Все дороги ведут в Реймс

Александр Харников, Максим Дынин

Спецназ на тропе войны: Все дороги ведут в Реймс

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

© Александр Харников, 2025

© Максим Дынин, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Посвящается бойцам ССО, не вернувшимся с задания и до конца выполнившим свой долг.

Авторы благодарят Ярослава под ником «Frog», оказавшего огромную помощь в написании этой книги.

Пролог

23 мая 1756 года. Вольный Ганзейский город Гамбург. Гостиница «Белая чайка»

Одетый в добротную и аккуратную одежду достопочтенного бюргера постоялец медленно расхаживал из угла в угол, о чем-то крепко задумавшись. Он явно кого-то поджидал. Насущные дела требовали от него принятия единственно правильного решения. Тут главное было не ошибиться, ибо ошибка могла стоить дорого, очень дорого.

Человек машинально взял со стола продолговатую коробочку и бережно ее открыл. На алом атласе лежала его флейта. Он ласково, словно руку любимой женщины, погладил музыкальный инструмент, поднес к губам мундштук, но играть не стал.

«Нет, мне сейчас нельзя отвлекаться, – подумал он. – Вот когда я вернусь домой, тогда и…»

Вздохнув, он положил флейту в коробочку, закрыл ее серебряные застежки, и снова стал медленно расхаживать по номеру.

Внизу хлопнула дверь. Человек внимательно прислушался. Слух у него был идеальный, как у настоящего музыканта. Хотя титул, который он носил, был далек от мира музыки.

По скрипучим деревянным ступеням кто-то поднимался на второй этаж. Судя по шагам, человек этот имел отношение к армии. Он топал, словно фельдфебель ботфортами на вахтпараде в Потсдаме.

«Будем надеяться, что это тот, кого я жду, – подумал постоялец. – Мои ребята не пустили бы ко мне постороннего без сопровождения. А этот идет один».

В дверь вежливо постучали.

– Входите, не заперто, – крикнул владелец флейты.

Дверь отворилась, и в номер вошел высокий человек средних лет с ярко выраженной военной выправкой.

– Манштейн! Ну, разве можно так опаздывать! Я вас уже заждался! – воскликнул постоялец.

– Извините, ваше ве… – начал было гость, но потом спохватился и поправил себя: – Я хотел сказать, герр Крафт, что меня задержали некие обстоятельства, важность которых вы сейчас оцените. Мой человек срочно захотел меня увидеть. Сведения, которые он мне сообщил, оказались настолько ценными, что я сразу же поспешил к вам, чтобы сообщить их вашему… Простите, я все никак не могу привыкнуть к тому, что вы, подобно вашему царственному брату, русскому императору Петру, путешествуете инкогнито. Что же касается сведений, то вы сами решите, как ими лучше воспользоваться.

– Рассказывайте, герр Фогель, не тяните время! – нетерпеливо потребовал тот, кого следовало называть герром Крафтом. – Кстати, прошу меня извинить, я не должен был называть вашу настоящую фамилию. Как и вы мой титул. Итак, что вам известно о русском посольстве, следующем в Париж на коронацию нового французского монарха?

– Герр Крафт, хочу сообщить вам, что скоро русское посольство окажется здесь, в Гамбурге. И вы своими глазами сможете увидеть всех его членов.

– Вот как! – изумленно воскликнул постоялец гостиницы. – Но, как мне доложили, они собирались сделать одну-единственную остановку в Копенгагене. Почему это их вдруг потянуло в Любек?

– Виной тому сильный шторм, – ответил герр Форель. – Вспомните, как ужасно бушевал ветер пару дней назад. Русскому кораблю, на котором следовало посольство, изрядно досталось. Под ударами волн разошлась его обшивка и в трюме открылась течь. Без надлежащего ремонта он теперь вряд ли сможет добраться до Копенгагена, не говоря уже о Дюнкерке. Именно поэтому их корабль, с трудом доковыляв до Травемюнде, останется там надолго. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится его ремонт. Как мне сообщили, он может продлиться месяц, а то и более того. Русская же делегация, будем надеяться, уже находится в пути, следуя по дороге в Гамбург. Ведь герр Петров все-таки взял вексель, который вы поручили мне им передать.

– Понятно, – пробормотал герр Крафт. – А это значит…

– Это значит, что русским придется искать другой корабль, на котором им можно будет, наконец, завершить свое несколько затянувшееся путешествие. Иначе вице-канцлер Воронцов рискует опоздать на коронацию Людовика XVI. Опоздавших же, как известно, за общий стол не сажают. Именно поэтому я убедил их отправиться в Гамбург – ведь путь вниз по Эльбе и по Северному морю намного быстрее, чем если идти из Травемюнде через Копенгаген, огибая всю Данию…

– А в Гамбурге есть корабли, которые могли бы принять на борт русских? – спросил герр Крафт.

– Как у любого вольного города, здесь нет военного флота – только береговая охрана. Найти купеческий корабль, конечно, можно, но они, как правило, следуют по своим маршрутам и редко заходят во французские порты. А если русские попробуют отправиться по суше через Австрийские Нидерланды, то, насколько мне известно, у тамошнего губернатора уже имеется на руках приказ не дать им дойти до Реймса под любым благовидным предлогом. Или не столь благовидным…

– А вы не забыли о кораблях Эмденской компании? – хитро улыбнулся герр Крафт. – Фрегат этой компании «Король Пруссии» в данный момент стоит у причалов здесь, в порту. Как я понял, экипаж его готовится к очередному рейсу в Китай. И он с удовольствием (за деньги, разумеется) доставит русскую делегацию прямиком в Дюнкерк.

– Если капитан фрегата получит соответствующий письменный приказ от его величества… – герр Фогель вопросительно взглянул на своего собеседника.

– Он его получит, – кивнул герр Крафт.

– О, тогда это было бы большой удачей! – воскликнул герр Фогель. – Мы выручили бы русских, позволив им благополучно добраться до берегов Франции. И они, в свою очередь, постарались бы отплатить нам за это добром. Уж я-то знаю русских! Кроме того, англичане, или просто пираты (хотя часто это одно и то же), остереглись бы напасть на корабль под флагом Эмденской компании. Наши моряки опытны, а солдаты морской пехоты храбры и не раз отражали нападения разного рода морских разбойников, следуя в Китай и возвращаясь оттуда назад…

– Считайте, что приказ капитану фрегата уже лежит у вас в кармане. А что слышно о русских, которые прибыли во Францию из Нового Света? Это о тех, кто задал там изрядную трепку англичанам…

– Родственник главы делегации американских русских следует в числе прочих вместе с миссией графа Воронцова, и я через него передал для его дяди письмо. Именно поэтому я надеюсь на встречу с этими таинственными «русскими американцами». Но для этого мне следует отправиться во Францию, имея при себе бумагу, которая подтвердила бы русским мой статус.

– Нет ничего проще. Такая бумага будет у вас сегодня же, герр Фогель.

– Что ж, я готов следовать на встречу с этими таинственными русскими. Если бы вы знали, как мне хочется разгадать этот ребус!

– Не скрою, герр Фогель, я тоже желал бы разобраться во всем этом. Ведь когда загремят пушки, тогда уже не останется времени для дипломатии. Хорошо, ступайте. И держите меня в курсе всех событий. Если бы вы только знали, насколько важно для меня все то, о чем вы мне сегодня доложили…

Глава 1.Путешествие в неизвестность

11 февраля 1756 года. Франция. Версаль. Король Франции Людовик XV Возлюбленный

«L’État, c’est moi»[1] любил говорить мой великий прадедушка, король Людовик XIV. Конечно, мне далеко до его государственных талантов, но, как и в годы правления короля-солнца, решать, как поступать в том или ином случае, приходится только мне, французскому монарху, поставленному самим Господом во главе страны.

Но вот как принять это единственно правильное решение, если мои министры об одном и том же говорят диаметрально противоположное? Самое же опасное заключается в том, что основываются их убеждения не на истине, а на личных предпочтениях и заблуждениях. Да и «что есть истина?», как вопрошал Понтий Пилат Спасителя. Мне, царю земному, сие трудно решить.

Я вздохнул и положил на полированную крышку «Королевского бюро» два донесения, полученные мною накануне из Нового Света. Одно из них было написано Пьером де Риго, маркизом де Водрёй-Каваньиаль, новым губернатором Новой Франции, недавно отправленным мною в Америку. Если верить его донесению, то наши дела там идут просто блестяще. Британцы потерпели несколько серьезных поражений, и мои подданные потихоньку начали освобождать захваченные у нас ранее земли.

Второе донесение я получил от своего кузена, принца де Конти, который заправлял «Secret du roi» – «Секретом короля»[2]. Шпионам, работающим на де Конти, порой удавалось добывать сведения, которые я не мог бы получить обычным путем. Но, к большому моему сожалению, выводы, которые делал принц де Конти, часто не совпадали с выводами, сделанными нашими дипломатами.

Вот и сейчас, читая два почти одновременно полученных мною донесения, я никак не мог избавиться от ощущения, что написаны они о совершенно разных вещах. Хотя авторы обоих находились в Новой Франции примерно в одно и то же время.

Если верить человеку принца де Конти, маркиз де Водрёй-Каваньиаль совершил ужасную ошибку, отдав несколько отвоеванных у британцев островов неким русским, которые ничего особенного-то и не сделали – всего лишь оказались в правильном месте в правильное время и задурили голову сначала одному губернатору, потом другому.

А сам маркиз пишет, что именно русским мы обязаны как победой на Мононгахеле и территориальными приобретениями в тех местах, так и спасением предыдущего губернатора, маркиза Дюкеня, и его свиты у некой реки под названием Ниагара.

И, более того, именно они смогли каким-то чудесным образом отвоевать форты Босежур и Гаспаро, так бездарно потерянные прошлым летом де Вергором. За все ими сделанное маркиз Дюкень пообещал отдать этим русским остров святого Иоанна и Королевский остров. Но на этом победители при Мононгахеле не остановились – они смогли освободить всю восточную Акадию, а заодно и создали для нас армию нового образца, вооружив ее оружием своего производства, которая в ближайшем будущем займется освобождением юго-запада Акадии. И, самое удивительное, они больше ничего не потребовали сверх того, о чем договорились с самого начала.

И кому из них мне верить? Конечно, неплохо было бы дождаться прибытия губернатора Дюкеня, который по завершении его срока правления вот-вот вернется во Францию, чтобы не спеша расспросить его обо всем подробно. Но времени для этого у меня не было – решение необходимо принимать как можно скорее.

Я вздохнул, еще раз перечитал оба донесения, после чего крепко задумался. Ситуация, на мой взгляд, создалась запутанная и сложная. И ошибаться в принятии решения было нельзя.

С одной стороны, маркиз де Водрёй-Каваньиал был прав, и действовал он строго в пределах своей компетенции. В конце концов, что такое два небольших острова по сравнению с огромной Новой Францией? Ведь если дела у нас там и далее пойдут так же успешно, то мы сможем отвоевать все, что нами было потеряно. А тамошние русские… Если они не станут вести себя враждебно и не будут покушаться на наши колониальные владения, то пусть спокойно себе живут на подаренных им островах. Если же они проявят строптивость и попытаются вести самостоятельную политику, то их всегда можно будет попросить удалиться. В конце концов, как пишет маркиз де Водрёй-Каваньиаль, их в Новой Франции – точнее, на островах, отданных им новым губернатором – очень мало.

Я подчеркнул несколько строк в послании губернатора и отложил его в сторону.

Что же касается донесения человека де Конти, то следовало не забывать о том, что принц люто ненавидел русских. Его доверенное лицо, граф де Брольи, писал мне: «Что до России, то мы причислили ее к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять об европейских делах… Пусть она впадет в летаргический сон, из которого ее будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству московитов помышлять о внешней политике».

Да, я и сам недолюбливал эту огромную варварскую страну, которая по какому-то недоразумению сумела затесаться в семью европейских народов. Поэтому ее при первой же возможности следовало изгнать из Европы. Пусть она, если ей так уж хочется повоевать, сражается с такими же дикими, как и она, странами Востока.

Только вот… Я чувствовал, что мне вскоре придется скрестить шпагу с Австрией и Англией. И, вполне возможно, с Пруссией, которой мы в свое время сделали столько добра. Но неблагодарность – вредная привычка, так часто распространенная среди европейских монархов. И, как бы то ни было, желательно иметь Россию на нашей стороне, или хотя бы сделать так, чтобы она находилась в нейтральном по отношению к нам статусе.

Нет, я пока еще не готов принять окончательное решение. Может быть, есть смысл посетить отель д‘Эврё? И хотя я уже давно не поддерживаю плотскую связь с маркизой – пардон, теперь уже герцогиней – де Помпадур, но мне приходится часто с нею советоваться по важным государственным делам. Эта женщина обладает мужским умом, она неплохо разбирается в государственных делах, в том числе в политике и дипломатии. Ее советы часто помогали мне принимать единственно правильные решения, и очень редко случалось так, чтобы она оказывалась неправа.

Я позвонил в колокольчик. Явившемуся на мой зов слуге я велел отправиться с запиской в отель д‘Эврё с просьбой к маркизе пообедать со мной. События в Новой Франции развивались стремительно, и стоило поспешить воспользоваться столь благоприятным для нас стечением обстоятельств.

15 февраля 1756 года. Франция. Версаль. Король Франции Людовик XV Возлюбленный

Вернувшись в Париж, я тщательно проштудировал документы, которые передала мне мадам Помпадур. Эх, как жаль, что я не могу поставить эту удивительную женщину во главе Франции! Как она умеет схватывать самое важное из того, что происходит в мире! Это просто Ришелье в юбке! Ведь большинство моих министров больше заботятся о своем кармане, забывая при этом об интересах нашего государства.

Из разговора с ней я понял, что ни в коем случае нельзя отдавать без боя наши заморские владения в Новом Свете! И если оттуда пока не хлынул поток золота, то это совсем не значит, что земли те бесполезны и бесплодны и приносят одни лишь убытки казне. Ведь не зря же министр моего прадеда Людовика XIV Жан-Батист Кольбер сумел основать столько колоний по всему миру. Мадагаскар, Луизиана, острова в Вест-Индии, обширные районы в Индии, Канада – все это сделало Францию самой большой колониальной державой в Европе. Процветала и морская торговля – Франция имела третий по численности флот в Старом Свете после Англии и Голландии.

Бедняга Кольбер, он совсем не щадил себя на службе короля и умер, можно сказать, за рабочим столом. Как жаль, что у меня нет второго такого же верного слуги, каким был он. Боюсь, что после моей смерти все плоды его трудов пойдут прахом, и королевство вынуждено будет расстаться с большей частью своих колониальных владений.

Мадам де Помпадур в переданных мне документах прямо предупреждала меня о той опасности, которая грозила территориям, все еще принадлежавшим нам в Новой Франции. Мы вынуждены были уйти в глухую оборону, с горечью наблюдая за тем, как уменьшаются наши владения в Северной Америке.

Но, с другой стороны, в документах были весьма толковые предложения о необходимости воспользоваться появлением в Акадии некой новой силы – русских войск, которые, если верить донесениям бывшего губернатора Новой Франции маркиза Дюкеня, сыграли главную роль в разгроме экспедиции британского генерала Брэддока и освобождении наших фортов, ранее захваченных неприятелем. Правда, за оказанную помощь эти русские потребовали от нас некоторые территориальные вознаграждения. И было бы глупо их за это упрекать. Но ведь они ни в какое сравнение не шли с теми потерями, которые мы уже понесли, да и могли бы еще понести, если бы моим войскам не удалось сдержать натиск проклятых англичан. Более того, те земли, которые получили русские в качестве вознаграждения за их помощь, все равно стали бы английскими – нам вряд ли бы удалось их отвоевать.

В том же, что французам придется воевать с нашими беспокойными соседями, я ничуть не сомневался. В преддверии большой европейской войны Франция искала союзников, среди которых, как ни странно, могла оказаться и Россия. И хотя многие дипломаты королевства были явными противниками этой огромной азиатской страны, их антипатии к ней имели какое-то иррациональное свойство. Я еще мог бы понять нелюбовь к русским со стороны соотечественников моей супруги Марии Лещинской, отца которой, короля Польши Станислава, русская императрица Анна силой принудила оставить трон в Варшаве. Но ведь это было так давно!

Да, мы, французы, попытались вмешаться в распри моего тестя с его соперником. В осажденный Данциг мы отправили две с половиной тысячи французских солдат. Они были разбиты войсками генерала Миниха, и остатки их попали в плен к русским. Правда, тогда я еще во всем доверял своему наставнику, кардиналу Флери. Да и экспедиция та, как мне кажется, была с самого начала обречена на поражение. Мой тесть ухитрялся выкручиваться из самых опасных ситуаций, но по жизни он явно был неудачником.

Поэтому все те, кто поддерживал его авантюры, вызывали у меня настороженность. Это касалось и моего кузена, принца Конти. Ведь именно он и посол Франции в Польше Шарль-Франсуа де Брольи, маркиз де Рюффек, ненавидят русских. Это, конечно, их право, но накануне грядущей европейской войны следует думать не о чувствах, которые тебя обуревают, а о возможных союзниках в этой войне. А что будет, если я откажу тем русским, которые в Новой Франции вместе с нашими войсками сражаются с британцами, в их требованиях? Ведь маркиз Дюкень уже дал согласие от моего имени. Получив отказ, они могут махнуть на все рукой и отправиться на свою родину, а я потеряю земли французской короны, на которых столько лет жили мои подданные.

В Европе русские, оскорбленные моим поступком, наверняка не пожелают быть нашими союзниками. Более того, они могут заключить военный союз с королем Пруссии и даже с Британией! А это будет очень опасно для Франции.

И все из-за того, что принц Конти и граф де Брольи испытывают личную вражду к императрице Елисавете. Нет, такого нельзя позволить! Это опасно и глупо! Я немедленно приму маркиза Дюкеня и русских, которые должны в самое ближайшее время прибыть во Францию. Я хочу лично познакомиться с этими людьми. Возможно, они станут тем самым мостиком, который свяжет Французское королевство и Российскую империю.

Аккуратно сложив документы, переданные мне мадам де Помпадур, в конверт, я убрал их в свой секретер. Да, надо будет серьезно поговорить с принцем Конти. Я, конечно, уважаю его опыт и ум, но король во Франции должен всегда быть тем единственным человеком, который принимает важнейшие для государства решения. И мой кузен обязан их исполнять, нравится ему это или нет.

Историческая справка

Французская Луизиана

9 апреля 1682 года Рене-Роберт Кавелье, сьёр де Ла Салль, торжественно водрузил крест на одном из островов в дельте Миссисипи и объявил о том, что весь бассейн этой великой реки принадлежит Франции. Гигантскую территорию, от Скалистых гор на западе до Аппалач на востоке, он назвал Луизианой, в честь святого Людовика и короля Людовика XIV[3].

Южной границей новоприобретенной территории был Мексиканский залив. Северной же границей являлись Великие озера, хотя они технически не считались частью бассейна Миссисипи; к северу от них находилась другая провинция Новой Франции – Канада. А на запад от Великих озер граница Луизианы включала в себя и часть территорий, с конца XIX века принадлежащих Канаде.

Луизиана состояла из двух административных единиц – Верхней Луизианы, или Страны Иллинойс, названной так в честь индейского племени иллинвек, известного на французском как illinois («иллинуа»), и Нижней Луизианы. Границей между ними была река Огайо на востоке и река Миссури на западе. Обе части королевских владений Франции заметно отличались друг от друга климатом, рельефом местности, населением, культурой и экономикой. Их связывали между собой река Миссисипи и бассейн Великих озер. Именно Миссисипи, а также ее крупные притоки, стали важнейшими артериями Французской Луизианы.

Французы весьма неохотно колонизировали доставшиеся им огромные территории в Северной Америке. Причин для этого было немало: тут и удаленность, и труднодоступность ее основных территорий, тут и южные субтропические болота, ставшие источником желтой лихорадки, а также климат, жаркий на юге и холодный на севере.

Небольшие группы французских колонистов закрепились лишь на крайнем юге страны, в окрестностях города Нового Орлеана (его население в 1803 году составило 10 тысяч человек, из них две трети – негры-рабы). В верховьях Миссисипи французы построили несколько военных фортов. Великие же равнины были заселены индейцами, с которыми колонисты попеременно то торговали, то сражались.

В 1763 году французы потерпели поражение в Семилетней войне, после чего был заключен Парижский мирный договор, согласно которому земли Луизианы к востоку от реки Миссисипи, а также Канада, перешли к Англии, за исключением Нового Орлеана. Испании же достались территории Луизианы к западу от Миссисипи.

В 1800 году Франция и Испания подписали тайный Третий Ильдефонсский договор, согласно которому Франция получила Луизиану обратно – и в 1803 году продала ее Соединенным Штатам за восемьдесят миллионов франков, или пятнадцать миллионов долларов. Если учесть, что территория Луизианы на тот момент составляла примерно два миллиона сто сорок тысяч квадратных километров, то американцы заплатили около семи долларов за квадратный километр, или около семи центов за гектар.

Из этих территорий возникли штаты Луизиана, Миссури, Арканзас, Айова, Северная и Южная Дакоты, Небраска и Оклахома, а также большая часть территории штатов Колорадо, Вайоминг, Монтана и Миннесота. Кроме того, в 1846 году территории к северу от сорок девятой параллели были признаны английскими и ныне составляют часть канадских провинций Альберта и Саскачеван.

А от Франции остались лишь французские географические наименования (от Детройта и Чикаго до Сент-Луиса, Батон-Ружа и Нового Орлеана), а также часть населения на юге Луизианы (а до недавнего времени и в Алабаме, в Мобиле и окрестностях), так называемые креолы (жители Нового Орлеана французского происхождения) и каджуны – потомки переселенцев из Французской Акадии, изгнанных англичанами после завоевания этой территории. Французский до сих пор является вторым официальным языком Луизианы, и некоторые каджуны все еще говорят между собой на каджунском диалекте французского, хотя этот язык постепенно вытесняется английским.

28 февраля 1756 года. Королевство Пруссия. Сан-Суси. Граф Карл Вильгельм Финк фон Финкенштейн, кабинет-министр королевства

Для меня не стало неожиданным приглашение моего друга детства Фридриха, короля Пруссии, срочно посетить его во дворце Сан-Суси. По должности моей мне приходилось часто вести приватные беседы с Фрицем – так по старой памяти я называл короля, коего весьма уважал и любил. Он же, в свою очередь, редко принимал важные решения, касаемые государства, без моего совета[4].

Я знал, что король сейчас напряженно размышлял, готовясь к новой войне с Австрией. То, что она была неизбежной, стало ясно после того, как Фриц победил императрицу Марию-Терезию и лишил ее Силезии. Рассказывали, что та рыдала, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, подписывая мирный договор в Дрездене, окончательно закрепивший Силезию за Пруссией. Но обиженные дети часто бывают злопамятными. Мария-Терезия поклялась примерно наказать Пруссию и вернуть утерянные земли. Для этого она стала сколачивать коалицию, направленную против нашего королевства.

Именно поэтому Фриц и стал готовиться к войне, ища союзников, которые могли бы помочь ему окончательно разгромить Австрию. Одним из самых влиятельных государств в Европе была Россия, которая еще не приняла окончательного решения, оставаться ли ей в будущей общеевропейской войне нейтральной или примкнуть к одной из противоборствующих сторон.

Хотя Россия и не граничила с Пруссией, да и явных противоречий между нашим королевством и этой огромной варварской империей вроде бы не было, стоило, однако, просчитать все возможные варианты развития событий, не исключающие возможность нападения на нас России. Мы с Фрицем обсудили в свое время вроде бы все, решив, что пока ленивая и нерешительная императрица Елизавета будет, подобно буриданову ослу, раздумывать, как ей поступить, отлично обученная и снаряженная армия Прусского королевства успеет разгромить Австрию и примкнувших к ней сателлитов, заставив Марию-Терезию признать свое очередное поражение. Но тут в Новом Свете произошло нечто, что заставило нас еще раз тщательно обдумать планы будущей военной кампании.