива: глазками стрельнула, губки бантиком сложила и тридцатилетний, начинающий лысеть скуф согласился помочь. Парень рассчитывал на яркое приключение, а получил от Яны скупое "спасибо" в обмен на пиво. Многообещающее начало обернулось обломом. Яна хорошо умела такие штуки проворачивать – сверстников разводила, старших обманывала.

Имея такой богатый арсенал выпивки, девочки нашли себе укромный уголок невдалеке от железной дороги, рядом с речкой вонючкой. Середина октября, но достаточно тепло: солнце играло в прятки с тучами, иногда выскакивая ненадолго из засады облаков и, по меркам осени, грело вполне себе сносно. Пара чахлых берёзок, облетающих жёлтыми листочками, пожухлая, примятая трава, брёвнышко, следы костра, – то самое место, где трём несовершеннолетним барышням можно в дневное время, без опасений быть застуканными, хорошенько прибухнуть. До их микрорайона, где они жили, идти всего десять минут: знакомые с детства дома в сиреневую полоску хорошо видно. Дома и девушек разделяло поле пустыря, на котором ближе к дороге, огибающей микрорайон, росли бетонные грибы коллектора.

Нина и Яна тут на полянке и раньше бывали, а Дашу взяли с собой впервые. Даша недавно стала плотно общаться с ними, хотя знала обеих девочек давно – с третьего класса. Они и жили недалеко, через дом – Нина, а в соседнем подъезде – Яна. Некоторое время Даша Чайкина училась в спортшколе; связь с прежними знакомыми ослабла, а вернувшись после травмы назад, ей пришлось приспосабливаться, искать нишу в классе. Целый год Даша ходила в одиночку, а потом класс её признал за свою. Яна подтянула Дашу в компанию одноклассников, девочки стали дружить.

Яна, тряхнув косичками, сбросила с плеч рюкзак. Она, как и Даша, придерживалась свободного стиля в одежде, ей так было удобно. Например, сегодня она надела джинсы, голубую ветровку, а под неё расписную белую майку, ножки обула в кроссовки. Осмотревшись по сторонам, достала пиво, вслед за ней Нина вытащила из рюкзака бутылку и пластиковые стаканчики. Постелив салфетку прямо на траву, девочки сервировали стол. Поставили бутылку, банки с пивом, разложили конфеты, яблоки.

– Готово. Что подруги, кайфанём? – рыженькая Яна хитро прищурилась. В её пальцах появилась сигарета.

– Я пива выпью, – сказала Даша.

– Ничего подобного. Пиво на потом, – взяв в руки бутылку Самбуки, с начальственными нравоучительными нотками в голосе проворковала Яна.

– В самом деле, зачем нам это пиво вообще? – показала недовольство Нина, усевшаяся на брёвнышко. Она плавным движением руки поправила длинные роскошные волосы, откинув их назад. Разгладив на коленях клетчатую юбку, Нина, любуясь на свои начищенные до блеска туфли, продолжила: – Лучше бы шоколадку купили.

– У нас конфеты есть. Тебе мало? – удивилась Яна. Подмигнув, сразу добавила. – Ладно, не хочешь – не пей. Самбука сладкая, её много не выпьешь.

Яна налила каждой подружке по полстакана, себя тоже не обидела. Кто разливал, тот первый и пил. Не поморщившись, Яна, выцедив порцию Самбуки, облизала кончиком языка губы и заела алкогольную приторность конфеткой. За Яной последовала Нина. Осталась Даша. Держа в руке стакан, она всё никак не решалась сделать первый глоток.

– Что ты её греешь? Пей давай, это тебе не водка, не бойся, – подбадривала Яна.

– Сладенькая, – подтверждала Нина.

Даша поднесла стакан к носу, принюхалась. Аромат ей понравился, пахло остренькой прохладой. Отпила глоток. В самом деле сладенько, сделала ещё глоток, потом ещё. Допив стакан, Даша ощутила букет самбуки полностью. Приторная сладость перешла в горечь, в нос ударил резкий спиртовой запах сладкого напитка для взрослых тёток.

– Кхе, кхе, – закашлялась Даша.

– Ха Ха Ха, – засмеялась Яна. – Так ты что у нас кашлюшка?

– Не смешно, – вытирая слёзы, ответила Даша. – Мне достаточно, я больше не буду.

– Не буду, – передразнила Яна. – Что значит – не буду? Нам на двоих много. Не выливать же.

– Да, самбука денег стоит, – проворковала Нина. – Мне вечером с матерью объясняться предстоит, а ты ломаешься. Я взяла бутылку, между прочим, для тебя, её не спросив, теперь врать придётся. Всё равно выговором не отделаюсь.

– Как это – для меня? – Даша ничего не понимала.

– Ладно. Не обламывай, – обратилась к Даше Яна. – Самбука всегда так в первый раз идёт. Я и вправду много тебе налила. Вторая порция пойдёт гладенько, вот увидишь. Не запрещёнка ведь. Ну, попробуй.

Даша задумалась: неудобно как-то подружкам отказывать, похоже на то, что она, как маленькая, капризничает.

– Хорошо. Только наливай немного, – согласилась Даша.

– Настоящая подружка!

Потихоньку-полегоньку девчата прикончили бутылку. До самого последнего стакана Даша не чувствовала никакого опьянения, ей становилось весело, она болтала о всяких пустяках, но так, чтобы окосеть, такого не было. Небо на неё рухнуло как-то внезапно, одним махом. Вот она сидела, греясь на солнышке, а вот перед глазами всё плывёт, убегает куда-то, а рядом суетятся подруги. Кто-то, вроде бы Яна, суёт ей под нос открытую банку пива, Даша берёт. Всё. Нормальная запись происходящих вокруг неё событий кончилась, дальше в памяти запечатлелись лишь обрывки кадров чужого кино. Первый фрагмент – кусты. Второй фрагмент – хохочущие подруги тащат её под руки по пустырю. Третий – самый продолжительный фрагмент – Даша лежит на земле, а на неё орут в два высоких голоса, требуют, чтобы она встала, недалеко осталось, а она чего-то там им портит, дрянь. Бдырдж! Дашу поднимают, отвешивают пощёчину. Дальше воспоминания стёрлись, от них не осталось ничего, простой намёк на то, куда её потащили подружки, отсутствовал.

Очнулась Даша в полутьме, непонятно где. В висках и затылке по-хозяйски распоряжалась ведьма – пульсирующая боль. Сдержав стон, она приоткрыла глаза. Вдалеке, откуда-то сверху пробивался тусклый свет, приглушённо шумела вода, доносились тупые звуки падающих на камень капель воды. Немного сориентировавшись, она заключила, что не под открытым небом валяется, а лежит в помещении непонятного назначения. Не успела Даша полностью прийти в себя, как ей в нос ударила волна тёплой вони. С таким зверским смрадом её обонятельные рецепторы знакомы не были и не справились, выдав аварийный сигнал о перегреве системы восприятия. На неё напал такой запах, будто предварительно его вымочили в кишечнике тяжелобольного пациента ракового корпуса. Смрад, оседая у неё на коже, проникал в поры, брал за горло, душил.

Когда Даша подумала, что снова сейчас потеряет сознание, она услышала как кто-то ворочается рядом с ней по левую руку, за головой. Копошение сопровождалась усилением вони, словно кто-то палкой расковыривал кучу тухлого мяса, облитого поносом. Лёгочный булькающий кашель. Сгусток мокроты пролетел совсем близко от лица Даши. Не выдержав, она вскрикнула. Тут же со всех сторон зашуршало, с пола стали подниматься тени. Свет то гас, то снова появлялся. Дашу окружали со всех сторон. Сумев рывком подняться на ноги, она побежала на свет, но ей перегородили дорогу двое, от которых нестерпимо воняло гнилым луком и общественным туалетом. Теперь Даша догадалась, где очутилась. Её миленькие подружки подкинули пьяную тушку Даши в местный бомжатник. В районном коллекторе обитали бомжы – все жители знали об этом: несколько раз приезжала полиция, гоняла бездомных, но они через неделю возвращались обратно в тепло, как крысы забирались на зиму в сельский амбар, набитый зерном.

Боролась с канализационным ужасом Дарья молча, на неё так же молча, сопя и хрипя, напирали, она отбивалась. Ее пальцы скользили, натыкалась на твёрдое, пачкались в мокром, проваливались в жар. Плохо. Но ещё хуже, что её трогали. Грубо хватали, лапали, царапали. Сколько вокруг собралось бомжей, она сказать не могла, но точно больше пяти. Силы оказались слишком неравны, через минуту отчаянного сопротивления толпа гумазаторов завалила Дашу на бетонный пол. Приземление получилось жёстким, но не таким кошмарным, как продолжение.

В школе Даша появилась через неделю после того, как побывала в гостях у бомжиков. Родителям она естественно ничего не рассказала, ограничившись тем, что объяснила – упала в яму, ту, которую рабочие у подъезда выкопали для замены водопроводных труб, да так и не зарыли. Синяки, ушибы, царапины прошли сами собой, а вот от другой липкой скверной мерзости Даша лечилась втайне от родителей.

При её возвращении к занятиям, в первый же день Даша заметила, что стала популярной личностью в школе. Её фотографии в пьяном виде, валяющейся на прелом тряпье в бомжатнике, активно циркулировали по школьным чатам и социальным сетям. Когда она вошла в класс, первый же вопрос, который она услышала, стал:

– Скажи честно, тебе понравилось? – спрашивала Яна, а Нина засмеялась, добавив: – "Хорошо погрелась подружка!", – вслед за ней заржали остальные классные кони.

Как такое пережить? Есть три основных способа решать подобные проблемы:

1. Покончить жизнь самоубийством. Самый простой, очевидный и глупый метод избавиться от душевных мук.

2. Проглотив обиду, став неполноценной, жить дальше. Большинство людей, побывавших в такой ситуации, выбирают именно этот путь.

3. Отомстить.

Чайкина выбрала третий вариант. Накопившуюся обиду требовалось выпустить на волю, а вместе с ней дать свободу жестокой кровожадной суке, зачатой в сердце Даши позором и болью пережитыми её в коллекторе. Не откладывая дело в долгий ящик, она дождалась большой перемены, выбрала момент, когда Нина пошла в туалет, а Яна осталась одна. Дарья, зайдя к Яне со спины, ударила наотмашь ей по уху. Подружка, смешно ойкнув, повернулась, сказав Даше:

– Ты чего, овца, совсем охренела? – не понимала, что сейчас будет.

Дальше девочки пререкаться не стали, сцепились. Спортивная Даша легко взяла верх над курящей троллершей Яной. Оседлав её, она била Яночку по высокомерному лицу, а когда та перевернулась на живот, вцепившись в её косички, заколотила Яниной головой по полу. Получилось как в женском реслинге, но только на самом деле. Даша так старательно выстукивала головой Яны морзянку, что выбила из неё два передних зуба. Яна, истекая кровью, заныла. Встав над ней, так чтобы её голова оказалась между ног, Даша спросила:

– Ну и кто теперь овца, мразь? – поинтересовавшись издевательским тоном, Даша забрала себе выпавшую при борьбе из кармана джинсов Яны зажигалку. Пригодится.

Драку от начала до конца засняли на телефон многочисленные зрители. Даша не сомневалась, что запись вскоре станет хитом и она таким образом закроет её бомж-косяк. Но пока Чайкина не до конца удовлетворила жажду мести. Драка продлилась минуты три – не больше, вторая подлая сучка, Нина, справляя нужду, не смогла полюбоваться на падение Яны. Даша, вознамерившись исправить сей пробел, устремилась прямо к туалету: не успела она приблизиться к его дверям, как к ней навстречу вышла Нина. Делая вид, что не замечает офоршмаченную ей тёлку, Нина вознамерилась с гордо поднятой моськой прошествовать мимо. Не тут-то было! С разбега, Даша, зарядив Нине с ноги в живот, погнала её пинками обратно в туалет.

Около унитазов Чайкина учинила расправу над бывшей «подружкой». Хорошенько её поколотив, она, вооружившись трофейной зажигалкой, чиркнув колёсиком, поднеся синий огонёк к распухшему от слез и побоев лицу Нины, проговорила:

– Сейчас и ты хорошо погреешься.

Густые волосы Нины вспыхнули, как будто их предварительно вымочили в керосине. Обгорела она знатно, но серьёзных ожогов Даша не допустила, быстро загасив мокрой половой тряпкой огонь. После принудительной стрижки Нина стала похожа на беспризорника – такая же нелепая, жалкая, с торчащими в разные стороны клочками подпаленных волос. Забившись в угол, Нина тихо скулила, прося прощения.

– Хочешь, я могу продолжить, поджечь твою одежду, спалить белье, а?

– Не надо, пожалуйста. Прости меня, пожалуйста. Не на…

– Заткнись. Хочешь, чтобы я тебя простила?

– Да, – всхлипывая, размазывая кровавые сопли по щекам, с надеждой в голосе ответила Нина.

– Хорошо. Тогда лежи прокладку, – Даша указала на стоящую рядом с толчком урну, там на самом верху кучи использованной туалетной бумаги лежала размокшая от менструальной крови прокладка. – Ну!? – воскликнула Даша, подбадривая зависшую в нерешительности Нину, пинком в живот. – Или, хочешь, я продолжу. Мне всё равно.

Дрожащая рука Нины несмело потянулась к урне. Взявшись за край прокладки, она потянула. К кровавому куску женской гигиены прилипла бумажка с коричневым пятном посередине. Нина, несколько раз взмахнув, попыталась от него избавиться, но он прилип намертво.

– Я долго ждать буду? Лижи, шлюха.

Нина, высунув далеко, как только могла, совсем по-собачьи язык, прикоснулась кончиком к замаранной месячными бурой поверхности. Со стороны казалось, что она лижет прокладку нежно, боясь доставить ей неудобства, будто Нине нравилось то, что её заставляют делать.

– Достаточно, – после нескольких минут издевательств произнесла Чайкина.

Развернувшись, Даша покинула туалетную комнату, закрыв дверь в кабинке, оставив Нину наедине со жгучим чувством стыда. Остальные девочки, наблюдающие со стороны за экзекуцией Нины, какое-то время толкались в сортире, обсуждая увиденное, но так и не решились удовлетворить больное любопытство – заглянуть в кабинку к Нине.

По результату перемены мести разразился жуткий скандал. Дашиных родителей вызвали в школу. Пришлось, чтобы не усугублять ситуацию, перевести Чайкину в соседнюю школу. Хорошо, что Нина, как и Яна, молчали, прекрасно понимая, чем для них может закончиться такая болтовня. Им хватило того страха, который они пережили, увидев сколько лютой злобы плескалось в кошачьих зрачках этой ненормальной психопатки Чайкиной. За невинную, как они думали шутку, их так прилюдно опустили, что же будет, если они заявление в полицию подпишут? Да ну её. Правильно, что её из школы убрали. Встречаться вот только с ней в тёмных местах не стоило, мало ли что у безумной Чайкиной на уме.