Проданная драконом, купленная Смертью

Кристина Юраш

Проданная драконом, купленная Смертью

Пролог. Позорный аукцион

– Продается жена! Кличка – Рианнон. Бесплодна, без магии, скучна в постели. Десять золотых! Кто даст больше? – разнёсся по залу голос моего мужа, герцога Абертона Арбанвиля, резкий, как удар хлыста по голой спине.

Эти слова вызвали улыбки на лицах гостей. Кто-то даже захлопал в ладоши.

По моей щеке прокатилась жгучая слеза стыда.

Я стояла посреди бального зала в одном нижнем белье – тонком, почти прозрачном, с кружевами.

Мои щеки были мокрыми от слез, но я не позволяла себе всхлипывать.

Не перед ними.

Не перед ним.

Не сейчас.

На шее у меня болталась веревка, как символ древнего обычая, согласно которому бесплодную жену можно выставить на торги, как скот.

В знак мужской обиды за брачное «обманулово».

Попав десять лет назад в этот мир, я, очарованная каретами, нарядами, поместьями и каминами, влюбленная в своего мужа, даже представить не могла, что моя сказка закончится так!

Десять лет назад, сидя с книжкой в метро, боясь пропустить свою остановку, я мечтала о замке и личном драконе.

Видимо, судьба была глуховата!

И не расслышала, что я хочу быть любимой женой, а не лошадью в его конюшне!

– Возможно, ещё способна к рождению… если приложить усилия. Всего-то десять золотых! – усмехнулся муж.

Сколько? Да это же копейки! Это же рублей пятьсот, если перевести на наши!

– Надеюсь, сумма не слишком огромна за товар, увы, не первой свежести! – усмехнулся муж, стараясь меня унизить еще сильнее. – Десять золотых! Кто даст больше?

Мои серьги – подарок в день свадьбы – уже держала в руках баронесса Вельская, поворачивая их к свету хрустальных люстр.

– Какая изящная старомодная огранка! – любовалась она, и ее подружки захихикали. – Наверное, из тех времён, когда женщины искренне верили в настоящую любовь!

Зал рассмеялся.

Браслет – тяжелый, с гравировкой «Вечность» – сверкал на запястье маркизы Даррен. Она то и дело поправляла покупку. Она отдала за него двести золотых.

А мое серебристое платье, сшитое к этому дню – с вышитыми звездами по подолу – валялось у ног графа Морента. Он вытирал о него сапоги, оставляя грязные полосы на шелке. За пятьсот золотых он мог себе это позволить!

Сегодня мне исполнилось тридцать пять лет.

И вместо цветов, тостов и объятий – аукцион.

– Давайте не будем обижать леди! – крикнул старый барон. – Пятнадцать!

Мой муж резко взял меня за подбородок и посмотрел мне в глаза.

– Ты посмотри, как щедро, – заметил он. – Целых пятнадцать золотых! Я бы за такую тварь, как ты, и ломаного гроша не дал!

– Двадцать! – подхватил кто-то из задних рядов, и все захохотали, будто это был цирк, а не мой позор.

– Он бы мог просто развестись, – послышался женский взволнованный шёпот неподалеку. – А не пользоваться древним обычаем! Развестись куда проще!

– Проще, но дольше! Это может занять несколько месяцев, и тогда он не сможет жениться на матери своего ребенка вовремя. Ребенок не будет считаться законным.

– А ты не слышала разве? Его величество с каждым днем чувствует себя всё хуже и хуже. А детей у него. Прямых наследников тоже. Арбанвили – ближайшие родственники короля. И его величество желает завещать трон сыну герцога! Но сына нет. А эта – бесплодна. Что с неё взять?

Две дамы прятали шёпот за веерами.

– После того, как попыталась отравить любовницу мужа, развода быть не может. Бедняжка еле выжила! И чуть не потеряла драгоценное дитя! Быть может, нашего будущего короля! Я считаю – поделом. Приличные женщины не должны замечать, если у мужа вдруг кто-то появился. Я ведь уже пять лет не замечаю! – послышался шёпот в ответ. – Да, дорогой?

– Семнадцать! – крикнул «дорогой», вызывая у дам смех.

– Кто больше?! – усмехнулся мой муж. – Неужели ставки кончились? Вот видишь, такая, как ты, считай, бесплатно никому не нужна!

Я смотрела на мужа. Его лицо, словно высеченное из безупречного мрамора, оставалось неподвижным и холодным, как зимний ветер, пронизывающий до костей. Ни гнева, ни жалости, ни интереса – ничего не отражалось в его чертах. Лишь ледяная пустота.

Темные, почти черные волосы, аккуратно зачесанные назад, обрамляли высокий лоб, придавая его облику еще большую отчужденность. Голубые глаза, похожие на застывшие льдинки, всегда источали презрение, когда встречались с моим взглядом.

Они не моргали, не дрожали, просто смотрели – равнодушно, словно я была лишь призраком, тенью, не заслуживающей внимания.

На шее, как неизменный символ его власти, висел медальон с изображением дракона. Он никогда не снимал его, даже во сне.

Руки мужа, сильные, с тонкими, почти изящными пальцами, никогда не дрожали. Ни в гневе, ни в страхе, ни в радости. Они двигались с механической точностью, словно принадлежали не человеку, а созданному для власти механизму.

И в этом заключалась его самая страшная тайна – он не был злым или жестоким. Он просто не чувствовал. Никого. Ничего. Даже меня. И думал только о том, как с помощью сына стать регентом.

– Что-то мало за тебя дают, ты не заметила? Ты хотя бы улыбнись! Может, кто накинет золотой за твою почти искреннюю улыбку, с которой ты пыталась отравить мою возлюбленную и моего ребенка! – процедил он, улыбнувшись гостям.

– Абертон, услышь меня! Я никого не травила! Я бы никогда в жизни не убила бы человека! Тем более беременную! Кем бы он ни была! Я бы никогда не опустилась до такого! – прошептала я.

Я бросила взгляд на красавицу Мелинду Вейл, которая была еще так слаба после отравления, что сидела в кресле в окружении заботливых слуг, угадывающих каждое ее желание.

– Жалкий лепет оправданий, – шёпотом усмехнулся муж. – Неужели торги окончены? Какой скучный вечер! А я говорил, что такая жена, как ты, гроша ломаного не стоит! Оказывается, был прав! А если так? Вы можете делать с ней всё что хотите! Хоть служанкой, хоть забавой на одну ночь!

– Двадцать пять! – тут же послышался голос с задних рядов.

– О! Двадцать пять уже интересней! – заметил муж, глядя на меня с холодом презрения.

Я сжала пальцы в кулаки так, что ногти впились в ладони. В горле стоял ком, глаза жгло. Я хотела кричать, бить, царапать – но магия брачных уз держала меня на месте, как невидимые цепи, впаянные в кости. Я не могла уйти. Не могла даже прикрыть грудь руками.

– Тридцать! – заявил некрасивый мужчина в пурпурном камзоле.

– Меня не интересует больше твоя судьба, – прошептал муж. – Ты знаешь, как я мечтаю о ребенке. О наследнике. Или наследнице. И всё равно сделала это! Яд нашли в твоей комнате!

– Это ложь! – прошептала я, чувствуя, как меня начинает трясти.

– Ложь – это то, что ты сейчас говоришь!

– А давай не будем ее продавать? Пусть моет полы, – пропела Мелинда, поглаживая живот. – Если уж не может родить – пусть хоть руки пригодятся.

Она сидела в первом ряду, как мать будущего короля, в розовом нежном платье, с руками, обнимающими живот. Её лицо сияло. Глаза – полны триумфа.

– Ладно, – сказала она, – пусть будет тридцать один. Всё-таки она еще не совсем высохла. Как-нибудь справится.

Мне казалось, что кто-то вырвал мою душу и выставил на продажу вместе с телом.

– Сорок!

– Пятьдесят! – перебил старый барон. – И то… дороговато! Не хочу, чтобы кто-то отравил мою любовницу!

Муж усмехнулся.

Он стоял у помоста в парадном камзоле, с бокалом вина в руке, как будто наблюдал за распродажей скота на ярмарке.

– Видите, какая исполнительная? Ни слова не скажет. Ни шагу не сделает. Идеальная служанка для тех, кто любит тишину.

И в этот момент, когда граф снова вытер сапоги о моё платье, когда Мелинда засмеялась, когда зал хохотал над моим позором… «О! Не усердствуйте, наш дорогой противник моды! Сейчас все присутствующие женщины на вас сильно обидятся!» – послышался смех.

Это платье шили три месяца. Швы, как обещания. Звёзды – как надежды. Теперь – грязь на шелке. Как и я. Как и всё, во что я верила.

Я молилась.

Не вслух. Не на коленях.

Шепот молитвы был где-то в груди, где еще теплилась искра жизни:

«Лучше умереть. Лучше исчезнуть. Лучше стать ничем, чем стоять здесь и чувствовать это. Забери меня. Смерть… только забери. Забери меня… Только забери… ».

На мгновение мир потемнел.

Не от слез. Не от обморока.

Я вдруг увидела себя сверху – маленькую, дрожащую, с веревкой на шее, окруженную смеющимися тенями.

Зал стал глухим, голоса – эхом.

А потом – рывок.

Я снова была в теле. Колени подкашивались. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться.

«Что… со мной?» – мелькнуло в голове. Но не было времени думать.

Дверь распахнулась – не скрипнула.

Не открылась.

Вырвалась из петель, будто сама тьма решила вступить в игру.

Холод ворвался в зал – не зимний, не ночной. Это был холод конца. Холод, что леденит душу, а не кожу.

Смех оборвался.

Дыхание замерло.

Даже Абертон опустил бокал. Его глаза – ледяные, как всегда – теперь были полны недоумения. И… страха? Нет. Не может быть. Он же дракон. Он же богат. Он же – все.

А потом появился незнакомец.

Он шел по центру зала – медленно, с достоинством, которое не требовало ни свиты, ни короны. Черный плащ, обшитый черными розами, шелестел, словно крылья ночного хищника.

Белоснежные волосы – как лунный свет на могиле – спадали на плечи, обрамляя лицо, будто сошедшее с древней гравюры.

Вокруг глаз – причудливые тени, словно черные слезы потекли на бледные щеки.

Я увидела, как в глубине его светлых глаз, когда он посмотрел на меня, мелькнули серебряные искры, будто звезды над заброшенным кладбищем.

Я не знала, что это значит. Но сердце сжалось – не от страха.

От узнавания.

И эти глаза смотрели прямо на меня. На меня. Только на меня.

В них не было пустоты, как у Абертона. Там был голод. И что-то… личное.

Я почувствовала, как по коже побежали мурашки – не от холода, а от странного, почти интимного ощущения: он знает меня. Лучше, чем я сама.

Незнакомец был красив. Ужасно красив. Как будто сама смерть решила надеть парадный камзол и поиграть в аристократа.

И я поняла.

Это – Смерть.

Не метафора. Не символ. Не призрак.

И он пришел за мной.

Глава 1. О, Смерть!

Лакей – тот самый, что до этого подносил вино и кривлялся перед герцогом – шагнул навстречу незнакомцу, выпрямив спину, надуваясь от важности:

– Господин! У вас есть пригласительный? Без него вход запрещен! Мы не можем позволить себе…

Голос его затих. Словно кто-то вырвал у него язык. Потому что Смерть даже не взглянул на него.

Просто прошел мимо – как будто лакей был призраком, а не человеком.

Лакей, оскорбленный, дерзкий и немного выпивший, схватил незнакомца за плечо:

– Эй! Господин! Я, кажется, с вами разговариваю!

И в ту же секунду его лицо исказилось.

Не от боли.

От ужаса.

Он посмотрел на свою руку – кожа на пальцах потемнела, покрылась трещинами, как старая бумага. Он хотел закричать – но крик застрял в горле.

И он упал. Без звука. Без борьбы. Как кукла, чьи нитки перерезали.

Зал ахнул. Кто-то даже сделал шаг назад.

– Он… он мертв! – завизжал голос прислуги. – Он мертв! О боги, он мертв!

Цветы в вазах – роскошные, только что принесенные, алые, пышные розы – начали увядать.

Не медленно.

Не постепенно.

Мгновенно.

Лепестки сморщились, потеряли краски и свежесть, потускнели, побурели и стали осыпаться на столы и пол. В считанные секунды – ни одного живого цветка. Только серые лепестки на полу там, где прошел незнакомец.

Как будто веселье, что царило в этом зале, развеялось властной рукой.

Как будто жизнь, что кипела здесь еще пару минут назад, испарилась, оставив только холод, мрак и тлен.

Гости расступились.

Как будто перед ними шел не человек.

Живой коридор образовался – от двери до меня. Никто не смел приблизиться. Никто не смел заговорить.

Только дрожь.

Только взгляды.

Только страх, застывший в глазах.

Смерть шел ко мне.

Каждый его шаг заставлял меня вздрагивать. Каждый шаг – как конец чего-то. Каждый шаг – как приговор.

Абертон, наконец, нашелся. Его ледяные глаза сузились, глядя на незваного гостя.

Тем временем гость поравнялся с Мелиндой, застывшей в панике и обнявшей живот обеими руками. Словно и ее коснулась аура вечности.

Абертон бросил взгляд на нее, на дрожащие руки, обнявшие живот, и выступил вперед, сжав кулаки, но в его глазах – не ярость. Не гнев. Страх. Страх за еще не родившееся дитя.

– Вы… кто? – прошипел Абертон, становясь так, чтобы оказаться между гостем и ребенком. – Кто вы такой, чтобы нарушать мой вечер?!

В его взгляде мелькнула тень. Тень, которую он быстро спрятал. Как будто он сам испугался того, что увидел.

Смерть остановился в двух шагах от меня.

Его взгляд – как ледяной нож – скользнул по гневному лицу Абертона.

И тогда Смерть заговорил.

Голос – тихий, красивый, мягкий, чуть глуховатый, словно шелест цветов на надгробии.

– Я тот, кого звала ваша жена, мистер Абертон Арбанвиль. Мне очень жаль, но придется ее забрать.

В этот момент взгляд Смерти уперся в меня. Сердце обрушилось вниз, а перед глазами потемнело.

Я замерла. Голова закружилась.

Нет. Нет, нет, нет!

Я ведь просто… я просто шептала… я просто молила… я не хотела… я не знала, что он и правда может прийти! Я до последнего была уверена, что я просто упаду и всё. И, быть может, на мгновенье перед глазами промелькнет старуха с косой.

Абертон не понял. Он нахмурился, как ребенок, которому не объяснили игру.

– Что? О чем вы говорите? Она не звала никого! Она больше не имеет никаких прав в этом доме. И уж подавно приглашать гостей.

Глава 2. Проданная

– Мистер Арбанвиль, давайте не будем спорить. У меня не так много времени. Она звала меня, – вкрадчиво и безукоризненно вежливо повторил Смерть, удостоив взглядом моего мужа. – Она шептала. Внутри себя. В своей груди. Где еще теплилась искра жизни. Она просила: «Забери меня. Только забери».

Он повернулся ко мне.

– Ты просила. Я пришел. Так какая была последняя ставка? Надеюсь, этого хватит?

Он достал мешок.

Не маленький. Не кожаный. Мешок – из черного шелка, с серебряным шнурком. И небрежно бросил его Абертону.

– Здесь две тысячи. Можете пересчитать, – вежливо улыбнулся Смерть.

Ого! Две тысячи!

Мешок упал к роскошным сапогам моего мужа. Золото зазвенело. Золота было так много, что оно высыпалось из мешка, как река, и затопило ноги Абертона.

– Я покупаю ее, – вкрадчиво и тихо сказал Смерть. И его взгляд снова застыл на мне.

Я задергалась, но брачные узы удерживали меня. Я дергалась так сильно, так отчаянно, что, казалось, шевельнулась!

В этот момент… время остановилось.

Не в смысле «все замерли».

Нет.

Все замерли.

Даже лепесток, который падал с вазы, повис в воздухе, так и не долетев до пола.

Невидимая пауза.

Мир затаил дыхание.

Я почувствовала… как будто я вышла из своего тела.

Как будто я – дух, наблюдающий за собой со стороны.

Я видела себя – стоящую в кружевном белье, растрепанную, бледную, с веревкой на шее, с мокрыми от непросыхающих слез щеками.

И я видела его – Смерть – рядом. Так близко, что я чувствовала его холодное дыхание на коже. Он смотрел не на мое тело. А на меня. Словно видел меня даже сейчас.

Его рука, затянутая в черную перчатку, поднялась – медленно, как будто боясь спугнуть птицу.

Он снял перчатку.

И я ахнула.

Под тканью была не плоть, а кость – белоснежная, гладкая, изящная, как у статуи древнего бога. Ни уродства, ни ужаса – только холодная, вечная красота того, кто видел начало и конец мира.

Его пальцы коснулись моей щеки.

Ледяные. Но бережные.

– Вот ты где, – послышался шепот, а глаза Смерти посмотрели на меня. – Попалась. Наконец-то… Я пришёл не потому, что ты звала. Я пришёл, потому что ты не должна была умереть сегодня…

Я вздрогнула, чувствуя холод прикосновения.

Не жгучий. Не резкий. Ледяной. Как первый снег на могиле.

Я услышала его голос. Не в ушах. В душе. Всюду. В каждом уголке моего существа.

– Какая душа… Сколько в ней страданий… Сколько мучительных мыслей… И сколько боли… Ничего, сейчас все закончится, не бойся, пылинка, – послышался шепот, скользящий мурашками по коже.

Я хотела закричать. Хотела оттолкнуть его. Хотела убежать. Но я не могла. Я была в ловушке. В ловушке своих слов. В ловушке своей молитвы.

И только сейчас я осознала весь ужас ситуации!

Я не хочу умирать!

Я не готова.

Я даже завещание не написала!

Я погорячилась.

Я была в отчаянии.

Я хотела спастись от позора, от унижения, от Абертона… Но не такой ценой! Нет!

– Нет… – прошептала я. Голос сорвался. – Нет… пожалуйста… не надо…

Смерть не ответил. Он просто… улыбнулся. Не злобно. Не торжествующе. Его улыбка была спокойной.

Он поднял руку и взял в нее веревку, что болталась у меня на шее.

– Нет… – задыхаясь своим страхом, повторила я, представляя, что он сейчас дернет за нее. – Нет… я не хочу… я не готова…

Он наклонился. Почти коснулся моего лба своим лбом. И прошептал:

«Ты позвала. Я пришел. Не бойся… Ты ведь еще здесь… Ты ведь еще не… умерла. Ты думаешь, я пришёл за любой душой? Нет. Я пришёл за тобой. За твоим редким даром…»

– У меня нет никакого дара, – едва слышно прошептала я. – У меня даже магии нет…

«А это что тогда?» – прошелестел голос.

Я дернулась, снова оказавшись на своем месте.

И тогда мир снова отмер.

Звук вернулся. Шаги. Вздохи. Крики. Лепесток упал. Я снова очнулась в своем теле, испуганно глядя на мужа и гостей.

Его пальцы в чёрной перчатке скользнули по моей шее – не как палач, а как влюблённый, проверяющий пульс на сонной артерии.

Я вздрогнула. Не от страха.

От того, что его прикосновение обожгло холодом – и в этом холоде вспыхнуло что-то тёплое.

«Ты дрожишь», – прошептал он, и его дыхание коснулось моего виска. – «А ведь я ещё ничего не сделал».

В зале замерли даже часы. Но я слышала только стук своего сердца – слишком громкий для человека, который вот-вот умрёт.

– Мне кажется, это лишнее, – заметил тихий голос, а руки сняли веревку с моей шеи и бросили под ноги мужу.

– Прошу вас, леди Арбанвиль, – произнес Смерть тихим шёпотом с изысканной вежливостью, протягивая мне руку, туго затянутую в дорогую перчатку. – Не бойтесь. Это уже конец…

Глава 3. Больше не жена

Я смотрела на Абертона.

Муж стоял у помоста, бокал в руке, взгляд – как ледяной нож. Он не знал, что делать. Не знал, кто этот человек в черном. Не знал, почему золото звенело у его ног. Не знал, почему цветы умерли. Не знал, почему лакей лежал без движения.

Я посмотрела с мольбой в глазах, как на последнюю надежду. Мне казалось, что в моем взгляде застыл немой крик.

Я хотела, чтобы он вспомнил. Вспомнил, как дарил мне серьги. Как целовал меня в лоб. Как шептал: «Ты моя». Вспомнил, что я – его истинная. Что я бессмертна, пока мы вместе…

Это могло бы меня спасти.

Но он не вспомнил. Он просто… отвел взгляд. И в этом было самое страшное – он не хотел видеть меня. Не хотел слышать меня. Не хотел спасать меня.

«Пожалуйста…» – шептали они. «Спаси меня… Останови его… Ты же мой муж… Ты же дракон… Защити меня…»

Он не двинулся. Не сказал ни слова. Только сжал кулак. И отвел взгляд.

И я поняла – он не защитит меня. Он не спасёт меня. Он даже не попробует. Потому что он уже выбрал сторону. Сторону Мелинды. Сторону нового ребёнка. Сторону своего драконьего наследия.

– С этого момента она мне больше не жена! – произнес Абертон, а я почувствовала, как магия брачных уз спала, и я снова могла пошевелиться.

Смерть протянул мне руку. Не костяную. Не холодную. Не страшную. Обычную. Сильную.

Как будто он знал – я не смогу отказать.

А Абертон… Он даже не поднял руки. Не сказал ни слова. Просто стоял. Как будто я была для него пустым местом. Пустой оболочкой. Мусором, который нужно поскорее вынести из зала и его жизни.

На мгновенье я представила Абертона на коленях возле моей могилы.

Могущественный герцог, дракон обнимает мраморную плиту с моим именем, гладит холодный камень и высеченные буквы, словно пытаясь найти утешение там, где его уже нет.

Он прижимается к холодному надгробию.

“Как я мог… Как я мог так с тобой поступить… Ты ведь никогда меня не простишь за это… Я знаю… Я поверил словам любовницы и подкупленной служанки… Теперь я знаю правду. Ты – невиновна. Но теперь все кончено. Теперь тебя больше нет…. Я уничтожил тебя своими руками, а сейчас стою на коленях и умоляю камень о прощении… Прости, прошу тебя… Прости… Я не могу без тебя…”

Он гладит мое холодное имя, вспоминая, как оно звучало в коридорах дома, как слетало с его губ.

“Только сейчас я понял, как я люблю тебя… Ответь… Не молчи! Прошу…” – раздавался эхом голос в моих мыслях.

– Пойдем, – прошептал Смерть. Голос – как шелест ветра в могильных камнях.

Я не ответила. Не закричала. Не убежала.

Я просто… еще раз взглянула на мужа, чувствуя, как у меня сдавило горло от непролитых слез.

– Перед лицом смерти, – прошептала я, стараясь говорить уверенным голосом. – Я клянусь, что я невиновна в том, в чем ты меня обвиняешь! И пусть то, что случилось, будет на твоей совести! Прощай…

Я зажмурилась и положила руку поверх протянутой руки в черной перчатке.

Глава 4. Беги!

Мне казалось, что меня сейчас дернут, стащат вниз, грубо бросят в темную бездну. И даже мысленно приготовилась к этому, но прикосновение было мягким. Бережным.

А вот сама хватка – крепкой.

В эту же секунду мое тело пронзил холод. Словно тысячи игл впились в меня одновременно.

Мы шли, а я обернулась. В последнюю секунду глядя на мужа. Тот был бледен. Он понял. Только что он все понял. Бессмертный дракон понял, кто услышал мои молитвы.

– Господин Абертон, – заметил Смерть. В тишине зала его голос был отчетливо слышен. – Вам есть над чем подумать…

В последний момент Абертон подался вперед. Сердце замерло.

Но тут же его схватила за полу камзола рука Мелинды. Она вцепилась в него мертвой хваткой, и Абертон остановился.

Мы вышли из душного зала в туман сырой улицы.

Он обволакивал нас, как пелена смерти. Серый. Холодный. Без звука. Только шаги. Мои – дрожащие. Его – тихие. Ровные. Нескончаемые.

И я почувствовала странный запах.

Сладкий запах чайной розы. Озон после грозы. И пепел – тёплый, несмотря на холод, как будто недавно сгорела чья-то надежда.

Я вдыхала этот странный запах – и понимала: это не просто воздух. Это его дыхание.

Я оглянулась. Зал исчез. Гости, как призраки, растворились в тумане. Абертон, как тень, исчез в глубине.

И всё же… Я помнила другого Абертона.

Того, что в ночь нашей свадьбы, когда я дрожала от холода и страха в чужом мире, завернул меня в свой плащ и прошептал: «Ты теперь моя. И никто не посмеет тебя обидеть».

Того, кто в первый бал после помолвки отвесил пощёчину барону, осмелившемуся назвать моё платье «провинциальным».

Я помнила дракона, чьи пальцы были не сталью, а теплом…

Но это был не мужчина. Это была сказка.

А сказки, как оказалось, не живут дольше тридцати пяти лет.

Туман поглотил всё.

И тогда я поняла.

Это – конец.

Не аукцион. Не позор. Не унижение.

Конец жизни.

И я… Я начала паниковать. Сердце билось в груди так быстро, словно пыталось настучаться на много лет вперед. Воздух вдруг показался таким свежим, сладким. И я стала глотать его, словно сейчас меня утащит под воду.

Я понимала, что всё… Всё кончено… И животный ужас сковал мое тело.

– Нет! – вырвалось из груди. – Нет, я не хочу! Я не готова! Я не хочу умирать!

Я попыталась вырваться. Но рука Смерти – как сталь. Как цепь. Как судьба.

– Отпусти меня! – закричала я, дергаясь, пытаясь вырваться.

Смерть не ответил. Просто шел. Вперед. В туман. В темноту.

От накатывающей волны паники я стала задыхаться.

– Я не хочу! Я погорячилась! Я хотела, чтобы боль остановилась! Не чтобы я… чтобы я… умерла!

Мы на мгновенье остановились. Смерть медленно повернулся.

И в его глазах вдруг появились трещины, будто лёд на озере под тяжестью невыносимой боли.