Волчица

Лена ещё немного подумала и вдруг сказала:

– Я не хочу быть как мама. Не хочу, чтобы все меня боялись.

Сергей обнял дочь:

– Люди не должны тебя бояться, Леночка. Нужно, чтобы уважали и любили.

– Как тебя? – улыбнулась девочка.

– Да, солнышко, как меня, – Сергей погладил дочь по голове, но в душе у него было тревожно. Он видел, как меняется его жена, как всё больше отдаляется от них с дочерью – и не знал, как это остановить. Да и можно ли вообще остановить лавину, которая уже покатилась с горы?

Однажды вечером Ольга вернулась домой особенно поздно. Сергей ждал ее на кухне, нервно постукивая пальцами по столу.

– Уже за полночь, – сказал он вместо приветствия. – Я волновался.

– Было важное совещание, – Ольга бросила сумку на стул и устало опустилась за стол. – Потом с Коростелевым в ресторан поехали, обсуждали планы культурного развития города.

– В ресторан? – Сергей напрягся. – С Коростелевым? Вдвоем?

– Да что ты, – Ольга раздраженно махнула рукой. – Там были все руководители отделов. Что ты себе навыдумывал?

Она говорила правду – там действительно были все руководители. Но не сказала, что после официальной части Коростелев пригласил её в отдельный кабинет ресторана – «обсудить кое-какие детали». Там, за бокалом коньяка, он впервые положил руку ей на колено.

Ольга не отстранилась. Не сделала вид, что не заметила. Она просто посмотрела ему в глаза – долгим, оценивающим взглядом. И Коростелев понял: она согласна играть в эту игру. Но на своих условиях.

– Вы очень привлекательная женщина, Ольга Алексеевна, – сказал он, не убирая руку.

– А вы очень влиятельный мужчина, Константин Иванович, – ответила она. – Но я замужем. И ценю свою репутацию.

– Конечно-конечно, – он убрал руку, улыбаясь. – Я просто хотел выразить своё восхищение. Не каждый день встречаешь таких талантливых управленцев. Особенно среди женщин.

Они оба понимали, что игра только начинается. И что у неё могут быть самые разные правила.

К 1985 году Ольга Алексеевна Волкова стала заметной фигурой в городской администрации. Её энергия, организаторские способности и умение находить общий язык с руководством вывели её в число перспективных кадров. Когда начальник отдела культуры ушёл на пенсию, именно она стала его преемницей.

– Поздравляю с назначением, – сказал Коростелев, вручая ей приказ. – Теперь вся культура города в ваших руках.

– Спасибо за доверие, Константин Иванович, – Ольга позволила себе сдержанную улыбку. – Я не подведу.

Новая должность принесла новые привилегии: отдельный кабинет с секретарём, служебная «Волга» с водителем, возможность входить в кабинет председателя исполкома без предварительной записи. Но главное – теперь у неё был собственный бюджет и реальная власть.

Впрочем, настоящая власть начиналась не с бюджета. Она начиналась с информации и связей.

Ольга быстро выстроила свою сеть. Водитель председателя исполкома, который возил её на мероприятия, оказался болтливым. От него она узнавала, куда ездит Коростелев, с кем встречается, о чём говорит в машине по «секретному» телефону.

Секретарша в приёмной горкома была одинокой женщиной средних лет, которой не хватало внимания. Ольга иногда приглашала её на чай, внимательно слушала истории из её жизни – и между делом узнавала, кто и когда приходил к секретарям, о чём просил, какие решения готовятся.

Даже уборщица в здании исполкома оказалась полезной – она видела, какие бумаги выбрасываются в корзины после совещаний, и за небольшую благодарность иногда приносила Ольге интересные черновики.

Из всех этих кусочков складывалась мозаика власти.

Однако даже сейчас Ольга чувствовала, что это лишь промежуточная остановка. Настоящая власть была выше, в обкоме, в министерствах, в Москве. И она уже прикидывала, какой будет следующий шаг.

Глава 4. Предательство

Однажды утром, когда она выходила из дома, из припаркованной напротив машины вышел мужчина:

– Ольга Алексеевна?

Она остановилась, инстинктивно напрягшись:

– Да. А вы?

– Передать велено от Игоря Степановича Бобыкина, – мужчина протянул ей конверт и, не дожидаясь ответа, быстро вернулся в машину.

Ольга стояла с конвертом в руках, чувствуя, как бешено колотится сердце. Бобыкин – второй секретарь обкома, один из самых влиятельных людей области. Что ему от неё нужно?

В машине она вскрыла конверт дрожащими пальцами. Внутри была короткая записка на бланке обкома: «В 14:00 в охотничьем домике у Синего озера. Важно. Приезжайте одна». И приложена схема проезда.

Волкова узнала почерк – действительно Бобыкин. Но почему такая секретность? Почему не в кабинете, не на официальной встрече?

Это мог быть как шанс, так и ловушка. Или и то, и другое одновременно.

– До областного? – удивился водитель, когда она назвала направление.

– Да, срочное дело. И молчок, – Ольга строго посмотрела на него.

Водитель, пожилой мужчина по фамилии Семёнов, служивший в исполкоме ещё при трёх предыдущих председателях, понимающе кивнул. Он видел многое за свои годы и научился не задавать лишних вопросов.

Охотничий домик оказался уютной дачей в лесу, на берегу небольшого озера. Место было действительно глухое – до ближайшей деревни километров пятнадцать, вокруг только сосны да березняк. Идеальное место для конспиративных встреч. Бобыкин ждал ее на веранде, с бокалом коньяка в руке.

– Рад, что вы приехали, Ольга Алексеевна, – он указал на кресло напротив. – Выпьете что-нибудь?

– Нет, спасибо, – она напряженно улыбнулась. – Что случилось? Почему такая секретность?

– Потому что я собираюсь предложить вам кое-что… необычное, – Бобыкин отпил из бокала. – Скажите, вы верите в наше социалистическое будущее?

Ольга моргнула от неожиданности:

– Конечно. Я член партии и…

– Бросьте, – перебил он. – Мы здесь одни. Я спрашиваю честно: вы верите, что нынешняя система продержится долго?

Она помолчала, взвешивая ответ. Этот разговор мог стать либо трамплином к новым высотам, либо западней, из которой не выбраться. Одно неверное слово – и всё, карьере конец. А может, и не только карьере.

Но что-то в глазах Бобыкина говорило о том, что он действительно хочет услышать правду. Не казённую ложь, а настоящее мнение.

– Если честно… нет, – наконец сказала она. – Слишком много проблем. Экономика буксует, руководство стареет, люди разочарованы.

– Именно, – Бобыкин удовлетворенно кивнул. – Система трещит по швам. Нужны реформы. И они грядут, поверьте мне.

– Вы о Горбачеве? – догадалась Ольга.

– О нём. Михаил Сергеевич – новая кровь. Человек с идеями, с энергией. Скоро все изменится. Новые люди придут к власти. Молодые, энергичные, готовые к переменам. Такие, как вы.

Он подался вперед:

– Мы с единомышленниками создаем… скажем так, круг поддержки реформ. Людей, которые будут готовы действовать решительно, когда придёт время. Вы нам нужны.

– Почему я? – прямо спросила Ольга.

– Потому что вы умны, амбициозны и, что ещё важнее, не связаны старыми обязательствами. Вы свежая кровь, не замешаны в прежних грехах. Такие как вы будут представлять новое лицо партии.

Ольга внимательно слушала, понимая, что ей предлагают войти в опасную, но потенциально очень выгодную игру. Бобыкин формировал свою команду заранее, готовясь к грядущим переменам. И предлагал ей место в этой команде.

– Что конкретно от меня требуется?

– Пока просто будьте на нашей стороне. Продолжайте работать как обычно, но время от времени мы будем просить вас о… небольших услугах. Информация, влияние на определенные решения, формирование нужного общественного мнения. Ничего противозаконного.

– А что я получу взамен?

Бобыкин улыбнулся:

– Сразу – поддержку, защиту, продвижение. Потом… кто знает? Может быть, кресло в областной администрации. Или даже в министерстве.

Ольга ощутила, как участилось дыхание. Областная администрация. Министерство. Всё то, о чём она мечтала, глядя из окна библиотеки на здание горкома.

– Я согласна, – твёрдо сказала она. – Что будет моим первым… заданием?

– Для начала информация, – Бобыкин достал из кармана маленькую записную книжку. – Нам нужно знать всё о деятельности Коростелева. Особенно о его контактах с цеховиками.

Ольга почувствовала укол… чего? Совести? Нет, скорее тревоги. Коростелев был ее покровителем, благодаря ему она получила нынешнюю должность. Он доверял ей, продвигал её, открывал двери. Предать его – значило…

Но выбора, похоже, не было.

– Хорошо, – кивнула она. – Я сделаю все, что в моих силах.

– Я знал, что вы правильно поймёте ситуацию, – Бобыкин наполнил два бокала коньяком. – За наше сотрудничество.

Они чокнулись. Ольга сделала глоток – коньяк оказался отличным, явно не из обычного магазина. Пока она пила, в голове проносились мысли: «Что я делаю? Соглашаюсь следить за человеком, который мне помог. Готовлюсь предать того, кто верит мне».

Но другой голос в её голове возражал: «Коростелев – прошлое. Бобыкин – будущее. Выбор очевиден. В политике нет места сентиментам».

И второй голос оказался сильнее.

Когда она уезжала от охотничьего домика, всё было ясно: сегодня она переступила ещё одну черту. Из карьеристки она превращалась в настоящего игрока. Того, кто не просто использует возможности, но и сам создаёт их. Того, для кого не существует понятий «верность» и «предательство» – есть только «выгодно» и «невыгодно».

Теперь пути назад не было.

В следующие месяцы Ольга методично собирала компромат на своего благодетеля. Она завела отдельную тетрадь, которую прятала дома в старом пальто. Записывала всё: даты, имена, суммы – по слухам и по фактам. Работа была кропотливой, почти ювелирной.

Однажды ей удалось сфотографировать встречу Коростелева с известным в городе подпольным предпринимателем Абрамовым. Это случилось случайно – она ехала мимо дачного кооператива, когда увидела служебную «Волгу» председателя, припаркованную у одного из домиков. Инстинктивно остановила Семёнова.

– Подождите здесь минуту.

Она взяла свой «ФЭД-5» – фотоаппарат, который недавно купила, якобы для семейных снимков, – и осторожно подкралась к дому. Через щель в заборе была видна веранда. Там сидели Коростелев и Абрамов, пили и о чём-то оживлённо беседовали. На столе лежал пухлый конверт.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Три снимка. Этого было достаточно.

Эти снимки, вместе с подробными записями, переданные Бобыкину, стали началом конца карьеры Коростелева.

– Отличная работа, Ольга Алексеевна, – сказал Бобыкин, листая её записи. – Вы превзошли мои ожидания. Такая… тщательность.

В его голосе слышалось одобрение, но и что-то ещё. Настороженность? Или восхищение перед человеком, способным на такое хладнокровное предательство?

– Я просто делаю то, о чём вы просили, – ровно ответила Ольга.

– И делаете превосходно. Скажите, вам не было… неловко? Коростелев ведь помог вам.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Игорь Степанович, вы же сами сказали: система меняется. Старые люди должны уйти, новые – прийти. Я просто выбрала, на чьей стороне быть.

Бобыкин медленно кивнул:

– Умница. Знаете, я начинаю думать, что вы способны на гораздо большее, чем руководство отделом культуры захолустного города.

– Я тоже так думаю, – без ложной скромности ответила Ольга.

В марте 1985 года, когда к власти в стране пришёл Михаил Горбачёв, начались перемены, которые затронули все сферы жизни. Новые слова – «перестройка», «гласность», «ускорение» – звучали с трибун и экранов.

Ольга Алексеевна быстро уловила новые веяния. Теперь на совещаниях она говорила о «новом мышлении» и «творческой свободе», на культурных мероприятиях появились произведения ранее запрещённых авторов, в музее открылась выставка художников-авангардистов.

– Ольга Алексеевна у нас теперь реформаторка, – посмеивались за её спиной сотрудники. – А полгода назад готова была выговор объявить за упоминание Пастернака.

Эти шёпоты доходили до неё, но она лишь усмехалась. Пусть считают приспособленкой. Главное – она на гребне волны, а они – где-то внизу, в мутной воде.

Новое время открывало новые возможности – и она не собиралась упускать свой шанс.

На одном из партийных собраний она произнесла речь о необходимости обновления культурной сферы города в духе перестройки, о поддержке молодых талантов, о создании творческих площадок для свободного обмена мнениями.

– Товарищ Волкова прекрасно улавливает дух времени, – заметил секретарь горкома, сменивший Кравцова. – Вот такие кадры нам нужны – гибкие, современные, понимающие линию партии.

А вечером того же дня Ольга Алексеевна устроила разнос директору дома культуры за то, что тот разрешил провести выступление местного «Харлклуба любителей музыки».

– Но вы же сами говорили о поддержке молодёжных инициатив, – растерянно возразил директор, пожилой мужчина с добрым лицом.

– Инициатив, а не безобразий, – отрезала Волкова. – Одно дело – творческая свобода, и совсем другое – потакание низменным вкусам. Мы должны направлять культурное развитие в правильное русло.

Директор хотел было возразить, но, встретившись с её холодным взглядом, понял, что спорить бесполезно.

– Я понял, Ольга Алексеевна. Больше не повторится.

– Вот и славно. А то придётся задуматься о вашем соответствии занимаемой должности.

Угроза прозвучала мягко, почти ласково. Но от этого была не менее страшной.

Тем временем Лена перешла в среднюю школу, где проявляла незаурядные способности, особенно в математике и языках.

Однажды вечером, когда Ольга наконец выбралась на школьное родительское собрание, учительница отозвала её в сторонку:

– Ольга Алексеевна, ваша дочь очень способная девочка, но… есть проблемы с поведением.

– Какие проблемы? – нахмурилась Волкова.

– Она слишком… властная. Командует другими детьми, бывает резка в высказываниях. Недавно довела до слёз новенькую, сказав ей, что та «одета как нищенка и вообще в другую школу надо было идти».

Ольга Алексеевна внимательно выслушала учительницу – молодую женщину лет двадцати пяти, явно неуверенную в себе, – и неожиданно улыбнулась:

– Знаете, Марина Владимировна, это не проблема. Это характер. В наше время девочка должна уметь постоять за себя и иметь собственное мнение. Я не вижу здесь ничего плохого.

– Но другие дети… – начала было учительница.

– Другие дети должны привыкать к сильным личностям, – отрезала Волкова. – Жизнь – не пионерский лагерь со всеобщими обнимашками. Чем раньше они это поймут, тем легче им будет взрослыми.

Учительница побледнела. Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент поняла: перед ней не просто мать ученицы. Перед ней начальник отдела культуры, от которого зависит финансирование школы, премии учителям, распределение путёвок в санатории. Спорить с такой женщиной – себе дороже.

– Я… я понимаю, Ольга Алексеевна. Просто хотела поставить вас в известность.

– Я ценю вашу заботу, – Ольга улыбнулась холодной улыбкой. – Но думаю, Лена прекрасно справляется. Если будут реальные проблемы —обращайтесь.

Обе они понимали: обращаться учительница больше не будет.

На следующий день Лена снова довела одноклассницу до слез. Когда девочка пожаловалась отцу, тот пришел прямо к Волковым домой.

– Ваша дочь – маленький тиран! – возмущенно заявил он Сергею, встретившему его у двери. – Она изводит мою Юлю, дразнит ее из-за одежды, не даёт общаться с другими девочками в классе!

– Я разберусь, – пообещал Сергей и действительно серьезно поговорил с дочерью.

– Но мама сказала, что я правильно делаю, – растерянно объяснила Лена. – Что нужно показывать, кто главный.

Сергей закрыл глаза на мгновение, пытаясь справиться с раздражением:

– Лена, послушай меня внимательно. Быть сильной не значит быть жестокой. Настоящая сила – в умении помогать слабым, а не унижать их. Понимаешь?

Лена серьезно кивнула:

– Значит, мама ошибается?

Вопрос поставил его в тупик. Как объяснить девятилетнему ребёнку, что мама не ошибается, а… что? Следует другим правилам? Живёт по законам, которые отец не принимает?

– Нет, просто… мама говорила о другом. О том, что нужно быть смелой, уверенной в себе. Но не обижать других.

Вечером он рассказал об этом разговоре Ольге:

– Понимаешь, она берет с тебя пример. Во всем. А ты сейчас… не лучший пример для ребенка.

– А ты, видимо, лучший? – в глазах Ольги вспыхнули огоньки гнева. – Мягкий, уступчивый, всегда готовый подставить другую щеку? Хочешь такую дочь вырастить – слабую, безвольную, которая ничего не добьётся в жизни?

– Есть разница между силой и жестокостью, Оля, – тихо ответил Сергей. – И если ты ее не видишь, то у нас проблема. Серьезная проблема.

Ольга открыла рот, чтобы ответить, но вдруг остановилась. В глазах мужа она увидела что-то новое – не просто разочарование или усталость. Она увидела отчуждение. Он смотрел на неё как на чужого человека.

И это напугало её. Впервые за долгое время она почувствовала что-то похожее на страх.

– Серёжа, я…

– Не надо, – он поднял руку. – Просто подумай над тем, что я сказал. Пожалуйста.

Он вышел из комнаты, оставив её наедине с мыслями, от которых хотелось убежать.

В тот вечер они долго не разговаривали. Сергей чувствовал, что с каждым днём теряет ту женщину, которую когда-то полюбил. Та Оля, которая читала с ним Есенина в полутёмной библиотеке, которая мечтала об университете и литературе, которая умела смеяться открыто и искренне – та Оля умерла. Или просто спряталась так глубоко, что её уже не достать.

А Ольга… Ольга была слишком занята своим восхождением, чтобы замечать, как рушится её семья. Или замечала, но не хотела признаваться себе в этом. Потому что признание означало бы необходимость выбора. А выбор был слишком очевиден – и слишком страшен.

Можно ли было остановиться? Сойти с этого пути, вернуться к простой жизни, к семье, к тем ценностям, которые проповедовал Сергей?

Теоретически – да.

Практически – нет.

Потому что волчица, почуявшая кровь, уже не может остановиться. Потому что вкус власти слаще любой любви. Потому что где-то внутри, в самой глубине души, Ольга уже сделала свой выбор. Давно. Может быть, ещё тогда, в библиотеке, когда выдала запрещённую книгу Кравцову.

А может, ещё раньше – когда смотрела из окна на здание горкома и мечтала оказаться там, наверху, где принимаются решения и вершатся судьбы.

Остановиться было уже невозможно. Оставалось только идти вперёд – по головам, по судьбам, по обломкам собственной семьи.

Вперёд и только вперёд.

К вершине.

Глава 5. Новый союзник

К 1987 году Харловск, как и вся страна, погрузился в водоворот перестройки. Это было странное, противоречивое время – на партийных собраниях по-прежнему говорили о «руководящей роли КПСС», но уже появились первые кооперативы, в газетах публиковались критические статьи о проблемах экономики, а в кинотеатрах показывали фильмы, ещё недавно лежавшие на полках.

Ольга Алексеевна Волкова в свои тридцать семь лет была на пике карьеры – по городским меркам, во всяком случае. Как начальник отдела культуры, она контролировала все культурные учреждения Харловска, распределяла бюджет и решала кадровые вопросы. Её авторитет в городской администрации был непререкаем, а связи в областном центре – крепли с каждым месяцем.

Она по-прежнему регулярно передавала информацию Бобыкину. Теперь это стало рутиной – раз в месяц встреча в том самом охотничьем домике, передача очередной пухлой папки с записями, фотографиями, копиями документов. Бобыкин всегда благодарил, иногда давал новые задания, иногда просто интересовался её мнением о политической обстановке в городе.

Ольга понимала: она стала его глазами и ушами в Харловске. И это давало ей определённую власть – не официальную, но вполне реальную.

– Ольга Алексеевна, к вам посетитель, – раздался голос секретарши по внутренней связи. – Говорит, что вы его ждёте.

– Кто это? – нахмурилась Волкова, просматривая бумаги.

– Молодой человек, Смирнов Андрей Викторович.

Ольга отложила документы в сторону. Смирнов. Она слышала это имя – новый главный инженер мотоциклетного завода, назначенный буквально месяц назад. Молодой, амбициозный, с московским образованием. Говорили, что у него связи в министерстве.

– Пусть войдёт.

В кабинет вошёл молодой человек лет тридцати – высокий, подтянутый, в модном по тем временам костюме и с аккуратной стрижкой. Он излучал уверенность и энергию, которую Волкова сразу отметила. В нём чувствовалась породистость – не врождённая, а приобретённая. Выправка успешного человека, знающего себе цену.

– Добрый день, Ольга Алексеевна, – он протянул руку для пожатия. – Благодарю, что нашли время меня принять.

– Присаживайтесь, Андрей Викторович, – она указала на стул напротив своего стола. – Чем могу помочь?

– Я недавно назначен главным инженером мотоциклетного завода, – начал Смирнов. – И у меня есть предложение по культурному шефству над нашим предприятием.

– Шефству? – Волкова с интересом приподняла бровь. – Это что-то новое.

– Видите ли, на заводе работает почти десять тысяч человек. Многие из них, особенно молодёжь, не знают, куда себя деть в свободное время. Отсюда – пьянство, хулиганство, бытовые конфликты. Я хочу это изменить.

Ольга внимательно изучала молодого инженера. Дорогой костюм – явно не из универмага. Часы швейцарские. Уверенная манера держаться. Правильные слова, но за ними чувствовалось что-то ещё. Расчёт. Амбиция.

«Ещё один хищник, – подумала она. – Интересно».

– И как вы это видите? – спросила она.

– Организация культурных мероприятий для работников завода и их семей, – Смирнов говорил чётко, словно излагал техзадание. – Концерты, выставки, тематические вечера. Создание на базе нашего дома культуры новых творческих коллективов. Я готов выделить на это средства из фонда социального развития предприятия.

– Звучит интересно, – Ольга откинулась в кресле. – А какую роль вы видите для отдела культуры?

– Организационную и методическую поддержку. Ваши специалисты помогут с программой, а мы обеспечим финансирование и участников.

Волкова задумалась. Предложение было выгодным: дополнительные средства, новые мероприятия, которые можно красиво отразить в отчётах для области. К тому же, мотоциклетный завод был градообразующим предприятием, и связи с его руководством никогда не были лишними.

Однако она сразу заметила, что Смирнов явно пришёл не просто с деловым предложением. В его взгляде, в том, как он смотрел на неё, читалось нечто большее. Оценка. Изучение. Интерес – не только профессиональный.

– Знаете, Андрей Викторович, мне нравится ваша инициатива, – наконец сказала она. – Давайте работать вместе. Я поручу своему заместителю разработать план мероприятий, а вы… – она пристально посмотрела на него, – вы приходите ко мне на приём в следующий вторник. Обсудим детали лично.