Алый лёд

Денис Игумнов

Алый лёд

Пролог

К себе на работу его, пятилетнего малыша, привела мама. Сегодня получилось так, что оставить ребёнка было не с кем: муж в командировке, одна бабушка заболела, другая – жила за городом, – пришлось мальчика везти в офис. Бизнес-центр средней руки, недалеко от кольцевой автодороги, со всеми удобствами. Начальник ничего не имел против того, чтобы ребёнок поиграл в переговорной, превращённой стараниями сердобольных мамочек в примитивную детскую. В его отделе работало семь женщин, из которых пять имели малолетних деток возраста от четырёх до восьми лет, приходилось мириться с их капризами, чтобы работа не страдала.

В этот раз мальчик играл один: завладев самосвалом, он приступил к строительству замка из разноцветных кубиков. Нагрузив кузов грузовика пластмассовыми кубиками, ребёнок отвозил машинку на другой конец комнаты, там сгружал их и, как умел, возводил крепостные стены.

Началось всё с оглушительного треска помех, идущих из динамиков системы общего оповещения БЦ: "ПШШШКРЧШШШ АВАВАВАВАВАВА ПКРЧШШШПРКЧШШШ АВАВАВАВАВАВАВАВ ПКРЧШШШШШШ", – громко так. Мальчик видел, как мужчина, сидевший у окна с недовольным видом, поднял голову, уставившись куда-то в угол под потолок. Остальные сотрудники отдела – женщины – морщились, оборачивались, но работу продолжали. Громкий хлопок тоже особенно никого не встревожил. Потом, закрыв путь к спасению, загремели выстрелы.

В соседнем помещении размещалась студия детского танца: преподавательница с утра до вечера, надрывая горло, орала на непонятливых детишек, исповедуя стиль управления а-ля «Сталин». Когда в коридоре застрекотало, молодая неврастеничка выскочила из студии, возмущённая тем, что ей помешали учеников строить. Тонкие стенки между офисами в БЦ отлично проводили звук, мальчик, продолжая нагружать игрушечный самосвал, слышал всё, что происходило в коридоре. Не только он прислушивался к происходящему: встревоженные кумушки отдела, прочно прикипев тяжёлыми задами к сиденьям стульев, раскрывав рты, молча смотрели на дверь.

– Что это вы… – взвизгнула танцевальная мегера и тут же замолчав на полуслове.

В ответ ей прозвучал спокойный мужской голос:

– Чего разоралась?

– Вы что это, а? – истеричных ноток у преподавательницы заметно прибавилось, а хозяйские интонации пропали вовсе.

Больше женщина ничего спросить не успела. Прозвучала барабанная дробь очереди. Дверь в офис содрогнулась от мощного удара. Выдержала. Полетели щепки, зазвенели декоративные планки. Второй пинок дверь не пережила, треснув, распахнулась настежь. В тёмном проёме пульсировал силуэт чёрного человека. Мальчик чувствовал, как от человека исходило что-то, он не мог определить что, не знал ещё таких слов, но что-то сильное, словно рядом с ним на самых высоких оборотах внезапно заработал гоночный мотор, но бесшумно, без рыка и гари прогорающего на цилиндрах машинного масла. Казалось, чёрный стрелок состоял из одной чистой энергии, скрученной вихрями в подобие человеческого тела.

Стрелять он начал прямо с порога, не заходя в офис. Первым, с пробитой головой, залив всё вокруг кровью, замарав мозгами, грохнулся под стол пожилой начальник. Женщины запоздало завизжали. Стрелок вошёл внутрь. Чёрная военная униформа, берцы, лицо скрывала вязаная маска с прорезями, как у бойцов спецподразделений, разгрузочный жилет с карманами, забитыми боеприпасами, в руках автомат: стрелок хорошо подготовился к акции. Помимо запасных обойм и лимонок, стрелок имел при себе нож и пистолет. Вооружённый человек расстреливал безоружных женщин с методичностью робота. Короткая очередь и жертва падала. Из семи женщин лишь одна заметалась по офису, уходя из-под прицела. Мать мальчика кинулась, выписывая зигзаги, к сыну на защиту. Не добежала. Очередь её догнала, вскрыв грудную клетку. Раздробленные внутренние органы выплеснулись на стеклянную перегородку переговорной. Тело, по инерции пролетев метр, разбив окровавленное стекло, приземлилось прямо перед носом потрясённого малыша. Замок, который мальчик старательно строил, оказался разрушен до основания. Он так испугался, что, испытывая одновременно ужас и восторг, возбудился.

Стрелок, хрустя осколками, подошёл посмотреть на дело своих рук. Малыша он не тронул, кивнув ему на прощанье, он удалился, ушёл за продолжением. Но настоящее продолжение осталось сидеть, прижимая к животу игрушечный самосвал.

Глава 1

"О мой вождь! Знаю, ты жив. Наконец-то я нашёл тебя. Клянусь, я верну тебя в мир. Буду служить тебе плотью и кровью. Моя жизнь – твоя жизнь. Если потребуется – убью за тебя, если захочешь – умру за тебя. Верю, вместе с тобой придёт на землю тотальное освобождение, запылает очищающий огонь священной войны и возродится чистая раса избранных. Да, у тебя есть враги, но те прежние, которые имели силу, сдохли, а нынешние – слабаки, не способны противостоять нашей воле. Я убью всех, кто посмеет мешать нам. Великий миссия, белый народ истосковался по сильной руке. Вернись, наведи подарок, покажи нам всем свет. Мы так долго ждали тебя, терпели несправедливость, приди, накажи их всех, прикажи уничтожить наших врагов. Час твоего освобождения близок! Я иду к тебе, и никто не сможет меня остановить, о мой фюрер!".

До аргентинского порта Ушуайа команда учения пуповины Святого Пламени добралась, совершив четыре пересадки и затратив на дорогу трое суток. 18 проводников, отобранных из лучших адептов по распоряжению Сечения (высшего директивного органа Пламени) старших кондукторов, отправлялись на другой конец света в экспедицию на добычу артефактов. Их путь лежал в мистическую страну Шангри-Ла. Часть Антарктиды, которая обозначалась на современных картах как Земля Королевы Мод, интересовала кондукторов со дня создания первого центрального пупка воли. Для них она всегда оставалась Новой Швабией, во льдах которой оказался затерянным последний тайный объект Третьего рейха – база 211. Экспедицию к объекту готовили давно и тщательно. Организация похода влетела Пламени в копеечку. Помимо значительных материальных затрат на амуницию, фрахта подходящего судна, аренду вертолёта, оформления разрешений, приходилось попутно решать сложные вопросы секретности и покупки на чёрном рынке оружия. Никто не должен был знать истинные цели, преследуемые экспедицией.

Сами участники экспедиции шли за знаниями, полученными оккультными обществами Германии, сконцентрированными в созданных при их помощи техномагических предметах ведения войны. По косвенным данным, почерпнутым кондукторами из секретных архивов, по крайней мере, одному человеку удалось, достигнув просветления, войти в туннель, связывающий наш и загробный мир, что сулило тем, кто владел подобными техниками, стать чуть ли не всесильными представителями богов на Земле. Получив подобные знания, Пламя обретало решающие преимущество в борьбе за мировое духовное лидерство. На достижение такой благородной цели никаких ресурсов не жалели.

По причинам секретности привлечь профессиональных полярников непосредственно в команду сталкеров не представлялось возможным, поэтому проводники проходили удалённое обучение премудростям долгих трудных снежных переходов. Последние два сезона проводники провели в тундре под присмотром опытных инструкторов: ездили на ледники в горы – нарабатывали навыки полярных специалистов на разных полигонах. До последнего момента бойцы не знали для чего их готовят. Только за месяц до начала экспедиции наставники им объяснили, зачем и куда их посылают. Как от них и ждали, никто не отказался от коллективной сцепки настолько высокого уровня. Значимость, уникальность операции привлекала, будоражила ум.

18 смельчаков в порту ждало зафрахтованное бывшее советское научное судно ледокол Данциус. Раньше оно наверняка называлась академик такой-то, но с развалом Советского Союза, за ненадобностью новой России его продали, а новые аргентинские хозяева, переоборудовав его под круизные коммерческие цели, переименовали.

Капитан – синьор Варгас – ждал гостей со вчерашнего дня. При виде восемнадцати крепких молодых людей, нагруженных рюкзаками и сумками, поднимающихся по трапу на его судно, пышноусый аргентинец поспешил им навстречу. Основная часть снаряжения отряда прибыла в порт два дня назад и его уже успели погрузить на Данциус. Помимо контейнера с обычным, в таких случаях, снаряжением, судно приняло звеньевой вездеход серии Богатырь, модифицированный под нужды арктической экспедиции. Серьёзные ребята пожаловали: капитан сразу это понял, узнав сумму причитавшегося ему гонорара. Судно, рассчитанное на 110 человек, сняли полностью, оплатив все места, а не только восемнадцать по числу пассажиров. В плаванье Данциус отправлялся третьего декабря. По плану через три дня перехода он высаживал отряд в указанной капитану точке на Земле Котса. А вот забирать русских полярников через месяц, шестого января, предстояло уже из точки, находящейся на побережье Земли Королевы Мод. Если по шельфовому леднику вдоль побережья шагать четыреста километров, то из начального в конечный пункт назначения можно дойти за три недели, но почему-то отряд продолжительность экспедиции определил в четыре с половиной. Странный маршрут избрали для себя русские, никто на памяти Варгаса так не ходил – ни учёные, ни сумасшедшие туристы. Но задавать лишние вопросы было не в его натуре. Клиент всегда прав, особенно если платит так хорошо.

Возглавлял отряд Нестор Рыбаков, он первым, поднявшись по трапу, пожал руку капитану. Нестор неплохо знал испанский, в общении с аборигенами проблем у него не возникало. Когда Варгасу Рыбаков представился, обозначив себя как руководителя группы, капитан взглянул на него внимательнее. Хмурый, уверенный в себе человек тридцати-тридцати пяти лет, не улыбчивый, как все русские. Коротко стриженный, светловолосый медведь Нестор, с грозной складкой залегший между курчавых бровей, при разговоре постоянно смотрел прямо собеседнику в глаза, что в первую минуту смущало, а потом начинало крепко раздражать. Капитан постарался не придавать большого значения этой особенности русского командира: после приличествующих моменту, следующих за рукопожатием приветствий, он поинтересовался:

– Как добрались?

– Вы знаете, неплохо. У нас ушло всего три дня, чтобы из России оказаться в Ушуайи. Учитывая, что для нас этот другой край света, нормально. Наше снаряжение погрузили?

– Да, вчера.

– А собак?

– Тоже. Их разместили в грузовом отсеке. Хлопот с ними не оберёшься. Честно признаться, я не в восторге от такого количества животных на моём корабле.

– Ничего, недолго вам терпеть осталось. Скоро вы от них, как, впрочем, и от нас, избавитесь, – бесцеремонно заявил Рыбаков.

– О! Я совсем не это имел в виду.

– Прекрасно понимаю, что вы имели в виду, – пробурчал командир сцепщиков. Усач начинал действовать ему на нервы своей непосредственностью. На выходе получилась взаимная неприязнь.

Почувствовав, что теряет контроль над разговором, Варгас поспешил сменить тему:

– Хм. Как вам в Аргентине?

– Красивая страна, – коротко ответил Нестор. – Распорядитесь, чтобы людям показали их каюты, – Рыбаков сворачивал светский разговор в практическое русло, давая понять капитану, что ему некогда лясы точить.

Варгас, отнюдь не дурак, понял, что его вежливо отшили заодно вместе со всеми вопросами. Приложив по-военному ладонь к козырьку белой фуражки (привычка, оставшаяся со времён его службы в ВМФ) он, оглядев столпившихся вокруг него русских, пообещал:

– Да-да, сейчас распоряжусь. Вы устали с дороги, понимаю.

Обнадёжив пассажиров, Варгас уже направился к группке матросов и обслуги, стоявшей в отдалении на палубе, активно обсуждающей гостей, когда услышал:

– Минутку капитан, – обратился Нестор к Варгасу.

– Да, господин Рыбаков.

– После того, как вы нас разместите, надеюсь, вас не затруднит показать мне наш груз.

– О чём вы говорите, естественно! – преувеличенно доброжелательно воскликнул Варгас.

Глава 2

Тимуру Акулову досталась каюта по левому борту. Удобства ограничивались наличием доступа в интернет, нехитрой мебелью каюты и общим гальюном на этаже. Холодильник с продуктами и выпивкой, и неработающий телевизор – не в счёт. Удобства бытового устройства для Тимура не имели большого значения. По праву считаясь самым перспективным проводником из всех, претендующих на ранг кондуктора, в свои двадцать три года Тимур считал, что достоин большего, его амбиции простирались куда дальше, чем мог себе представить наставник. Институт он закончил в прошлом году, всего себя посветив делам организации пуповины. Тимур не искал шанса проявить себя, веря в путеводную звезду, он знал, что проведение не минует его своей милостью. Коллективная сцепка – это то самое, что нужно, чтобы подняться на самый вверх в иерархии храма-чрева Сырой Руды. Поэтому, когда ему поступило предложение принять участи в экспедиции в Новую Швабию, он, не думая ни минуты, согласился сразу.

Являясь одним из самых молодых сталкеров отряда, Тимур, тем не менее, получил ордер на исполнение обязанностей "политрука". На его плечи, как на идеологически подкованного идеального полевого проводника, ложилась ответственность отслеживать все негативные тенденции, неизбежно возникающие в трудных ситуациях, обусловленных условиями проведения сцепки такого масштаба. Выявить, проанализировать, помочь, уберечь. Найти у каждого члена отряда болевую точку, грозящую выродиться в язву, проанализировать причины её возникновения и развития, помочь сцепщику справиться с проблемой самому, уберечь отряд от негативных последствий. Четырёхгранное Сечение Кондукторов (высший совет храма центрального пупка) не столько предвидело катастрофу, сколько страховалось от возможных сбоев во взаимоотношениях коллектива самобытных личностей, из которых каждая по отдельности обладала значительной духовной силой. На кандидатуре Тимура настоял его бессменный куратор Влас; Сечение проголосовало за него единогласно. Тимур, как третий по важности человек команды, по достоинству оценил оказанное ему доверие, собираясь воспользоваться случаем и с третьего места переместиться на первое.

Разложив вещи, Акулов пошёл проведать товарищей, узнать, как они устроились. Список номеров кают с именами тех, кто их занимает, он, после заселения, затребовал у усатого капитана судна; переводчиком служил командир отряда Рыбаков, объяснивший Варгасу смысл требований Тимура. Нестор, одобрив рвение молодого политрука, выдал ему полный карт-бланш на психотерапевтические сеансы поддержки душевных сил команды. Болтать по душам тоже входило в обязанности Акулова, да и просто нравилось общаться с равными себе на интересующие его темы. До ужина оставалось не менее двух часов – можно успеть почесать языком под благовидным предлогом заботы о поддержании хорошего настроения сцепщиков, отправляющихся в трудную экспедицию за мифом.

Оправившись, Тимур, для начала, чтобы настроиться на общение с братьями, вышел на палубу. Под вечер температура воздуха опустилась на пару градусов, достигнув комфортных – лично для него – двадцати трёх градусов тепла. Покатый берег зеленел, на склонах холмов подмигивали стёклами золотых в лучах заходящего солнца окошек белые аргентинские домики, дул лёгкий бриз, с моря пахло свежестью, ветер гладил верхушки деревьев и, закручиваясь в обратную сторону, возвращал с берега на корабль густой аромат тропических фруктов. Понятно, что пахло не фруктами и возможно даже не цветами, а чем-то местным, специфическим, может быть, не имеющим конкретного названия на русском языке. Всего лишь иллюзия, порождённая ожиданием чего-либо подобного, но какая правдоподобная! Дыша полной грудью, Тимур смотрел на красную нить горизонта, куда вскоре должно спуститься усталая, пьяная от дневных хлопот, переспелая вишня светила. Наслаждаясь природой, он выбирал.

Первым, к кому он отправился в гости, стал Николай Тиненко, которого в среде адептов называли не иначе как Дар. Он обладал талантом парапсихолога, предсказывая будущее на малые и средние дистанции. Высокая точность часто нивелировалась чрезмерной эмоциональной включенностью Тиненко в процесс, отчего он мог в мельчайших подробностях описать какое-нибудь малозначимое событие, а знаковое судьбоносное явление не заметить, пройти мимо, когда оно лежало под носом. Над даром Дар работал ежедневно, в Пламени учили дисциплине, особенно – в части выданных природой на старте преимуществ. За несколько лет проведённых в храме-чрево Сырой Руды точность предсказаний Николая заметно выросла, он стал лучше контролировать эмоциональные провалы, куда раньше не редко срывался, находясь под впечатлением бед прошлого, выпавших на его долю.

Тимур, обдумывая как бы ловчее построить разговор, чтобы Дар не догадался о том, что проверяют его психическое состояние, а обнаружив, не рассердился, спустился на нижнюю палубу. Около каюты под номером 13 он на секунду задержался, собираясь с мыслями и тут же, не успев постучать, услышал:

– Тимур, входи! Чего около двери мнёшься? Открыто.

Акулов нажал на железную ручку, дверь легко распахнулась. На низенькой кровати сидел Дар, держа бутерброд с сыром в руке, он смотрел прямо, не делая вид, что ему интересно, просто ждал, с чего начнёт наперёд все ему известные расспросы о его самочувствии юный политрук. Работа у малыша такая, пускай наслаждается значимостью. Пока.

Тиненко в прошлом месяце исполнилось тридцать семь лет, для него внешне Тимур выглядел несмышлёнышем, но, умея заглядывать глубже большинства людей в суть вещей, Дар видел, какие бури бушуют в душе молоденького сцепщика. В отличие от высокого, жилистого, ладно скроенного Тимура, сутулый Дар безоговорочно проигрывал ему гонку за звание главного красавчика группы. Не помогала ему выглядеть эталонным Аполлоном и правая половина лица, алеющая рытвинами, соединенная наплывами, словно отполированной, плоти. Ожог занимал большую часть щеки, лба, запуская розовые щупальца под подбородок на шею. По слухам, у Дара ожоги шли вообще по всему телу, особенно сильно пострадала от огня спина.

Тимур знал историю Дара. Коле Тиненко тогда шёл четырнадцатый год, родители привезли его в загородный дом к дедушке…

Последний семейный выезд в том году за город. Начало октября. Вечером дедушка с папой Коли прилично нагрузились под шашлыки, как делали всегда при встречах на даче, открытой для гостей круглый год. Пока мама со свекровью готовили закуски, мужчины пили вино, а когда мясо поджарилось, перешли на коньяк. Семья Тиненко никогда не бедствовала, среди прочих поселковых числилась в зажиточных. Дед до выхода на пенсию занимал высокий пост в министерстве пищевой промышленности, а отец Коли занимался бизнесом – торговал мясом в опт, поставляя заморозку госструктурам. Тиненко не имели привычки экономить на сыне, но Коле с каждым годом становилось всё труднее дышать в таком тесном, закрытом, душном мирке коммерсантов мясников. С одноклассниками у него отношения не складывались: обструкции Колю не подвергали, но не понимали, иногда он просто пугал знакомых детей странными заявлениями о вещах, которых и знать-то никак не мог. Как про него говорили: "Не трогай говно, оно и вонять не будет". Уже тогда сутулый, нелюдимый, жадненький Коля ходил по школе носки врозь, изредка хитро улыбаясь чему-то понятному только ему. Себе на уме, хотя тогда он не знал, что у него на уме и какие такие возможности таятся там – в беспросветных глубинах подсознания. С приходом полового созревания переживания обострились, чёрная горькая меланхолия наполнила сердце Коли под самое горлышко.

Родители и дед с бабушкой спали на втором этаже, а Коле постелили на третьем, где он оказался единоличным хозяином всех четырёх комнат. Он просил, чтобы его уложили вместе со всеми, но отец упёрся, сказав: "Не маленький, ничего страшного, переживёшь одну ночь без маминой юбки". Спать лёг Коля ближе к полночи, одновременно со всеми, а уже в два часа он поднялся с постели от испытываемого им удушья. Честно говоря, дыма в комнате набралось не так уж много, а горло драло жутко, будто его стальным ёршиком туда-обратно прошли. В носу застрял едкий запах превосходно коптящих токсичных химикатов. Коля сидел на кровати с укрытыми одеялом ногами, наблюдая через лёгкую сизую дымку, плавающую в воздухе, как вокруг бушует огонь. Комната горела вся, языки огня бегали по обоям, глодали мебель. Светло и жарко. Огонь питался в тишине, уничтожая предметы без привычного звука стреляющих дровишек в костре на сельском пикнике.

Пот покатился градом – так жарко и страшно стало Коле. Нестерпимо пекло кожу на лице, от такого жара не спрячешься под одеялом, не переждёшь в теньке, от него есть единственный способ избавиться – бежать.

Коля Тиненко, набросив себе на плечи ватное одеяло, соскочил на пол. Дверь в его комнату призывно манила, будучи открытой: её деревянные косяки уже пылали, так что Коля бросился в огненный прямоугольник, как в адские врата. Выскочил! Радость освобождения из жаркого плена оказалась преждевременной. В метущихся по коридору тенях мелькали оранжевые крылья пожара, пламя подползало, как живое, тянулось к нему. Все комнаты на этаже стояли открытыми и во всех бушевал пожар. Мальчик дёрнулся к лестнице, но там, внизу, плескалось озеро сплошного огня: он даже третьей ступени не смог рассмотреть в бушующей стихии, вырвавшейся на свободу. Одеяло тлело, босые ступни немилосердно жгло. В панике Коля метнулся к туалетной комнате. Ворвавшись внутрь кафельной коробки, он с облегчением обнаружил отсутствие там огня. Запершись, он огляделся: пелена суматошной лихорадки инстинкта самосохранения спала с его глаз. Он сам загнал себя в ловушку. Отдушина и маленькое окошко, куда с трудом могла протиснуться кошка – вот и всё, что связывало его с внешним миром, а значит, отделяло от жизни.

Коля надсадно закашлялся: неизвестно почему в туалет начал поступать в таком невероятном количестве дым, но он валил клубами, как пар в сауне, из-под двери, лился из отдушины и, кажется, вырывался из-под крышки бочка, словно из вскипающего чайника. В этот момент тринадцатилетний пацан понял, что умрёт. Смерть пришла за ним, прячась за белым саваном дыма, скрывая за ним огненную пасть печи кремации.

Дыша через одеяло, Коля схватился за ручку двери, чтобы, распахнув её, пойти ещё раз попробовать спуститься вниз. Ладонь дернула боль. Ручка раскалилась так, что на коже Коли мгновенно вздулись пузыри. Выбраться из туалета помогло одеяло. Коля снова очутился в огне. Теперь он не видел ни стен, ни потолка, ничего, кроме огня, для него больше не существовало. Бегом, ступни врозь, к лестнице. Не добежав несколько шагов, он понял, что всё напрасно, ему не выбраться. Мальчик заголосил: он плакал от жгучей боли в ступнях, от страха близкой смерти, от злости. Спасло Колю то, что кто-то за него подумал (точно – не он сам, он тогда вообще ничего не соображал): "А почему вниз?" – да-да-да! Почему обязательно туда, в огонь? Можно и наверх, на волю!

Одеяло горело, подошвы лишившись кожи на участках опоры, хорошенько успели подрумяниться, пока он носился по коридору. Наверх вела узкая вертикальная лесенка. Дед превратил банальный чердак в мансарду, в которой никто никогда не жил и на долгое время не задерживался – по причине того, что там всегда стояла невыносимая духота. Солнце грело железные листы крыши, создавая и в не такие уж жаркие осенние дни в мансарде финскую меблированную сауну. Чердак уступил место мансарде, а лесенка от него осталась. По ней Коля, завывая от боли, по пути потеряв одеяло, торопился к спасению. Откинув люк, он впрыгнул, покатившись кувырком. Мансарда словно бы ждала его появления: до того, как он откинул крышку входа, она просто тлела, а как только Коля ввалился в неё, вспыхнула, обдав наглого пришельца жарким ветром преддверия ада.

Не выдержав жара, лопнули стёкла. Горело уже не одеяло, горел сам Коля. Вскочив на ноги, он кинулся навстречу серому пятну света. Вокруг, слепя, сияла прожорливая ненасытная разрушительная рыжая, такая яркая, беспощадная смерть. Коля выбрал серую невнятную, практически незаметную жизнь.

Горящее тело мальчика вылетело из окна: перекинувшись через перила маленького балкона оно упало прямо под колёса подъехавшей к дому красной пожарной машины. На мальчика пожарные не наехали чудом. Сразу потушив горящего Колю, оказав ему первую помощь, отправили в больницу. По заключению, составленному комиссией по итогам пожара, чиновники сделали вывод, что возгорание произошло от непотушенной сигареты. Дед любил подымить в постели, вот с пьяных глаз и докурился. Вся семья Коли отправилась в трубу, а он на нервной почве заработал дар. Из пламени вышел – в Пламя вошёл. Из больничной палаты Тиненко на два долгих года попал под опеку государства, загремев, как сирота, пускай и в привилегированный, но всё же в интернат для детей, потерявших богатых родителей. Коллектив несчастных мажоров и там его не принял. Урод он и есть урод. Носки врозь.