Борьба с сионизмом в мировой истории. 12 портретов

…Итак, отдельные беспорядки переросли в крупный региональный конфликт. Римские гарнизоны были уничтожены или отступали по всей Иудее. Император Нерон принимает решение подавить начавшееся восстание против Рима и главнокомандующим для выполнения этой задачи назначает Тита Флавия Веспасиана (годы жизни 9 – 79 н.э.).

К описанию его личности мы и переходим.

Веспасиан происходил из не очень знатного и не очень богатого рода и являл бы собой тип добросовестного, но непритязательного служаки, если бы не две весьма необычные и, между прочим, дополняющие одна другую черты. Первая это непоколебимая вера Веспасиана в своё предназначение быть императором (что, впрочем, могло быть «досочинено» биографами), а вторая – это его способность исчезать на целые годы не только из Рима, но как бы вообще – с политической арены, тогда, когда над его головой нависала опасность.

Таких «исчезновений» было по крайней мере два. Первый раз Веспасиан отправил сам себя в добровольную ссылку, попав в немилость ко всесильной и безжалостной жене Клавдия Агриппине (матери Нерона). Второй раз Веспасиан попытался бежать после того, как уже сам Нерон разгневался на него за то, что он (Веспасиан) нечаянно заснул во время пения императора. Понимая, что Нерон может ему этого не простить, Веспасиан снова попробовал «исчезнуть».

Другой испытывал бы судьбу, надеялся «на авось», продолжая «мозолить глаза» правителям, – Веспасиан чувствовал, что рисковать так не имеет права, и вот эта его осторожность, на взгляд автора этих строк, лучше всего говорит о его недюжинных способностях. В молодости Веспасиан угождал Калигуле, которого был на три года старше (а старше Нерона он был почти на тридцать лет), но главным покровителем Веспасиана был могущественный вельможа по имени Нарцисс. Впрочем, угодничество для Веспасиана, по-видимому, было лишь неприятной необходимостью, отнюдь не страстью (может быть, ещё и поэтому он так охотно «исчезал» из круга императорских придворных). В первую очередь, Веспасиан был всё-таки солдат: служил в Германии, потом в Британии, где участвовал в тридцати боях, покорил два сильных племени, захватил большой соседний с Британией остров Вектис.

Правда, его карьера почти рухнула, когда его покровитель Нарцисс был убит по приказу Агриппины. Такая же участь грозила и всем «клиентам» Нарцисса, и вот тут-то, чтобы не рисковать, Веспасиан устраивает себе назначение консулом в провинцию Африка, и впервые «исчезает». Вернувшись, он сопровождает Нерона, уже императора, в поездке в Грецию, потом, как уже отмечено, засыпает под царское пение и снова пытается «исчезнуть». «Исчезнуть» ему, в каком-то смысле, не дают, а, в другом смысле, как бы и помогают: вызвав к императору, дают поручение возглавить антииудейскую кампанию. Веспасиан назначается главнокомандующим и новым наместником Рима на Ближнем Востоке (формально говоря, его должность называлась «наместник в Сирии»). Вот как об этом пишет Светоний:

«Веспасиан оказался избран как человек испытанного усердия и нимало не опасный по скромности своего рода и племени. И вот, получив вдобавок к местным войскам 2 легиона, 8 отрядов конницы, 10 когорт и взяв с собою старшего сына одним из легатов, он явился в Иудею и тотчас расположил к себе соседние провинции: в лагерях он быстро навёл порядок, а в первых же сражениях показал такую отвагу, что при осаде одной крепости сам был ранен камнем в колено, а в щит его вонзилось несколько стрел».40

Итак, Веспасиан получает назначение на должность наместника в Сирии. Назначение состоялось в Ахайе (Греция), где находился тогда Нерон. Своего сына Тита Веспасиан отправляет морем в Александрию, чтобы тот с дислоцированными там войсками двигался на восставших иудеев из Египта. Сам же Веспасиан переправился через Геллеспонт и двинулся на иудеев по суше, по Малой Азии, и вскоре прибыл в Антиохию. Там он начал деятельно готовить военную экспедицию в Палестину.

К тому времени, как уже говорилось, в Иерусалиме победила наиболее радикальная партия иудеев, что произошло после ожесточенной внутренней борьбы. Как пишет в своей «Иудейской войне» Иосиф Флавий, одной из главных целей иудейских радикалов было – завладеть богатствами Иерусалима и уничтожить долговые расписки и прочие хозяйственные документы. Когда это удалось и долговые расписки были сожжены, это было воспринято радикальной партией как победа, потому что отныне устанавливался своеобразный «военный коммунизм». Теперь вся хозяйственная жизнь страны была подчинена задаче борьбы с врагом (Римом).

Единого руководителя у восставших не было, и это, наверное, тоже закономерно для революций, где должен торжествовать принцип коллективного принятия решений. Правда, на роль диктатора в Иерусалиме начал было претендовать мало кому известный властолюбивый человек по имени Манаим (Менахем). Со своими подчиненными и последователями он вел себя как крайне авторитарный владыка, однако во время некоего его торжественного входа в Иерусалимский храм на него напала храмовая стража во главе с Элеазаром и убила его; таким образом, этот «кандидат в Наполеоны» был устранен. Впоследствии также выдвинулись Симеон, Иоанн, но о них позже.

…Итак, в Иерусалиме правил некий самоназначенный «революционный комитет» с текучим кадровым составом; этот комитет пытался прочно взять власть в свои руки по всей стране. Во все области страны были направлены «военные комиссары» с чрезвычайными полномочиями – одним из них был Иосиф, автор «Иудейской войны», который получил в управление Галилею (об этом уже говорилось в приведенной выше цитате Л. Шиффмана). Иосиф занялся укреплением городов, обучением войск и в целом подготовкой к боевым действиям, но был вынужден то и дело отвлекаться на внутреннюю борьбу со всякого рода претендентами на власть, которые, опираясь на «творчество восставших масс», пытались отстранить его от управления Галилеей.

…Восстание распространялось вширь со скоростью лесного пожара в ветреный день: толпы восставших, где могли, нападали на римские гарнизоны и на верных Риму людей. Вот как в «Иудейской войне» Иосиф Флавий описывает нападение восставших на город Аскалон (перевод Я. Л. Чертка):

«Кто только способен был носить оружие бросился, не долго думая, в поход, предпринятый против Аскалона. Это старый город, отдаленный от Иерусалима на 520 стадий, всегда ненавидимый иудеями и долженствовавший поэтому сделаться теперь первой жертвой их нападения. Во главе кампании стояли три человека, выдававшиеся телесной силой и предусмотрительностью; это были: Нигер Перейский, Сила Вавилонянин и ессей Иоанн. Аскалон был сильно укреплен, но почти без войска: в городе находились лишь одна когорта пехоты и один лишь эскадрон всадников под командою Антония.

В своем ожесточении они шли так быстро, что сразу, как будто прибывшие из недалека, очутились пред городом. Но Антоний, предупрежденный заранее об их враждебном намерении, вывел уже своих всадников и, не робея пред многочисленностью и смелостью врагов, храбро выдержал их первый натиск и отбросил назад тех, которые подступили к стенам. Новички в борьбе с опытными солдатами, пешие против конных, разбросанные в беспорядке против тесно сомкнутых рядов, с наскоро сколоченным оружием против воинов в полных доспехах, руководимые больше гневным инстинктом, чем предусмотрительностью, воюя против солдат, привыкших повиноваться слову команды и действовать по одному мановению, – иудеи были легко преодолены. Ибо как только их передовые ряды пришли в смятение, они уже были приведены конницей к отступлению и таким образом, напирая на задние ряды, стремившиеся к стене, теснили друг друга до тех пор, пока все, преследуемые конницей, не рассеялись по всей равнине. Широко и открыто расстилалась равнина пред римской конницей, что значительно способствовало победе римлян, для иудеев же было причиной гибели. Бежавших римляне обгоняли и оборачивались к ним лицом; собиравшихся на пути бегства они вновь рассеивали и убивали в бесчисленном множестве; другие окружали со всех сторон толпы иудеев и расстреливали их без всякого труда; иудеям многочисленность их, вследствие отчаянного положения, в котором они очутились, казалась ничтожеством; римляне же, как их ни было немного, но благодаря тому, что счастье было на их стороне, считали себя достаточно сильными для того, чтобы одержать верх. Так как первые, стыдясь своего поспешного бегства и выжидая благоприятного оборота дела, боролись с своим несчастьем, а последние не переставали пользоваться своим счастьем, то битва затянулась до самого вечера. В результате десять тысяч иудеев и среди них двое из предводителей, Иоанн и Сила, легли мёртвыми на поле сражения. Остальные, большею частью раненые, с уцелевшим ещё предводителем Нигером, спаслись в идумейский городок по имени Саллис. Римляне имели в этой битве только немного раненых.

Это сильное поражение не смирило, однако, гордости иудеев; скорее это несчастье только усилило их смелость. Не проученные жертвами, лежавшими у их ног, а увлеченные счастьем, улыбавшимся им прежде, они дали себя заманить в другое поражение. Не выжидая даже столько времени, сколько требовалось для заживания ран, они собрали все свои боевые силы, чтобы с большей яростью и в большем количестве ещё раз напасть на Аскалон. Но, вместе с неопытностью и другими военными недостатками, им сопутствовала туда и прежняя судьба. Антоний на этот раз уже заблаговременно занял все проходы; таким образом они неожиданно попали в засаду, и прежде, чем успели выстроиться в боевой порядок, были оцеплены всадниками и опять потеряли свыше восьми тысяч человек. Все остальные бежали…»41

Итак, от Аскалона иудеи были отбиты, однако попытка римского наместника в Сирии, Цестия Галла, взять Иерусалим (ещё до передачи им дел Веспасиану) была отбита, в свою очередь, иудеями.

Все ждали действий Веспасиана, и эти действия удивили многих своей простотой и в то же время решительностью.

Веспасиан просто-напросто двинулся к югу вдоль побережья и в городе Птолемаиде соединился с Титом, который так же, вдоль побережья, дошёл сюда из Египта.

…Вот так война! – кто-то может здесь сказать. Ни Веспасиан, ни Тит, судя по всему, никаких боевых действий по дороге сюда не вели. По крайней мере, в книге «Иудейская война» Иосиф Флавий ни о каких боевых столкновениях у побережья не упоминает и, лишь одной фразой сказав о соединении войск Веспасиана и Тита, продолжает дальше повествовать о событиях, происходивших в Иудее вдали от побережья.

(С другой стороны, нельзя не отметить, что Иосиф Флавий в своей «Иудейской войне» опускает многие важные события или говорит о них лишь мельком. Так, например, лишь походя он касается ситуации в другом портовом городе, Цезарее (Кесарее), с которой начались события 66 н.э.: «Жители Кесареи убили всех иудеев в городе; в один час убито было свыше 20 тысяч, так что во всём городе не осталось ни одной иудейской души, ибо и бежавших Флор изловил и, как пленных, поместил в корабельные верфи.»42)

…Соединившись с войсками Тита в г. Птолемаида (который находится на побережье Средиземного Моря против района Галилеи, севернее Иерусалима), Веспасиан двинулся вглубь страны и вскоре осадил город Иотапату. Этой осаде посвящено в «Иудейской войне» значительное внимание, поскольку сам Иосиф был среди осаждённых и руководил обороной города. Согласно его описаниям, защищающие город иудеи проявили чудеса мужества и самоотверженности. Осада, которой с римской стороны руководил сам Веспасиан, продолжалась 47 дней; римляне неоднократно пытались штурмовать город, но всякий раз бывали отбиты; на сорок седьмые же сутки заняли город… без боя! Якобы им накануне сообщил перебежчик, что иудеи по ночам бодрствуют, ожидая атаки, а по утрам, поняв, что атаки не будет, засыпают – вот тогда-то и можно, дескать, без шума войти в город. Веспасиан, поколебавшись, якобы так и сделал, и ему удалось разоружить спящих часовых, а, когда жители Иотапаты проснулись, они увидели, что в городе – римские солдаты и сопротивляться поздно.43

Эта история кажется настолько неправдоподобной, что закрадывается вопрос: не был ли город на самом деле кем-то сдан римлянам, быть может, самим руководителем его обороны, т.е. Иосифом? Сам Иосиф упоминает в своей книге, что другие иудеи неоднократно грозили убить его, так как считали предателем. А он якобы не скрывал своего мнения о том, что и вся эта война не нужна, так как всё равно будет проиграна, и что город лучше сразу сдать, потому что защита его приведёт лишь к напрасному кровопролитию. Иосиф в книге повествует и ещё об одном, не менее странном эпизоде, произошедшем якобы уже после того, как римляне захватили город Иотапата. Группа озлобленных иудеев – защитников города хотела убить Иосифа; как крайнюю уступку, для спасения его чести они предлагали ему покончить жизнь самоубийством. Чтобы «смыть позор» сдачи города, он согласился на самоубийство, но при одном условии: если вместе с ним уйдут из жизни и эти мужественные защитники города. Чтобы определить порядок самоубийств, тянули жребий, и Иосифу по жребию выпало кончать с собой последним. Он дождался, пока все убьют себя, а потом убивать себя не стал, сдался римлянам, так как изначально, мол, идея самоубийства ему не нравилась…

Вот уж поистине «иудейская война»! – скажу я здесь. Если Иосиф, действительно, был верховным военным командиром в Галилее и если он, действительно, хотел сдать эту территорию Риму, то напрашивается подозрение, что именно он организовал и убийство этих ревностных защитников города, предполагавших стоять насмерть, и помог римлянам снять часовых и войти в Иотапату…

Так это или нет, мы теперь не узнаем, но неопровержимый факт заключается в том, что Иосиф стал почётным пленником Веспасиана, а затем и рабом императорского дома Флавиев. Так он, собственно, и получил имя «Иосиф Флавий», по тому обычаю, по которому рабы порой имели право называть себя именем хозяев.

…Карьера Иосифа-военачальника с падением города Иотапата закончилась, и началась его карьера писателя – автора «Иудейской войны», «Иудейских древностей» и других произведений. Надо полагать, право на безопасную жизнь и занятия литературой никто не горел желанием преподнести ему на блюдце, и это право ему пришлось покупать дорогой ценой. Началось это, когда Иосиф, взятый в плен и приведенный к Веспасиану, предсказал тому, что тот будет императором. Так, по крайней мере, утверждает сам Иосиф в «Иудейской войне», хотя и тут возможны некоторые сомнения. Слишком грубая лесть почти никому не нравится и может быть опасна. Веспасиан также весьма жёстко мог обойтись с Иосифом в ответ на такое предсказание при том, что императором Рима был сравнительно молодой Нерон…

Но оставим в стороне Иосифа и сосредоточимся на Веспасиане. Ему ещё предстояло главное: взять Иерусалим и разрушить храм…

Галилея – очень плодородная и густо населённая область, похожая на сплошной фруктовый сад. Вся земля в ней возделана, и очень много поселков, городов и городков. Судя по всему, солдатам было дано разрешение грабить и разорять эту территорию, что они и делали. При этом не забывая, разумеется, обогащаться. Правилом в римских армиях было наличие довольно большого обоза (чаще всего в каждом легионе – свой обоз), куда относили добычу и где временно содержали перепродаваемых рабов и военнопленных.

С другой стороны, не добивался Веспасиан и создания «выжженной земли», т.е. не стремился к полному уничтожению всех богатств земли и всех её жителей. При нём находился еврейский царь Агриппа II, который уговаривал непокорных не сопротивляться, выдавать зачинщиков сопротивления и, если они это сделают, обещал им милость. Милость потом они, действительно, получали, но иногда могли и не получить…

…Главным в действиях Веспасиана, судя по всему, было стремление всегда держать в своих руках инициативу и оставлять за собой принципиальные решения. «Хочу, поступаю так, а хочу – иначе. Сегодня я решил так, а завтра могу изменить решение, сегодня я вам что-то обещал, а завтра могу взять назад обещание. Если будете покорны, к вам может быть проявлена милость, а может и не быть проявлена, это уж как мы решим».

При покорении чужих земель легко впасть в грех катастрофизма, т.е. озлобленной и безнадёжной жестокости. Но нельзя впадать и в противоположный грех мягкости к врагу. «Если не будете сопротивляться, вас не тронут». Но на это противник может ответить: «Если оставите нам оружие – мы не будем сопротивляться». Главное тут – настоять, чтобы не было никаких «если», вернее, «если» может быть, но это должно быть «если» победителя, а не «если» побежденного.

Главное для Веспасиана было – не сбавлять усилий и каждый день придумывать что-то новое. Например, сегодня Веспасиан мог настаивать прежде всего на внешней покорности иудеев – поклонах и т. д., а завтра, наоборот, поощрять полную свободу их внешнего поведения, но требовать пунктуальной выплаты дани до каждого гроша. Главное, Веспасиан понимал, что римлянин должен жить этим (подчинением себе другого народа) и больше ничем – жить превосходством молодого и успешного римского народа над любым другим народом. Знать, что победы раз и навсегда быть не может, победа должна происходить каждый день и чуть ли не каждую минуту. А иудеи, как и все остальные народы, должны были научиться жить под Римом, но это означало раствориться в Риме и исчезнуть как народ. Не хотите? Тогда всё равно исчезнете, но мучительно. А покоритесь – к вам будет проявлена милость, а может быть, и не будет, вы сначала покоритесь, а потом посмотрим. Главное было для Веспасиана – всегда оставаться деятельным и по возможности не повторяться, всё время навязывать врагу какие-то новые повороты стратегии и тактики…

…Вот так примерно вёл Иудейскую войну Веспасиан. Это была война на уничтожение, хотя некоторые иудеи ещё этого не понимали…

Что касается взятого города Иотапата, то его Веспасиан приказал срыть, всех жителей казнить, кроме женщин и детей, которых продали в рабство.

Сама по себе 47-дневная осада должна была (по замыслу Веспасиана) стать некоей пропагандистской атакой на иудеев, которые, естественно, переживали за осаждённых, душой были с ними, ведь стойкость того или иного города во время войны зачастую делается символом стойкости всей нации. А 47 дней это как раз достаточный срок для того, чтобы все в душе ещё не покорившиеся римлянам иудеи начали сопереживать защитникам Иотапаты. И тут – удар по их надеждам!

Веспасиан, думается, рассчитал всё точно. Если бы дать городу продержаться дольше – хотя бы 100 дней или более того, то иудеи могли бы говорить, что это «всё равно их победа». Но и если бы город был взят слишком быстро, к нему не успели бы прикипеть душой и поражение не было бы столь болезненным…

Такими психологическими ударами Веспасиан пытался сломить иудеев, уничтожить их военную решимость…

…После Иотапаты Веспасиан взял небольшой город Иоппию и решил вопрос с покорностью Тивериады. Этот крупный город на берегу Галилейского моря колебался: поддержать ли ему Веспасиана или покориться той небольшой кучке иудеев-радикалов, которая настаивала на сопротивлении. Договориться удалось с помощью того самого царя Агриппы, которого Веспасиан возил с собой ради таких поручений, и жители Тивериады открыли ворота и помогли арестовать и казнить тех воинствующих иудеев, которые подталкивали к бою. Часть стены срыли, как это делали римляне во всех покоренных городах, причём порой эту работу делали сами жители городов, не дожидаясь приказов.

А вот другой небольшой город, Гамала, был хорошо укреплён и сопротивлялся яростно. В этот период войны последовательно проявили свою личную храбрость сын Веспасиана Тит, а за ним сам Веспасиан. Вначале Тит (при взятии ещё одного города, Тарихеи), посланный Веспасианом на разведывательное задание и отправившийся на него всего с шестью сотнями всадников, неожиданно встретился с силами иудеев, которые количественно значительно превосходили его силы. Послали за подкреплением; ему советовали отступить; но Тит обратился к своим воинам с краткой речью, в которой сказал, что главное на войне – не число, а дух, и увлек римлян за собой в атаку, не дожидаясь подкреплений. И римлянам, действительно, удалось разбить и обратить в бегство иудеев…

Титу, родившемуся в 41 н.э., было во время этого боевого эпизода 26 лет. И, кстати, случайно или нет взял его с собой на эту войну Веспасиан, но присутствие сына на театре боевых действий, возможно, помогало Веспасиану принимать более мудрые решения, а иудеям – воспринимать его как «отца» и их нации тоже.

Впрочем, Веспасиан, даже при громадной управленческой нагрузке, которая на нём лежала, отнюдь не отсиживался в тылу, это был боевой командир, который при передвижениях войск шел впереди основной массы солдат, а при взятии крепости Гамала лично вступил в бой, когда солдаты попали в ловушку, и с риском для себя лично вывел их из иудейского окружения.

Город и крепость Гамала были расположены частично на скалах, где дома лепились один над другим подобно ласточкиным гнездам. В ходе одного из штурмов римляне прорвали оборону иудеев и овладели «нижним» городом, однако, вместо того чтобы остановиться и осмыслить ситуацию, они дальше бросились за отступающими иудеями в «верхний» город. Веспасиан был вместе с войсками, и вот тут-то иудеи, скопившиеся в верхней цитадели в большом количестве, ударили по римлянам и буквально обрушили их сверху вниз как лавину, в том числе и на крыши домов, которые под тяжестью солдат начали рушиться, заваливать обломками находящихся внизу римлян. Штурмующими овладела паника; началась бойня; но вот тут-то Веспасиан, находящийся среди штурмующих, сумел как-то сплотить их, взбодрить и с боем вывести из окружения. Слово Иосифу Флавию в переводе Я. Л. Чертка:

«Каждый обвалившийся дом опрокидывал многих стоявших внизу, а эти последние развалили других, стоявших ещё ниже. Это стоило жизни множеству римлян; ибо в своей беспомощности они вскакивали на крыши даже тогда, когда видели их уже обрушивающимися. Таким образом многие были похоронены под развалинами, многие изувечены в бегстве, большинство, однако, погибло в удушливой пыли. Гамаляне видели в этом Божью помощь и, не взирая на собственный урон, с ещё большей настойчивостью напирали на римлян, искавших убежища на крышах, и с верху расстреливали тех, которые падали, сбиваясь на крутых улицах. Развалившиеся дома доставили им кучи камней, а оружие—убитые враги: у павших они срывали мечи и обращали их против других, боровшихся ещё со смертью. Многие, которым грозила опасность упасть вместе с крышами, бросались с них и таким образом сами убивали себя. Даже бежавшим не было так легко спасаться: не зная выходов и кружась в пыльной мгле, они не узнавали своих, сталкивались между собою и резали друг друга.

Кто только отыскивал выход, тот спешил прочь из города. Веспасиан всё время оставался при своём поражаемом войске. Сердце его дрогнуло при виде того, как город обрушился над его солдатами; не думая о личной безопасности, сам того не замечая, он протеснился чуть ли не до самой возвышенной части города, где среди величайшей опасности очутился один лишь с очень немногими; при нём не было даже сына его, Тита, находившегося тогда в командировке у Муциана в Сирии. Считая обратное возвращение ни безопасным, ни достойным для себя, он, собрав всё свое мужество и вспомнив о пережитых им от самой молодости опасностях, точно охваченный божественным вдохновением, приказал сопровождавшим его сомкнуться телом и оружием в одну массу. Таким образом он оборонялся против устремившихся сверху масс неприятеля и, не страшась ни численности его, ни его стрел, держался до тех пор, пока враг, усмотрев в его мужестве нечто сверхъестественное, умерил нападение. Как только натиск сделался слабее, он шаг за шагом сам отступал, не показывая, однако, тыла, и так вышел за стену города. Множество римлян пало в этой битве…

Веспасиан был очень удручен понесенными армией потерями: такое несчастие её ещё нигде не постигало. Последняя же в особенности сгорала от стыда при воспоминании о том, что оставила полководца одного в опасности. Веспасиан поэтому старался утешить её, но ни единым словом не упомянул о своей собственной особе, не проронил даже ни малейшего упрека и только сказал: «Общие несчастия нужно перенести стойко и не забывать, что по природе войны, никакая победа не даётся без кровопролития. Изменчивая фортуна витает всегда над воюющими, переходя то на одну, то на другую сторону. Естественно поэтому, что они, истребившие тысячи иудеев, должны были и сами принести року маленькую жертву. Но подобно тому, как недостойно чересчур зазнаваться в счастье, точно так же малодушно совершенно опускать руки в несчастии. Ибо быстра перемена судьбы, а потому здравомыслящий человек должен сохранять присутствие духа в неудачах и бодро стремиться к возвращению себе потерянного. То, что совершилось на наших глазах,—продолжал он,—произошло не вследствие нашей слабости и не вследствие храбрости иудеев, а только позиция была выгодна для них и убийственна для нас. В этом отношении единственно в чём вас можно упрекнуть, так это в том, что вы увлеклись безумным порывом. Ибо после того, как враги отступили на возвышения, вы должны были остановиться, а не подвергать себя опасностям, угрожавшим сверху; вы должны были занять нижний город, а затем постепенно вызывать бежавших наверх на верный и правильный бой. Вы же в своем горячем стремлении к победе забыли совершенно о собственной безопасности. Но необдуманность в битвах и бешеная горячка не в обычае римлян, а присущи варварам и составляют также главную особенность иудеев; мы же выигрываем сражения своей опытностью и дисциплиной. Мы должны поэтому возвратиться к свойственной нам храбрости и постигшее нас незаслуженное поражение должно вызвать в вас скорее чувство досады, чем упадок духа. Самого верного утешения пусть всё-таки каждый ищет в своей собственной руке—тогда вы отомстите за павших и накажете их убийц. Что касается меня, то я останусь тем же, каким был прежде: в каждом бою с недругом я вам буду предшествовать и оставлять поле сражения последним».