Полная версия
– Дед, у тебя же на крайний случай соседи есть. Ты один тут никак не останешься, даже не мечтай – попыталась я его подбодрить.
– Одно дело соседи, а другое… Твой любимый человек, который всегда тебя дома ждал, где бы ты не находился. Всегда ждал, каким бы ты не был… Дураком…
Слезы сами пошли из моих глаз, я не знала что сказать. Да и что тут вообще можно сказать. Тут никак не помочь. Завтра утром уезжать домой. Но стану ли я? Стану, но лишь за тем, что бы взять чего-нибудь и вернуться обратно. Одного его оставлять нельзя. На этот раз дед разрешил убраться до конца, а сам сидел и пил.
Наутро я с ним попрощалась, сказала что меня не будет всего день и скоро мы увидимся. Он вяло махнул рукой, и я поспешила на остановку. Возле дома меня встретила жена дяди Степана.
– Маш, привет. Как он? – спросила она, косясь на дом.
– Да неважно, пьёт сидит.
– И ты что ж, всё, уезжаешь, деда оставишь?
– Да я ненадолго, вещи кое какие заберу и сразу назад, правда.
– Да ладно уж, езжай. Мы то тут за ним присмотрим. Мне с тобой всяко поговорить надо. Памятник то не видела бабушкин?
– Как, сделали уже?
– А как ж. Бабушка твоя с хозяином службы ритуальной то дружбу какое то время назад водила, так что он как узнал что она того, сразу за дело принялся.
– Я что то не слышала о их дружбе, ну ладно, хорошо что так.
– Ты пока не уехала, пойдём быстро на кладбище сходим, посмотрим?
Как мне не хотелось этого делать, ещё и отъезд переносить. Ну ладно, схожу уж посмотрю. Интересно к тому же. Я согласилась и мы с соседкой пошли на кладбище. Дорога до него занимала всего минут 30, может чуть больше. По дороге она мне рассказывала, как бабушка радовалась когда я на свет появилась, светилась прямо от счастья.
– Мне кажется, она деда твоего так не любила как тебя. Пусть помладше я её, да и приехала сюда куда позжее её, но подругами мы стали сразу. Да и сама понимаешь, тяжело было с нею не дружить. Позитивная всегда, поможет всегда, эх…– вздохнула соседка.
По той же тропинке по которой проходила процессия, прошли мы к нужной могиле. Деревянного временного креста уже не было, на его месте возвышался новый памятник, блестевший своей чернотой. На нем черно-белый портрет с именем и годами жизни. Фотографию взяли хорошую, мне все нравилось. Даже как то на душе спокойно стало. Ощущение появилось, что все сделали правильно. Возле памятника стоял гранёный прозрачный стакан со свечкой внутри, пара сушек, конфеты. Видимо кто то уже приходил, это хорошо. Так, побыли мы там минут 15, подёргали сорняки, соседка сказала что мне нужно будет на могилу наведаться и в порядок её принести, как приеду. Я согласилась, попрощалась, и отправилась на автобусную остановку, а то так на ночь в Помпово и останусь.
Дорога прошла без происшествий. Дома встретил радостный муж, обнял, поцеловал, обнял. Уже успел соскучиться, приготовил неплохой ужин. Кажется порой, что это самое главное в мужчине. Внимание. Я ему все пересказывала, как и что.
– Мне очень жаль Маш, но я рад что все прошло хорошо. А ты точно уверена что поедешь обратно? Я понимаю что дедушка, но соседка же сказала что присмотрит за ним.
– Конечно я поеду, и конечно она так говорит – напористо проговорила я, нахмурив брови -хочет меня поскорей восвояси спровадить. Они там наверное все считают что раз из деревни уехала, значит предала его. Есть такое ощущение. Будто они там все думают что я зазнаюсь, хотя ничего подобного. Какой была такой и осталась… Вообщем деда я бросать не собираюсь, могилу прибрать надо, по огороду помочь. А то с этим карантином совсем дома засиделась, шарики за ролики уже едут – знала бы я, как смешно будут звучать эти слова через два дня… – Ты можешь со мной поехать, растрясёшь себе всё что надо и не надо.
– А деньги кто зарабатывать будет? Извини, но у меня тут дел предостаточно. К тому же скоро командировка у меня. Карантин карантином, а проекты в жизнь надо притворять. Дистанционно строительство к сожалению пока не проходит. И я хочу что бы ты поскорее вернулась домой, но запретить уезжать уж тоже не могу, родные всё таки.
– Как скажешь – спокойно ответила я, и отправилась в магазин за плотными перчатками, средствами и губками. Меня не было в городе всего два дня, даже меньше, а я уже начала отвыкать от цивилизации. Так даже лучше. Все равно завтра обратно в Помпово. Закупившись всем чем нужно, пришла домой, и мы с мужем провели настолько приятный вечер, что мне даже стало ещё легче. Думая о том, как хорошо иметь любящего человека дома, ненароком вспомнила слова деда. Вновь стало так тоскливо… Ну как же так…
Наутро, с сумкой наперевес я отправилась обратно в село, и чем ближе становился родной дом, тем больше возрастала непонятная тревога. Почему бабушка внезапно помешалась рассудком? Что она в панике искала по дому, да ещё так что в доме бардак стоял страшный. Почему если у неё был друг в ритуальной службе, ей так небрежно замазали шрам на шее? И вообще, как так быстро сделали новый памятник? Будто бы заранее. Несмотря на жаркую погоду, начал проходить мороз по коже. Ощущение затишья перед бурей. Пришла, увидела деда, сидящего на крыльце в клетчатой сине-белой рубашке, мутным взглядом смотрящего на забор. Он сам уже был похож на мертвеца. Брр, лучше об этом не думать.
– Как ты, дед? Видишь, вернулась, как обещала. А ты бугуртел.
– Да вижу. Спасибо. Да только это так всегда по началу. А потом аййй… – он махнул рукой – ты новый памятник то видела? Мне кажется Машке бы не понравилось. Она скромной была всегда.
– Дед, тебе не угодишь. Все ей бы понравилось. Вот сегодня кстати думаю сходить, убраться там.
– Спасибо тебе. Это правильно, о своих заботиться, даже о почивших.
Он задумчиво глянул на небо и вздохнул, скрестив руки на коленях.
Я перекусила парочкой бутербродов, запила чаем, взяла спортивную сумку и отправилась на кладбище. Хорошо все таки в селе, пусть и на кладбище, но как никак отдых от городской жизни. Дошла до Помповского кладбища, минула огромную мусорку с горой какой то травы, грязных искусственных цветов, потрепанных выцветших венков. Пошла по тропинке, мимо монументального чёрного длинного памятника. Грустно об этом задумываться. Вся семья из троих человек. Все вместе. Скорее всего ДТП или что то похуже. Сплошной чёрный камень скорби. Даже после смерти семья осталась семьёй. Дошла до нужной могилы, но чуть не прошла мимо. В недоумении смотрела по сторонам. Вроде место то, и грязь на месте. Посмотрела я на могилу бабушки, и меня ненадолго парализовал страх в вперемешку с удивлением. Смотрю – а вместо нового блестящего памятника стоит непонятное классическое советское уродство. Такой памятник, спаянный из листов металла. Выглядит как… Даже не знаю как его описать. Он в форме гроба, но один угол на одном уровне, а другой устремлён куда то вверх. Будто у памятника сколиоз, если бы его углы были плечами. Я поэтому сначала и прошла мимо, он сбил меня с толку. Обошла могилу, прошла чуть дальше, хотела отыскать новый памятник. Куда то же он делся. Ничего. Птицы в вышине пели не прерываясь. У них были свои птичьи дела, а у меня свои, не пойми какие. Зайдя за ограду я всмотрелась в памятник. Действительно, на нем было написано абсолютно все то, что и на новом. Только вместо качественной крупной фотографии был этот жуткий, черно-белый овал, с которого на меня будто бы осуждающе смотрела молодая бабушка. Строгая. Фотография как на паспорт. Под фотографией выбито имя и года жизни. Недалеко прошли люди. Все было как обычно. Я стояла, не в силах пошевелиться. Из ступора меня вывел звонок. Дёрнувшись взяла трубку. Звонила соседка. Сообщила что деда недавно увезли в больницу, что то с ним случилось. Я, позабыв сумку побежала с кладбища прямиком в больницу. Добралась на потрепанной жёлтой маршрутке. Прибежала в отделение неотложной помощи. Там врач спокойно сообщил, что беспокоиться не о чем. У деда был скачок давления, потерял сознание. На данный момент к нему нельзя, надо прийти как минимум завтра. Я кивнула, вышла на улицу. Надеюсь врач не ошибается, и с дедушкой все будет хорошо. Он у нас мужчина сильный, должен выкарабкаться. Видимо так распереживался от скорби, что сам чуть не слёг в яму. Может поэтому, а может… Что то его спровоцировало. С тяжёлой головой я отправилась домой пешком. Ноги еле передвигала. И как обычно, когда дела хуже некуда, на голову сваливаются дополнительные проблемы. Повстречала Стаса. Он как бы невзначай начал какой то разговор, я его особо не слышала. Он спрашивал как дела, ещё что то.
– Ты как вообще? Бледная такая. Мы вот с пацанами недавно ласточку мою доделали.
– Это отлично.
– Я это все к чему… Может прокатимся? Ато она простаивает, хорошая такая.
– Ты прекрасно знаешь почему я здесь – выдохнула я – мне не до покатушек.
– Ну чего ты? Я ж с тобой по хорошему. А ты со мной как не родная. К тому же тебе вдруг куда надо будет, я всегда рядом малая, ты же знаешь.
– Не смей меня так называть. У меня муж есть.
– Ну и что? Кто этот чепух, малая?
Я на него зло глянула, отпрыгнув от меня от загоготал. Мда, чем больше ведёшься, тем ему веселее. Кто то растёт, а кто то остаётся в прошлом. Тогда решила ему подыграть.
– Ладно Стас, ты если так помочь хочешь то хорошо, я если что тебе напишу.
– Ну вооот! Наконец то шестерёнки заработали, заходили. Записывай!
Мне пришлось записать его номер. Мы добрели до дома, тучи сгущались.
– Ты гудни, как поправишься, а то бледная совсем.
– Хорошо. Ты уже это говорил.
– Да не придирайся к словам. Бывай! Свидимся, зайду за тобой как нибудь. Я для тебя вообще может, сюрприз кое какой готовлю.
– Ага, да.
Он неуклюже махнул рукой и пошёл дальше по улице. Я стояла напротив своего дома. Такого родного, но одновременно какого то отталкивающего. Вдали грянул гром. Это придало мне решимости, и я подошла к крыльцу, взошла на него, открыла пошарпаную, когда то бывшую синей, дверь. Войдя в сени почувствовала запах сырой земли и дерева. Снаружи начало покапывать. Впервые этот дом был так одинок и пуст. Снова в голове неприятно зашевелилась мысль – что то напугало деда? Я заперла дверь, прошла из сеней в зал. Сразу заметила неприятную деталь. Одно из окон в зале было разбито, хорошо разыгравшийся за секунды дождь, нещадно лупил по острым остаткам стекла в оконной раме. Я аккуратно подошла к окну, наступив на осколок подошвой ботинка, заметила грязные царапины на стене вокруг окна. Их вроде не было. Грянул гром, я обернулась. Никого нет кроме меня, отражённой в зеркале серванта, с которого судя по всему упало покрывало.
Под знакомый с детства скрип досочного пола я аккуратно начала обходить все комнаты. В зале ничего не было. В комнате для гостей тоже, лишь икона печально смотрела на меня из паутинного угла. Когда зашла в бабушкину комнату, я закричала так, как ещё никогда в жизни не кричала. На полу рядом с кроватью лежали комья земли. А на самой бабушкиной кровати лежал её новый памятник, заботливо укрытый простыней. Её черно белый портрет смотрел в потолок. Голова у меня закружилась, но я смогла устоять. Осторожно, будто бы боясь кого то разбудить, начала двигаться к кровати. Чем ближе подходила, тем нереальнее казалось происходящее. Дрожащей рукой стянула одеяло, увидела ту же надпись с годами жизни. Не знаю сколько времени я смотрела на эту сюрреалистичную картину. Нашла в себе силы приподнять памятник, что бы стащить его с кровати бабушки. Сзади, где обычно аккуратными буквами выводят молитву или слова скорби была совсем другая надпись. Следов что её переделали не было, будто она была на граните всегда. Но сомнений что она не та не возникало. Красивые белые буквы на чёрном фоне гласили: – Скрипят у бабушки колени, и по ночам кричит в гробу. В своей коробке деревянной, а замолкает лишь к утру…
Памятник громко стукнулся об пол, и я потащила его в сени. Под раскаты грома оставлял он грязевые следы и царапины. Втащила его в сени, облокотила на стену. Господи, как же мрачно белело бабушкино лицо в темноте сеней. Я накрыла памятник какой то тряпкой. Поняла что в этом доме больше находиться не могу, пошла проситься к соседу переночевать. Вышла в дождь, пошла на соседний участок.
Степан сидел, глядя в окно на разыгравшуюся грозу, грызя семечки. Обычный грозовой вечер. Жена что то варит на кухне, слушая еле работающее радио. Как вдруг – соседка идёт! По такому дождю! Он вскочил со своего стула, открыл дверь нараспашку:
– Ты чего Мань, совсем сдурела что ли?! Давай быстрее!
Соседка зашла, тряслась вся.
– Давай переодевайся скорее в сухое, на вот, что есть – Степан впопыхах достал из шкафа что то похожее на шорты, футболку, и ночную сорочку. Только размера на два больше.
Она медленно переодевалась в прихожей, совсем никакая.
– А ну ка веди её домой, быстро! – вдруг закричала вошедшая в прихожую жена. Радио на кухне умолкло совсем. Из него доносились только помехи.
– Ты что Рита, дура? Это ж соседка наша, я её как выгоню? Там же дождь стеной, это цистит…
– Не важно, уводи её отсюда, я тебе расскажу потом что такое! – кричала жена, воинственно уперев руки в бока.
– Рит, не буду я. Она ж своя. Мы ж её с пелёнок знаем, ну. Её даже оставляли у нас пару раз. Рита на Машу посмотрела и сердце сжалось.
– Ну хорошо, бес с тобой. Остаётся пускай. Но если вдруг чего случится – меня не вини! – сказала она, развернулась, и быстро покинула комнату.
– Что это с ней… – прошептал Степан.
– Ничего, я все понимаю, дядя Степан, но мне правда нужно было уйти..
– Хоспади да ты еле говоришь. Давай переодевайся, и положим тебя.
После того как соседка переоделась, Степан уложил её в кровать, когда накрывал одеялом она уже спала. Дверь в комнату закрывать не стал, мало ли чего. Поспешил к жене на кухню.
– Рита… – шёпотом проговорил он – ты чего на Машку взъелась? Соседка же…
– Я тебе скажу почему – испуганным шепотком ответила жена, сидя напротив на табуретке – после того как Маша уехала, я осталась могилку убирать, да притомилась. Подумала домой схожу, и вечерком ещё зайду. Пришла домой, чай попила, да вздремнула. Потом обратно пошла как проснулась. Глядь – а памятник то у ней другой совсем. Не тот новенький что сделали Мощины, а такой как в советском союзе то у нас были. Которые как гроб косой.
Степан сидел не шевелясь. Казался статичной картинкой, под тусклым жёлтым светом лампочки, свисающей на проводе. Пытался понять о чет это таком жена говорит.
– И подхожу я, фотография смотрю овальная такая, и из под неё кровь течёт как из раны… Ну я руки в ноги и бегом оттуда.
Риту мелко мелко потрясывало.
– Что ж ты ничего не рассказала?
– Да не знала с чего начать. Я и сама не понимаю что это вообще такое. Говорю тебе, бесовщина какая то проснулась как Воронецкая померла, зря ты Машку у нас оставил.
– Сказано тебе, нельзя так с соседями, что бы там не было. Но с тобою соглашусь, бесовщина и правда какая то творится. Только вот что да почему. Не ясно ничего. Машка то у нас не ведьма какая то, ничего. Столько лет рядом, ничего такого не замечали.
– Плохо может смотрели. Ты приглядывался к ней что ли?
– Тьфу ты, не приглядывался я к ней.
– Ну вот я и говорю.
– Ёмое, ну не угодишь тебе. Да не была ведьмой она, рано иль поздно узнали бы. У нас вон две были, и все знали что они ведьмы. Тут другое что то…
– А чего ж тогда Стёп, чего?
– Да я вот про Мощиных все думаю. Больно быстро памятник они забабахали. Как заранее.
– И Машка то как странно померла, доктора что её осматривали, гримёры эти, как их, тоже все люди ихние. Но они тож у всех на слуху у нас, все их знают. Никогда и ничего.
– Если с могилой что то происходит, думаю надо как раз к могильщикам обращаться. И ты это, как Машка проснётся про эту кровь ничего ей не говори. Девчёнка и так видно настрадалась.
– А Кешу в больницу увезли, почему?
– Старый он, вот почему.
– Какой старый. Он тебя старше то на пять лет всего. Старый. Вот ты если б я померла, прыгал бы тут от счастья да песни пел.
– Да чего ты такое говоришь, Рита.
– Да это я так, проверяю. Это я к тому что все по разному утрату переносят, думаю увидел он что то. Что то такое что аж плохо стало.
– Это мы узнаем опосля, как вернётся. Скоро должен, мужик он сильный.
Дальше разговор престарелой пары пошёл пусть и в другую сторону, но неприятное напряжение сохранилось.
Кое как разлепив глаза я увидела потолок. Кое как поднялась. Голова раскалывалась. Я провалилась чёрную мглу в которой не видно ни собственного носа, ни снов. Встала с постели, пошатываясь вышла из комнаты. Дядя Степан сидел на кухне, улыбнулся увидев меня.
– Проснулась! Ну как ты? Сейчас чаю тебе сделаем.
– Лучше наверное кофе.
– Ну кофу так кофу, как скажешь.
– Я надеюсь вас не сильно напрягла? А то завалилась на порог как мышь мокрая.
– Ни в коем случае, ты чего. А то что Рита бурчит ты не обращай внимания. Она у меня всегда такая была, ты наверное помнишь. Сначала бурчит, потом как успокоится, золотой человек.
– Да, дядя Степан, помню.
– Ты теперь расскажи, что такое случилось то?
– Да просто, страшно как то стало. Дом пустой, ещё этот запах ладана. Тревожно все это – решила сначала соврать я – вот я и прибежала.
– Понятно, понятно. Я вот что думаю, тебе нужно к Мощиным сходить, в ритуальную службу. Представься да попробуй разузнать про могилу то.
– Дядя Степан, ты откуда знаешь?
– Ну вот знаю я. Адрес тебе дам, как лучше станет сходи узнай. Мы с Ритой думаем раз они памятник ставили, они и знают что за чертовщина тут происходит.
Я отпила предложенный дядей Степаном кофе и сказала:
– Тот памятник… Он в сенях у меня стоит.
Глаза дяди Степана округлились: – Да что ж это такое…
Через пять минут мы уже стояли в сенях, сосед чесал голову, недоумевающе смотря на памятник с остатками земли у основания.
– Слов у меня на это не хватит… На вот тебе адрес – он протянул бумажку с номером и адресом – представляйся Воронецкой. Ты про памятник этот никому не говори. Я что-нибудь придумаю, да к деду твоему съезжу.
– Спасибо, дядя Степан – я обняла его – надо разобраться с этим.
Он улыбнувшись горькой улыбкой кивнул, и ушёл из дома, предварительно немного постояв, глядя на царапины на полу, оставленные моей тяжёлой ношей.
Снаружи стояла потрясающая погода, хоть это немного успокаивало мою порядком расшатанную нервную систему. Бросив взгляд на накрытый тряпкой памятник, я пошла к холодильнику. Разогрела на плите кашу с сосисками, пришла в свою комнату, села на кровать. Поесть было надо, хоть и вообще не хотелось. Что вообще происходит? – думала я, заталкивая в непослушный рот кашу. Сколько ещё это будет продолжаться. Все происходящее в целом не укладывалось в мою картину мира. Пусть и не хотелось, но делать что то было необходимо, кроме меня некому. К тому же дед вероятно в большой опасности. Внезапно захотелось, что бы он остался в больнице наподольше. Там с ним хоть не случится того, что случилось здесь. Я глянула на листок с адресом. Какой хороший почерк. Дядя Степан был учителем истории. Когда то. Находясь в своей комнате, глядя на солнце за окном и пролетающих по небу птиц, я не верила что такое происходит со мной. Меня уносило куда то в прошлое, в солнечные летние дни детства, когда меня сплавляли сюда родители, что бы немного пожить для себя. И такая тоска брала от того, что все эти тёплые, светлые воспоминания нещадно втаптывались в грязь происходящим тут дерьмом. Позвонила мужу, он весь на нервах. Сказал что завтра ему ехать в командировку а от меня ни слуху ни духу. Я в свою очередь не стала вываливать на него события произошедшие недавно, сказала что на огороде уработалась и по дому помогала, мол не до звонков было. Он поверил. Через трубку чувствовалось как он скучал, но я объяснила что в ближайшее время вернуться домой не смогу, рассказала про деда. Он у меня человек понимающий, донимать не стал. Мы поцеловались через телефон и попрощались. Эх, вот бы это все поскорей закончилось и я смогла вернуться к прежней жизни. А станет ли она прежней после такого? Или до конца дней своих буду я обходить кладбища стороной? Что ж, надеюсь нет. Отдохнула, пора в путь.
Примерно уже понимала, где находится ритуальная служба. Когда была маленькая, мы с ребятами пару раз даже до неё бегали. Помню как меня пугала большая кирпичная труба недалеко от морга. Она возвышалась над небольшими зданиями как мрачное напоминание о чем то неизбежном. Слухи про неё ходили самые мрачные. Например, что она настолько старая, что кирпичи насквозь пропитались горелой трупятиной, а если к ней поближе подойти, то можно учуять запах палёных волос. Чего только молодёжь не выдумает. Но доля правды есть во всём. День выдался сырой но светлый. Проходила мимо деревянных избушек, двухэтажных, длинных, печальных домов. Видно что прогресс затронул это место. В детстве редко когда можно было увидеть тут спутниковую тарелку. Сейчас же почти у всех они висели. Шла мимо ларьков с облупившейся краской. Мы покупали там хлеб, ребята постарше – сигареты. Мимо рюмочной. Бывали случаи, папа моей подружки приходил с ней сюда, её оставлял снаружи, сам шёл пить с товарищами. Тогда приходила я, и мы с ней болтали часами напролёт. Под вечер её папа вылезал, и они вместе шли домой. Как её звали? То ли Люда, то ли Лера… Не помню уже. На своём пути заприметила кинотеатр. «Альянс» – гласили слегка покосившиеся пластиковые зелёные буквы. А когда то они светились. Зимой мы ходили сюда с дедом. Темнело рано, помню как мы выходим, а снаружи ночь и снег идёт. Большими такими комьями. И эта надпись, подсвечивала зеленоватым цветом, падающие мимо букв снежные хлопья. Умиротворение, спустя года достало до меня своей мягкой рукой, спокойно.
Плывя безмятежно по волнам воспоминаний, добралась до ритуальной службы. На чёрном лакированном фоне вывески, красовалась золотистая надпись «Вечный сон». Долго наверное думали над названием. Ну, что это я, тьфу. Вошла внутрь. Приятный, светлый зал с примерами памятников разной формы и величины, выстроенных вдоль стены по периметру, венками, разных размеров, почти все они пародировали материалом хвою, в центре располагались открытые гробы. С первого взгляда чем то мне это место напомнило магазин музыкальных инструментов. А в каждом таком магазине обязательно есть доставучий продавец… А вот и он…
– Приветствую вас. Давно или недавно, нам не важно, мы с уважением относимся к усопшим. Какова цель вашего визита?
Бедный парень, сколько же ты это учил. Видно как ему не ловко. Он ещё и выглядит младше меня. Он разве поймёт в чем дело если я назову ему свою фамилию…
– Здравствуйте – сказала я слегка громковато и это слово пронеслось над гробами – я Воронецкая Мария Васильевна, пришла кое что уточнить у вашего управляющего.
Парень озадаченно посмотрел на меня, отвёл взгляд в сторону: – На сегодня никаких записей не было, странно… Я сейчас ему сообщу. Одну минуту пожалуйста.
Он слегка поклонился и поспешил куда – то, исчезнув во мраке коридора. Магазин спокойный. Если не думать о всех этих памятниках, венках и гробах то вообще супер. Красоту такую навели, никогда без хлеба не останутся. Через как раз примерно минуту, продавец вышел с мужчиной. Выглядел мужчина солидно, серьёзно. Одет в тёмно-коричневый костюм и чёрную рубашку. Одежда выглажена, сидела как влитая. Он подошёл ко мне, представился:
– Здравствуйте. Меня зовут Анатолий Александрович. Обычно я не выхожу из своего кабинета по первому зову, но мнится мне сегодня у нас случай из ряда вон.
Я непонимающе смотрела на мужчину.
– Ваша фамилия Воронецкая? – спросил он выгнув брови дугой.
– Сейчас я уже Троянова, но по девичеству да. Воронецкая.
– Внучка Марии получается?
– Получается так.
– Ваша бабушка… Водила крепкую дружбу с моим отцом. Он меня давно предупреждал, что кто то из Воронецких в один прекрасный, или не очень прекрасный день придёт, задавая странные вопросы. Потому памятник так скоро был готов. Они с вашей бабушкой, вроде как, заранее договорились, он не особо вдавался в подробности. У престарелых людей отношение к смерти совсем другое, более осознанное. Отец сказал предупредить его, если кто то из Воронецких придёт, и устроить личную встречу.
Я обомлела.
– Личную встречу? – переспросила я.
– Именно так. Если вы конечно не против. Он предупреждал меня… Не соврать бы… Лет двадцать тому назад. Потом напоминал, сказал это может быть очень важно.
– Тогда… Звоните ему. Я сегодня совсем не занята – еле как произнесла я.
Мужчина кивнул и удалился в тот же тёмный коридор. Через примерно пять минут он вышел, сказал что сам меня отвезёт. Мы сели в его автомобиль, довольно дорогой. Редко такие увидишь в наших краях. Смерть прибыльное дело, я и не сомневалась. Он кому то позвонил, бросил пару сухих фраз, кивнул, и положил трубку. Почти всю дорогу мы провели молча. Что происходит… Видимо не раз я ещё задамся этим вопросом в ближайшие дни. Меня тут ждали что ли? Причём довольно давно, двадцать лет назад мне было пять. Я своим приездом привожу в действие какое то предсказание? Да ну, такое только в фильмах бывает. Понимаю, садиться в автомобиль к незнакомому человеку, ехать с ним куда то не самая лучшая идея. Но происходящая с этими памятниками жуть будто пугала меня больше. И разобраться с этим придётся мне, а значит надо рисковать.
