Синдром разрушенных воспоминаний

– И я пил снотворное. Не пропускал специально. Потому что нужна чистая голова для работы. А после таких ночей я долго прихожу в себя, ты знаешь.

Ралина делает пометки и задумчиво прикусывает губу. Факт, что кошмар, как его классифицирует психотерапевт, участился, не радует. А отсутствие реакции на успокоительные средства заставляет напрячься. Обычно при том наборе прописанных препаратов, что она составила для парня, никаких сновидений быть вообще не должно. Они и так остановились у шаткой грани медикаментозной комы, потому что иначе эффект был вообще нулевым.

– Ты уверен? – она может допустить, что Август отнёсся халатно к рекомендациям в силу своего характера и в целом отношения ко всему. Но всё ещё на кону стоит «ценнейшая» сфера жизни, которой писатель живёт. И тут речь даже не о финансовой стороне. Этот человек, кажется, действительно сойдёт с ума, если перестанет писать.

Если уже не сошёл…

Нет, Ралина уверена, что проблема не в этом.

– Да. Всё по рецепту. Ты знаешь, как для меня это важно…

Ралина знает. Наверное, это единственное, что заставляет Августа относиться серьёзно к своему здоровью. Единственное, что заставляет его появляться в этом кабинете хотя бы раз в пару недель. Женщина настаивает на стабильности и режиме. Но писатель своим поведением напоминает маленького ребёнка – капризного и несамостоятельного. Если бы состояние после таких ночей не влияло на трудоспособность, он вообще палец о палец не ударил бы. Но факт в том, что почти целый день после Ройе не может выдавить из себя даже одного стоящего предложения. В особо тяжёлые периоды, когда кошмар повторяется несколько ночей подряд, Август не может сказать даже слова без неимоверных усилий, чтобы просто односложно ответить. Что уж говорить о написании сцены или главы. Она видела такое. Обострение всегда приходило в периоды редактуры очередной истории.

– И ещё вчера произошёл инцидент. Не знаю… Если честно, за все двадцать восемь лет мне не было так страшно, как вчера…

– Мне Риан рассказал… – кивает Ралина. – В двух словах, правда. Но сказал, что у тебя что-то творится с памятью…

Ралина вспоминает встревоженный голос брата, что позвонил ей посреди ночи. Дориан всегда воспринимал Августа не просто как работу. Близкий друг? Почти член семьи, как бы сам Август не брыкался.

– Знаешь, последнее время мне тяжело понять, где реальность, а где выдумка. Мне столько раз чистили мозги, что я уже не уверен в тех воспоминаниях, что возникают в моей голове. Может, они просто плод моего воображения… – Август тяжело вздыхает. – И это было переживаемо, пока я мог спокойно работать… Но… всё стало меняться… Даже после снов я могу прийти в себя. Пусть и через какое-то время. Но забывать, что ты уже делал одно и то же несколько раз… Ралина… я вообще не помню этих рассказов… И всю ночь я перебирал в голове названия и сюжеты, которые были изданы. Сверялся со списком. И не смог вспомнить ещё один рассказ. Когда полистал, оказалась какая-то ванильная история, написанная мной года четыре назад. Один из первых, которые напечатали.

– Тебе нужно провериться, Август, – женщина снимает очки и начинает теребить их в руках. – Я знаю, ты это не любишь. Но провалы в памяти – уже не моя специфика. Ты уверен, что они распространились лишь на рассказы? Это не похоже на психосоматику. Всё нужно тщательно выяснить. Я могу дать направление к хорошему специалисту…

– Я сегодня еду в «Хоуп». Хочу, чтобы они провели все свои тесты. Пусть ищут! – Ройе начинает заводиться с каждым словом. Ралина физически чувствует, как температура вокруг парня повышается, как сгущается воздух. Каждое слово становится звонче и резче. – Я им плачу баснословные деньги, а они не могут справиться со своей работой! Чёртовы идиоты! Как можно таких людей вообще пускать к пациентам!

Ралина отмечает в своей голове, что идиот тут только один.

– Хорошо, – мягко говорит она. Женщина знает, что в таком состоянии с Густом лучше не спорить – ничего путного не выйдет. – Поезжай к ним. Это, и правда, их работа. Но пообещай мне, что, если появятся новые симптомы, ты посетишь моего коллегу. Того, кого посоветую я. Это не шутки, Август.

А кто сказал, что ему смешно?

Парень меряет взглядом психотерапевта пару мгновений, а после обречённо кивает головой. Он очень устал за эти сутки без сна и очень надеется, что до этого не дойдёт. Надеется, что те, кто допустил ошибку, смогут её исправить. Будто мозги в голове можно починить, как двигатель в автомобиле. Хотя, если магия новых процедур дошла до коррекции ваших воспоминаний, то и чинить систему, их воспроизводящую, они должны уметь.

Именно поэтому в «Хоуп» он отправляется сразу после приёма у Ралины. Не обращая внимания на сонную заторможенность, бурчащий от голода живот, видавший за двадцать часов лишь кофе, и отвратительную погоду. Писатель вызывает такси такси, ждет буквально пару минут и мешком падает на заднее сиденье, подтверждая адрес клиники. Обеденный перерыв и погодные условия создают на дорогах катастрофический поток транспорта, передвигающегося с черепашьей скоростью. Значит, у него есть минимум минут пятьдесят подремать в пути. Только уже не в первый раз мозг отказывается расслабляться именно в тот момент, когда появляется ощутимая возможность. Парень пялится щелочками глаз из-под тяжёлых век на мокрый город, скользящий мимо. Знакомые ресторанчики, магазины, скверы, стеклянные высотки, кружевные мосты. Поздняя осень накладывает на всё свой печальный отпечаток увядающей грусти, пытаясь превратить в пыль то, что будет навевать воспоминания. Москва в нем никогда не вызывала бурных чувств. Она скорее была дальним, не особо любимым родственником, с которым, по какой-то глупой причине, слишком часто приходилось иметь дело. Но спроси его кто-нибудь, где бы он хотел жить, чтобы его этот город радовал, Август не смог бы ответить. Вероятно, на каком-нибудь маяке, вдали от людных улиц и ярких высоток, где большую часть времени вокруг разыгрывается шторм. Где до тебя никто не может добраться и дозвониться.

На фоне у водителя тихо играет песня, где девушка поет что-то про реку и человека, который должен её спасти. Почему-то мозг пытается зацепиться за слова и понять смысл.

В кармане вибрирует телефон, подтверждая звонким эхом приход нового сообщения. Но Августу в полулежачем положении лень пошевелить даже пальцем, а надежда на кратковременное забытьё тлеет ещё где-то на краю сознания. Тщетно. Вслед за сообщением салон автомобиля заполняется раздражающей стандартной мелодией айфона, заставляющей Ройе обречённо застонать.

На том конце провода слышен бодрый голос новой ассистентки Дориана из его огромного штата сотрудников, которая готовит предстоящую встречу с читателями. Густ полгода назад выпустил книгу, а ажиотаж до сих пор не прошёл. Кажется, выходит третий тираж. Он не особо за этим следит, но знает, что отличные продажи и критика подогревают интерес публики только больше. А чтения самого автора и автограф-сессия после – гвоздь рекламной программы, пригласительные на которые простым смертным достать было практически нереально. Именно это мероприятие и грядёт.

И всё было бы прекрасно, только запланированная встреча с читателями должна состояться через два дня, а очень смазливая, но невыносимо глупая Кристина в очередной раз путается в элементарных вещах и достаёт Августа назойливыми звонками. Ещё ни разу в своей литературной карьере писатель не встречал настолько никчёмного в работе человека.

– Господин Ройе, простите за беспокойство! – щебечет в трубке девушка. Эта студентка, работающая в издательстве в рамках институтской практики, была словно слеплена по образу классической блондинки из рандомной комедии девяностых. Писатель ничего не имел против таких типажей, как в фильмах, так и в жизни, если бы этот человек справлялся со своими обязанностями хоть на минимальном уровне. – Я надеюсь, не потревожила вас, но…

Густ прикрывает глаза и пытается вслушиваться. Голос вещает о каких-то мелких проблемах со списками приглашённых, с фотографами и ещё бог знает чем. Он искренне не понимает, почему ему вообще звонят по такому глупому поводу и как монолог перетекает на совершенно посторонние темы. Август лишь мычит в ответ и вставляет ничего не значащие короткие фразы, воспринимая чужую болтовню как фоновый шум за окном. Голос почти убаюкивает, когда он осознаёт, что в трубке повисла пауза. И, кажется, ему был задан вопрос, который он откровенно прослушал.

– Прости, Крис, я отвлёкся, – врёт Август, прочищая горло от хрипа. – Что ты сказала?

– Я спросила, может… – девушка мнётся, будто собираясь духом. Слова скачут каким-то неуверенным галопом хромой лошади – то ускоряясь, то пропадая совсем. – Может, мы выпьем кофе сегодня? И обговорим детали для встречи? Я могу подъехать, куда вам удобно.

Август стирает ладонью пелену с глаз и принимает ровное сидячее положение. Машина мягко колесит по лабиринту улиц, отчего его слегка укачивает. Он думает, чем же мог зацепить эту глупую девчонку, раз та решилась на такую смелую выходку. Все знают, что Август Ройе абсолютно не приемлет отношений на работе. Все знают, что в дополнение к этому пункту у писателя просто невыносим. Он едкий, колючий, резкий. И, несмотря на всё, эта двадцатилетняя дурочка с глазами потерявшегося котёнка озвучивает самый идиотский вопрос дня. Или она думает, что станет «той самой», что растопит лёд в сердце одинокого автора?

– Нет, – голос Августа жёсткий и не терпящий возражений. Он больше даже не пытается быть сносным и создавать видимость, что его всё не бесит. Не пытается оценить чужую попытку и смягчить свой отказ какой-то безобидной, но успокаивающей ложью типа «ты прекрасная девушка, но…». – Если бы ты хорошо выполняла свою работу и не тратила время на чушь, ты бы знала, как я отношусь к такого рода предложениям. И если ты ещё раз позвонишь с такой же хренью, будешь искать новую работу, я тебе обещаю.

– Я… – девушка прерывается помехами и звучит жалко, но писателя это абсолютно не колышет.

– Больше ты мне не звонишь, не пишешь и не появляешься в радиусе видимости, – парень на последних словах касается экрана на значке отбоя. Он привык решать вопросы сразу и без компромиссов. Продиктованные им условия и требования должны выполняться чётко и без сомнений. Как Радовски держит на работе таких некомпетентных людей, Густ откровенно не понимает. Нужно будет позвонить и сказать, чтобы взял ситуацию на заметку. Чтобы ещё раз обычная встреча с поклонниками сопровождалась столькими проблемами? Да Август с Дорианом столько во время правок не общается, сколько с чёртовой Кристиной за две недели по самому обычному поручению. И, ведь, Дориан знает, насколько Густ не любит назойливых людей. Но, возможно, причина в том, что за две недели он сам ни разу не сказал Риану, что новая ассистентка откровенно бесит. Выключал телефон и забывал, ведь были более насущные проблемы. Но вторжение в личное пространство перешло допустимые границы.

За всеми мыслями и собственным недовольством Август не заметил, как такси подъехало к клинике, остановившись перед большим стеклянным входом. Справа на лужайке красовались метровые пластиковые буквы голубого цвета: «HOPE». В вечернее время они светятся мягким неоновым светом в попытках подарить успокоение ищущим.

Сколько людей, словно мотыльки, летят на этот свет?

В городе несколько клиник предоставляло услуги именно этого специфического рода. «HOPE» была одной из них. Самая известная и самая дорогостоящая. Август всегда придерживался мысли: «самое дорогое – значит, самое лучшее». Клиника, насчитывающая десяток филиалов по всей стране и уже планирующая расширяться за рубеж, кичилась самыми квалифицированными специалистами, высококлассным оборудованием, особым подходом и минимальным риском.

Вспоминая о последнем пункте, Август недобро хмыкает. «Минимальный риск». Можно ли вообще гарантировать отсутствие риска, когда берёшься стирать кому-то память?

Писатель задерживается у входа, доставая из кармана лёгкой, не по погоде, ветровки ещё нераспечатанную пачку сигарет. Нужно немного успокоиться от вновь нахлынувшего раздражения, чтобы не разнести здание к чёртям. Похожее на кривое строение из детских кубиков, оно являло собой «шедевр» очередной архитектурной мысли, в которую было угроблено непомерное количество спонсорских денег. На выходе же – лишь набор из бетонных стен и стекла, выдержанных в бело-голубой гамме. Как и большинство строений в городе сейчас – что-то бездушное и безликое. Всё вокруг какое-то «слишком» и «чересчур», в попытках довести до идеала и стерильной чистоты. Ройе тут всегда чувствовал себя не в своей тарелке, давясь собственной привычкой творческого хаоса. Но каждый раз возвращался, оставляя огромные доли своих гонораров на выходе.

И сколько таких же, как сам Август? Жаждущих чуточку подправить, изменить, стереть. Любой каприз за ваши деньги. Воспоминания могут быть дополнены или стерты, изменены и обесцвечены. Кто-то хочет забыть неудачную любовь или обиду, отложить в дальний ящик воспоминания о близком, которого потерял, а может, добавить несуществующих моментов и историй, чтобы совершенно обыденная жизнь заиграла красками. Кто-то хочет усилить ощущения от воспоминаний, а кто-то – оставить лишь самое важное, размывая ненужные элементы. Нет того, что профессионалы данного учреждения не смогли бы осуществить.

Август проходит внутрь, замедляя шаг. В центре вестибюля стоит главврач, окружённый группой людей. Видимо, новые потенциальные клиенты. Гуру своего дела – Валериан Рут – с яркой улыбкой на лице вещает заученные за семь лет фразы. Мужчине в этом году исполнилось тридцать семь, чего не скажешь по внешнему виду. Он выглядит моложе лет на десять, возраст выдаёт лишь страница на сайте клиники, заслуги и пустота в глазах. Ржаво-рыжая копна волос и россыпь веснушек на лице создают впечатление ветрености. Став «продающим лицом» компании, мужчина почти забыл, что значит заниматься делом, прописанным у него в дипломе. Эти года на посту руководителя, где ты «врач только на бумаге», а по сути, управленец и продажник, притупили навыки и затуманили знания. От таланта осталось лишь имя и награды, полученные за инновации в сфере работы с воспоминаниями ещё в начале карьеры. Когда-то этот человек разрабатывал метод, который лёг в основу нынешних операций. Ещё до того, как встал перед выбором врачебной практики в «полевых условиях» или теплого местечка в «Хоуп». Поэтому доброму доктору верят, ведутся на невероятные, будто стеклянные глаза серо-голубого, очень светлого, словно выстиранного, в контрасте с яркими волосами, цвета. Эти глаза внушают мысли о серьёзности, уверенности и компетентности, которыми пустота и прикрыта. А в купе с мягким тембром голоса весь образ доктора успокаивает и заверяет в успехе предстоящего мероприятия.

Когда-то Ройе повелся также, как сотни надеющихся найти здесь ответы или стереть ненужные вопросы. Это потом он узнал обо всех «прелестях» самой процедуры и отходняков после неё.

Мужчина заканчивает беседу, подзывает миловидную девушку, которая уводит группу людей по коридору для экскурсии по помещениям, доступным для обзора. На самом деле вся основная работа проводится внутри, где есть специальные мемори-кабинеты и рест-палаты. А здесь скорее реквизит для удачной рекламы. Всё это время Август стоит чуть в стороне, следя тяжёлым взглядом за происходящим. Первой мыслью было устроить скандал прямо здесь, перед всеми этими людьми. На собственный имидж парню плевать, он с первого дня прослыл тяжёлым и непримиримым человеком. Но со вчерашней ночи запал пропал. Осталось лишь желание, чтобы все исправили. И стоит, наверное, попробовать сначала решить всё мирно. Пусть найдут проблему, выплатят неустойку за ошибку. Ведь Ройе уверен – это их вина.

– О, Август! – Валериан замечает постоянного и уже хорошо знакомого пациента их клиники, широкими шагами направляется к нему. Они здороваются, крепко пожимая друг другу руки. Знакомство давно перешло на новую стадию. Года два, как зовут друг друга просто по имени. – Не думал тебя так скоро снова увидеть. Прошла ведь всего пара месяцев. Или у тебя опять период загонов? – улыбка без издевки. Даже можно подумать, что Валериану действительно есть дело до чужого состояния.

– Я по другому поводу. Хотел бы пройти внеплановое обследование, – Густ сам поражается своему абсолютно спокойному безэмоциональному тону.

– Какие-то проблемы? – Рут бросает встревоженный взгляд.

– Да, так… пока не уверен. Возможно, просто переутомление, – Ройе в последний момент решает не говорить правды об истинной причине своего визита. Если после их полной проверки ничего не выявится, можно обратиться к специалисту Ралины, а потом подать в суд. Люди должны знать правду. Хотя, на людей плевать. За ошибки должны платить те, кто их сделал. План выстраивается в голове сам. И Август этим ни с кем не собирается делиться, ведь когда-то он был тем, кто сильнее всех поддерживал идею таких операций, споря с каждым, кто напирал на возможный накопительный эффект и последствия.

– А, – на лице главврача растекается облегчение. – Тогда я тебе сам направление выпишу. Месяц назад мой племянник поступил сюда на работу. Настоящее золото, а не ординатор! Он и проведёт все анализы. Юстин в институте – самый лучший ученик!

Август лишь безразлично кивает на гордое замечание Валериана.

– Да, спасибо. Я тогда пойду пока, возьму бланк анализов в регистратуре, – парень поворачивается в сторону стойки. Хочется быстрее уже со всем этим закончить.

– Да, я сейчас оформлю тебе направление, – мужчина достаёт сотовый из кармана. – Кстати… Я тут на днях твою девушку в городе видел. Передай, что новый цвет волос ей очень идёт. Пусть не меняет. Правда, меня она, видимо, не узнала…

Валериан смотрит на экран, что-то в нём набирая. Август, в свою очередь, смотрит на врача взглядом, полным недоумения.

– Какая девушка? – наконец привлекает к себе внимание Густ. – Ты себе неудачную чистку, что ли, провёл?

– Ну та, что с тобой как-то приходил на первые процедуры несколько лет назад. А потом ты ещё запретил…

– Валериан? Ты уверен, что обо мне говоришь?

– О, прости, я не знал, что вы… – Рут выглядит сконфуженным.

– Да о чём ты? У меня единственные реальные отношения лишь с работой!

– Видимо, обознался… Прости… – мужчина виновато пожимает плечами, отводя взгляд и судорожно думая, как бы выйти из неловкой ситуации, когда к нему подходит одна из медсестёр. Главврач исчезает в коридоре, ведущем в направлении палат, оставляя Августа в размышлениях о том, что персонал ставит на себе эксперименты. Тихая надежда на оказание помощи по его случаю даёт трещины у основания, окончательно руша настроение. Видимо, всё действительно закончится судом. Другой вопрос: что теперь делать?

Часть 3

– Ты опоздал, – Дориан флегматично восседает на диване в кабинете директора огромного книжного магазина. Сам директор вышел уладить организационные вопросы. Когда в твоем магазине встречу с читателями устраивает такой потрясающий автор, как Август Ройе, можно побыть на побегушках.

– Нужно было пройти томографию, – писатель устало скидывает на пол рюкзак. И падает в одно из двух больших кожаных кресел у журнального столика. Бросает мимолетный взгляд на своего редактора. У того идеально отглаженная темно-синяя рубашка и серые брюки без единой лишней складочки. Мягкие оксфорды словно только из магазина. Аксессуары в виде часов и запонок явно какого-то дорогого бренда. И даже зажигалка, крышкой которой он щелкает, выдавая нервозность, подобрана им в тон – такого же розового золота. Темно-русые волосы уложены волосок к волоску, нетронутые сумасшедшим ветром улицы, что сегодня терзает людей с самого утра. Плащи и шарфы тряпьем потасканных флагов полощет по серым улицам, вырывает бумаги из рук отвлекшихся прохожих. Пока Август добирался из клиники на такси, по обыкновению рассматривая съежившиеся фигуры за стеклом, он думал о том, что только сумасшедшие рискнут прийти в такую погоду на встречу с каким-то доморощенным писакой. Он бы точно не пошел. Даже с учетом того, что свои произведения он оценивает выше всей той посредственности, что нынче печатается.

– Они хоть выдвинули какие-то предположения? – заинтересованно подается вперед Дориан. Его светло-карие глаза отливают теплым янтарным оттенком в неровном свете ламп.

– Эм… В общем… я им не сказал, – Ройе треплет свои и так всклокоченные волосы, пытаясь привести их хоть в минимальный порядок.

– В смысле?

– Ну… Они просто делают общее обследование. Хочу знать, сумеют ли выявить какие-либо аномалии…

– Ты идиот? – раздраженно смотрит Дориан. – Хотя, кого я спрашиваю!

– Мне кажется, что, если они нормально выполняют свою работу, такое будет трудно не заметить, – парирует Август. – У меня все-таки не легкая забывчивость на фоне стресса… А если не найдут, значит хреновые специалисты.

– Тебе не кажется, что здоровье – совсем не то, на чем стоит ставить эксперименты?

– Если что, твоя сестра меня направит к своему какому-то знакомому, – пожимает плечами писатель.

– «Если что», – передразнивает Радовски интонацию. Он старше Августа всего на два года. Только недавно они праздновали его тридцатилетие. Но по ощущениям, Дориан тот самый старший брат, что старше лет на десять-пятнадцать, переживший все свои жизненные штормы, и опекающий младшенького, словно родитель. – Ты как ребенок! Хорошо, хоть мы у тебя есть!

– Не драматизируй. Что там с аудиторией? – Август решает сменить тему. – Кто-нибудь, вообще, пришел? Я просто подъехал к черному ходу и не видел.

– Аншлаг. И на улице ещё стоят человек пятьдесят в надежде пробиться…

– Если они согласны стоять все чтение, пусти.

– Густ…

– Ты знаешь. Я никогда не игнорирую внимание и просьбы своих читателей.

– Когда-нибудь тебе это аукнется, – недовольно бросает Дориан.

– Почему у меня ощущение, что ничего хорошего ты не подразумеваешь? – риторический вопрос вырывается вместе со вздохом. Ройе поднимается с кресла и скидывает в него свою несменную черную кожанку. У людей, которые знают Августа, ощущение, что из своих двадцати восьми лет двадцать он носит лишь ее. На самом деле, писатель купил их несколько в надежде доходить в них до конца жизни. Его привязанность к постоянству и ненависть к каким-либо изменениям в его маленьком личном мире заставляет окружать себя вещами, которые можно будет заменить на точно такие же, в случае чего. А разбитая любимая чашка при отсутствии точно такой же её копии приводила поначалу в неописуемый ступор, нарушая привычный ритм жизни.

Писатель одергивает белую застиранную футболку огромных размеров. Сегодня она хотя бы не мятая и не дырявая. В противовес Дориану, Густ абсолютно не задумывается о том, как выглядит. Растянутым горлом майка норовит сползти с плеча и висит мешком на сухом теле. Август часто питается лишь кофе и сигаретами, забывая про еду. Единственный плюс – ни грамма жира на теле. Высокую фигуру спасали периодические заплывы в бассейне и генетическая лотерея, в которую парень выиграл при рождении. Да и плавал он не из-за внешнего вида. Его беспокоила скрюченная спина, которая после двенадцати часов сидения возле компьютера в одном положении не хотела распрямляться.

Ноги в драных джинсах являют миру костлявые колени. Стоптанные и затасканные до невозможности кросы давно примирились с серым цветом. От запястья к локтю на руке по коже спиралью взбирается тонкая чернильная линия слов одной из первых серьезных работ писателя, обрывающаяся многоточием. Он совершенно не похож на человека, который складывает слова в такие чувственные, эмоциональные, яркие образы, заставляющие безудержно улыбаться или безостановочно рыдать. Даже внешне, несмотря на красивые, как сказали бы в старых книгах, аристократические черты лица, Август создавал впечатление человека, к которому не хотелось подходить без особой надобности. На его лице словно перманентно застыло выражение из смеси вселенской усталости, недовольства и мысли, что вокруг одни идиоты.

Дориан окидывает писателя скептическим взглядом, отмечая, что с их первой изданной книги Ройе абсолютно не изменился. Он словно застыл в том самом противном возрасте подростковой непримиримости с миром как внешне, так и внутренне.

Август встряхивает ногами, поднимается и выходит из кабинета в маленький коридор, ведущий в основной зал, где уже собралось больше ста человек в ожидании звезды сегодняшнего вечера. Он не заостряет внимание на лицах, проходя к свободному стулу возле небольшого круглого столика в центре. Своеобразная сцена, к которой будет приковано все внимание в ближайшие полтора часа чтений и вопросов. На столе лежит несколько изданных книг, заложенных яркими бумажками выбранных отрывков. Ройе не понимает, почему читателям нравятся такие мероприятия. По собственному мнению, чтец из него никудышный, и, скорее всего, нашлись бы люди, передающие написанное куда лучше. Но спрос рождает предложение. Поэтому Радовски настаивает хотя бы раз в полгода устраивать такие вот «посиделки у костра».