Бесконечные концы

Обе наши машины («Рено Клео III» и ВАЗ 2111 «Лада Одиннадцатая») с разницей в секунду дали газу и ускорились настолько насколько позволяла вода под колесами. Запенилась лужа, полетели брызги, заревели двигатели. Мы неслись за петляющей будто пьяной «Клео», лобовое стекло плыло от воды, дворники не справлялись. Мой приятель приказал палить по колесам и открыл мне окно. Палить из огнестрела! В центре Пицунды!

– Надо выкурить их из города, – крикнул я, болтаясь на сидении как в сильный шторм. Не помню, как было в прошлый раз, но сейчас мне кажется, что меня подташнивает. Я вообще плохо переношу качку, а в детстве на качелях меня даже рвало и то было, как сказала бы современная молодежь, эпично. Сейчас это было бы некстати. А Фин, тем временем, вилял по залитой центральной улице города, налетая на подводные бордюры и выемки, опасно маневрируя и периодически выскакивая на встречную полосу. Пару раз мы чудом минули седаны, медленно двигавшиеся по своей полосе. Перед нами бешеным гепардом лавировал «Рено Клио», Фин ругался и проклинал отечественный автопром. Мы стремительно неслись по улице Тополевой, впереди приближался каменный забор пицундского сердца – патриаршего собора апостола Андрея Первозванного. В какой-то миг моя бедная «Одиннадцатая» встала на два колеса, и я громко и остервенело послал проклятье не только водительским навыкам Коли Финина, но и вообще индивидуально ему как личности.

Я с отчаянным ужасом вспоминал чем закончилась эта погоня в прошлый раз, но страх сковал меня металлической цепью так, что вместо того, чтобы заорать и предпринять какие-либо действия я изо всех сил сжал губы и зажмурился, увидев впереди в мгновенный просвет между движениями стеклоочистителей угловатую желтизну работающей на автовокзальной площади спецтехники.

Рев мотора, виляния, шум воды под колесами… Крик Фина…

Резкий маневр, от которого я рванулся на дверцу…

Удар… Скрежет… Звон… Мгновенная непередаваемая боль… Потеря ориентации…

Ещё скрежет…

Ничего…

За двадцать часов до…

– Че? Вадик, твоя Помидора совсем, что-ли охренела, мать ее?! Я никуда не поеду! Слышишь, Вадик, я не поеду ни в какой Афон, ни в Новый ни в Старый! – кричал Фин, – Никаких Афонов!

Ну что я мог ответить? Мне и самому эта неразбериха с местонахождением нашего драгоценного Рустамчика Тер-Алексаняна очень сильно раздражала, я тоже внутренне бесился от того, что в условиях очень ограниченного времени нам приходится колесить по Абхазии, не зная точного места. Да, мы были осведомлены о том, что у Тер-Алексаняна есть два возможных адреса пребывания и с большей долей вероятности он должен был быть именно в Пицунде. Несмотря на все ухищрения нашего программиста в многоуровневой блокировки своей геолокации, его айфон вроде как был-таки найден через систему GPS. И сигнал был пойман как раз из Пицунды, потому-то мы с Фином рванули именно сюда – под сень местных реликтовых сосен, а о возможности сорваться с места и двигать дальше в глубь республики мы по умолчанию не обсуждали. Благополучно прибыв на место на улице Агрба мы скептически осмотрели жилую многоэтажку на восьмом этаже которой была квартира Тер-Алексаняна и синхронно почесали подбородки. Так себе дом, в России его бы посчитали очень сильно нуждающимся в сложном капитальном ремонте. Фин переспросил – точно-ли Тер-Алексанян здесь и почему нельзя просто вломиться в его квартиру как мы сделали это два года назад с одним «провинившимся» сотрудником «Gorohov`s Games Rus». Призвав на помощь свое терпение, я в третий раз объяснил другу, что Тер-Алексанян гораздо продуманней и хитрее, чем это кажется Фину, который его лично никогда не знал. Во-первых, никто не утверждает, что сейчас он дома, а во-вторых наш дорогой Рустамчик имеет входную дверь с электронным замком и ни при каких обстоятельства ни откроет даже кому-то из своих земляков-дружков из криминального клана криптовалютчиков. Ломать стальную дверь – бессмысленно и опасно, у нас нет специального взламывающего оборудования, да и Тер-Алексанян (в том случае, если он дома) свяжется со своими дружками раньше, чем мы сообразим, что нас засек установленный у порога датчик движения.

Припарковав байк Фина за углом другого дома, мы принялись планировать дальнейшие действия и разрабатывать план исходя из обстоятельств – позвонила Помидора и сказал, что несколько минут назад к ним поступил сигнал о том, что одна из банковских карточек Рустама Тер-Алексаняна промелькнула в платежной системе в городе Новый Афон. Ею был сделан платеж в местном хозяйственном магазине. «Он в Афоне!» – сказала Помидора. «Вы утверждали, что он в Пицунде», – запротестовал я, наливаясь гневом. «У нас нет точной уверенности ни в Пицунде, ни в Афоне, – произнесла Помидора, – он может быть вообще в горах на своих майнинговых криптофермах. Его картами может пользоваться не только он. Я даю информацию, а ваша задача – принимать решение самим. Думаю, вам стоит разделиться, мальчики».

– Я ни в какой сраный Афон не поеду! – кричал Фин, когда я передал ему поступившую от Помидоры информацию. – Хватит мотаться, Вадик! То он в Пицунде, то в Афоне! А через полчаса она скажет, что он в горах или вообще в Турции!

– Не забывай, что нас предупреждали, – попробовал возразить я. Ливень лил как из ведра, наш спор был под открытым небом, мы уже промокли и оба ежились. – А ты, кажется, сказал что-то типа: «Да за два с половиной ляма я хоть на Титикаку…»

– Я не поеду в Афон!!! – отрезал разъярённый Фин. Порыв мокрого ветра сорвал большой пальмовый лист и принес его на крышу моей «Одиннадцатой». – Сейчас я позвоню этой тетеньке и скажу…

– Что? Что ты ей скажешь? Что она заинтересована в операции побольше тебя и снабжает нас хоть какой-то информацией?

– Какой? Вадик, какой? Мы даже не уверены, что этот гаденыш вообще в Абхазии. – кричал Фин и ливень хлестал его по лицу. – Ты сам видел прогноз погоды, Вадик. Начинается шторм! Сраный шторм по всему побережью! Я не поеду никуда в шторм, у меня башка и так раскалывается!

– Ок, – кивнул я, беря пример с товарища в употреблении американских слов и убирая пальмовый лист. – поеду я. Ты оставайся, будешь следить за этим адресом.

– У нас один ствол, – напомнил Фин.

– Не у нас, а у меня, – поправил я. – Я поеду.

– То-есть ты хочешь сказать, что я буду здесь торчать под дождем и без ствола? Ты охреневший козел, Вадик, ты…

Его тираду прервала мощная трескучая молния.

– Тогда езжай ты! Пожалуйста! – кричал я товарищу. – У тебя байк быстрее моей тачки, ты вмиг туда прилетишь.

– Еще чего! Я же сказал, что никуда не поеду! Это конечная! Знаешь, чел, если эта старая размалеванная как клоунесса Помидора вставила тебе шило в жопу – ты и езжай. Бери мой байк – и вперед! Разрешаю, ты умеешь водить. – Фин распахнул дверцу моего автомобиля, позволяя дождю мочить сиденье, на которое он вознамерился опустить свой зад. – А я буду здесь в этой тачке.

– Ты прикалываешься?

– А что, твою мать, тебе не нравится, дружище? Ты считаешь, что Тер-Алексанян может быть в Новом Афоне, а я думаю, что он здесь – вот прямо здесь перед нами. Рукой подать. Поэтому я остаюсь здесь. А тебе надо – ты и езжай!

– Да, но… не на байке-же.

– Ладно, сделаем так: мне остается тачка, а ты берешь ствол, – тут мой товарищ отвлекся и достал зазвонивший смартфон. – Чего тебе надо, ты, сучка недоношенная? Чего ты ко мне привязалась? Пошла ты на х…, твою мать. Да, туда! Нормально я доехал, живой, представь себе! Че, не верится? Нет, не болит. Почему это она должна у меня болеть? Я сказал – иди на х… и больше мне не звони, ты, ведьма недоделанная!!!

Ливень хлестал по лицу, от начинающегося ветра порывами наклонялись деревья и прижималась трава. Люди спешили в укрытия, небо буквально чернело, несмотря на середину дня. Подставляя лицо дождю, я всмотрелся в два квадрата окон на восьмом этаже – что, если за ними Тер-Алексанян занимается мастурбацией. Окна не горели светом, но это еще ни о чем не говорило – нам с Фином уже давно показалось, что дом отключен от электричества. Это не удивительно, отключение электроснабжения, особенно в таких ветхих здания, для Пицунды, как и для всей Абхазии было вполне обыденным явлением, особенно во время грозы.

– Ключ! – потребовал я от Фина.

– Чего?

– Ключ от «Харлея» давай.

– Шлем не забудь, друг. Без обид, ок?

– О, нет, чел! О, нет! Только не говори этого! Не говори, умоляю, Вадик, не говори!!!

Слегка сипловатый баритон жирными сверлами вторгся в оба моих уха, не размыкая глаз я выдохнул из себя невнятный сонный стон и, мысленно прокляв того, кто дерзнул вырвать меня из объятий сна, попробовал вернуться в мягкое уютное небытие.

– Твою мать, Вадик, пожалуйста, не говори этого! Я всё ещё верю, что ты славный малый и только притворился спящим. Ну? – и с этим «Ну?» толчок в плечо буквально выхаркнул меня из сладкого крепкого сна. – Не говори мне этого! Умоляю, Вадик, дружище, не говори мне этого! Скажи, что ты притворился.

– Я уснул, что-ль…

– Черт! Черт! Ты всё-таки признался в этом! Ты уснул! Уснул, Вадик, как последний-распоследний ублюдок, мать твою!

Наверное, Фин немало удивился и подумал обо Бог знает что, когда я встрепенулся на своем пассажирском сидении, задёргался, очумело закрутил головой. Со стороны я был похож на всполошившегося перепугавшегося человека, услышавшего оглушительную сирену воздушной тревоги, но мне было совершенно наплевать на то, как я выгляжу в глазах моего компаньона. Если он думает, что в ночь, когда на Сухумском шоссе я упал с «Харлея» и от удара головой повредился рассудком, то, вероятно в его умозаключениях есть большая доля истины.

Осмотревшись и убедившись, что я снова нахожусь в своей «Одиннадцатой» посреди залитого водой двора я дико воззрился на Фина. Тот недоуменно уставился на меня.

– Ты чего? – осторожно, чтобы не спровоцировать меня на очередной нервический срыв, пробормотал он,

– Я? А?

– Что с тобой? Ты в порядке, чел?

Моё сердце сильно колотилось, на лбу выступил пот. Рой бешеных мыслей захороводил в моей бедной голове, сотни одномоментно возникших вопросов переполняли мой разум, наслаивались один на другой, вытесняли и дополняли друг друга. Как это? Что это? Что происходит? Опять?

Достав с заднего сидения бутылку с водой, Фин дал ее мне, я уставился на нее как на взведенную гранату. У меня перехватило дыхание.

– Вадик, да что с тобой? Успокойся. Ну заснул и заснул, с кем не бывает, ничего страшного. Ты вчера измотался как собака, вот и вздремнул. Скажи спасибо моему мочевому пузырю… – заметив, что фраза про мочевой пузырь подействовала на меня в высшей степени негативно, Фин ещё сильнее заволновался. Странная и необъяснимая реакция его друга на обычное пробуждение от сна приводила Николая Финина в замешательство и он даже немного растерялся. Для брутального байкера такое беспомощное состояние было несвойственно и противоестественно, он побоялся, что прозвучавшие с его уст успокоительные слова низведут его до уровня заботливого папаши. Да и я не сильно-то был похож на ребенка и, честно говоря, тоже бы растерялся, услышав от Фина что-то типа: «Ну-ну, мальчик мой, не плачь, все хорошо».

Я постарался взять себя в руки и списал свой срыв приснившемуся кошмару, от которого не смог отойти. Фина это объяснение вполне удовлетворило и более он не стал ставить меня в неловкое положение своим оценивающим наблюдением. Он понимающе кивнул и сказал, что на его веку он неоднократно после раскурки косяка очень долго и нудно приходил в себя, продолжая путать сон с явью.

– Бывает, – сказал он, смотря в лобовое стекло на залитый водой дворовый пейзаж, – хлебни водички.

– Кофейку-бы… – я жадно присосался к бутылочному горлышку.

– Кончился, брат. И магазы все закрыты, я-бы ещё ночью метнулся, – с этими словами Фин вышел из машины.

На какое-то время я остался в салоне один. Я трогал руками приборную панель моей драгоценной «Одиннадцатой», проверил время на пристёгнутым смартфоне, озирался по сторонам, щупал себя и даже ущипнул на предплечье. Как это может быть, черт-бы вас всех побрал!? Что за расхреновая хренотень происходит?

– Так, Вадим Каляеа, дружище, надо успокоиться, – вслух приказал я себе и медитативно закрыл глаза. Тихо. Бесшумное сырое утро города, почти трое суток подвергавшегося беспощадному катаклизму из мощного урагана с тропическим дождем. Катаклизм закончился прошедшим вечером, переместившись по побережью из Абхазии в Грузию, где, если верить слухам, вчера один круизный лайнер сорвало с якорей. Здесь ужас был вчера и позавчера, сегодня все остыло и утреннее солнышко оптимистично просыпается над потрепанным курортом. Я в машине на улице Агрба у дома 35. Вокруг залитая водой Пицунда, шелестит листва пальм и местной флоры. В остальном-же утро этого дня встречает нас умиротворяющей тишиной, во всяком случае – в этом квартале.

Но как такое может быть, что я отказываюсь в автомобиле третий раз подряд? И третий раз подряд события повторяются! Я просыпаюсь в то же самое время, в одной и той же машине, от одних и тех же слов и совершаются одни и те же действия. То-есть я в третий раз переживаю одно и то же и это уже никакой ни фильм, ассоциации с которым приходили мне в голову в прошлый раз. Ни фильм и никакая ни повторяющаяся постановка! Что-же это такое? Этому должно быть какое-то объяснение. Простое логическое объяснение, желательно в двух словах, а ещё желательнее – имеющее четкое название. Какое-нибудь де-жавю или там… ещё как-то… Это не должно быть только со мной, я бы желал, чтобы такая фигня происходила с кем-то ещё и до меня!

– Помнишь его окна? – раздался голос извне, и я открыл глаза. Вернувшийся Фин распахнул дверцу и, не торопясь садиться в салон, показал на ряд окон в девятиэтажке.

– Да, – кивнул я, уже зная, о чем разговор, – я тоже заметил, что электричество дали. Рустамчик сел в лифт и нам нужно готовиться. Он сейчас выйдет.

Фин уставился на меня с неподдельным изумлением. У него симпатичные карие глазки, кругленькие как у пёсика. Вообще мой товарищ представлял собой довольно колоритную фигуру – плотный, мясистый, с волосатыми руками, ногами и грудью, с крепкими металлокерамическими зубами, от него часто несло перегаром и сигаретами, он не гнушался лёгких наркотиков и имел слабость быть самым настоящим кобелиной. Всегда сильно небритый, с закрученными усами, от природы кучерявые волосы всегда были аккуратно пострижены и уложены в приличную прическу. Со своей внешностью он мог бы быть как байкером, так и капитаном корабля, мясником, кинозвездой, индийским поваром или водителем свиновоза. Единственно кем бы он не смог стать – это семейным домоседом. Преданным, заботливым, любящим мужем и отцом, ибо по своей натуре, доставшейся ему с цепочкой ДНК, а потому не исправимой и не поддающейся коррекции, Коля Финин был до мозга костей кабелем, но это я уже говорил.

Он сел в салон и в ту же минуту на крыльце подъезда появился мужчина.

– Он позвонил Кецбе, – сказал я, наблюдая как Рустам Тер-Алексанян с крыльца осматривает свой затопленный «Джили Атлас».

– С чего ты взял? – спросил Фин.

– Потому вчера ночью он заехал в это озеро и утопил машину. Ты же сам видел.

– Это понятно, – кивнул мой компаньон, – но с чего ты взял, что он позвонил именно этой крашеной стерве? Почему не Тзапшу? Не Жоржолиани?

А вот тут я не знал, как ответить так, чтобы не затронуть мое проклятое де-жавю.

– Может и Тзапшу… – пожал плечами я, – но совершенно точно, что за ним приедет кто-то из его шайки.

– Это создаст нам проблемы, Вадик.

Тер-Алексанян спустился в воду и пошлепал по уже знакомому мне направлению – за угол мимо ряда молодых пальм и давно брошенной будке ремонта сотовых телефонов. Я вздохнул, Фин закурил и завел мотор и двинул наш автомобиль вокруг лужи вдоль детского сада, железные штыри и арматуры которого, как и в прошлые разы будто вырастали из разросшейся высокой травы. Я оказался прав – Тер-Алексанян сел в бордовый «Рено Клио III» Хуапашу Кецбы. К кому же ещё? Я нисколько не удивился, а Фин метнул в меня суровый взгляд, будто в появлении желто-красной девушки была моя вина. Мы сели на хвост «Клио», следуя за Кецбой и Тер-Алексаняном, объехали поваленную магнолию и выехали к городскому рынку. Все как в прошлые разы. Я не знал, что думать, как это объяснить. Из каких-то голливудских фильмом я слышал про понятие «временная петля», но никогда не верил в это явление и понимал только то, что время линейно. А даже если и не линейно, а закручено во всякого рода спирали, то это не значит, что некий отрезок времени может повторяться из раза с раз как зацикленная на одном обороте пластинка. Это какая-то чушь. Так я думал раньше, но теперь… Мой жизненный прагматизм не позволял мне верить во что-то, что нельзя объяснить физическими, математическими и химическими формулами. Естественными или научными законами. Повторяющийся временной отрезок не укладывался в моей голове, я был сильно растерян, напуган и озадачен и для меня это противоестественное явление, наверное, было сродни встречи с инопланетянами (в которых я тоже не верил), встречи с Богом (в которого я, может, и верил, но не настолько сильно, чтобы принимать за истину чудеса),  встречи с призраками (в подростковом возрасте в темном сквере в моем родном Саратове я увидел движущееся белесое пятно и до сих пор на двадцать процентов полагаю, что это был призрак или что-то такое). Короче говоря, в чудеса я не верю или не верил до недавнего времени.

Когда мы вслед за бордовым автомобилем остановились на затопленном городском рынке я позволил себе допустить, что предполагаемо существующий Бог таким образом выказывает свое деяние. Ну а что я мог ещё подумать? Это был как один из ответов за который я уцепился, но проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что если Бог решил лично мне доказать свое существование, то он выбрал весьма оригинальный и неоднозначный способ. Он мог бы наделить меня сверхспособностью к исцелению, левитации, превращению воды в вино (что, впрочем, в Абхазии не считалось-бы особо актуальным). Он мог бы явиться мне во сне или на яву или как ему больше удобнее, мог-бы придумать что-то колоссальное из ряда прекращения войн или воскрешения мертвых. Что угодно, я могу перечислить длинный список пришедших мне в голову чудес, среди которых подобная моей временная петля была-бы где-то в самом конце. Потому что это странно и бестолково. Но как-бы то ни было это есть.

Закопавшись в тяжёлых думах, я не заметил, как Фин выехал из лужи и двинулся за развернувшейся назад «Клио». Вернее, я замечал, но относился к этому как к повтору сюжета фильма. Я знал, что будет дальше и, когда наша дергающаяся «Одиннадцатая» спровоцировала Хуапашу Кецбу дать стрекоча – я не проявил никаких признаков удивления или раздражения. Фин-же рычал и ругался, нервно вращая рулевое колесо и остервенело нажимая педали. Я хотел сказать ему про сцепление, но в этот раз смолчал. Пусть все будет как будет. На самом деле я чертовски боялся и, должно быть, подсознательно замкнулся в себе. Дальше тоже было все так как уже было – Кецба и Тер-Алексанян по улице Тополевой поехали в центр, мы за ними. Набрали скорость, Фин велел стрелять по колесам и открыл мне окно. Я достал оружие, но только кисло улыбнулся. Началась водная погоня с брызгами, заносами, с опасными моментами и выскакиваниями на встречную полосу, мой друг нервничал и ругался, а я был белым от понимания того, что все это тщетно и закончиться буквально через минуту. Я знал, что будет. Мой товарищ Коля Финин – нет. Он был переполнен решимостью, он рвался вперёд, он маневрировал с опасностью для жизни. У него была цель, она маячила перед его усами, манила, звала. Он гнал бедную старую «Одиннадцатую», выжимал из нее все что получалось. А я? Я вжался в сидение как последняя мышь, как малыш и Фин, бросая на меня косые взгляды, думал, что меня тревожит его манера езды, а следовательно – я трус, каких свет не видел. Конечно я боялся, потому, что в отличии от моего товарища я прекрасно знал, чем это все закончиться. Вон уже и каменная стена патриаршего собора храма Андрея Первозванного, над главными крепостными воротами веет влаг независимой Абхазии. Стеклоочистители бешено смахивали брызги с лобового стекла, видимость была плохая. Какие-то авто промелькнули слева, нас тряхнуло, опасный маневр. На бешеной скорости мы вылетаем на вокзальную площадь, шум воды под колесами, брызги, впереди скопление дорожной техники. Вот оно. Я вытер слезы на напряжённо лице и зажмурился.

Секунда…

Вторая…

Маневр… Резкий треск, одномоментная боль, потеря ориентации, звон, шум, скрежет…

Боль…

Ничего.

За трое суток до…

Ну вот, встречай меня, солнечная Абхазия, я больше не на территории Российской Федерации. Я пересек границу без вопросов и осложнений. Как на нашей российской стороне, так и на абхазской, мне даже показалось, что абхазский пограничник на КПП «Псоу» не сверял фото на паспорте с оригиналом в пересекающей границу старенькой «Одиннадцатой» цвета «млечный путь». На традиционный вопрос: «Цель вашего приезда в Республику Абхазия» пограничник получил ожидаемый ответ: «Отдых». Беглый осмотр автомобиля и багажника ничего не дал – помимо загодя приготовленных вещей для отдыха на пляже у меня ничего такого не было. Вместе со мной нескончаемой вереницей двигался поток российских отдыхающих, я был одним из тысячи и не выказал никакого повода обратить на себя более пристальное внимание. В салоне была сумка с вещами и личными принадлежностями, а то что я был один и без семьи и детей – так это мое личное дело и, конечно, не могло являться запретом на пересечение границы. Получив все документы обратно в руки, я кивнул, завел двигатель и двинулся вперёд. За моей спиной была Российско-Абхазская граница, проходящая по мосту через реку Псоу. За моей спиной оставался суетливый туристический Адлер, где мне так и не удалось как следует расслабиться. Всё-таки и Сочи и Адлер, на мой взгляд, заточены для активного отдыха, а я всегда предпочитал релакс. Итак, я пересёк контрольно-пропускной пункт, въехал на территорию Абхазии и улыбнулся, увидев уже знакомые буквенные сочетания на рекламных щитах и растянутых билбордах. Парадокс абхазского языка заключается в том, что этот древний язык является одним из самых сложных и трудных для произношения, но в то же время не имеет собственного алфавита. Абхазцы давным-давно перешли на русскую кириллицу (с некоторыми местными диалектическими дополнениями) и мой мозг, видя русские буквы в совершенно непредполагаемом сочетании, входит в резонанс со здравым смыслом и ставит меня в умозрительный тупик. Только что Адлер пестрил вполне понятными словами и фразами, как вдруг моим глазам предстало нечто такое, будто младенец доставал буквы из игры «Эрудит».

При этом абхазские слова зачастую дублировались русскими без всякого отступа и таким-же шрифтом, что приводило меня к ещё большей путанице.

Я двигался по шоссе, дорога была мне уже знакомой, но в прошлом году мы брали в аренду микроавтобус «Газель». По одну сторону простиралось Чёрное море, по другую – возвышались холмистые горы удивительной красоты субтропического климата. Прекрасно! И сразу дышится как-то легче и солнышко, как будто, светит приятнее, да и море кажется более уютным. Но умиляться местными пейзажами мне было недосуг, я приехал выполнить ответственную работу, а расслабляться я буду потом и не здесь, ни в этом чудесном крае. Моя «Одиннадцатая», впервые за свою восемнадцатилетнюю жизнь уехав так далеко на юг, мчалась по извилистому Сухумскому шоссе, отмеряя вращением колес расстояние до первой намеченной на «Яндекс Карте» цели – табачная фабрика в селении Цандрипш. По мессенджеру я доложил о пересечении границы и, достигнув селения, свернул направо – в центр.

Назначенное летнее кафе встретило меня шашлычным дымком, ароматом свежих лепёшек и в меру упитанным небритым мужчиной с закрученными усами. Мужчина сидел за тяжёлым столиком, курил, и с неподдельным интересом изучал уличное меню: «ШЬЫЖЬХЬА, ШЬЫБЖЬХЬА, УАХХЬА, АРЫЖЭТЭ, АЧАШЭ, АЧАЛЫХ, АСАЛАТКЭА». По его напряжённому лбу было заметно, что среди родных знакомых букв он пытается найти логику построения слов, чтобы попробовать догадаться хотя-бы об одном блюде. Похоже ему это не удается даже на интуитивном уровне.

– Ну как тебе общие впечатления? – вместо приветствия спросил я и сел напротив. Крутой байк «Харлей-Девидсон» небритого усача был припаркован неподалеку, я поставил свою «Одиннадцатую» рядом.

– Пока трудно сказать, но меня немного напрягает вон это, – Фин кивнул на какое-то полуразрушенное здание через улицу.

– А что с ним не так?

– Мне кажется оно немного… запущено. Я видел уже несколько таких и мне это напомнило Чернобыльскую Припять. Но там радиация, а тут?

Я расхохотался.

– А тут, дружище, состояние экономики. Это только начало, такие памятники разрухи тут везде и всюду – это местное культурное наследие, они дополняют пейзаж и создают неповторимую атмосферу.