История магов. Книга 1.1. Рожденная Огненной

Неужели это то, о чем я думаю? То, чем славятся Огненные… знаменитые огненные темницы? Говорят, когда-то у людей было верование, что плохие люди попадали после смерти в некое место, подобное нашим темницам. Это еще до того, как пришли Поднебесные с их верой в великого Архимага.

Я вздохнула, когда опять вспомнила про Поднебесных. Всем известно, что таким магом не обязательно рождаться. То есть у них не обязательно папа – маг и мама – магиня, как у всех. Поднебесным может стать любой, маг или человек, или, наверно, даже дорри. Но тень побери, как?! Вот бы мне так же! Я бы стала нормальной магнессой, а не пятнистой! И всем бы показала тогда!

Помотала головой. Чего и кому бы я показала? У Поднебесных своя миссия – защита объединенных магических земель от мертвых магов смерти. И защищают они как-то не клыками, мечом или боевой магией, а милосердием и добротой. Как они это делают? Я так не умею. Врезать кому-то – запросто, а вот как еще… – не понимаю.

Не понимаю, и, значит, не быть мне Поднебесной.

– Смотри, какое платье я для тебя сшила на твое шестнадцатилетие, – с улыбкой произнесла жена кузнеца, у которой я сейчас гостила и сидела за столом, болтая ногами. – Это подарок. Хочешь сейчас примерить?

– Платье? Для меня? – я невольно скривилась и тронула рукой перевязь для меча.

Меч мне давал на время тренировок кузнец. Он был не мой. В замке Огненных нет и не может быть ничего своего, все только общее. Вынести что-либо оттуда было чревато отжиганием всех несущих частей тела. Но меня этот меч более чем устраивал. Благодаря тренировкам в деревне я убедилась, что с мечом наперевес защищаться намного проще, чем одними клыками и руками-ногами. Правда, меч не всегда был под рукой. Таскала из общей оружейной в замке (с возвратом), но что уж тут поделать. В конце концов, не я придумала этот мир.

В домике, где я сидела, вкусно пахло деревом, сушеными травами, сваренной из репы и молочных зерен ах-ха кашей, жареным мясом и немного – кошками. Их у кузнеца с женой водилось целых три штуки: большая рыжая с круглыми желтыми глазами; изящная белая, спящая рядом на скамье, и поджарая трехцветная с таким отвратительным характером, что даже я опасалась к ней подходить. Сквозь окно в деревянной раме проникал приветливый солнечный свет.

Стояла ранняя осень, но было совсем не холодно. В землях Огненных никогда не бывает по-настоящему холодно. У нас очень жарко летом и лишь слегка прохладно зимой. Все благодаря тонкому слою магической лавы, клокочущей повсюду под землей и согревающей ее. Чтобы докопаться до него, было достаточно вырыть глубокую яму, а кое-где она сама вылезала на поверхность, обдавала жаром, растекалась по земле огненными реками – бр-р-р! Раз в пять-десять лет наступает «сезон жара», земля просыпается, и лава начинает, подрагивая, вспарывать всякую поверхность и растекаться по ней жарким морем. И тогда – спасайся, кто может! Скот загоняют на специальные огражденные каменные настилы, люди прячутся в домах (все дома в землях Огненных внизу каменные) и замках, урожаи гибнут, дикие животные в страхе сбегаются на холмы и горы… Одни деревья, неподвижные монолиты с серой корой и корявыми ветвями, хмуро качают из земли магические соки. Говорят, они дают стволам и корням как-то пережить напасть. Живое такое дерево не горело и не боялось лавы. Хотя срубленное было совсем как обычное. Даже цвет под серой корой был светло-коричневый, «деревянный».

В свои шестнадцать лет я помнила один сезона жара, который длился четыре дня. Смотреть из бойницы на клокочущую у подножия замка лаву, которая грозилась поглотить собой все живое, – жутко: сердце сжималось, дышать горячим воздухом было больно и… Лучше не вспоминать. А еще почти каждое лето наступает сезон пожаров, которые скрепя сердце приходится тушить при помощи магии воды… Так и живем.

– Конечно, платье, – с нажимом на последнее слово сказала жена кузнеца. – Ты же девочка, в конце концов.

– Я не девочка, – мотнула головой я, без спроса беря руками зажаренную ножку курицы. – Я – Огненная.

В замке никто не занимался моим воспитанием. А деревенские слишком мне сочувствовали и вообще побаивались делать замечания. Им хватало моей реакции на попытки воспитывать меня, когда я играла с огнем.

– Ну хорошо, ты – огненная девочка, – рассмеялась жена кузнеца и шутливо прикоснулась пальцем к кончику моего носа. – Одень платье, пожалуйста, сделай мне приятное. Я долго его шила, старалась ради тебя. Уверена: ты будешь самая красивая на празднике.

– На каком празднике? – невнятно спросила я, вгрызаясь в ароматное мясо.

Горячий сок потек по моему лицу, и я слизнула его языком. Верная обычаям родного замка, где чем быстрее ешь добытую в общей столовой пищу, тем меньше шансов, что кто-то из моих драгоценных сородичей застанет тебя врасплох, я привыкла есть быстро, жадно и некрасиво. Но уши оставались безмолвными сторожами моей трапезы, по привычке прислушиваясь к малейшему шуму. До меня доносились мерные чавкающие звуки от магической прачки, стальные руки которой стирали в корыте белье. С улицы – детский смех и собачий лай. Где-то у окна жужжала муха, явно немаленькая. И совсем на грани слышимости было ровное здоровое дыхание жены кузнеца. Меня оно радовало – год назад она заболела редкой болезнью, багровым мором, заразилась где-то в городе. И вся деревня собирала магические деньги, амеруны, на услуги младшего мага лечения. Но сейчас все это было в прошлом. Маг, вылечив ее, сказал, что теперь ее жизнь вне опасности. И добавил, что, возможно, она когда-нибудь станет серой послушницей, раз так чувствительна к этому чисто магическому заболеванию. Кузнец при этих словах передернулся и сказал, что это все глупости, магу кажется. Тот только пожал плечами и ушел.

– Мой муж узнал от слуг в замке, что тебе сегодня исполняется шестнадцать, и мы решили устроить для тебя праздник, – ответила жена кузнеца, пока я думала о ее здоровье. – Будет вся деревня, мы устроим танцы…

Я вздрогнула. Где танцы, там и музыка, а это слабое место многих магов, но особенно – Огненных. Хорошо подобранная мелодия, если долго ее слушать, может нас убить или свести с ума. Это нам вбивали в головы еще с колыбели.

– Не бойся, детка, музыка будет только безопасная для тебя, мы все нужное уточнили в городе, – добавила жена кузнеца.

– Я не детка, – ощерилась я. – Я давно взрослая!

Глазам стало жарко от полыхнувшего в них пламени. Я определенно прелесть, как и все Огненные – вспыльчивая, как пожар. Как местные меня терпели-то до тех пор, ума сейчас не приложу. Хорошо, что клыки в тот раз не отросли, а то она бы подумала, что я собираюсь ее покусать…

– Ну хорошо, взрослая, так ты примеришь платье? – невозмутимо ответила жена кузнеца.

Ее ровный тон меня успокоил. Шумно выдохнув воздух, я запихнула в рот последний кусочек курицы, облизала пальцы и кивнула. Ох уж мне эти люди! К шестнадцати годам я успела составить о них определенное мнение… Нет, вообще-то люди мне нравились, очень нравились. Они были такими славными, совсем не похожими на моих многочисленных родичей. Но в некоторых вещах я все же не могла их понять. Зачем мне, Огненной, одевать платье и праздновать шестнадцать лет? Людям-то понятно, но мне? Разве у такой, как я, может быть праздник? День рождения? У меня? Я Огненная!

Пока я предавалась подобным мыслям, жена кузнеца затеяла великую возню с примеркой; достала из сундука белое платье, расшитое красными и оранжевыми нитями, изображающими поющих птиц. Пышные рукава, как она сказала, должны были скрадывать мускулистые руки и широкие плечи, а просторная юбка – придавать женственные формы. При этих словах я фыркнула, но стащила с себя кожаные доспехи и платье одела. Жена кузнеца вытащила широкое зеркало, и я уставилась на свое отражение со сдержанным интересом. А что, могло быть и хуже. Наверно. Кому вообще какое дело до внешности? Вот магия… Я не только Огненная, я еще и пятнистая, тень побери!

– Ты чудесно выглядишь, – улыбнулась женщина. – Покружись.

Я неуклюже обернулась вокруг своей оси и покраснела. Нет, ну вот уж эти люди! С первого дня они как-то ухитрились заставить меня поверить… что я – одна из них. При этих мыслях мое сердце дрогнуло. В замке Огненных на самом деле нет никаких «нас» – там каждый сам за себя, каждый выживает, как может. А в этой деревне все было иначе. Люди держались друг друга, родители любили своих детей, а дети любили своих родителей (а не боялись до судорог). И все деревенские были не просто соседи, а самые настоящие друзья. Друзья. Это было новое для меня слово. Мне очень хотелось бы верить, что я, даже несмотря на свой неуемный характер, тоже могу… хоть чуть-чуть быть их другом. Ведь может же такое быть? Может?

Я внимательно посмотрела в светящееся от радости лицо жены кузнеца.

– Тебе нравится наш подарок? – спросила она.

Груда тряпья, на мой взгляд, – так я именовала про себя все платья. Доспехи куда лучше: они надежнее, они дают какую-никакую защиту…

– Очень, – сказала я.

Разве я могла ответить иначе? Все деревенские были добры ко мне, но особенно кузнец и его жена. Их дети, славные мальчик десяти лет и девочка – семи, втягивали меня в свои игры, и я, шестнадцатилетняя дылда, с удовольствием возилась с ними. Я мастерила им игрушки из дерева, которым они так радовались, будто я творила магию. А ведь это была не магия – просто две руки, кусок дерева и одолженные у их отца инструменты. Мы вместе с ними со смехом бежали за огоньком вдоль выстроенной деревянно-пуховой полоски. Только один раз нас заметил кто-то из взрослых, и мне пригрозили самым страшным – что не пустят больше в их деревню! Так что я присмирела и с тех пор играла с огнем в одиночестве.

Но самым удивительным был их смех. Смех счастливых детей, над которым я тряслась, как над хрустальной вазой, боясь нарушить необыкновенное ощущение простого человеческого счастья. Именно эти дети научили меня улыбаться по-настоящему, от всего сердца. Оказалось, что оно у меня тоже было. Сердце, которое может чувствовать не только страх.

Мне вдруг неожиданно стало неловко, словно я крала у кого-то эти мгновения счастья. Платье, праздник, шестнадцать лет… У меня, у Огненной?

– Почему ты хмуришься? – озабоченно спросила жена кузнеца. – Что-то не так?

– Я… я недостойна всего этого. Я ведь не человек, – прошептала я и опустила глаза.

На деревянном полу под ногами виднелся след от сучка, и я провела по нему ногой в сапоге. Здорово, наверно, я смотрелась – в платье и в сапогах.

– Ой, я забыла совсем, – спохватилась жена кузнеца и достала пару белых кожаных туфелек. – Мы купили их в городе, когда были там три дня назад. Одевай. Сегодня твой день. И не говори больше чушь про то, что ты чего-то там недостойна. Ты – чудесная девочка, и мы все очень привязались к тебе.

– Да… я тоже… ко всем вам! – запинаясь, выпалила я. – Спасибо… за все!

Руки почему-то вспотели, и я неловко вытерла их о новое платье. Жена кузнеца смахнула с глаз слезы и нежно обняла меня, отчего мне стало неловко вдвойне. Я этого не заслужила. А ведь я всего-то хотела посмотреть на настоящих людей и научиться фехтовать. И вообще я Огненная.

Но вот я оказалась под открытым небом в центре разноцветной веселящейся толпы. Двое деревенских наигрывали на лютнях незатейливую, совсем не опасную мелодию. Многие танцевали. Люди добродушно кивали мне, поздравляли с днем рождения, шутили, смеялись. А я ходила среди них, неловко поводила плечами в непривычной одежде, чувствуя, как грубая ткань царапает кожу, и принимала поздравления. Даже почти позабыла о том, что никогда не стану одной из них. Я – не человек, я – маг, а еще точнее – магнесса. Главное: надо помнить об этом.

– Шогни, привет! – радостный молодой человек Рун, семнадцатилетний сын гончара, вышел из толпы и подошел ко мне ближе. – Прелестно выглядишь.

– Здравствуй. Ну да, клыки не торчат, – сказала я и ощутила, что щеки вспыхнули.

Он слегка картавил, но ему это даже шло. С этим светлоглазым смешливым молодым человеком с вечно встрепанной соломенной шевелюрой и ярко-рыжими веснушками я была хорошо знакома. Гладко выбритый, в отличие от многих деревенских мужчин. Ему в свое время было достаточно одного взгляда, каким я посмотрела на щетину на его подбородке при нашем первом знакомстве. У магов на лице и теле волосы не росли (кроме бровей и тех, что на голове), поэтому… ну, меня можно понять. Я тогда коряво извинилась за свое выражение лица. А он смутился и посмотрел на меня. И потом смотрел. Много. Мы с ним часто прогуливались по тропинке в окрестностях деревни. Мимо полей рнисса, в сени мрачного сероствольного леса с корявыми ветвями, вдоль дальних лугов. О, с каким вдохновением Рун рассказывал про свою работу во время этих прогулок! То он создал какой-то необычный кувшин в форме парусника, то квадратный горшок, на крышке которого спал лебедь, а то и вазу, у которой росли драконьи крылья. А я кивала и украдкой бросала на него взгляды. Что было в этих взглядах? Сначала «еще один человек, и это интересно», а потом… О чем я вообще думаю? Я Огненная! Я не имею право на «потом». Я стиснула зубы.

– Да я про платье! В жизни тебя не видел ни в чем подобном. Очень красиво! А у меня для тебя подарок, – выпалил парень и достал из-за пазухи неуклюже обработанный кусок камня.

Я приняла увесистый подарок и с интересом уставилась на него. У темно-серого гладкого камня было явно четыре ноги и голова. Еще было нечто, похожее на хвост. Но я, хоть убей, не смогла бы сказать, что это было за животное. Корова после спиливания рогов и освежевания? Бобер-переросток? Побритый брин? Вещица была тяжелая, и камень на ощупь был прохладным, даже несмотря на то, что до того хранился за пазухой у этого парня.

– Это волчица, – просветил меня Рун. – Мне кажется, она похожа не тебя.

Что, у меня тоже четыре ноги и хвост?

– Спасибо, замечательный подарок, – вежливо ответила я и прижала фигурку к груди. Добавила коряво. – Очень замечательный.

– Я так рад, что тебе понравилось! Я сам ее сделал! – обрадовался Рун. – Специально выбирал материал, чтобы он выдержал жизнь в замке Огненных.

– Ох, Рун, какой замок Огненных, ты что! – вздрогнула я. – Там не бывает личных вещей. Если даже таковыми обзавестись, все равно сгорят, не выдержав, когда, в целях очистки замка от паразитов, накопившейся грязи, совсем слабых Огненных и так далее, замок прокаливают пламенем Огненных. При первом же прожигании твой подарок будет просто уничтожен. Такой камень его не выдержит. А мне бы… этого не хотелось. Он много значит для меня.

Я погладила волчицу по спине, застенчиво улыбнулась ему и спрятала волчицу в кошель у пояса.

– Ты очень добра, – покраснел Рун и заложил руки за голову. – Пойдем танцевать.

– Рун, я же Огненная! Танец, музыка для магов огня – это… – испугалась я, но он уже взял меня за руки и тянул к танцующим.

Его руки были прохладней моих, потому что температура тела магов выше, чем у людей. Но это были его руки! Это его глаза подбадривали меня, чтобы я начала двигаться в унисон незатейливой мелодии. Это его веселый смех сопровождал мои неуклюжие поначалу движения. Но не прошло и дневного полудорта, как я уже стала двигаться наравне с ним. Мне начало казаться, что танец переполняет все мое существо. И хотелось только двигаться, двигаться, погрузиться в музыку целиком, стать ее частью… Огненные так и умирают.

Чтобы как-то отвлечься он наваждения я постаралась подумать о чем-то другом. Вот интересно, а сколько в дорте биений сердца? Дорт – одна восьмая дня или ночи, величина переменная, зависит от длительности дня или ночи в данное время года. Биения сердца у всех разные: у людей, у серых послушников, у разных магов… Так сколько? Или сколько человеческих шагов в амеруне, то есть в шаге амеруна, который еще и зависит от вида магической лошади? Ох, много-много…

Что за бред мне пришел в голову? Кого интересуют такие вопросы?

– Расскажи мне, как ты сделал эту волчицу, – попросила я Руна.

Мы танцевали до поздней ночи. Рун говорил – я кивала, улыбалась и чувствовала себя счастливой. Радостное, светлое чувство словно поднималось из глубин души, затмевало все прочие эмоции, отвлекало от опасной музыки. В этом простом наряде, танцуя с Руном, ощущая его руки на моей талии, глядя в его светлые глаза… Все было чудесно.

После танцев, когда уже начало темнеть, мы с ним улизнули с общего праздника и двинулись вдоль лугов, где паслись стада. Рун был странно молчалив, и, поскольку из меня рассказчица была аховая, мы просто молча шли по дороге, куда глаза глядят. По бокам от нас колыхалось на легком ветру море травы, кажущейся в вечернем свете темно-синей. Стрекотали сверчки, воздух был напоен запахами трав, душистых белых цветов и вечерней свежести. Все дышало покоем, только где-то вдалеке на страже стоял темный лес, который казался сейчас мрачной тенью у горизонта.

Мы шли бок о бок, и я чувствовала прохладу его тела рядом с собой. Он был так близко, так рядом – как будто мы были «мы», а не «магнесса, человек и пропасть между ними»… Тень побери, ну почему, почему Рун – не маг?!

– Я много думал, Шогни, – наконец, нарушил молчание Рун. – Может ли быть, что ты… Я… Я тебе нравлюсь?

Я ждала этого вопроса, ждала давно. И боялась его. Маги жили дольше людей, и даже я со своей слабой магией проживу почти вдвое дольше самого старого человека. Как можно объяснить ему, что это слишком тяжело – любить того, кого ты непременно и надолго переживешь? Конечно, можно уйти в монастырь магии. Если жить там безвылазно, маг становился совсем как обычный человек. Но отец мне за это голову оторвет. В прямом смысле.

– Почему ты молчишь? Я тебе не нравлюсь? – вздохнул Рун.

– Нравишься, – не стала кривить душой я. – Даже слишком, но…

– Но ты – Огненная, – словно прочел мои мысли он.

– Но я – Огненная, – согласилась я. – Такую, как я, невозможно любить.

– Я люблю тебя, – с пылом произнес Рун. – Ты замечательная, добрая, красивая… Мне так нравится, как ты смешно морщишься, прежде чем улыбнуться. Мне нравится смотреть на тебя, когда мы гуляем по округе. Нравится, как твои осенние волосы падают тебе на лоб и ты нетерпеливо их отряхиваешь. Нравится, что ты одна дортами готова выслушивать мою болтовню о горшках и вазах…

А мне нравилось его слушать. В бесхитростных речах Руна было что-то умиротворяющее, как потрескивание сучьев в камине в лунную ночь. В них была простая человеческая жизнь. Такая непохожая на жутковатую жизнь в замке Огненных и потому такая притягательная и желанная. Мне так хотелось, чтобы я родилась не Огненной, а простым человеком, жила бы в этой деревне вместе с Руном и… При мысли об «и» я вздохнула и опустила взгляд. Что толку мечтать о несбыточном?

Рун остановился и встал напротив меня. Я тоже остановилась. Вгляделась, словно в последний раз, в его простые, но милые черты, в его светлые, почти прозрачные глаза, рассматривая каждую веснушку на его щеках. Нельзя. Нельзя об этом даже думать.

– Нет, Рун, это невозможно, – дрогнувшим голосом сказала я. – Ты – человек, а я – магнесса.

– Все возможно, я все продумал, – картавя больше, чем обычно, быстро проговорил он и осторожно взял мои руки в свои, прижав к своей груди. – Мы убежим. Убежим так далеко, что твой отец не сможет нас отыскать. Людей на свете бесчисленное количество, мы смешаемся с толпой…

Я горько покачала головой.

– Рун, я – магнесса. Как я смешаюсь с человеческой толпой? Мою магию в магическом пространстве видно за много-много амерунов, – вздохнула я.

– Смешаешься, – упрямо мотнул головой он. – Я купил вот это. Деньги, накопленные за всю жизнь, потратил и у ребят попросил… Он не совсем законный.

Рун достал из-за пазухи блеснувший бронзой амулет в виде сокола, и я с любопытством посмотрела на него. Что это? Явно зачарованный, но на что? Я осторожно коснулась рукой металлической поверхности. Бр-р-р, ледяная. Что Рун задумал?

– Это амулет от магов смирения, Вериговичей, – сказал он. – Одев эту штуку, ты не сможешь творить магию, но и твоя магия не будет видна никому. Он твой. Попробуй, одень.

Не веря своим глазам, я взяла в руки металлический амулет и одела на шею. Одетый, амулет стал чуть теплым. А я перестала видеть и ощущать свою магию. Попробовала создать точку света в магическом пространстве (на создание ее в физическом пространстве у меня не хватало сил) – и не смогла. Невероятно! Значит, я могу… могу сбежать из замка Огненных. Навсегда!

– Ах, Рун, это самый прекрасный подарок на свете! – переполненная эмоциями, я кинулась ему на шею и поцеловала в щеку.

Я хотела тут же отстраниться, но он обнял и никуда не пустил. И поцеловал прямо в губы. Пожар взорвался! Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, тело свело от томления. Это было… непередаваемо! Но в голове колотилась лишь одна мысль: я убегу. Я убегу из замка Огненных, этого страшного места, с тем, кого люблю, и никто нас не найдет. Мы будем вместе, и все у нас будет прекрасно. Обязательно.

Тогда я еще не знала, что ждет меня на следующий день.

Глава 2. Что с замком Огненных?

Меня трясло. Меня колотило и знобило, словно я тяжело заболела. Руки сильно вспотели, сжимаясь в бесполезные кулаки. Щеки подрагивали в нервном тике, а в голове колотилась лишь одна мысль: «Нет! Нет, это не может быть правдой, нет!»

Может.

Это правда.

Страшная правда.

Хотелось кричать, выть, кататься по земле в истерике, но я только крепче сжимала кулаки и смотрела на безмолвную выжженную деревню, скаля клыки. К шестнадцати годам в подобные моменты они у меня вырастали уже такие солидные, что можно было прокусить кому-нибудь руку или ногу. Однажды даже пришлось…

Потерянная, опустошенная, рычащая от ярости, я смотрела по сторонам остекленевшими глазами, не веря им, не желая им верить! Все было сожжено дотла, до пепла, до обугленных остовов домов, до выжженных останков мужчин, женщин, детей, домашних животных, даже пролетавших мимо птиц… Ощущение страшной утраты; пустота, которую ничто не способно заполнить, пронизывали сознание.

Нет!!!

Нет, нет, нет!

Горячие, обжигающие слезы наконец-то нашли выход, заструились по обветренным щекам. Меня продолжало трясти и еще сильно мутило от жуткого запаха дыма и паленой плоти… Мне становилось плохо от одной мысли, что выжженное пепелище – это все, что осталось… от них. От Руна. От кузнеца с женой и их детишек. Ото всех «моих людей».

Если бы я могла что-то сделать, как-то это предотвратить! Я пришла сюда на следующий день после разговора с Руном. Мы договорились обсудить детали побега – и вот… Все люди мертвы. В порыве слабости я спрятала лицо в ладонях, словно надеясь, что вот я отниму руки от лица, и страшная правда окажется чьей-то неудачной шуткой. Но нет… Архимаг великий, зачем ты позволил этому произойти? Поднебесные маги говорят, что ты добр и всемилостив, так за что же? Чем эти люди провинились перед тобой, чем?

Нет ответа. Только в небе равнодушно светило солнце, и тускло сиял Великий Разлом, в центре которого кровавым оком мерцала магх-сфера. Но и она молчала. Как всегда.

Я… я убью того Огненного, кто это сделал! Ясное дело, тут не обошлось без кого-то из них! Что еще могло бы произвести подобные разрушения, кроме магии? Итак… кто? Надо вернуться в замок и выяснить это. Но я все никак не могла заставить себя пошевелиться. Даже не могла поднять руку, чтобы смахнуть льющиеся слезы. Терпеть не могу воду, и все же слезы катились и катились, а я все стояла на границе двух миров: зеленого, живого, и пепельно-черного, мертвого. Здесь закончилась моя жизнь, моя настоящая жизнь. Что мне остается?

Мстить.

Но сначала тут есть одна вещь, которую я должна забрать с собой. Ноги плохо гнулись, были, как чужие. Кашляя и задыхаясь от дыма и гари, я пробралась мимо куч пепла к черным остаткам дома. Того самого дома. По дороге мне под ноги попалась обгорелая куколка, пугающе похожая на труп, и я обошла ее, с ужасом подумав, что где-то здесь лежит игравшая в нее девочка. В доме со сгоревшей крышей, под открытым небом, лежал чей-то сильно изуродованный пламенем труп, и я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Только ноздри широко раздувались, вдыхая жуткий запах гари. Может… это он? Рун, с таким вдохновением рассуждающий о глиняных вазах, горшках и кувшинах… Кто учил меня танцевать, с кем мы ходили гулять по округе, болтая обо всяких глупостях. Человек, который когда-то был живым.

Наконец я заставила себя двигаться, опустилась на колени в нужном месте и спустя несколько биений сердца выкопала из пепла фигурку волчицы, его подарок. Там же оказался и чуть расплавившийся амулет, который я тоже забрала с собой. Теперь это все, что мне осталось от прошлого. Глаза болели, из них словно утекала сама жизнь. Я прижала фигурку и амулет к груди и побыстрее, стараясь не смотреть на обожженное тело, двинулась прочь. При воспоминании о Руне и одной только мысли, что это может быть он, резко перехватило горло.