Дело Виктора Уотсона

«Шталаг IV-B, Рождество 1944 года, Театр «Империя»».

Легко было завороженно разглядывать эту сцену… но в конце концов он заставил себя оторваться.

Небольшой тур по квартире завершили устаревшая зеленая сантехника в ванной и аскетичная спальня. Брук вернулся в главную комнату, где Кев заканчивал осмотр тумбочки с телефоном.

– Ничего, – сказал он, захлопывая ящик и оглядываясь.

На кухне возможностей было мало. Ни доски для заметок, ни календаря. Брук вскоре перешел в столовую, где в серванте нашлась первая зацепка – небольшая пачка счетов. Коммунальные услуги, муниципальный налог и телефон.

– Кое-что есть, – сказал он, раскладывая бумаги на имя Виктора Уотсона. В счете на муниципальный налог значилась «скидка для одного проживающего» – подтверждение, что Виктор жил один, – а в счетах от BT за последние два месяца значилось всего шесть звонков на четыре разных номера. Брук вбил каждый на потрескавшемся экране своего старенького айфона. Все – местные службы доставки еды.

– Позволю себе предположить, что его ближайший родственник не работает в «Феникс Голден Дракон», – сказал Кев. Виктор Уотсон оказывался трудной целью для поиска.

Пока Кев скрылся в спальне, Брук снова взглянул на телефонные счета. Самый последний покрывал период, закончившийся семь дней назад. Это место вряд ли было центром активности, но все же оставался шанс, что звонок был совершен за прошедшую неделю. Он подошел к стационарному телефону. С его прямоугольным экраном над клавиатурой он был не так уж непохож на аппараты в его офисе угрозыска.

Подняв трубку, он навел камеру айфона на серый экран и нажал кнопку повторного набора. Появился номер… айфон щелкнул затвором… он положил трубку, не дожидаясь соединения. Все заняло меньше полсекунды. Брук взглянул на фото, запомнил цифры, затем ввел их в поиск в интернете:

«Пансионат «Пик-Вью», Шеффилд, Южный Йоркшир».

Лучше. Намного лучше… Звонил ли Виктор, чтобы поговорить с другом или родственником? Или чтобы обсудить с персоналом место для себя? В любом случае, это был прогресс.

– Интересно, что бы ты без меня делал, – крикнул он коллеге.

Спустя несколько секунд Кев вышел из спальни, но не ответил. В руке он держал два листка бумаги.

– Тебе лучше на это взглянуть, – сказал он. – Из тумбочки у кровати.

Брук последовал за ним в столовую, где Кев положил две страницы на стол. Ни одну из них не было легко читать. В обоих случаях витиеватый рукописный текст заполнял графы на бланках, поблекших от времени.

Первым Брук узнал свидетельство о рождении. Он смог разобрать «Виктор Уотсон»… «Приют для подкидышей» (какой-то сиротский приют, предположил он)… «28 апреля 1923*». Что означала звездочка, было неясно.

– Господи, да ему было девяносто два, – сказал Брук, положив палец на дату, словно проверяя, реальна ли она. Кев молча кивнул. Он знал, что его же недавние слова сейчас звучат в голове у них обоих: «Эти алкаши всегда выглядят намного старше своих лет…»

Брук перевел внимание на второй листок. Основа была той же – замысловатый витиеватый почерк на каком-то архаичном официальном бланке. Спустя пару секунд он понял, что это учетная карта военнопленного:

« Л. Кпл. Виктор Уотсон»… «Мидлсексский полк»… «Шталаг IV-B, Мюльберг, Германия»… «11 фев. 1944 – ? апр. 1945»… «№ 211251»

– И это тоже, – сказал Кев, добавив к коллекции потрепанные металлические жетоны на цепочке. На них были выбиты данные того же лагеря и номер военнопленного:

«STALAG IVB 211251»

Брук повернулся к фотографии театральной постановки в Шталаге IV-B и внимательнее всмотрелся в нее, задаваясь вопросом, не могло ли там быть лица из церковного двора – молодого и полного жизни. Союзные военнопленные в разношерстной, залатанной форме толпились на скамьях, среди них – группы подтянутых немецких охранников. Все они были объединены похабным хохотом над выходками актеров на сцене.

Вскоре он сдался. Возможно, это было слишком сложно.

Снова воспользовавшись телефоном, он сфотографировал все документы, а заодно и театральную сцену – просто потому, что она его заинтриговала. Он нашел Кева в гостиной, тот безучастно смотрел на пейзаж, погруженный в мысли.

– Полагаю, теорию о бомже-алкаше пора пересмотреть, – сказал Брук.

– М-м-м, – отдаленно отозвался Кев.

– Я имею в виду, если есть хоть малейший намек на криминал, а этот парень – 92-летний герой войны, то нам лучше перестраховаться. Даже если придется звать обратно на место того лысого из отдела убийств.

– М-м-м.

Брук взглянул на застекленную витрину бара. Затем пригляделся.

– И с чего бы это человеку, ценившему 40-летний односолодовый виски, глушить в церковном дворе дешевую бормотуху из «Теско»?

Кев наконец вышел из ступора. Он посмотрел на виски, которое было того же возраста, что и он сам.

– Да блять. Ты был прав. Эти туфли… Я скажу им, чтобы оцепили место обратно.

Он достал рацию, чтобы вызвать констебля Сэнди Сэндерсон, но услышал, как ее голос уже доносится оттуда…

– Приём от 262.

– Приём.

– Обновление информации по церкви Святой Марии Магдалины. Следователь от коронера уже убыл, и место происшествия закрыто с санкции детектив-сержанта Пэдмора. Мы свободны для других вызовов.

Следователь от коронера убыл. Место происшествия закрыто.

Слова повисли в воздухе, пока Кев искал подходящий ответ.

– Чёрт! – Слово как раз подошло… – Я сказал ей считать это невызывающим подозрений, пока ты был в машине. Я имею в виду, оно и было, блять, невызывающим подозрений. Даже парни из отдела убийств не заинтересовались… И какого хрена этот следователь так быстро… Должно быть, это гребаный Айртон Сенна среди следователей коронера.

Всего несколько минут назад Кев уверенно прокладывал себе путь на работу в отдел убийств, разбираясь с рядовой смертью рядового алкаша. Теперь же это была все более странная смерть ветерана войны, тело увезли, а место происшествия закрыли по его же указанию. Ни криминалистики, ни фотографий, ни тщательного обыска. Он едва ли мог попросить следователя коронера вернуть труп, переложить конечности, снова натянуть ленту и сказать: «Так, народ. Как было».

Знакомый голос прервал неловкое молчание в квартире.

– Приём от 262.

Сэнди Сэндерсон все еще отправляла все отчеты. Может, ее напарник сражался насмерть с «Твиксом».

– Приём, – ответил Брук, поскольку Кев, похоже, не хотел ни с кем разговаривать. На сей раз стажерка забыла о радио-протоколе.

– Там произошло… То есть… У нас…

Что бы это ни было, ей трудно было это выговорить. В конце концов, она упростила.

– Можете вы оба просто вернуться к церкви? Увидите, когда приедете.

Глава 6

На часах в машине было 6:23, когда Брук снова припарковал «Форд» на прежнем месте. Пока они были в квартире, рассвело. Полицейская машина все еще стояла перед ними, но теперь была пуста. Брук и Кев снова перелезли через низкую стену на церковный двор.

Ночная изморозь исчезла вместе с тьмой, и мокрая трава теперь поблескивала в тусклом утреннем свете. Впереди оба офицера в форме стояли по ту сторону гробницы, которая, по крайней мере, в каком-то смысле стала последним пристанищем Виктора Уотсона. Они смотрели на то самое место, где лежало тело.

– Только не говори, что у него голова отвалилась, – сказал Кев. Для него эта ночь официально складывалась отвратительно.

Пока Кев направлялся к гробнице, к констебль Сэндерсон, которая, как он полагал, будет делать большую часть объяснений, Брук обошел с противоположной стороны, направляясь к ее напарнику. Он хотел кое-что быстро прояснить.

Констебль «Сникерс» опирался на трость Виктора Уотсона. «Просто балуюсь», без сомнения, но Бруку не нравилось его отношение к вещам покойного. Подойдя, он специально задел носком ботинка низ трости, сдвинув ее на несколько дюймов по мокрой траве. Констебль в форме пошатнулся вперед, потеряв центр тяжести, и едва удержался, чтобы не полететь головой в гробницу. Похоже, это было популярное развлечение в этих краях.

– Прости, Баз, – сказал Брук.

– Я Даз.

– Точно.

Из-за этого маленького эпизода Брук оказался последним из четверых, кто обратил внимание на то, что заставляло всех остальных уставиться в одну точку. Уже то, что Кев еще не выдал свою коронную шутку, должно было подсказать ему, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

Виктора Уотсона определенно не было (и голова не отвалилась). Но на его месте сидел другой мужчина. Он сидел на сырой земле, прислонившись плечами к гробнице, с подбородком, уткнувшимся в грудь. И он громко храпел.

Незваный гость имел темные свалявшиеся волосы, густую бороду в похожем состоянии и стеганую куртку в стиле лесоруба – клетка черно-красная, с несколькими дырами, из которых торчала пушистая подкладка. Темно-серые штаны с парой дополнительных дыр и черные кроссовки со стоптанными подошвами завершали Весеннюю Коллекцию. Лет ему было, может, под пятьдесят – не то чтобы Кев собирался в ближайшее время снова угадывать чей-то возраст. Общее впечатление – бездомный медведь в спячке.

– Что ж, Виктор явно помолодел, – наконец выдавил Кев. Юмор висельника от человека, решившего, что хуже уже не будет. И в этом он тоже ошибался.

– Это кто? – спросил Брук. Менее смешно, но, вероятно, более важно.

В течение следующих пары минут констебль Сэндерсон объяснила, как она снимала ленту ограждения, когда услышала из кустов в нескольких ярдах стоны, а затем кашель. Прежде чем она успела подойти, «Лесоруб» выбрался из зарослей и рухнул на землю перед ней.

– Я чуть не умерла от страха, – сказала она (Бруку скорее понравился этот слегка старомодный оборот – девяносто девять процентов офицеров сказали бы «обосралась со страха»).

Лесоруб, по-видимому, пару раз пытался подняться, без особого успеха, и в итоге решил, что лучше вздремнуть, прислонившись к гробнице. Тот же запах дешевого виски, что исходил от Виктора Уотсона, теперь смешивался с целой гаммой других ароматов.

– И еще у него порез на лбу, – добавила Сэнди, указывая на прядь свалявшихся волос, закрывающую рану.

– Ясно, – сказал Кев. – Если это все, тогда вызывай, если хочешь, скорую, пусть посмотрят его. Решай сама. Для всего этого тебе не нужен угрозыск. – В его голосе прозвучала досада, которая, как посчитал Брук, была несправедлива к стажерке.

– Нет. Это не все, – сказала констебль Сэндерсон. – Перед тем как уснуть, он сказал, что старика убили.

К величайшему раздражению Кева, констебль Сэндерсон мало что могла добавить к тем нескольким словам, что только что окончательно испортили ему ночь. Лесоруб не вдавался в подробности, прежде чем перейти к храпу. Тем не менее, Кев хотел знать точно, что именно было сказано

– Ну, он указал на землю, где сейчас сидит, – сказала Сэнди. – И сказал… «Мужчина здесь. Убит. Его убили». Вот и все, слово в слово. Я записала в блокнот.

Убит. Его убили.

Чёрт.

Вероятно, есть только одна вещь хуже, чем преждевременно закрыть место возможного убийства. И это – преждевременно закрыть место очевидного убийства. К несчастью для Лесоруба, его пришлось будить. Брук положил руку ему на плечо и начал трясти.

– Ты меня слышишь, приятель? Открой глаза, дружище. – Большая лапа попыталась отшлепать его руку. Движение было совершенно нескоординированным, но оно дало Бруку козырь.

– Я перестану трясти тебя за плечо, когда ты откроешь глаза, – сказал он.

– Они открыты, – пробурчал Лесоруб, не шевельнув и ресницей. По крайней мере, чувство юмора у него было.

– Надо пошире, – сказал Брук, тряся плечо чуть сильнее.

Спустя несколько секунд глаза наконец открылись, и тряска прекратилась. Договор исполнен.

– Здесь произошел инцидент. Можешь рассказать нам что-нибудь о нем?

Лесоруб несколько раз беззвучно открывал рот, словно раз за разом собираясь начать фразу, но не в силах решить, с какого слова начать. Может, вопрос был слишком общим.

– Где ты был? – спросил Брук, упрощая задачу.

– На… той… на скамейке, – сказал Лесоруб, кивнув в сторону кустов.

Что это за акцент? Корнуолл? Девон? Действительно, в кустах, окаймлявших подход к фасаду церкви, была встроена скамейка, спиной к ним. С их позиции ее было едва видно сквозь листву, что, по логике, означало, что последние мгновения Виктора Уотсона могли быть едва видны со скамейки.

– И ты что-нибудь видел? – спросил Брук.

– Слышал… сначала… слышал.

Возможно, человек боролся с довольно сильным воздействием алкоголя – как краткосрочным, так и долгосрочным, – но он был достаточно в себе, чтобы уточнить, какое именно чувство привлекло его внимание.

– Голос… голос сказал… «Виктор».

– Кто-то сказал «Виктор»? – переспросил Брук.

Лесоруб либо медленно кивнул в подтверждение, либо провалился в микросон. Как бы то ни было, через мгновение он снова поднял голову и ответил.

– М-м… моложе… моложе мужчина… – Он поводил пальцем по участку перед собой, словно говоря «вот здесь это случилось», затем попытался выговорить еще слова. – Виктор… был… Виктор был… он был… старый.

Спасибо, что прояснил, подумал Кев.

Чем больше он слышал, тем больше Бруку казалось, что он прав насчет корнуолльского акцента. В нем была та самая пиратская тягучесть.

– И что случилось? – спросил он. Прогресс был медленным, но это все же был прогресс. Лесоруб сделал несколько жестов руками, словно его запинающаяся речь снова подводила его. В конце концов он остановился на одном слове.

– Нож.

Один-единственный слог заставил офицеров переглянуться. Лицо Кева – уже бледное после недели ночных смен – стремительно белело. Он уже видел, как все это развернется…

«Герой войны убит нападавшим с ножом»… «Жертва списана как неуклюжий бомж-алкаш»… «Полиция пропустила свидетеля в пятнадцати футах»…

Карьера в кладовке с вещдоками маячила на горизонте. Мог уже сразу туда и заступать.

– У молодого человека был нож? – уточнил Брук.

Лесоруб снова поводил пальцем в воздухе. Что это значило? Ножа не было? Или он размахивал ножом? Тот покачал головой. Ладно. Они что-то не так поняли.

– Старый… другой… был… был…

Он остановился, собрался с мыслями на несколько секунд, затем снова ринулся в атаку на предложение.

– У старика был… нож.

Икота послужила восклицательным знаком.

Кровь снова прилила к лицу Кева.

– Ха! Вау! Ох, слава богу, наконец-то. Он просто несет чушь. Господи, я аж на секунду поверил. Значит, Виктор шлялся по церковному двору, вооружившись, да? Забавно. Полагаю, он был в этом старом костюме только потому, что его толстовка была в стирке. Блядь, а этот парень хорош.

Брук не был уверен, что и думать. На первый взгляд, это казалось столь же нелепым, как с наслаждением указывал Кев в своей тираде. Но Лесоруб проявлял все признаки человека, пытающегося помочь. В конце концов первой заговорила Сэнди.

– Но он услышал имя Виктор, – заметила она. Честь ей и хвала. Несмотря на малый опыт, она не боялась высказать свое мнение разгоряченному детектив-сержанту.

– Конечно, он услышал его, – сказал Кев. – От нас! После того как мы нашли бумажник. Сколько раз мы произносили имя Виктор Уотсон? Черт, я даже толковал про Вика Уотсона-футболиста. Уверен, он слышал все это, валяясь на своей гребаной скамейке.

Сэнди выглядела немного приунывшей.

– Ладно, Кев, – сказал Брук.

– Что значит ладно? – последовал колкий ответ.

– Это значит, я думаю, ты свою точку зрения донес.

– Ну… Хорошо.

Если не считать еще пары икоток, Лесоруб притих, с удовольствием закрыл глаза, пока офицеры спорили между собой. Кев начал щелкать пальцами перед его лицом… «Эй!»… Тяжелые веки начали подниматься.

– Значит, старик – плохой парень? – спросил он.

Лесоруб медленно покачал головой.

– Жертва… жертва… кража… и… – Он на секунду замолчал, затем сжал правую руку в кулак и со всей силы ударил им по гробнице, заставив всех вздрогнуть. Это могла быть досада от борьбы с собственным языком или демонстрация того, что случилось с головой Виктора.

– Эй! Не буди мертвецов, блять, – сказал Кев, кивнув на гробницу.

– Ты сказал «кража»? – переспросил Брук.

Кивок.

– У старика?

Кивок.

Кев хотел напомнить всем, что это бред.

– У старика с ножом, который шлялся по церковному двору?

Впервые Лесоруб поднял глаза выше и уставился на Кева.

– Что именно украли? – спросил Брук.

Лесоруб не отводил глаз от Кева, когда говорил.

– Большая… золотая… монета.

Сочетание пиратского корнуолльского акцента и описания, похожего на клад, придавало словам некий балаганный оттенок. Кев не собирался упускать такую возможность.

– Большая золотая монета? Ха! Блядь. Что ж, начну-ка я расклеивать листовки «Разыскивается» на Долговязого гребаного Джона Сильвера, а?

Он окинул взглядом остальных, и его широкая ухмылка медленно стерлась с разочарованием, что те не разделяют веселья.

– К черту. Я наслушался. Я в машине.

Он зашагал прочь, качая головой – облегчение от того, что свидетель не трезв и не заслуживает доверия, сменилось раздражением на коллег за то, что они не столь же скептичны.

– Эй! – крикнул ему вдогонку Брук.

– Что? – огрызнулся Кев.

Брук что-то подбросил в воздух плавным движением снизу.

– Ключи.

Кев поймал их, и этот простой жест, казалось, прорезал его гнев. Он перевел дух.

– Спасибо.

Спустя пару секунд он продолжил путь.

Оставшиеся офицеры переглянулись с взаимным облегчением, что мания Кева осталась позади. Брук снова повернулся к человеку на земле, стараясь говорить покровительственнее.

– Как тебя зовут, приятель?

Несмотря на опьянение, Лесоруб пришел к вполне разумному выводу, что он до смерти устал от этих офицеров. Сплошные насмешки и ни единого «спасибо». Вот и все, что он получил за попытку помочь. К черту их. Они ему все равно никогда не нравились.

– Иу–, – сказал он.

– Юда?

– Иуда… Искариот.

За свою карьеру Брук встречал нескольких Микки Маусов и Иисусов Христов. Даже пару Элвисов Пресли. Но Иуда Искариот был первым. О прекращении сотрудничества было объявлено с помощью жеста «V» и громкого «бр-р-р-р-р».

Детектив выпрямился из сгорбленной позы, в которой пытался вести беседу, гримаса отвращения к «бр-р-р-р» и гримаса боли от распрямления спины слились в одно общее страдальческое выражение лица.

– Ну, думаю, на этом все, – сказал он Сэнди. – Ты вызовешь для него медиков?

Порез на лбу все еще был виден.

– Думаю, да. Наверное, мне следовало заняться этим в первую очередь, но, ну, все это было очень странно.

– Мягко сказано, – согласился Брук.

– Ага, – сказал Баз или Даз.

Брук и Сэнди одновременно посмотрели на него.

– Что? – спросил он.

– Ничего, – сказал Брук. – Я просто хотел сказать спасибо за участие.

– Не за что.

– Итак, что тебе больше нравится – «Сникерс» или «Баунти»?

– Э-э. «Сникерс».

– Так и знал. Мне тоже. Что в нем тебе нравится больше всего?

– Орехи.

– О да, они хороши.

– И карамель.

– О боже, эта карамель!

Сэнди прикусила губу. Брук был рад, что смог ее хоть как-то развеселить после всех проблем, что он и Кев им доставили.

– Брук! – Как по заказу, Кев окликнул его из машины.

– Что?

– Шевелись, блять! Я расскажу все по дороге в паб.

Сэнди удивленно подняла бровь.

– В паб?

– Ну, ты знаешь. Они все сейчас кофе подают, разве нет?

– Я бы лучше пивка взяла, – сказала Сэнди.

Глава 7

Детектив-сержант Кевин Пэдмор взял на себя обязанности водителя, пока детектив-констебль Брук Дилман грузно плюхнулся своим крупным телом на пассажирское сиденье.

– Он еще что-нибудь сказал? – спросил Кев, разворачивая «Форд».

– Не особо. Думаю, ты задел его своим комментарием про Долговязого Джона.

– Ну, знаешь. Это он начал со своей чушью про большую золотую монету.

Брук решил, что пора двигаться дальше.

– Ты говорил, есть новости.

– Новости и, полагаю, просьба.

– Я весь во внимании, – сказал Брук, слишком поздно осознав, что подставился.

– Бьюсь об заклад, Виктор Уотсон такого никогда не говорил! Ну, ты знаешь, с его отсутствующим кусочком у…

– Понял.

По крайней мере, это развеселило Кева. Брук позволил коллеге насладиться своей шуткой, пока «Форд» мягко подпрыгивал на бесконечных лежачих полицейских.

– Короче, – продолжил Кев, – я только что говорил с дежурным главным инспектором. Я хотел держать его в курсе по этому делу.

Ты хотел первым изложить свою версию событий, подумал Брук.

– Быстро ты, – сказал он вслух.

– Ага, мы вместе в Хендоне учились.

Немая связь, рожденная в учебке, которая сильнее субординации.

– И что он сказал?

– Ну, он считает, что случай пограничный, но его вполне устраивает версия о невызывающем подозрений смерти.

Брук сомневался, что Кев вдавался в подробности о различных нестыковках, которые теперь, казалось, сам предпочел бы проигнорировать.

– Его немного беспокоит вся эта история с ветераном войны, – продолжил Кев. – Хочет, чтобы мы все сделали по правилам, на случай, если возникнет повышенный интерес.

– Понятно.

– Смотри, дело все равно останется в угрозыске, пока мы не найдем его родственников. И, пока оно у нас, он просто хочет, чтобы мы убедились, что это стопроцентно невызывающее подозрений смерть. Убедиться, что на камерах ничего странного, нет пропущенных звонков на 911, нет аналогичных инцидентов, нет свидетелей – настоящих, я имею в виду. Все просто. Что думаешь?

Было нетрудно прочитать между строк. Детектив-главный инспектор был далек от уверенности в том, что смерть можно классифицировать как невызывающую подозрений, но изо всех сил старался поддержать старого друга, одновременно «подстилая соломку».

– Думаю, это звучит так, будто он хочет, чтобы кто-то формально отметил галочки, не копая слишком глубоко, – сказал Брук. Ради сохранения гармонии он избежал фразы «он и ты».

Они остановились на красном свете, где Ливерпуль-Роуд пересекалась с Аппер-Стрит. Остановка позволила Кеву повернуться к пассажиру.

– Ну, если что-то есть, мы можем пересмотреть, а если нет… то нет, – сказал он.

Брук смотрел прямо перед собой. По ту сторону перекрестка утренние пассажиры бесшумно исчезали в станции метро «Ангел», словно рабочие муравьи, возвращающиеся в муравейник.

– Могу предположить, в чем просьба, – сказал он. – Тебе нужно, чтобы кто-то взял на себя расследование.

– Ну, у тебя есть фора перед всеми остальными, ты уже в курсе дела.

– А еще у меня вот-вот начнутся четыре выходных.

– Эй, никто не может заставить тебя делать это. Но, с другой стороны, это все «золотые сверхурочные», и это официально санкционировано детектив-главным инспектором . Большинство людей оторвали бы мне за это руку.

Брук кивнул.

– Это значит, ты согласен?

– Это значит, светофор переключился.

– О…

Кев жестом извинился перед машиной сзади и тронулся через перекресток, мимо зарывшихся в метро пассажиров. «Форд» теперь двигался на юг, в сторону мясного рынка Смитфилд и утренних пабов.

– Это легкие деньги, вот и все, что я говорю. Выжми из этого все соки, блять. Тебе потребуется совсем немного времени, чтобы найти родственников и завершить эти дополнительные проверки. И ты получишь двойную оплату за то, что закинешь ноги на стол и будешь пить кофе. А насчет того, ставить галочки или копать глубоко – не надо усложнять. Что найдешь, то и найдешь.

– И окажется, что это не было убийством.

– Если это то, что ты найдешь. Что, я уверен, ты и сделаешь, в обмен на все эти чудесные «золотые сверхурочные».

Закодированная просьба была ясна. Брук предпочел не реагировать на нее прямо. Хотя он и был далек от образцового офицера, в нем оставалось достаточно честности, чтобы брать щедрую плату за то, чтобы ничего не находить. С другой стороны, весь этот инцидент был все более… интригующим. И когда большинство рабочих дней похожи на День сурка, этот простой факт имел особуюценность.

Детективы снова замолчали, пока машина не загрохотала по булыжникам перед огромными залами Смитфилда XIX века – все еще стоявшими вопреки планам девелоперов, жаждавших сравнять их с землей. Повсюду виднелись исторические пабы, выросшие здесь, чтобы утолять жажду ночных работников мясной торговли. Пабы и рабочие, которые поколениями наслаждались симбиотическими отношениями с ночными полицейскими, искавшими кружку пивка после смены.

– Ну что, ты возьмешься? – спросил Кев, притормаживая у обочины.

Брук был занят тем, что вытаскивал из куртки рацию, наручники, дубинку и баллончик со слезоточивым газом.

– Да, я возьмусь, – сказал он. Он не мог больше отрицать – это дело и его странности зацепили его. Как раз настолько, чтобы пересилить белый шум апатии и истощения, сопровождавший большую часть полицейской жизни.