Засада для чемпиона

Алекс Коваль

Засада для чемпиона

ЧАСТЬ 1. Возвращение. Глава 1

14 декабря, Рим

Натали

У каждого человека в жизни бывают дерьмовые дни, которые просто надо пережить, свернувшись калачиком под теплым пуховым одеялом с ведерком мороженого и старым добрым ромкомом.

Бывают невыносимые недели.

А у меня же выдался по-настоящему отвратительный сезон! Ужасная осень, когда я умудрилась остаться без единого рекламного контракта. Без своего рекламного агента и… теперь без жениха, который, прикрывая свои голые причиндалы ладонями, несется за мной в гардеробную, пока его шлюшка – подбирая свой дешевый шмот – уносит свою тощую задницу из нашей квартиры, расположенной в уютном квартале в центре Рима на последнем этаже пятиэтажного исторического здания. Из квартиры, в которую я вложила все свои сбережения до последнего цента. Из квартиры, в которую даже это гребаное постельное белье, на котором он ее трахал, покупала я! Ужасно. В жизни не думала, что такое может случиться со мной!

– Натали, ты все не так поняла! – причитает Стефано, топая следом за мной босыми ногами по паркету.

– Смешно! – фыркаю я, хватая чемодан с верхней полки в шкафу. Тот с грохотом валится на пол, по пути задевая педантично развешанную мною на книжной полке гирлянду со снежинками, срывая ее к чертям.

– Но это правда, детка!

– Разве можно не так понять ситуацию, когда член твоего жениха трется между ног какой-то расфуфыренной блондинки в нашей постели? – вскрикиваю я зло, оглядываясь на Стефано.

Жених молчит. Покрасневший от смущения до самых кончиков ушей, некогда милый и заботливый, очаровавший меня итальянец Стефано, стоит сейчас абсолютно голый с видом побитой собаки. И уже ни ямочки на щеках, ни потрясающей глубины голубые глаза, ни очаровательные кудряшки на голове, придающие выражению лица тридцатилетнего мудака вид невинного ангела, и даже ни рельефный торс – не трогают мое сердце и не радуют моих глаз. Мне бы их с мылом промыть. Глаза. Потому что все, что я вижу, смотря на жениха сейчас, это его голую задницу ритмично двигающуюся на орущей, как подбитая гиена, блондинке.

Мерзость!

– Нет? – рычу я, не дождавшись ответа. – Вот и я думаю, что тут нечего понимать! Все ясно как белый день, – бурчу, с остервенением сдергивая с плечиков свои платья и блузки. Комкаю вещи, скидывая в раскрытый чемодан.

Кровь кипит, приливает к щекам. Руки трясутся. Я в таком бешенстве! Неимоверном просто. Хочется орать, кусаться и крушить все вокруг. Но я выше этого. Мама всегда учила меня держать лицо, и я, блин, его держу! До последнего. До победного. Потом, где-нибудь далеко, в одиночестве и тишине, мой гнев и злость на вселенскую несправедливость обязательно прольются горькими слезами, но сейчас…

Сейчас я лихорадочно собираю свои вещи, не собираясь задерживаться в этой оскверненной изменой жениха квартире ни на мгновение. И это грустно. Это, черт побери, так грустно! Потому что до самого светлого праздника в году чуть больше двух недель и у меня на этот день были такие надежды. Я буквально грезила мыслью встретить Новый год и Рождество впервые в собственной квартире. Дома. Да не где-нибудь, а в Риме! В городе, который к празднику превращается в сказочное королевство. А что теперь? Теперь мне тошно даже дышать одним воздухом с человеком, с которым я два года делила постель.

– Это вышло совершенно случайно, – делает очередную жалкую попытку Стефано, хватая меня за локоть, когда я начинаю без разбора сваливать в чемодан бутыльки с косметикой. – Тати, малышка! – причитает на русском с сильным итальянским акцентом изменщик.

Я дергаюсь, вырывая свою руку. С моих губ срывается истерический смешок, когда я спрашиваю:

– Случайно? Как можно трахнуть кого-то случайно? Шел, запнулся, упал и случайно кончил?

– Я не хотел, клянусь!

– А стонала твоя шлюшка так, как будто очень даже хотел. Скажи честно: сколько их было? Какая эта по счету «случайная»? Пятая? Десятая? Сколько раз ты приводил в нашу квартиру баб, пока я моталась по миру, зарабатывая деньги, Стефано?

– Это был первый и последний раз. Клянусь!

– Зачем? Почему? За что ты так со мной?

Наверное, это самые глупые вопросы, которые может задать женщина, которой изменили. Зачем, почему и за что – на эти вопросы нет ответов. Никогда. Тебе либо изменяют, либо нет. Этот похотливый левосторонний ген либо жив в твоем мужике, либо сладко дремлет. И ты в этой ситуации совершенно ни при чем! По крайней мере, так гласит моя собственная философия жизни.

– Тати, тебя постоянно нет в городе! – начинает сумбурно оправдываться Стефано. – Все эти твои съемки, рабочие поездки, контракты, череда меняющихся фотографов, которые, между прочим, снимают тебя в нижнем белье! – звучит с обидой. – Я загнался. Запутался. Заревновал! Я… я люблю тебя, Тати! Для меня это было сложно, понимаешь? Для меня и моего мужского достоинства, которое постоянно чувствовало себя ущемленным!

Ущемленное достоинство? Серьезно? Твою женщину вожделеют сотни, тысячи мужчин, а у тебя от этого ущемляется достоинство? Я разочарованно качаю головой. Тряпка. Мямля. Противно! Куда я вообще смотрела, когда полгода назад говорила этому человеку «да»? Два года жизни я потратила на этого мудака. Дура.

Глаза жжет от подступающих слез. Я делаю пару глубоких вдохов, промаргиваясь, закидывая в чемодан две последнии блузки прямо с плечиками и завершаю живописную гору, приземляя поверх вещей любимые теплые тапочки в виде акул. Захлопываю крышку и тяну за собачку, громко вжикнув молнией.

Запутался он. Заревновал. Вот только Стефано с самого начала знал, кто я такая и какая у меня работа. Да, у меня потрясающее тело и я – та самая модель нижнего белья, на снимки которой дрочит добрая половина мужского населения планеты Земля! И, да, большинство фотографов, с которыми я работаю, тоже мужчины. Потому что именно сильный пол способен увидеть и оценить всю красоту женского тела, а главное, знает, с какого ракурса эту красоту лучше показать. Но это работа! Я для них «объект съемки» и ничего больше. А все загоны Стефано – исключительно от его мужской неуверенности. Следовательно, на кой черт мне нужен такой мужик, через «да»?

– И что, ты ничего на это не ответишь? – растерянно спрашивает Стефано, когда я с грохотом приземляю чемодан на пол, оглушительно цокая каблуками вон из квартиры. Уже стоя в пороге, оборачиваюсь. На глаза попадается маленькая искусственная елочка, которую я притащила пару дней назад. Этот гад не заслужил праздничного настроения!

Хватаю пластмассовое дерево, поднимая взгляд на бывшего, бросая:

– Я надеюсь, тебе не нужно напоминать, что большая часть средств, вложенных в покупку этой квартиры, была моя? Надеюсь, ты сам озаботишься тем, чтобы выставить жилье на продажу. Я рассчитываю в скором времени получить свои деньги и навсегда вычеркнуть тебя из своей жизни, Стефано. Такой ответ тебя устроит?

– Натали, но ты же не серьезно…

Серьезней не бывает! Хватит с меня ложных надежд и пустых обещаний. Наелась за два года наших отношений.

Я подхватываю чемодан за ручку и со скрипом бедных, трещащих под весом моего немаленького гардероба, колес тащу его вниз по лестнице. Больше не останавливаясь и не оборачиваясь.

Однако, находясь уже где-то в районе между первым и вторым этажами, слышу испуганный скрип бывшего жениха:

– Тати, а кольцо? Ты вернешь мне кольцо…

Этот мудак, если верить его словам, потратил на мое помолвочное колечко немалую долю своих сбережений. И после всего произошедшего верну ли я ему его?

Я поднимаю глаза, встречаясь с растерянным взглядом мелочного Стефано, перегнувшегося через перила лестницы. Демонстративно медленно поднимаю правую руку и показываю средний палец. Хрен тебе, а не кольцо. Любовь приходит и уходит – ломбард работает всегда.

Двумя часами позже я выхожу из уборной в зоне ожидания аэропорта, вытирая бумажной салфеткой растекшуюся под глазами тушь. Промаргиваюсь. В глазах рябит от перемигивающейся на огромной искусственной ели разноцветной гирлянды с золотыми шарами. Делаю глубокий вдох и резкий выдох.

Сидя в женском туалете на закрытой крышке унитаза и завывая раненой белугой последние тридцать минут, я окончательно утопила в литрах горьких слез свои планы на счастливое будущее с человеком, которого, как мне казалось, любила. И сейчас мой нос опух, щеки раскраснелись, а под глазами залегли мрачные тени. Вид у меня, должно быть, действительно болезненный. Ибо каждый второй мимо проходящий непременно интересуется, не нужна ли мне помощь.

Нужна вообще-то. Но такая, какую ни один из этих милых итальянцев не сможет мне оказать.

Я добредаю до скамеек, падая на один из стульев. На второй бросаю свою ручную кладь. Достаю телефон и, шмыгая носом, ищу в списке контактов номер единственного человека, который, какой бы сумасбродной я ни была, готов всех за меня порвать. Всегда. Потому что я его маленькая капризная принцесска.

И нет, я не хочу заказать убийство бывшего жениха родному брату. Но поддержка Матвея Александровича мне сейчас нужна едва ли не сильнее, чем глоток свежего воздуха в этом душном зале ожидания, наполненном гоготом сотен голосов и раздражающе веселыми звуками рождественских мелодий.

Я набираю номер братишки и прикладываю телефон к уху. Слушаю длинные гудки. У меня в Риме сейчас половина двенадцатого. Это значит, что у Моти в Нью-Йорке половина седьмого утра. И я искренне надеюсь, что сегодня у его хоккейной команды тренировка и мне не придется стать причиной его раннего пробуждения в законный выходной.

Я успеваю досчитать до десяти, прежде чем гудки прерываются и я слышу удивленное, сонным голосом в трубке:

– Нат? Принцесса, что случилось?

– Приве-ет, – тяну я неуверенно, нервно теребя пальцами ветки своей крошечной елки, которую до сих пор почему-то таскаю с собой. – Почему сразу что-то должно было случится? – хихикаю тихонько, а у самой голос надламывается и дрожит. – Может, э-э, я просто хотела услышать твой голос?

– Это, конечно, приятно, но я знаю тебя как облупленную, забыла? И ты никогда не набираешь мне в такую рань. Поэтому давай попробуем снова: что случилось, Нат?

– Я тебя разбудила? – кусаю губы, оттягивая момент признания, что его младшенькая сестренка снова сильно облажалась. – У тебя сегодня нет тренировки?

– Мы ночью только прилетели. У нас была выездная серия игр. Но не переводи тему, у тебя это хреново получается. Почему ты мне звонишь, Натали? Выкладывай.

Оу, если Матвей обращается ко мне полным именем, значит шутки закончились.

Ла-а-адно.

Я делаю глубокий вдох и выдаю, сливая три слова в одно:

– Стефаномнеизменил.

– Прости? – слышу, как напрягается голос брата на том конце провода. – Можешь повторить, но уже чуть более членораздельно?

Еще один глубокий вдох, чтобы успокоиться и не разрыдаться, и тихое на надрыве:

– Я сегодня вернулась домой из очередной рабочей поездки чуть раньше, чем должна была, и застала его в нашей постели с другой. Я… я снова облажалась, Матвей, – не удается мне сдержать рвущийся наружу всхлип.

– Так, а ну не реви! – тут же подбирается брат, а в его тоне проскакивают рычащие нотки. – Этот кусок дерьма не стоит твоих слез, поняла? Был бы я сейчас там, кастрировал бы ублюдка без суда и следствия.

– Не надо! – выкрикиваю я испуганно, потому что знаете ли, когда стокилограммовый хоккеист говорит, что он вполне может заняться членовредительством худощавого итальяшки – это может быть отнюдь не пустой угрозой. – Не стоит он того, Мот. Этот человек даже мизинца нашего с тобой не стоит, не говоря уже о проблемах, которые может тебе доставить эта стычка.

– А я с самого начала тебе говорил, что этот смазливый хрен еще себя покажет, – строжится Матвей в своей любимой старше-братской манере. – У него же на роже было написано, что душа у него гнилая, Нат!

– Знаю-знаю, – закатываю я глаза, – говорил и не раз. Вот такая я наивная дура, что с меня взять? Взлетаю и снова падаю, больно ударяясь. Слепо верю людям, которые того, как оказывается, совершенно не заслуживают.

– Именно, – и не думает щадить мои чувства Мотя. – Где ты сейчас? – спрашивает, немного смягчаясь. – Надеюсь ты не собираешься простить этого урода?

– Нет, конечно! Я в аэропорту. Собрала вещи, полечу в Москву.

– Почему в Москву? А работа?

– Пока у меня нет ни агента, ни контрактов. А теперь еще мне негде жить. Так что я в полной заднице. И все свои сбережения я вложила в покупку Римский квартиры…

– И оставила ее этому козлу?

– Временно. Мне просто… просто надо отсюда уехать, понимаешь? К родителям в Питер лететь на поклон стыдно. Ты же в курсе, как они скептически настроены. В их картине мироощущения работа у меня недостойная и живу я неправильно, – тараторю тихо в трубку. – Поэтому – Москва.

– Ты же знаешь, что они просто о тебе беспокоятся, принцесса.

– Знаю. Но от этого не легче. Я так устала, Моть. Хочу взять небольшой тайм-аут. До Нового года. Пока не пойму, как жить дальше. Я ведь… я ведь семью с ним хотела, понимаешь? Так надеялась, что в этот раз точно все сложится, – мой новый всхлип в трубку заставляет Матвея зарычать:

– Не р-реви!

– Не реву! – пыхчу обиженно, смахивая с уголков глаз навернувшиеся слезы. – Собственно, я поэтому тебе и звоню, – говорю уже бодрее. – Моть, у тебя случайно нет знакомых в столице, у которых я могла бы остановиться на пару-тройку дней? Пока не найду квартиру или типа того. В гостиницу так не хочется. Я уже досыта наелась этими обезличенными номерами.

На том конце провода виснет задумчивая тишина. Матвей молчит так долго, что в какой-то момент я начинаю сомневаться, а не прервалась ли связь. Уже хочу отнять телефон от уха и проверить, когда слышу:

– Во сколько ты прилетаешь, Нат?

– Если все пойдет по плану и без задержек, то сегодня поздно вечером.

– Понял. Есть у меня один вариант. Сейчас попробую решить этот вопрос и напишу тебе. И, принцесса…

– М-м?

– Не вешай нос. Этот олень никогда тебе не подходил. Порадуемся тому, что дерьмо из него полезло до свадьбы. После – было бы значительно больнее.

Я делаю глубокий вдох, выдавая на выдохе:

– Аминь.

Глава 2

14 декабря, Москва

Виктор

– Итак, – закидываю руку на плечи младшенькой, с опаской поглядывая на пестрые витрины в торговом центре, куда сегодня занесла меня нелегкая прямо после убойной тренировки на льду. Сначала из нас все соки выжал Федотыч, теперь за дело взялась младшая сестра, которую я, по правде говоря, временами опасаюсь даже больше, чем нашего тренера.

– Подарки, значит? – спрашиваю с сомнением, прикидывая: не поздно ли еще свалить. Я знаю, как минимум, два выхода из этого торгового центра. И оба буквально манят.

– Поздно, – будто прочитав мои мысли, кивает Люс, тыча меня острым локотком под ребра. – Имей совесть! Пройди это испытание достойно, Вики. Наконец-то, впервые за много лет я не буду отдуваться одна за нас двоих.

– Мне казалось, тебе это нравится.

– Из года в год ломать голову над тем, что подарить людям, у которых есть абсолютно все? – оглядывается сестренка. – Да, это занимательный квест, но я решила, что нельзя быть такой эгоисткой и забирать все удовольствие только себе. Я поделюсь. Я не жадная, – улыбается коза и тащит меня в самый эпицентр столпотворения.

– Время двенадцать часов дня, в нашей стране хоть кто-нибудь работает? – ворчу недовольно, вызывая улыбку у Люс.

И я не шучу. Сегодня в ТЦ столько народу, что я одной ногой от того, чтобы словить приступ клаустрофобии. Людей здесь не просто много, а дохрена! Столько, кажется, на нашей одиннадцатитысячной арене во время полной посадки на хоккейных матчах не набирается. Как будто две последние недели декабря – единственные недели в году, когда для людей открыты магазины. Со всех сторон то и дело слышится пиликанье терминалов, списывающих деньги, и визги детворы, играющей с аниматорами в новогодних костюмах. Женщины с бешеным азартом в глазах расчехляют кредитки своих ушатанных покупками благоверных, которые, судя по несчастному виду, готовы забиться в любой свободный угол и ненадолго прикорнуть. Вокруг стоит такой гомон, что за всей этой какофонией звуков даже старину Фрэнка, поющего свою традиционную рождественскую «Let It Snow», не слышно.

Единственный плюс такого обилия посетителей ТЦ – меня не узнают. Мне даже не приходится прибегать к своей любимой уловке – очки и капюшон, чтобы избежать незапланированную автограф-сессию. За две недели до Нового года людям просто не до хоккейных кумиров.

– Вот, нам сюда! – объявляет Люс, заруливая в маленький бутик, полный какого-то праздничного барахла. На пороге нас тут же встречают две девушки. Консультанты в красных новогодних колпаках и таких же красных галстуках с добродушной улыбкой предлагают рассказать нам подробнее об ассортименте их небольшого магазинчика. Люсинда едва не подпрыгивает от радости. Сообщает мне на ушко доверительным шепотом:

– Я обожаю этот бутик! Еще ни разу не вышла отсюда с пустыми руками.

Кто бы сомневался, – хочется фыркнуть мне. Но вместо этого я говорю, тщательно подбирая слова:

– Здесь все такое… причудливое.

Но сестренка меня уже не слышит. Ее увлекают вглубь магазина, наверняка уже заочно раскрутив на приличную сумму денег. Сколько ее помню – мелкая никогда не могла устоять перед чем-то странным и пестрым. Полочки в ее квартире ломятся от всевозможных статуэток и фигурок, дверца холодильника от пола до потолка увешана магнитами, а кухонные шкафы до отказа забиты разнообразными кружками, которые эта зараза скупает при любом удобном и не очень случае, называя все это безобразие – коллекционированием. Даже не знаю, есть ли в мире какое-то определение коллекционированию хлама? Во всяком случае для меня все это – хлам, предназначенный только для того, чтобы собирать пыль. Я даже квартиру не украшаю к Новому году ровно по этому же принципу. Нахрен мне дома лишние пылесборники?

Я качаю головой, провожая взглядом воодушевленно болтающую с продавщицей Люс, и возвращаю свое внимание на витрину. Разглядываю украшенные мишурой полки и причудливые новогодние фигурки. Половина товаров – ручная работа. Судя по ценникам. И в этом странном магазине есть все: от пряничных домиков до здоровенных макетов с бегающими по рельсам поездами. На одном таком – «живом» макете – я залипаю взглядом. Наблюдаю, как медленно двигаются фигурки людей на искусственном катке в окружении маленьких мигающих лампочек. Выглядит забавно. Только я даже отдаленно не могу представить, зачем кому-то дома может понадобиться такая огромная и дорогая ерунда?

Я качаю головой, отворачиваясь. Делаю шаг, тут же едва не сшибая с ног миниатюрную девушку в зеленом костюме эльфа со смешным колпаком и измазанными красной краской щеками. Вскидываю руку, хватая незнакомку за локоть, удерживая на ногах.

– Прошу прощения, – извиняюсь, включая все свое обаяние на максимум.

– Печенье с предсказанием? – не теряется эльф, протягивая мне раскрытый мешок, полный маленьких конвертиков, предлагая выбрать.

– Нет, спас… – начинаю.

– Да, он возьмет! – подскакивает ко мне Люс с бумажным пакетом, в котором наверняка спрятана очередная купленная ерунда, что вскоре будет пылиться на ее бесчисленных полках.

– Не буду я брать, – возмущенно парирую я.

– Будешь, – с нажимом повторяет сестренка, бросая на меня укоризненный взгляд. – Ну что, тебе сложно, что ли? Не будь занудой и прагматиком, Вик! Хоть на мгновение представь, что чудеса существуют. Он возьмет! – говорит уверенно уже девушке в костюме.

Я закатываю глаза и сдаюсь. Исключительно от понимания того, что так просто Люс не отступит. Ладно, потешим эго младшенькой, притворившись, что она имеет надо мной власть. Тяну руку, вытаскивая из небольшого красного мешка печенье, спрятанное в индивидуальную упаковку.

– Просто чтобы ты знала, я все равно не верю во всю эту чушь. Все это, – киваю головой, – создано исключительно для того, чтобы собирать с народа бабки. Особенно у вас, женщин, перед праздниками слетают все лимиты.

– Это печенье бесплатное, – фыркает осуждающе сестра. – И это просто традиционная забава. Хватит гундеть. Открывай и читай.

Я одариваю Люс таким взглядом, чтобы она без слов поняла, насколько я такие «забавы» считаю глупыми, и распаковываю печенье, ломая пополам. Сестренка едва не приплясывает рядом со мной от нетерпения, пока я достаю скрученную в трубочку крохотную бумажку с посланием, попутно закидывая в рот две половинки мучного.

– Ну и? Что там? – дергает меня за рукав Люсинда. – Что?

– Иногда стоит оглянуться назад, чтобы понять, по какому пути двигаться вперед, – читаю я, нахмурив брови. – Звучит как что-то хреновое.

– М-да, – тянет с сомнением сестренка, – или как что-то непонятное. Ладно, это потому что ты скептик. Теперь я. Я тоже хочу! – заявляет она девушке в костюме эльфа.

Ей попадается более обнадеживающее послание. Что-то типа: чудеса случаются с теми, кто в них верит. Что ж, это они точно по адресу. Временами мне кажется, что Люсинда до сих пор ждет свое письмо из Хогвартса1 в надежде на то, что однажды ее заберут из нашей унылой семьи маглов в школу чародейства и волшебства. Там она купит себе толстого кота, обзаведется двумя друзьями: одним рыжим неудачником и парнем, который сосредоточение всех мировых проблем, и в конце концов спасет магический мир. Я только надеюсь, что предварительно она сотрет нам с родителями память, чтобы наша психика не пострадала.

– Почему ты так на меня смотришь? – подозрительно щурится мелкая.

– Я свожу тебя в парк развлечений по миру Гарри Поттера в Орландо.

– Правда?! – загораются поистине детским восторгом глаза сестренки.

– Да, если ты сжалишься надо мной и возьмешь покупку подарков на себя.

– Ха, – хмыкает Люсинда, – неплохая попытка. Пошли дальше, – снова подхватывает меня под руку, беря на буксир.

Окей. Но попробовать точно стоило.

Из бутика с новогодней атрибутикой мы выходим проторчав, там добрые полчаса. Уже понимая, что поход по магазинам с Люс не уложится в планируемый мною час, я заруливаю за кофе. Без допинга не вывезу.

Заказываю себе Американо и, пока бариста готовит мой напиток, как бы между делом интересуюсь:

– И как много времени у тебя обычно занимает поиск подарков родителям?

– День? – задумавшись, спрашивает Люсинда. – Два… возможно.

Я в ужасе округляю глаза.

– Ты ведь не серьезно?

– Подарки – дело такое, тут как пойдет.

– Слушай, – морщусь, – может, просто подарим родителям плед? – ибо перспектива убить на поход по магазинам день из жизни совсем не радует. Я бы мог придумать что-то более увлекательное. Например, выспаться, а потом сгонять с парнями в спорт-бар и посмотреть хоккейный матч наших принципиальных соперников из культурной столицы.

Вот только все мои надежды быстро отделаться рушатся со следующими словами Люс:

– Ты даришь им плед каждый год на протяжении уже пяти лет.

– Оу, правда? – виновато спрашиваю я.

– Ага. У них в гардеробной даже есть отдельная полочка для твоих «подарков».

– Черт, звучит ужасно. Это что же, я настолько невнимательный?

– Так точно, – поджимает губы Люс. – Вот поэтому у тебя до сих пор нет девушки, Вики.

– Эй, а вот это обидно!

– Зато правда, – пожимает плечами младшенькая.

– Вообще-то у меня нет девушки, потому что хоккей занимает большую часть моего времени. Мне просто некогда встречаться и ходить на свидания. Факт.

– Слабый аргумент. Твои одноклубники, например, успевают и отношения строить и детей заводить. Пачками! Играя при этом на высочайшем уровне.

– Хорошо, а как тебе такой аргумент: мне комфортно одному?

– Правда? – заламывает бровь Люс. – Тогда чего же ты при любом удобном случае сбегаешь из дома? Ты приезжаешь туда только спать и стирать шмотки. Все остальное время ты либо на катке, любо в тренажерке, либо в барах со своими холостыми друзьями.

– Я веду активную социальную жизнь, разве это плохо?

– Ты ведешь активную психологическую кампанию по избеганию очевидных вещей. Тебе скучно дома наедине с собой. Точка.

Я поражено оглядываюсь на сестру, с сомнением спрашивая:

– Тебе двадцать лет, когда ты успела так поумнеть и начала шарить в психологии?

– Мое поколение – прогрессивное поколение. Ну что, готов идти дальше?

– Если я скажу «нет», это что-то изменит?

– Дай-ка подумать… м-м, нет, ничего. Погнали. У нас еще столько впереди магазинов. Закачаешься!

Уже.

Уже качаюсь от того, что голова кругом.