Бесконечные концы

Как и все Черноморское побережье Гудаутский район постигла природная стихия и надо же было мне припереться сюда именно в этот день. В году 365 дней, триста шестьдесят из которых Новый Афон живёт тихой курортной жизнью. Так нет же! Мне был уготован именно один день из трех-пяти, когда на курорте бушует чрезвычайная ситуация. «Зато будет что вспоминать», – сжимая зубы утешал я сам себя, кутаясь в голубой полиэтиленовый дождевик.

Прошел день, прошел вечер, стемнело и стало совсем уныло. Новый Афон пребывал без электричества и водоснабжения, не работало телевидение и интернет. Сотовая связь прорывалась с очень большим трудом. Ближе к полуночи, когда я реально раздумывал чем для меня обернется мой отказ от выполнения задания, ливень начал постепенно ослабевать. Наполняясь робкой надеждой, я заметил, что ветер уже не так сильно гнет пальмовые стволы как прежде, что уже пару часов я не слышал треска ломаемых веток и не видел молний. Неужели синоптики в этот раз не обманули и ливень прекращается! В первый день разгула стихии, когда еще как-то можно было пользоваться всемирной сетью, интернет давал прогноз по шторму на трое суток и проверив время по смартфону, я удовлетворённо кивнул. Завтрашний день наступит через полтора часа и он должен быть без дождя. Аллилуйя!

Но радоваться было ещё рано, бесконечная туча над моей головой все ещё накрывала небо до всех горизонтов и дождь продолжал идти. Я поежился, злобно плюнул под ноги и поплелся на другую диспозицию. Чтобы не привлекать внимания, я был обязан постоянно менять локацию – то я стоял за углом соседнего от Тер-Алексаняновского дома здания, то под раскидистой мушмулой, то на пустой остановке маршрутного транспорта, то в кондитерском кафе, потом снова за углом, под козырьком сувенирной лавки, опять под мушмулой, теперь пойду-ка вон туда – постою за грузовой фурой на небольшой парковке. Там как раз мой байк, заодно гляну на него.

Я давно вымок до нитки, рюкзачок с вещами был мокрым, как и его содержимое, дождевик помогал лишь отчасти. Я замёрз, я проголодался и уныло готовился к долгому всенощному бдению, результатом которого у меня вероятнее всего будет простуда с повышенной температурой. Что-ж, такова моя участь – я сам вызвался приехать сюда. Может, взять пример с Фина в Пицунде и достать вина или коньячку? Мы с ним перезванивались по телефонной связи и он мне уже под вечер показался нетрезвым, хотя старательно убеждал меня в обратном. Сейчас спиртное в нашем с ним деле идёт только во вред, надо перетерпеть, пересилить свою сиюминутную слабость, не поддаться на искушение. Праздновать будем потом – надеюсь, что не позднее чем завтра вечером, но только не на территории Абхазии. Сперва вернёмся в РФ, а уж там…

Смартфон пиликнул. Сообщение? Не может быть, ведь интернет отсутствует. Я достал гаджет, активировал экран – сообщений нет, сотовая связь иногда ловит одну палку, время приближается к одиннадцати вечера и… предупреждение о том, что зарядки смартфона осталось десять процентов. Я похолодел ещё больше! Десять процентов! Этого не хватит и на половину ночи, почему я не обращал на это внимание и не позаботился о пауэрбанке? А где-бы я его приобрел, если почти все магазины закрыты? В Новом Афоне чрезвычайное положение, ничего не работает, а даже если бы и работало, то все равно город отключен от электричества, провода просто-напросто пообрывало как струны. Жизнь теплилась лишь там, где работали генераторы, да и те в первую очередь питали жизненно важные объекты и криптофермы.

Я прямо по стремящимся сверху ручьям поднялся по взгорью и приблизился к большегрузу, дождь громко бил по тенту, но в целом тут было не так погано, как под мушмулой, я даже присел на корточки и прислонился спиной к заднему колесу. Так-то лучше. Дом Тер-Алексаняна видно, калитку его тоже видно. Ну и «Харлей» Фина на котором я приехал в эту сырую курортную задницу тоже видно, вон он поблескивает мокрым хромом. Стоит на фоне серо-черных гор, чуть наклонившись на подножку, принимает свежий душ. Что, дружище, «Харлей», попали мы с тобой, да? Хозяин-то твой, поди, сидит пьяненький в моей «Одиннадцатой», смотрит порнушку и жрет персики. Вдруг мне показалось, что картинка передо мной как будто съехала вбок. Немного. Припаркованные автомобили, включая и мой «Харлей-Девидсон» вздрогнули, у одной из них сработала бесшумная сигнализация, заморгали габариты. Что это было?

Дождь захлестал с новой силой, в небе вспыхнула молния. Да что-же это такое! Я решил немного подвинуться и устроиться чуть-ли не под фурой и неожиданно для себя обнаружил, что место уже занято. Какой-то типчик, скрючившись в три погибели, сидел на корточках и безотрывно смотрел в экран смартфона. Голова была скрыта за низко опущенным капюшоном, длинные пальцы вцепились в гаджет как лапы двух пауков, ногти неестественно белели. Ведомый любопытством, я вытянул шею, желая посмотреть что-же так завлекает сидящего под кузовом фуры типа, что он буквально не видит ничего вокруг – ни то, что под ним стремится ручей, омывая его обувь, ни то, что уже довольно поздний час и все нормальные люди давно прячутся по домам, и то, что сидеть под днищем фуры больше свойственно разве что дворовым животным, чем людям. И то, что за его спиной находится человек в шуршащем полиэтиленовом дождевике. Я всмотрелся в его гаджет – он был разбитый и растрескавшейся, перемотанный скотчем прямо по экрану. Экран был выключен, смартфон не работал.

Вдруг произошел повторный сдвиг, на этот раз сильнее – фура шатнулась и заскрипела соединениями, по пологу прошли волны. Что происходит? Я почувствовал, что я тоже будто сдвинулся вместе с окружавшей меня обстановкой.

Сидящий тип в капюшоне лишь качнулся, даже на мгновение не оторвавшись от экрана, вызывающего у меня недоумение своей перемотанный скотчем чернотой. Я не видел лица странного паренька, но мог-бы поспорить, что типчик не моргает. Возле него я заметил пустую алюминиевую банку из-под энергетика, а рядом пластиковый пакет с чем-то внутри. Вода из ручья омывала пакет, заливалась внутрь, наверняка, все что там находилось должно было напрочь вымокнуть, но парню до этого не было никакого дела. Пакет был полупрозрачный, я увидел, что он прилип к лежащей внутри ещё одной банке энергетика.

Энергетик! То, что мне нужно!

– Эй! – осторожно позвал я сидящего. – Друг! Эй, слышишь, у тебя чё там, в пакете, а? Энергетик? Продай мне его.

Тип не реагировал, я тихо потрогал его за плечо. И он как игрушка стал медленно заваливаться вперёд. Странное дело: когда резко сдвинулась вся парковка – он оставался как приклеенный, а тут от малейшего прикосновения сразу стал падать. Я уцепил его за шкирку и только тогда он очнулся, задёргался всем телом, хаотично замахал руками, хотел вскочить и ударился головой о кузов фуры, под которой сидел.

– Слышишь, эй, – я постарался его успокоить, – да не дёргайся ты. Продай энергетик, вон у тебя в пакете. Деньги есть, я заплачу как за два. Магазы закрыты, а мне…

Но тип меня не понимал, он как-то странно и неестественно дёргался и только теперь я увидел его лицо – нездоровое, широкое, с выпученными опухшими глазами, с расширенными зрачками. В уголках его рта следы от густой пенистой слюны. Хотя я его не держал, он продолжал вырываться, он явно не осознавал где он и не понимал почему при каждом движении ударяется всеми частями тела, наверное, ему казалось, что его бьют со всех сторон. Я уже не рад был, что с ним связался, я отступил под дождь, но парень, дико тараща глазищи, избавился от куртяшки, бросил ее и убежал. И в этот момент парковка опять немного сдвинулась, на этот раз мой байк упал на бок и я отчаянно выругался – Фин меня линчует, если я верну «Харлей» хоть с одной царапиной. Что происходит? В дополнении ко всему откуда-то из-под земли стали доносится гулкие трески. В этот момент меня отвлек завибрировавший смартфон – звонила Помидора, но на линии была только тишина. Перезванивая, я нагнулся и достал из-под фуры оставленный сбежавшим типом пакет, нетерпеливо путаясь в полиэтилене я достал заветную алюминиевую банку. Газировка. Не энергетик. Я расстроился. К тому же я не мог дозвониться до Помидоры, звонки не шли, связь опять пропала. Доставая из пакета все что там было (размокшую пачку пакетированного чая, какую-то пластмассовую штуку и файл с испорченными водой документами), я пытался связаться с подмосковным Реутово – тщетно. Из Абхазии Помидора был недоступна. Аккумулятор показывал девять процентов. Вновь толчок под ногами, я едва не упал. Короче, кроме банки газировки мне нечем было поделиться, но и это лучше, чем ничего.

Всё-таки, что хотела Помидора, наверняка что-то важное.

Тут я увидел какую-то странную кривую полосу на асфальте, я не замечал ее ранее, хотя, как оказалось, она была буквально у меня под ногами и уходила под кабину большегруза. Прослеживая за ней взглядом, я увидел мокнувшую в воде брошенную курточку и поднял ее. Преодолевая брезгливость, я пошвырялся в ее карманах, выгреб мятые деньги, преимущественно пятирублевки. Пятирублевки! Если бы я не знал, что в Абхазии в ходу банкноты, достоинством в пять рублей, я мог бы предположить, что этот чувак способен возвращаться в прошлое на четверть века. Примерно в то время я последний раз держал в руках пятирублевую банкноту и уже тогда она была настолько низкого достоинства, что даже деньгами не считалась. Хмыкнув, я вернул все в куртку – я перестану уважать сам себя, если, имея достаточно внушительную сумму на банковской карточке, стану выгребать бумажки, почти не имеющие ценности. Мне они ни к чему, а какому-нибудь местному нищеброду, может, и пригодятся.

Опять движение под ногами… Черт, это уже не смешно, это, что, землетрясение? Но стоящие неподалеку здания не тряслись и не шатались, фонарные столбы стояли ровно, деревья не раскачивались. Только дождь и ветер. Наконец мой смартфон принял звонок, но не от Помидора. Звонил Фин из Пицунды. Прижав смартфон подбородком к плечу, я порыскал во внутреннем кармане подобранной куртки.

– Да, друг, – сказал я в трубку.

– Вадик! Вадик, чел, давай назад!

– Что случилось? – мои пальцы нашарили тюбик, поднеся его к лицу, я прочитал: «Ундевит». О! Витаминки! Витаминки не помешают, отвинтив крышку, я высыпал на ладонь несколько горошин. Больше нет. Закинув их в рот, я отшвырнул тюбик и с удивлением увидел, как прокатившись по мокрому асфальту, он исчез в черной полосе у колес фуры.

– Он здесь! – выкрикнул Фин. – Возвращайся, Вадик, он здесь!

– Кто? – спросил я, прислушиваясь к необычному вкусу витамине. Я такие давно не покупал, но в моей памяти они должны были быть кисло-сладкими.

– Как кто? Как кто? Наш дорогой Рустамчик, кто же ещё! Он здесь! Я же тебе говорил, что он в Пицунде! До тебя не дозвонишься!

– Тер-Алексанян в Пицунде? – я повернулся к скрывающемуся в тени дому за забором, всмотрелся в черные квадраты окон, в немного видимый дворик. Этот частный дом был под моим наблюдением весь сегодняшний день, иногда мне мерещилось какое-то движение, но, надо признать, что за все время окна оставались пусты и темны, во дворе никто не появлялся и входная калитка ни разу не открывалась. – Это точно, братан?

– Это так же точно, как то, что я надеру тебе задницу, если ты немедленно не вернёшься! – почти кричал Фин. – Он здесь! Он только что приехал на улицу Агрба! Да вон он, я его своими глазами вижу! Он приехал на своем китайском «Атласе», проехал прямо мимо меня и утопил тачку у подъезда.

– Серьезно?

– Тут целое озеро у дома, братан. Он въехал и сел. Тачку утопил, там вода по самые стекла. Кое как вылез и стоит. Вадик, этот чел стоит прямо напротив меня.

– Что он делает?

– По телефону базарит.

– Хватай его, Фин!

– Братан, Вадик, тут вообще не с руки. Вода глубокая, я один. Ствол-то у тебя! Он уходит.

– Уходит? Фин, не дай ему уйти!

– Он идёт домой. Да не парься, никуда он не денется, тачка-то его залита. Давай, тащи свою задницу шустрее сюда! Я же тебе говорил, чел, что он в Пицунде! Я же говорил, твою мать!

– Фин, перестань употреблять эти выражения, русские так не говорят.

– О чем ты?

– Ну вот это твое «Чел», «тащи задницу», «твою мать». Ты еще скажи «фак» или там… «куча дерьма». Мы же не в американском фильме, дружище. Я уже еду!

Картинка перед моими глазами опять медленно поехала вбок, послышался звук падающих и катящихся камней, но мне было уже не до этого. Наверное, у меня кружится голова от измождения, быть может на меня так действует погода и темное время суток. Надо собраться. Бросив прощальный взгляд на так и не подавший признаков жизни второй дом Рустама Тер-Алексаняна, я поднял «Харлей» и одел мокрый шлем. Мне казалось, что парковка приобрела какой-то незамечаемый мною раньше угол наклона и я укорил себя за то, что поставил байк именно в такое месте и под таким углом. Почему я его так ставил, если очевидно, что он наклоняется? Наверное, потому, что я поставил его в ряд с другими автомобилями, в том числе с большегрузом. Ладно, чего уж теперь, пора валить отсюда, оставлять этот промокший городок.

Во рту ощущался какой-то не такой вкус.

Взяв байк за руль, я спустился с холма и отошёл с ним на некоторое расстояние за деревья, так как под колесами оказалось много рассыпанных водными ручьями камней и веток.

Да что это за мерзкий вкус у этих витаминок! Горечь! Я хотел из выплюнуть, но решил проглотить и запил той самой баночкой газировки, пришедшей как раз кстати. И на последнем глотке я почувствовал гул за спиной и дрожь под ногами. Скрежет, звук разрываемой материи тента, треск, грохот и плеск воды. Я обернулся. Странно, я похлопал глазами и все равно не мог узнать место, с которого только что пришел – на парковке осталось только две машины, совсем не было ни одного фонарного столба, и вообще как-то не так… И ещё чего-то не хватало. Чего? Дома Тер-Алексаняна? Часть его кровли была видна, значит он на месте. Ряд молодых деревьев? Они были, их ломаные силуэты шевелились на фоне серо-черного предгорья. Фура! Не было фуры! Зато из-за кромки густой листвы кустов поднималось облако грязной пыли и продолжали шуметь сыплющиеся камни.

Шлем накрыл мою голову, я поправил лямки рюкзачка за спиной, сел на байк и больше не оборачиваясь, покинул город Новый Афон.

– О, нет, чел! О, нет! Только не говори этого! Не говори, умоляю, Вадик, не говори!!!

Слегка сипловатый голос жирными сверлами вторгся в оба моих уха, не размыкая глаз я выдохнул из себя невнятный сонный стон и, мысленно прокляв того, кто дерзнул вырвать меня из объятий сна, попробовал вернуться в мягкое уютное небытие.

– Твою мать, Вадик, пожалуйста, не говори этого! Я всё ещё верю, что ты славный малый и только притворился спящим. Ну? – и с этим «Ну?» толчок в плечо буквально выхаркнул меня из сладкого крепкого сна. Издав хрюкающий храп, я дёрнул головой и распахнул глазки. – Не говори мне этого!

Проклятье! Я почавкал пересохшим ртом и вытер слюну.

– Ну? – настаивал голос слева от меня. – Умоляю, Вадик, дружище, не говори мне этого! Скажи, что ты притворился.

– Я уснул, что-ль…

– Черт! Черт! Ты всё-таки признался в этом! Ты уснул! Уснул, Вадик, как последний-распоследний ублюдок, мать твою!

Я виновато вздохнул и потёр глаза. Я всё ещё сидел на пассажирском сидении моей «Одиннадцатой» цвета «млечный путь». Пристёгнутый к прикуривателю смартфон показывал «07:09».

Я мотнул головой. Что это? Что за хрень? Я уставился на Фина как на пришельца из космоса. Потом резким нервным движением головы перевел взгляд на пейзаж вокруг нас – рассвело. Двор, залитый водой, местами по колено. Типовые советские девятиэтажки с момента постройки не знающие понятия «капитальный ремонт» и поэтому выглядевшие так, будто их готовят к сносу.

Господи! Внутри меня, внутри моей головы и души будто резко образовалось нечто твердое и тяжёлое. Что это происходит? Я опять взглянул на Фина, на этот раз с каким-то беспомощным испугом.

– Ты чего? – спросил сидящий на месте водителя Фин.

– Мы же… – начал я мямлить и сразу осекся. Минуточку. Я должен прийти в себя. Это какая-то нелепица, этого не может быть, а я не верю в чудеса. Следовательно, этому сейчас найдется объяснение. Сейчас… Я опять осмотрелся по сторонам,

Абхазия. Пицунда. Утро. Уличный пейзаж вне автомобиля сиял утренними светлыми красками, первые лучи курортного солнца пробивали себе дорожки над густо заросшей деревьями кромкой холма. Какие-то птички только им ведомо зачем щебетали над асфальтовыми выщерблинами, заполненных водой. Вода… Я как сумасшедший всмотрелся в воду, отражающую утренний небосвод и раздражающую сетчатки глаз солнечными бликами. Вода почти нисколько не ушла, ещё не успела…

«Да как так-то!? Как так!?» – мысленно кричал самому себе.

– Вадик, ты, блин, уснул, твою мать! – в очередной раз произнес мой компаньон и от этих слов я едва не наделал в штаны. Нечто твердое и тяжёлое в моем теле начинало холодеть и я стал догадываться, что это нечто сродни панической атаки, это нарастающее безумие.

– Блин, Фин… – я помассировал заспанные глаза, – я был измотан…

– Скажи спасибо моему мочевому пузырю, он оказался надёжней тебя, друг. Ладно, ты вчера, действительно, устал, – сказал Фин, приоткрывая свою дверцу. Он вышел из машины, а я озадаченно помассировал лицо и тут-же отдернул руки как, если бы они были радиоактивными. Сейчас бы кофе покрепче. Большой бокал с двумя ложечками растворимого, можно без сахара. Лишь бы завести мозги. Я стал нашаривать на заднем сидении бутылку с водой, я знал, что она там есть. Я ее взял, хотел сделать несколько жадных глотков, но только испуганно воззрился на горлышко.

– Помнишь его окна? – спросил меня вернувшийся через минуту Фин, одной рукой застегивая ремень, а другую положив на всё ещё открытую дверцу машины.

Я задрал голову вверх на ближайший жилой дом на девять этажей и отыскал взглядом два окна на восьмом этаже. Они, как и вчера ночью были… Да, что я гадаю? Я же уже знаю, что Фин сообщает о том, что в городе восстановили подачу электроэнергии.

– Когда я проснулся, – продолжил Фин садясь за руль и захлопывая дверцу, – оба окна нашего дорогого Рустамчика горели. Теперь он выключил свет. Да что ты на меня так пялишься?

– Наверное он вышел из квартиры, – деревянным голосом проговорил я. – и ждёт лифт.

– Ты прямо у меня с языка снял. Готовимся. Бодрее, Вадик. Блин, подай водички, дружище, башка после вчерашнего гудит.

Я не стал спрашивать пил-ли он вчера спиртное – я уже знал ответ. Я знал, что мой друг вчера пил вино в машине, потому что он сам мне об этом сказал. Говорил, но не сейчас. Нет, сейчас я у него не спросил и он не ответил, но Фин отвечал мне в… Господи… Я всё ещё не врубался… Мой товарищ ответил мне в прошлый раз. Да, в прошлый раз, когда все было точно так как теперь. И эта машина посреди залитого двора и сам двор, и многоэтажки. Даже, будь я проклят, блики от утреннего солнца точно также мелькают на поверхности воды. И время тоже самое, с точностью до секунды. И я вот точно так сидел на этом месте, а Фин ходит справлять нужду за машину. Все это уже было!

Очень сильно возбуждающийся я наблюдал за вторым подъездом – за тем подъездом, что был залит водой так что физически было невозможно ни зайти ни выйти, не погрузившись в воду по колено. Я знал, что сейчас с секунды на секунду из никогда не закрывающейся подъездной двери выйдет мужчина в джинсовых бриджах и пляжных сланцах. Он остановится на выщербленной поверхности подъездного крылечка, увидит свой полностью затопленный белый «Джили Атлас», расстроенно подумает о тщетности бытия и погрузиться в воду.

Именно так и произошло. Наш дорогой Рустам Тер-Алексанян зашел по колено в воду и, обходя свою многоэтажку, двинулся к заброшенному ларьку ремонта сотовых телефонов. Фин закурил. А я только наблюдал за всей этой повторяемой ситуацией до предела своих возможностей распахнув глазища. И я не удивлюсь, если Фин, оторвав свой взгляд от программиста, переведет его на меня и, увидев мое лицо, подумает, что я одномоментно рехнулся или поймал какие-нибудь шокирующие галлюцинации. К моему счастью мой компаньон был слишком сосредоточен на уходящем от нас Тер-Алексаняне, чем на высматривании в моих расширенных глазах признаки психопатии.

Он завел мотор. Как и в прошлый раз, объезжая глубокую воду, он двинул «Одиннадцатую» в сторону, вдоль огороженной страшной территории предполагаемого детского сада. Я сидел на своем месте ни жив ни мертв, каждую минуту мне хотелось вцепиться в рукав Фина, потрясти его и судорожно закричать ему прямо в небритую щеку: «Смотри! Смотри-же! Неужели ты не понимаешь, что вот это вот все уже было?! Смотри, вон нетрезвые прохожие, мы же с тобой их уже видели!» Однако я молчал, сообразив, что мне придется отвечать другу на задаваемый им вопрос: «Когда?». А, действительно, когда? Вчера? Сегодня? К тому-же, насколько я понял, это повторение из нас двоих с Фином замечаю лишь я. Это для меня все повторяется, для меня одного, как если бы я смотрел второй раз подряд одно кино, где для персонажей никакого повтора нет и быть не может. Персонажи моего фильма не осознают, что кинематографическую историю включили заново, с самого начала и они проигрывают свои роли точно так же как всегда и каждый раз для них – единственный. Я боялся признаться Фину, я просто не мог ничего понять, не мог объяснить этот феномен и начинал сомневаться в своей адекватности. Что если дело во мне, в моих мозгах и в них произошел сбой, что если я стал обладателем какой-то феноменальной особенности предвидения будущего? И это ни фига не интуиция, это, блин, самое настоящее пророчество!

Как будто в доказательство этого пред нашими с Фином очами предстала уже видимая мною ранее «Рено Клио III», стоящая ровно на том-же самом месте. Тер-Алексанян уже сел в салон, а за рулём была… Я закрыл глаза и мысленно произнес: «Хуапашу Кецба. Красно-желтые волосы». Подождал для верности несколько мгновений и открыл глаза.

Девушка с волосами, одна половина которых покрашена в жёлтый цвет, а другая в красный. Солнцезащитные очки тоже в двухцветной оправе. Хуапашу Кецба. Кто-же ещё? Ну ладно, в конце концов это ее тачка и странно было-бы предполагать, что за рулём окажется не она, а, например, Жоржолиани или вообще Тзапш… Стоп! Мысли о Михаиле Тзапше и Леониде Жоржолиани уже приходили мне в голову тогда… раньше… ну в прошлый раз…

Я помассировал виски. Как это все странно.

Фин ухмыльнулся предстоящему приключению, подкрутил усы и тронулся за «Клио». Я продолжал наблюдать со своего пассажирского места – вот сейчас Кецба объедет поваленную магнолию. Она объехала. А сейчас она заедет на городской рынок и остановится. Она заехала и остановилась. Рынок, как и в прошлый раз был беспощадно затоплен водой и непреодолим ни на каком колёсном виде транспорта, что подтверждали несколько видневшихся в стороне автомобильных крыш.

– Сдай назад, – сказал я Фину.

– Погоди, – ответил друг, – а если они поедут. Эта крашеная сучка двигает на четвертый микрорайон, стопудняк.

– Сдавай назад, мы не проедем. Дальше даже не суйся, лучше сразу развернемся.

– А если она…

– Она тоже не поедет.

– Откуда такая уверенность, Вадик? Вон смотри туда, вон, у лотков где были арбузы. Там, вроде, помельче. Там можно проехать.

– Но она там не поедет.

– Вадик, блин, она двинулась в четвертый микрорайон, зуб даю…

Куда именно хотела ехать Хуапашу Кецба со своим пассажиром Рустамом Тер-Алексаняном мы с Фином и на этот раз не поняли, потому что, как я и предугадывал, бордовый «Клио» впереди нас стал медленно и горделиво разворачиваться по полукругу как речной прогулочный катерок. Мы, как и в прошлый раз, стараясь не крутить башками, проследили направление ее пути, убедились, что «Клио» развернулась и сворачивает на Тополевую и только тогда последовали ее примеру. А я толкнул Фина в локоть – видишь, мол, я-же советовал тебе не заезжать так глубоко.

– Сцепление опусти, – посоветовал я товарищу.

– Что?

– Сцепление опусти, видишь, машина дёргается.

– Вадик, дружище, а не соизволишь-ли отправиться в жопу?

– Плавнее газуй!

– У тебя коробка накрывается, Вадик. Ты когда масло менял, после Первой Мировой?

– Ой, только давай без этого, а? – поморщился я. – Опять ты со своим маслом.

– Что значит «опять»? – не понял Фин и я прикусил язык. Мой товарищ не стал более допытываться до слова «опять», а посетовал, что уже отвык от механики и неплохо было-бы ему сесть на свой «Харлей-Девидсон» да ударить по газам. Это я уже слышал. К сожалению, я не успел предупредить Фина о том, чтобы он не прижимался так близко к бордовому «Рено Клео» и не торопился моргать левым поворотником вслед за Кецбой в момент, когда решил свернуть на переулок к хлебозаводу. Туда, где вниз струились ручьи, а навстречу поднималась «Тойота». «Клео» выключила левый поворотник и не включая правый двинулась направо по улице Тополевой. Прямо в центр Пицунды. Я закрыл глаза и сделал большой вздох разочарования, я даже приложил руку ко лбу. Фин выругался и сквозь зубы прорычал, что нас просекли.