Волчица

Александр Сосновский

Волчица

Глава 1. Библиотечная тишина

Харловск, затерянный среди бескрайних уральских лесов и неторопливых рек, был известен своим мотоциклетным заводом, который десятилетиями работал на благо страны. Именно здесь, в этом типичном советском городке, в 1975 году началась наша история.

Городская библиотека размещалась в старинном купеческом особняке с высокими потолками и массивными дверями. Зимой там было промозгло, летом – душно, но всегда царила особая атмосфера строгой тишины, нарушаемая лишь шелестом страниц и приглушенными шагами.

Молодая библиотекарь Ольга Алексеевна – стройная двадцатипятилетняя девушка с аккуратной прической и внимательными серыми глазами – расставляла на полки возвращенные книги. Делала она это с почти болезненной точностью, словно каждый том имел строго определенное место в мироздании.

– Ольга, там пришла заявка из школы № 1, – заведующая отделом, пожилая Мария Дмитриевна, заглянула в хранилище. – Старшеклассникам понадобилась подборка по советским писателям. К четвергу управишься?

– Завтра же займусь, – девушка кивнула, не отрываясь от работы.

– И еще, – Мария Дмитриевна понизила голос, придвинулась ближе и оглянулась на дверь. – Из горкома предупредили – комиссия нагрянет. Так что с формулярами разберись, чтоб всё чин по чину.

– Уже занимаюсь, – последовал ответ с едва заметной улыбкой.

Когда заведующая ушла, юная библиотекарь замерла у окна. За стеклом кружился неспешный снегопад, а вдали серел трехэтажный монолит горкома партии с алым флагом – истинный центр власти Харловска. Ольга задумчиво вглядывалась в это массивное строение, возвышающееся посреди небольших домов. Что-то сжималось в груди при виде этого здания – смесь зависти и жадного любопытства. Там, за теми окнами, решались судьбы города, распределялись квартиры и должности, вершилась настоящая жизнь. А она здесь, среди пыльных томов, расставляет книжки для читателей, которые даже не замечают её усилий.

Девушка достала из стола маленькое зеркальце и быстро поправила прическу, нанесла немного помады на губы. Отражение показало умное лицо с правильными чертами и теми самыми пепельными глазами, которые редко выдавали истинные мысли. Улыбнулась своему отражению – лёгкая, едва уловимая улыбка человека, который знает больше, чем показывает.

Вечером, когда библиотека закрылась, Ольга задержалась, чтобы закончить с формулярами. В читальном зале было тихо и сумрачно, лишь настольная лампа освещала её рабочее место.

Звук открывшейся входной двери заставил её вздрогнуть. Шаги – тяжелые, мужские – приближались к читальному залу.

– Здравствуйте, – на пороге стоял высокий молодой человек в рабочей куртке. – Извините, знаю, что поздно уже, но очень нужна книга по технике безопасности. Завтра экзамен на заводе сдавать.

Ольга окинула его оценивающим взглядом:

– Библиотека работает до шести вечера. Сейчас уже почти семь.

– Понимаю, виноват, – он смущённо улыбнулся, показав белые ровные зубы. – Смена была, никак не вырваться. А экзамен-то завтра, без книги не подготовлюсь.

Что-то в его открытом взгляде и искренней улыбке заставило Ольгу смягчиться. К тому же, он был хорош собой – широкие плечи, сильные руки рабочего, но при этом умные карие глаза.

– Ладно, – она вздохнула. – Как вас зовут?

– Сергей, – он протянул ей руку. – Сергей Волков. Работаю на мотозаводе в сборке.

– Ольга Алексеевна, – представилась она, на секунду задержав его крепкую ладонь в своей. – Пойдёмте, поищем что-нибудь подходящее.

Пока они шли вдоль стеллажей, Сергей с восхищением оглядывался по сторонам:

– Столько книг… Вы, наверное, все их прочитали?

Ольга невольно усмехнулась:

– Это невозможно. Здесь тысячи книг.

– А какие вам больше по душе? – с неподдельным интересом спросил он.

Этот вопрос застал её врасплох. Обычно читатели интересовались только своими книгами, но никогда – её предпочтениями.

– Я люблю классику, – наконец ответила она. – Толстого, Достоевского… И поэзию серебряного века.

– Поэзию? – Сергей оживился. – А Есенина любите?

– Да, особенно его поздние стихи, – в её взгляде мелькнуло удивление: неужели простой рабочий читает поэзию?

– «Не жалею, не зову, не плачу…» – начал Сергей неожиданно мягким голосом.

– «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…» – невольно продолжила Ольга.

Они замолчали. В полумраке библиотеки, среди стеллажей с пожелтевшими томами, между ними вдруг возникло что-то неуловимое – будто невидимая нить протянулась от него к ней. Ольга ощутила, как участился пульс. Такого с ней ещё не случалось.

– Вот ваша книга, – она протянула ему потрёпанный том, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Верните через три дня.

– Обязательно, – Сергей улыбнулся. – Можно… можно я ещё приду? Не только за этой книгой.

Ольга почувствовала тепло, разливающееся по щекам.

– Библиотека открыта для всех читателей с десяти до шести. Кроме понедельника.

Когда Сергей ушел, Ольга задумчиво провела пальцами по корешкам книг. Что-то в этом молодом человеке затронуло ее. Может, его искренность? Или неожиданный интерес к поэзии? Она вернулась к своему столу и попыталась сосредоточиться на формулярах, но мысли постоянно возвращались к широкоплечему рабочему с удивительно мягким голосом, читающим Есенина. «Глупости, – одёрнула себя Ольга. – Обычный заводской парень. Таких тысячи». Но что-то внутри неё упрямо возражало: «Нет, не обычный. Совсем не обычный».

На миг она представила, как было бы – продолжить этот разговор где-нибудь в парке или кафе, а не в пыльной библиотеке после закрытия. Впрочем, она быстро отогнала эту мысль. У неё были другие планы, другие цели. Мужчины… мужчины подождут. Сначала нужно было выбраться из этой библиотечной рутины, найти путь наверх, к тому самому серому зданию на площади.

В последующие недели Сергей стал частым посетителем библиотеки. Сначала он брал техническую литературу, потом перешёл на классику, которую ему советовала Ольга. Постепенно их разговоры становились дольше и откровеннее.

Он приходил всегда в одно и то же время – за полчаса до закрытия, когда основной поток читателей уже схлынул. Садился за дальний столик у окна и читал. Иногда делал заметки в потрёпанной тетради. А когда Ольга начинала обходить зал, напоминая о времени закрытия, он поднимал голову и улыбался – той самой открытой улыбкой, от которой у неё почему-то теплело на душе.

Однажды она не выдержала:

– Сергей, вы же не читаете на самом деле. Вы сидите здесь уже час, а страницу так и не перевернули.

Он смутился, покраснел даже:

– Вы заметили?

– Я библиотекарь. Моя работа – замечать, – Ольга присела на край соседнего стула. – Так зачем вы приходите?

Он помолчал, потом посмотрел ей прямо в глаза:

– Чтобы видеть вас.

Ольга почувствовала, как перехватило дыхание. Никто никогда не говорил ей таких вещей с такой пронзительной искренностью.

В один из вечеров, когда Сергей помогал Ольге разобрать новое поступление книг, она впервые рассказала о своих мечтах.

– Знаешь, я ведь не всегда хотела быть библиотекарем, – призналась она, расставляя книги по полкам.

– А кем? – с неподдельным интересом спросил Сергей.

– Хотела поступить в университет в Свердловске, на филологический. Но не прошла по конкурсу. А потом умерла мама, и надо было работать, помогать отцу с младшей сестрой.

– И ты не жалеешь? – осторожно спросил он.

Ольга замерла с книгой в руках. Жалеет ли? Каждый день. Каждую минуту. Но признаваться в этом – значит показать слабость.

– Жалеть – пустая трата времени. Нужно не жалеть о прошлом, а строить будущее.

– Какое будущее ты хочешь построить?

Она посмотрела в окно, где вдалеке виднелось здание горкома, и в её голосе появились стальные нотки:

– Я не собираюсь всю жизнь пыль с книг стирать. У меня будет что-то большее.

Сергей смотрел на неё с восхищением:

– Я верю, что так и будет. Ты не как все, Оля. Ты особенная.

Она улыбнулась ему, но в этой улыбке было что-то хищное, что-то такое, чего Сергей пока не мог разглядеть. В тот момент он ещё не понимал, что полюбил женщину, для которой амбиции будут всегда важнее чувств.

Однажды вечером, когда Сергей провожал Ольгу домой, она заговорила о том, что давно не давало покоя:

Знаешь, в библиотеке работает пятнадцать человек… и все они довольны своим положением. Я смотрю на них и вижу людей, которые давно смирились с судьбой. Мария Дмитриевна – сорок лет на одном месте! Анна Петровна вообще с войны здесь сидит. Такая жизнь не по мне. Я хочу чего-то другого, но везде нужны связи. В горкоме, в исполкоме – везде.

– Ну так наладь эти связи, – просто удивился Сергей. – Ты умная, красивая, деловая. Справишься.

Ольга остановилась и пристально посмотрела на него:

– Ты не понимаешь. Для женщины это сложнее. Особенно если у тебя нет полезных родственников или… других рычагов.

– Других рычагов? – не понял Сергей.

– Неважно, – она покачала головой. – Просто знай: я найду способ. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Но найду.

В её голосе была такая решимость, такая непоколебимая уверенность, что Сергей невольно поверил. И испугался – хотя тогда ещё не понимал чего.

К осени 1976 года Сергей и Ольга начали встречаться. Их роман развивался стремительно, и уже к Новому году они объявили о помолвке.

Накануне свадьбы отец Ольги, молчаливый суровый машинист тепловоза, неожиданно пригласил Сергея на разговор.

– Пойдём, – бросил он, кивая на дверь, когда Сергей зашел к ним домой.

Они вышли во двор, отец Ольги достал пачку «Беломора» и закурил. Долго молчал, затягиваясь, глядя куда-то поверх забора. Сергей стоял, ждал. Знал, что торопить нельзя – старик сам заговорит, когда будет готов.

– Скажу тебе одну вещь, парень, – он глубоко затянулся. – Оля моя – непростая. С детства особенная была. Упрямая, целеустремленная. Когда ей семь было, она ногу сломала. Так знаешь что? Терпела до вечера, пока я со смены не вернулся. Сказала, не хотела меня беспокоить на работе. Семь лет девчонке!

Он помолчал, стряхивая пепел.

– Любит она тебя, вижу. Но запомни: у нее свой путь. И если ты встанешь на этом пути… – он не закончил, но взгляд его был красноречивее любых слов. Сергей вдруг увидел в этих выцветших глазах что-то похожее на жалость. К нему. К будущему зятю.

– Я не встану, – твёрдо ответил Сергей. – Я буду поддерживать ее, чего бы она ни захотела.

– Дай-то бог, – вздохнул отец невесты. – Дай-то бог.

Он докурил папиросу, бросил окурок, растоптал.

– Мать ее, царствие небесное, говаривала: в Ольке два человека живет. Один – добрый, мягкий, книжки любит. Другой – жесткий, как гвоздь. Который победит – неизвестно. – Он посмотрел Сергею прямо в глаза. – Но я тебя предупредил.

Сергей тогда не придал значения этому разговору. Ему казалось, что любовь преодолеет всё. Что его Оля, такая умная и красивая, просто хочет лучшей жизни для них обоих. Он не понимал, что целеустремлённость может превратиться в одержимость, а амбиции – в жестокость. Не понимал ещё.

Свадьбу сыграли скромно, в заводской столовой на улице Орджоникидзе. Со стороны Ольги были отец, сестра-старшеклассница и несколько коллег из библиотеки. Со стороны Сергея – многочисленная родня из пригородной деревни, шумная и гостеприимная.

Ольга в скромном белом платье, сшитом сестрой, выглядела почти хрупкой. Она улыбалась гостям, принимала поздравления, танцевала с мужем под «Подмосковные вечера». И только когда думала, что никто не видит, её взгляд становился отстранённым, задумчивым. Она смотрела на весёлую толпу родственников Сергея, на скромный стол с салатом «Оливье» и винегретом, на стены заводской столовой с плакатами соцсоревнования – и понимала: это не то. Совсем не то, о чём она мечтала.

Тётка Сергея, краснолицая и весёлая, затянула частушки под гармошку. Гости подхватили, застучали ложками по столу. Ольга послушно улыбалась, но внутри что-то сжималось. Она представила себя через двадцать лет – такой же тёткой, в цветастом платье, с натруженными руками, поющей частушки на чьей-то свадьбе. «Нет, – осознала она с внезапной яростью. – Нет, только не это».

Первый год совместной жизни прошёл в любви и согласии. Молодожёны получили комнату в общежитии завода, обставили её недорогой мебелью. Сергей работал в две смены, чтобы накопить на отдельную квартиру. Ольга по-прежнему трудилась в библиотеке, но всё чаще задерживалась допоздна, занимаясь новыми поступлениями и выстраивая связи с городскими организациями.

Февральским вечером 1977 года, когда за окнами библиотеки бушевала метель, в читальный зал вошёл солидный мужчина в дорогом пальто и шапке из ондатры.

– Добрый вечер, – он стряхнул снег с воротника. – Я ищу заведующую.

– Мария Дмитриевна уже ушла, – ответила молодая библиотекарша. – Чем могу помочь?

– Видите ли, – мужчина понизил голос, – мне нужна одна книга. Особая книга. Мне сказали, что в вашей библиотеке есть… специальный фонд.

Ольга ощутила, как сердце забилось чаще в её груди. Она знала, о чём идёт речь. В подвале библиотеки хранились книги, изъятые из общего доступа по идеологическим соображениям. Доступ к ним имели только избранные, с особым разрешением.

– Боюсь, не понимаю, о чём речь, – осторожно сказала она.

Мужчина достал из кармана красную книжечку – партийный билет.

– Пётр Николаевич Кравцов, секретарь горкома по идеологии, – представился он. – Мне нужна книга Пастернака для… аналитической работы.

Ольга понимала, что речь идёт о запрещённой литературе, доступ к которой строго контролировался. Выдать такую книгу без разрешения – серьёзный проступок.

Но она также понимала, кто перед ней стоит – один из самых влиятельных людей в городе.

Секунда. Две. Решение, которое может изменить всё.

– Подождите здесь, – сказала она, после короткого колебания.

В полутёмном подвале, среди пыльных стеллажей с книгами, помеченными красным шифром, Ольга нашла то, что искал секретарь. Она долго стояла, держа в руках тонкий том «Доктора Живаго». Сердце колотилось так, что, казалось, слышно во всём подвале. Она могла отказаться, сослаться на инструкции, на отсутствие разрешения. Но тогда она так и осталась бы безвестной библиотекаршей. А могла рискнуть – и получить выход на самый верх городской власти.

Книга не имела обложки, только номер на корешке. Она завернула её в газету и поднялась наверх.

– Вот, – она протянула пакет Кравцову. – Но официально я ничего вам не выдавала.

Секретарь пристально посмотрел на неё:

– Вы умная девушка… как вас?

– Ольга Алексеевна, Волкова, – ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Ольга Алексеевна, – мужчина задумчиво повторил, как бы пробуя на вкус произнесенное имя. – Вы не только умная. Вы ещё и смелая. Это ценные качества.

Он достал из кармана визитку:

– Если вам когда-нибудь понадобится помощь, обращайтесь.

Когда за секретарём закрылась дверь, Ольга долго смотрела на визитку. Она была простой, чёрно-белой, отпечатанной в местной типографии. Но в этих скупых строчках – «П.Н. Кравцов, секретарь горкома КПСС по идеологии» – чувствовалась настоящая власть, та самая власть, о которой она тайно мечтала.

Ольга спрятала визитку в самый дальний отсек своей сумочки. И улыбнулась. Первый шаг был сделан.

Но что-то еще беспокоило ее. Та лёгкость, с которой она нарушила правила, почти не задумываясь. Та готовность рискнуть карьерой, а может, и свободой – ведь выдача запрещённой литературы была серьёзным проступком. Всё это далось ей слишком просто. Словно внутри неё жил кто-то другой – кто-то, кому правила были не указ, а цель оправдывала любые средства.

Она подошла к зеркалу в служебной комнате и посмотрела на своё отражение. Те же глаза, те же правильные черты лица. Но что-то изменилось. Что-то неуловимое, но важное. «Кто я?» – спросила она у своего отражения. Отражение молчало, но в его взгляде читался ответ: «Та, кто готова на всё».

Тем вечером, вернувшись домой, она впервые не рассказала мужу о важном событии своего дня.

Весна 1978 года принесла в жизнь Волковых важные перемены: Ольга узнала о своей беременности. Сергей был вне себя от радости, а будущая мать восприняла новость с радостью, смешанной с тревогой. Она боялась, что ребёнок помешает её планам, которые начали формироваться после встречи с секретарём горкома. Ночами, лёжа рядом с мирно спящим Сергеем, она представляла себе то будущее, которое могла бы построить, если сыграет правильно. В голове постоянно звучали слова Кравцова: «В вас есть смелость… и ум».

Тем временем, её статус в библиотеке незаметно менялся. Ольга стала ответственной за связи с организациями города – она подбирала литературу для партийных семинаров, организовывала тематические выставки к политическим датам, готовила обзоры новых поступлений для руководителей городских учреждений. Коллеги начали замечать эти перемены. Некоторые смотрели с плохо скрываемой завистью, другие – с опаской. Старая библиотекарша Анна Петровна однажды тихо сказала ей: «Осторожнее, девочка. Когда идёшь по головам, помни, что могут и укусить».

Кравцов ещё несколько раз приходил в библиотеку, и каждый раз Ольга обслуживала его лично, предоставляя доступ к книгам из специального фонда. Вскоре он стал приглашать её на партийные собрания в горкоме – «для подготовки информационных материалов», как он говорил. На самом деле никаких материалов она не готовила – просто сидела в углу зала, но жадно впитывала происходящее: кто и как выступает, кто обладает реальным авторитетом, как принимаются решения. В её маленьком блокноте, который она всегда носила с собой, появлялись заметки – не о содержании выступлений, а о взглядах, жестах, интонациях. Она изучала эту тайную грамматику власти, как когда-то учила французский – с тем же упорством и тщательностью.

Однажды, после очередного собрания, Кравцов задержал ее:

– Ольга Алексеевна, останьтесь ненадолго.

Когда все вышли, он закрыл дверь и внимательно посмотрел на нее:

– У меня к вам деликатный разговор. Один очень важный человек из обкома просит достать редкое издание. Оно не политическое, но… скажем так, эротического содержания.

– Не уверена, что поняла, – Ольга напряглась.

– Всё вы прекрасно понимаете, – Кравцов улыбнулся. – В спецхране хранятся не только идеологически вредные книги, но и… фривольные. Западные издания, старинные гравюры. Нам нужна такая книга. Поможете?

Ольга почувствовала, как краснеет:

– Это… это совсем другое дело. Одно – выдать Пастернака для анализа, и совсем другое…

Сквозь растерянность пробивалась и другая мысль: вот он, настоящий тест, проверка того, насколько далеко она готова зайти.

– Ольга Алексеевна, – Кравцов положил руку ей на плечо, – в нашей системе всё строится на взаимных услугах. Сегодня вы поможете нам, завтра мы поможем вам. Вы же хотите двигаться вперед, я вижу это в ваших глазах. А для этого нужны правильные связи. Правильные люди.

Его рука на ее плече казалась тяжелой, почти угрожающей. В глазах читалось: откажешь – и все двери закроются. Поможешь – и мир возможностей распахнется перед тобой.

Она вспомнила свою мать – вечно усталую, с потухшим взглядом, медсестру, которая каждый день возвращалась из поликлиники с одной и той же фразой: «Так и проживем». Неужели это её судьба? Неужели и она когда-то будет смотреть на своего ребёнка такими же глазами, полными тихого отчаяния?

Ольга сделала глубокий вдох:

– Я посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю.

– Умница, – Кравцов убрал руку. – Я знал, что вы правильно всё поймете.

Той ночью Ольга долго не могла заснуть. В ней боролись остатки моральных принципов и растущее желание использовать любую возможность для продвижения. В темноте она лежала с открытыми глазами, слушая ровное дыхание мужа. Сергей спал спокойно, по-детски раскинув руки. Он никогда не мучился такими вопросами – для него всё было просто: есть правильное, есть неправильное. Ольга завидовала этой простоте, но и презирала её. В итоге она приняла решение, сформулировав для себя простое правило: никаких сомнений, если это ведет к цели.

Она повернулась на бок и долго смотрела на спящего Сергея – такого простодушного, такого честного, с его верой в справедливость и светлое будущее. «Он совсем как ребёнок», – подумала Ольга со смесью нежности и превосходства. «Живёт в своём мире, где всё устроено по-честному. Не понимает, как всё работает на самом деле».

Через день запрошенная книга в нейтральной обложке была передана Кравцову, а через неделю Ольгу пригласили на приём в загородном доме отдыха горкома, где она познакомилась с теми, кого в городе называли «власть имущими».

Там она впервые увидела другую реальность – мир, где на столах стоял французский коньяк, звучала западная музыка, и велись свободные разговоры о запрещённых книгах. Мир, где правила, которые так строго соблюдались для всех остальных, легко обходились теми, кто их устанавливал. Ольга жадно впитывала эту новую атмосферу, подмечая детали интерьера, особенности манер, тонкости этикета этого закрытого сообщества. Женщины здесь носили французские духи и финские сапоги, мужчины курили «Мальборо» и шутили про партийные директивы так, как простым смертным и в голову не пришло бы. Всё это пьянило сильнее коньяка.

– Ты уже третий раз на этой неделе задерживаешься, – заметил однажды Сергей, когда Ольга вернулась домой поздно вечером после очередного мероприятия. – Тебе нельзя так много перетруждаться в твоём положении.

– Я не устаю, – возразила она. – Просто сижу и слушаю.

– Зачем тебе эти партийные сборища? Ты даже не член партии.

– Пока не член, – многозначительно ответила Ольга, поглаживая уже заметный живот. – Но это вопрос времени.

Сергей нахмурился:

– Оля, тебе скоро в декрет. Какая партия? Думай о ребёнке.

– Я и думаю! – неожиданно резко ответила она. – Думаю о том, какое будущее его ждёт. Ты хочешь, чтобы наш ребёнок жил так же, как мы? В общежитии, считая копейки до зарплаты?

– Мы скоро получим квартиру, – сказал Сергей с надеждой. – Меня обещали повысить до бригадира…

– И что? Будешь получать на тридцать рублей больше? – Ольга покачала головой. – Этого мало, Серёжа. Я хочу большего для нас, для нашего ребёнка.

– Большего? В смысле? – непонимающе спросил Сергей. – У нас будет своё жильё, надежная работа, уважение людей. Разве не об этом мы мечтали?

– Этого хотел ты, – тихо ответила Ольга. – А я знаю, что можно добиться гораздо большего. Нужно только понимать, как всё устроено.

– Как что устроено? – Сергей почувствовал, как что-то холодное и тяжёлое оседает в груди. – Оля, ты меня пугаешь.

– Напрасно, – она подошла, обняла его. – Я просто хочу, чтобы у нашей дочери было всё самое лучшее. Разве это плохо?

Но Сергей, прижимая жену к себе, чувствовал: что-то изменилось безвозвратно. Что-то ускользнуло, и он не знал, как это вернуть.

В ту ночь они впервые серьёзно поссорились, и Сергей с тревогой заметил, что его Оля изменилась. Взгляд, прежде мягкий и задумчивый, теперь отражал металлический блеск, а в голосе слышались незнакомые жёсткие нотки, которых он раньше не замечал.

Однажды утром Ольга проснулась от странного ощущения – кто-то наблюдал за ней. Открыв глаза, она увидела Сергея, сидящего на краю кровати и задумчиво смотрящего на нее.

– Что-то случилось? – спросила она, приподнимаясь.

– Просто смотрю, – тихо ответил он. – Пытаюсь понять, куда девается моя Оля и кто появляется на ее месте.

Она недовольно нахмурилась:

– Что за глупости?

– Про тебя говорю. О том, как ты меняешься. Раньше мы говорили о книгах, о поэзии, мечтали вместе. А теперь у тебя все мысли только о связях, о партии, о карьере. Я будто живу с незнакомым человеком.

– Это называется взросление, Сережа, – холодно ответила Ольга. – Мечтами квартиру не получишь и ребенка не вырастишь.

Она встала, прошла на кухню. Сергей смотрел ей вслед, и в груди у него что-то болезненно сжималось.

В голове Ольги всплыли строчки из когда-то любимого Блока: «О, я хочу безумно жить…» Разве не это она делает сейчас – начинает по-настоящему жить, вырываясь из серой массы обычных людей?

Сергей долго молчал, потом тихо сказал:

– Знаешь, моя мама говорила: будь осторожен с тем, чего сильно хочешь – можешь получить это, но потерять себя.

– А что такое «себя»? – спросила Ольга с вызовом, инстинктивно защищая рукой живот. – Может, то, что ты называешь «потерей себя», на самом деле просто становление другого человека? Более сильной, способной добиваться того, что нужно?

Она не дождалась ответа и ушла готовить завтрак, оставив Сергея сидеть на краю кровати с выражением, в котором смешались любовь и растущая тревога. Он мог бы поклясться, что в её глазах мелькнуло что-то новое – какая-то решимость, которой раньше не было.