На пути к цели

– Ну, что же, тогда я забираю свои бумаги и удаляюсь. И напоследок хочу вас предупредить, что вы должны посетить барона Дегтярёва в течение недели. А дальше уже на ваше усмотрение. Всего хорошего! – и, снова надев на голову котелок и поклонившись, Венедикт удалился с чувством выполненного долга. Придётся выпрашивать обратно свой злотый, но бумаги все имеются на то, и пусть их…

Глава 4. Между двумя девицами

Женевьева возвращалась домой из Крыма на скоростном дирижабле. Мать осталась отдыхать дальше, надеясь дождаться отца, а ей всё там уже претило. Тошнило от моря, от гадливых и крикливых наглых чаек, от таких же наглых, как и чайки, местных трабзонцев и картвел, что приставали со своей пахлавой и чурчхелой на каждом шагу.

Девушка брезговала покупать подобные кушанья, неизвестно какими руками и где всё это делалось, и как хранилось, да и продавцы не отличались абсолютной чистоплотностью, а их рекламе и расхваливаниям Женевьева не верила.

Возвращалась она обратно домой, но рассчитывала к началу августа заглянуть и в Павлоград, а больше всего она хотела поговорить с отцом, чтобы выведать у него то, чего сама не знала, и чего не ведала маман.

Дорога домой пролетела незаметно. С Женевьевой пытались разговаривать молодые люди, сидевшие рядом с ней в дирижабле, некоторые даже засматривались, она отвечала, но холодно и с явным неодобрением.

За пролетевшие летние месяцы девушка вытянулась, похорошела, у неё округлилась грудь, что не укрылось от мужских взглядов, и вообще, по мнению матери, оказалась выше всяких похвал. Кто бы теперь это смог оценить лично…, но таковых для неё пока не имелось. А барону Дегтярёву слишком жирно будет, хоть он, вроде, и герой, но воспользоваться сможет, если станет достойным, а пока одного геройства для того мало.

Приехав домой, Женевьева стала терпеливо ждать отца, который пропадал всё время на работе. Ей удалось с ним поговорить только на третий день, зато она смогла задать все интересующие вопросы, впрочем, отец, как оказалось, тоже готовился к разговору. Маман не стала ничего скрывать и отправила ему подробное письмо с рассказом о реакции дочери на известие о гибели барона Дегтярёва, так что, отец всё знал. И вот они, наконец, встретились за ужином для долгожданного разговора.

Отец устало взял кружку с налитым кофе и посмотрел на дочь, отметив, что она изрядно похорошела и очень привлекательно выглядит в своём сегодняшнем платье. Бело-жёлтое, лёгкое, в тоже время очень строгое, оно ненавязчиво подчеркивало достоинства её фигуры, в то же время, убирая возможные недостатки.

– Ты хотела со мной поговорить, дочь?

– Да, папа, – не стала скрывать своих намерений Женевьева.

– Ну, что же, я весь к твоим услугам, спрашивай, что считаешь нужным, ведь ты не зря вернулась раньше с отдыха?

– Да. Папа, маман сказала, что нам может грозить опасность?

Граф вздохнул, отхлебнул кофе и, отставив чашку, поднял глаза на дочь. Он ожидал первый вопрос совсем не таким. Что же, дочь молодец, в первую очередь заботится о собственной безопасности.

– Женя, меня лично предупредил император, что тебе и другим детям высших чиновников может грозить опасность. Могут убить и меня, но всегда есть вероятность того, что удар нанесут по детям. Нет, не думаю, что их цель убить. Скорее, похитить, увезти, взять в заложники, особенно девушку. Поэтому, пока ты летела в дирижабле, за тобой присматривали, по моему личному распоряжению. Ты не заметила этого?

– Нет, – немного удивленно ответила Женевьева, растерявшись от услышанного.

– Вот теперь знай. Слава Богу, с тобой в дороге ничего плохого не произошло, хоть путь и неблизкий. Поэтому здесь ты станешь всегда находиться под охраной и выезжать только на личной машине, а не на незнакомых извозчиках. Поняла?

– Поняла. Маман с револьвером в сумочке ходила, а мне можно?

– Тебе нет.

– Почему?

– Ты не умеешь стрелять.

– Я научусь.

Отец поморщился и, вновь подняв чашку, отхлебнул почти остывший кофе.

– Не говори глупостей, тебе нужен телохранитель, желательно с боевым даром, только тогда я смогу жить спокойно, и, скорее всего, ты не вернёшься на учёбу в академию.

– Это ещё почему?

– По той же самой причине, я не могу гарантировать твою безопасность в этом образовательном учреждении, просто не получится.

– А если у меня будет личный телохранитель?

– Пока у нас такого не предвидится. Что ещё ты хотела узнать, дочь?

– Папа, расскажи, что случилось в военно-полевом лагере, где проходил службу барон Дегтярёв?

– Ох, уж этот Дегтярёв…

– Что с ним?

– В госпитале лежит, с тяжелым ранением, но вроде как, жив и очнулся. Император приказал поставить на ноги любыми доступными средствами, а то не знаю, что с ним сталось бы.

– Так что там случилось, тебе же писала мама?

– Писала. Это ты из-за него в обморок упала?

Женевьева чуть поколебалась, но решила, что отрицать очевидное глупо, и она призналась, но частично.

– Да, почти.

– Что значит почти? Объяснись?!

– Я не ожидала, что кто-нибудь из моих знакомых студентов может умереть. Я просто привыкла, что есть такие, как барон Дегтярёв …, и вообще, я очень мнительная стала.

– Гм, я бы так не сказал, наоборот, ты стала слишком самостоятельная и решительная, что меня удивляет. Ладно, не стану тебя пытать, всё слишком очевидно и без твоих ненужных признаний, однако, я попытаюсь сыграть с тобой честно, дочь, ведь ты многого не знаешь о Дегтярёве. Мы и не говорили тебе, потому как надеялись, что твоя влюблённость пройдёт сама по себе, но вот не прошла. Однако, это не повод для печали или разочарований, никто не знает, что нас ждёт впереди, это известно лишь господу Богу!

– Папа, ты говоришь загадками, и так, будто он преступник или очень плохой человек. Скажи, что это не так, ведь тогда император никогда не стал бы помогать преступнику.

– Гм, ты неправильно меня поняла, Женевьева. С ним всё нормально, просто он добился, на самом деле, гораздо большего, чем ты знаешь. Исключительно неординарный человек, жаль, что он не потомственный дворянин, хотя, если бы я услышал, что кто-то смог стать им в течение одного года в восемнадцать лет, я бы не поверил. Что ты хочешь узнать о Дегтярёве?

– Да?! Так расскажи мне. Что он сделал? На него просто напали и ранили, или хотели убить?

Граф, выслушав дочь, задумался на некоторое время. Вопрос не оказался для него слишком неожиданным, да и вообще, не нёс никаких рисков и, тем не менее, услышав его, граф понял, что фактически ему нечего сказать, так как он просто не знает, что на самом деле там произошло.

– Гм, дочь, на твой вопрос я не могу ответить подробно.

Сам себе граф мог ответить таким образом: «Я разговаривал с военным министром и навёл несколько справок, чтобы лучше уяснить информацию, полученную от императора, после его предупреждения, но так глубоко не вникал в суть произошедшего».

Но сказать именно так дочери он не мог, она должна думать, что её отец знает всё, или почти всё. Поэтому он попытался вспомнить подробности того, что слышал о нападении именно на этот лагерь, и всё, что непосредственно касалось барона Дегтярёва.

Надо признаться, что графу нравился этот молодой человек, проявляющий храбрость и выживаемость в, казалось бы, самых невероятных ситуациях, но одновременно это и пугало его. Ведь, не дай Бог, такого проблемного жениха в свою семью! Однако, надо что-то отвечать дочери и, желательно, чистую правду.

– Как ты уже знаешь из газет, на их лагерь напали, как и на другие подобные лагеря, но в отличие от других, здесь сопротивление почти не оказывали. Не знаю, каким образом раздобыл оружие барон, но он смог вступить в бой с напавшими. Если мне не изменяет память, он убил несколько человек, и я бы даже не подумал, что такой молодой человек, где-то даже нерешительный, сможет собственноручно и хладнокровно отправить на тот свет целую шайку негодяев и, тем не менее, это факт. Также он спас несколько офицеров и убил кого-то из тех, кто руководил всей операцией по нападению на лагерь. Больше я ничего не знаю, разве только то, что о нём доложили императору, и тот распорядился применить все средства для его спасения.

– Он жив?

Граф глянул на дочь, но та не подавала признаков волнения, а вопрос звучал очень естественно и без надрыва.

– Да, жив, и уже в сознании. Потерял много крови и приобрёл ранение, но в целом никаких существенных повреждений его организм не получил. Военное министерство издало пожелание о посещении пострадавших в ходе нападения, поэтому он находится под присмотром, как врачей, так и служилых людей.

– А я могу его посетить в госпитале?

– Ты?! – граф опешил, – а с какой целью?

– С целью его поддержать, выполняя поручение императора, – безапелляционно заявила Женевьева.

– Император ничего не поручал ни тебе, ни мне, по поводу барона Дегтярёва.

– А мы можем таким образом отблагодарить его?

– Император о том не просил и не уведомлял меня. Поэтому я запрещаю тебе появляться в госпитале. Это может дискредитировать тебя, поползут невероятные слухи, что у вас есть какие-то отношения. А ведь их нет, так?

– Да, у нас нет ничего папа, только интерес к Дегтярёву, как к человеку. Он постоянно куда-то попадает, с ним всегда что-то происходит, подчас весьма невероятное. Мне интересно про него слышать, потому я и расстроилась, и больше не из-за чего. Жаль, если такого интересного инженера убьют, ведь он может принести много пользы для нашей империи. И расскажи мне, пожалуйста, за что он получил титул барона и кого он убил в Крестополе, когда его судили?

– Зачем это тебе знать, дочь?

– Ты же мне сказал папа – спрашивай! Вот я и спрашиваю.

Женевьева говорила осторожно, пытаясь показать, что она, с одной стороны, равнодушна, а с другой стороны – и сама не знает, чего хочет. Скорее всего, отец не поверит, но и никаких фактов её любви к Дегтярёву у него тоже нет, только догадки. Если бы она не показала свою тревогу, прочитав новости из газет, то и никаких подозрений у родителей в отношении её и Дегтярёва и не имелось бы, но уже как получилось. Пусть думают, что это её девичья блажь, что почти верно, но не совсем.

– Гм, титул барона Дегтярёв получил за то, что спас дирижабль. Тогда он тоже застрелил, вроде как, террориста, или нет, я уже и не помню. Про случай в Крестополе могу сказать, что Дегтярёв неожиданно нарвался на банду грабителей, терроризировавших окрестности и каким-то образом связанных с покушением на генерал-губернатора, поэтому его оправдали, хотя либеральная общественность следит за подобными случаями всегда и вмешивается, насколько это возможно. Правозащитники негодяев, так я их называю.

– Интересно, то есть, этот юноша уже давно хладнокровный убийца, может и умеет применять оружие в любых ситуациях, так, папочка?

– Это ты к чему ведёшь, дочь?

– Ты говорил, что мне нужен телохранитель, умеющий дать отпор и обладающий боевым даром. Дегтярёв умеет стрелять, давать отпор и уже открыл личный счёт врагов, которых собственноручно отправил на тот свет, ведь так?

Граф удивлённо посмотрел на дочь, подобная мысль пока не приходила ему в голову, а ведь и правда, барон показал себя с самой лучшей стороны, как защитник, а уж если сравнивать его с другими молодыми людьми, то и вовсе отличился отвагой и находчивостью.

– Возможно, но об этом ещё рано говорить. Я разрешаю тебе передать ему в качестве помощи продукты, а лучше всего, медикаменты. Они нужнее, это не возбраняется ни правилами, ни воспитанием, даже наоборот, является хорошим тоном, а дальше посмотрим. Мальчик поправляется, ты сможешь его увидеть, если продолжишь учиться в академии. Я даже не против твоей встречи с ним и общения, конечно, весьма умеренного.

– А если я захочу увидеть его раньше и вне стен академии?

– Это возможно только когда мы разорвём помолвку с князем Юсуповым, не раньше. После этого ты вольна встречаться с юношами благородного происхождения, в разумных пределах, естественно. Барон Дегтярёв своими действиями завоевал себе, причём, в прямом смысле завоевал, а не заслужил, уже не только личное дворянство, но и наследное, что ты, дочь моя, должна прекрасно сознавать. Ты ведь понимаешь разницу между личным и наследственным дворянством?

– Конечно, папа. Личное – это вопрос личного престижа, а наследуемое – это основание своего собственного рода, что ставит человека на одну ступень с теми, кто достиг этого гораздо раньше и является дворянином не в первом поколении.

– Да, ему теперь разрешено получить свой герб, это точно. Император заметил его, а если заметил, то уже не забудет, как не забудут и те, кто находится всегда рядом с троном.

– Я поняла, тогда я могу отправить ему письмо, вместе с подарком?

– Письмо можешь, медикаменты тоже. Ещё вопросы, дочь?

– А кто меня здесь станет охранять?

– В доме есть охрана, а если возникнет необходимость выйти в город, то с тобой последует охранник, из числа прислуги, я уже нанял нужных людей. Не беспокойся на этот счёт.

– Спасибо, папенька.

***

Воскресный день начала августа начался для меня весьма привычно, так же, как и предыдущее воскресенье. Ничем особым он не отличался и от любого другого дня, разве что врачей да суеты больничной поменьше, а так всё одно и то же. Надоело мне уже здесь валяться, в который раз, причём.

Слабость тела постепенно отступала, морда лица заживала, правда, не так быстро, как хотелось, но всё же. Похоже, что полученный шрам сильно исказит лицо. Не знаю, изуродует ли он меня, но красивее я точно не стану, всё же, шрамы украшают мужчину, но лучше, если они не на лице.

Постояв задумчиво возле зеркала и потрогав наложенную на лицо повязку, я молча отошёл к окну. Чего тут расстраиваться, сам, как говорится, виноват, мог сбежать, как и остальные, сломя голову через перелесок, и никто бы меня за это не осудил, как не осудили других сбежавших.

Но нет, я всё же полез в битву, благо пистолеты приобрёл, кстати, где они теперь? Один точно разорвало, а другой, наверное, подобрали после битвы, да и сдали в следственный отдел при полиции, или в архив военный, как вещдок, или просто на хранение.

Пистолет меня не подвёл, но вот с точностью у него не всё в порядке, к тому же, тяжёл оказался. Маузер в этом деле поточнее, хоть и не легче, и вообще, пора уже себе индивидуальный пистолет сделать, чисто под себя. Есть же такие, я видел в одном оружейном магазине, конечно, там и цена соответствующая, под тысячу злотых. Да и стреляет если не золотом, то серебром уж точно, в смысле, патроны на такой экземпляр весьма дорогие. Много не постреляешь.

Эх, я почесал кожу возле повязки, рана начинала зудить, но это мелочи, главное, что выжил и всё заживает, а если Женевьеве или Елизавете не моё лицо не понравится, то и ладно, могут не целовать в правую щёку, я обойдусь как-нибудь и без этого.

Не успел я сходить на завтрак, как ко мне зашла дежурная медсестра.

– Фёдор, – сказала она, опустив мой титул, – к тебе барышня какая-то пришла, она передачу принесла и письмо, выгляни в окно, что в коридоре. Сюда её всё равно не пустят.

– Какая барышня? – округлил я свои глаза.

– Откуда я знаю, какая, тебе виднее…

– Женевьева её зовут?

Пожилая медсестра сморщила лицо, припоминая.

– Нет, кажись, да она и не представилась, тебя спросила и передала что-то. Внизу возьмёшь, а пока выгляни в окошко, пусть на тебя, такого красавца, полюбуется, авось больше приходить и не станет, – и медсестра ехидно ухмыльнулась.

В полном недоумении и, в то же время, с великой радостью я выскочил в коридор и, подойдя к огромному окну, выглянул в него, выискивая жадным, возбуждённым взглядом тонкую девичью фигуру. Елизавету я увидел не сразу, она стояла под деревом, беспомощно переводя взгляд с одного окна на другое, видимо, высматривая меня.

Увидев её, я стал дёргать окно и, раскрыв, высунулся наружу. Да, я немного огорчился, что увидел не Женевьеву, но не время рыло воротить, когда к тебе девушки приходят. Я очень обрадовался, увидев Елизавету, очень…

– Елизавета! – помахал я ей рукой, я здесь! Привет!

Обернувшись на мой крик, барышня осветилась улыбкой и, выйдя из-под дерева, подошла ближе.

– Спасибо, что пришла! Как ты узнала?

– Мне письмо прислали из военного ведомства с просьбой тебя посетить, – ответила бесхитростная девушка. – Я тебе небольшую передачу оставила в приёмном покое, как ты себя чувствуешь?

– Нормально, лицо только болит, а так ничего, скоро выпишут, недели через две. Я зайду тогда к тебе?!

– Домой не надо, заходи, когда я начну учиться, прямо к музыкальному училищу, хорошо?

– Понял, хорошо.

На наши крики из других окон стали высовываться другие больные, смущая девушку своими взглядами, а то и восклицаниями.

– Спасибо, что зашла, мне пора. До встречи! – крикнул я и стал закрывать окно, дав тем самым понять Лизе, что ей не стоит здесь долго торчать у всех на виду. Неуместно это для молодой барышни, так как здесь лежали почти сплошь одни мужчины, а они бывают не сдержаны на язык. Так чего тогда смущать девушку?!

Лиза помахала мне на прощание рукой и тут же, не оглядываясь, вышла со двора госпиталя, направившись на выход, Я проводил взглядом её тонкую фигурку, затянутую в приталенное длинное платье, и вздохнул. Эх, обнять бы её сейчас, да поцеловать, да так, чтобы аж голова закружилась. Но это невозможно, к сожалению.

Однако, не стоит расстраиваться, а лучше пойти и посмотреть, что за передачу мне приготовили. Спустившись в приёмную, я стал обладателем небольшого лукошка, в котором оказались уложены разные пирожки, явно домашней выпечки. Возможно, что пекла даже сама Елизавета, даже, если и нет, спасибо ей за это. Забрав передачу, я направился в палату, чтобы съесть содержимое лукошка со всеми, кто в ней лежал.

Съев все пирожки, я раскрыл письмо и прочитал его. Ничего существенного там не оказалось, хоть и видно, что писалось оно со всей тщательностью и прилежанием. Округлый и красивый женский почерк Елизаветы грел душу, а её банальные слова утешения и поддержки откликнулись благодарностью в моей душе. Отложив письмо, я подошёл к окну и долго смотрел в него, надеясь увидеть там ещё одну девушку, но, увы, больше в этот день ко мне никто не пришёл.

В это время Елизавета, следуя к выходу, думала о бароне Дегтярёве, размышляя, нравится ли ей этот юноша с заклеенным пластырем лицом, или нет. Он будил в ней самые разные чувства: от благодарности до чего-то, похожего на влюблённость. Влюбилась ли она в него, она пока не поняла. Может да, а может, она сама себе это внушила.

Сев в повозку и заплатив извозчику за поездку, она уложилась в один злотый, как и предполагал курьер-коммивояжёр, даже ещё осталось. Передачу с пирожками она готовила сама, сделав их по старому рецепту, которому её научила бабушка. Мать разрешила взять продукты, отец же только махнул рукой, удовлетворившись полученным купоном. В общем-то, узнав о ранении Дегтярёва, никто из них не расстроился, приняв это известие весьма равнодушно. У родителей имелось желание выдать дочку замуж за него, но слабое, так как барон оставался настоящей загадкой для их семейства, и они не могли понять, стоящий ли он жених или нет.

Точнее, Елизавета знала, что стоящий, и хотела выйти за него замуж, если такая возможность ей представится, но убедить в этом собственных родителей пока не могла. Так как не знала о бароне ничего, кроме того, что он умён, имеет какие-то насущные средства, недурён собою, храбр и отзывчив. А что ещё нужно девице на выданье, кроме этого? Но это ей, а вот у её родителей на неё имелись другие планы. Им бы выдать её замуж, как можно выгоднее, а уж за кого, это их интересовало в последнюю очередь. Дворянский титул им безразличен, главное, чтобы в семье достаток имелся, а то: «Есть тут всякие голодранцы, – как говорил её отец, – у которых кроме титула за душой ни гроша. Гнать таких надо, а не в семейство допускать!» – и это тоже его слова.

Лиза вздохнула, оставался только один способ убедить родителей – точно узнать, каким состоянием обладал полюбившейся ей юноша и доказать, что он ей подойдёт, а дальше, как получится. Вот только как это сделать? На этот счёт у неё пока догадок не имелось, разве что прямо спросить, но это уже возможно гораздо позже, а пока всё останется, как прежде, то есть, никак.

Почти в это же самое время Женевьева, получив согласие отца на свои действия, начала их планировать со следующего же утра. Раз ей невозможно приехать лично, то всегда можно нанять человека, который привезёт от неё подарок. В передачу она положила дорогой эфирный эликсир, довольно редкие и ценные восстанавливающие микстуры, ранозаживляющую мазь, а также приложила ко всему этому своё письмо, над которым мучилась почти весь день, то и дело, переправляя и дополняя его.

Наконец, остановившись на лучшей версии послания, она переписала его набело и, запечатав конверт, отдала его курьеру вместе с посылкой. Курьер прибыл по указанному адресу во вторник и вручил через приёмный покой адресату, о чём и уведомил девушку. Оставалось теперь только ждать ответа на письмо.

Глава 5. 15 августа

Через несколько дней совершенно неожиданно мне пришло письмо и посылка от Женевьевы, доставленная в приёмный покой каким-то курьером. Содержимое посылки оказалось очень дорогим, что я понял гораздо позже, когда стал применять подаренные средства.

Конечно, я очень удивился такому проявлению внимания от Женевьевы, но мне было гораздо приятнее, если бы она пришла ко мне сама. Судя по способу передачи посылки, в Павлограде она отсутствовала, поэтому пока мне оставалось лишь мечтать о нашей встрече. Кроме полезных и практичных вещей в посылке оказался платок Женевьевы, пахнущий великолепными духами, с тонким цветочным ароматом.

На платочке имелись её инициалы, вышитые золотой прочной нитью, а также очень мелкая надпись у края одного из уголков, которую я увидел только через несколько дней, когда долго рассматривал платок, держа в руках.

Надпись гласила: «Настоящему герою от почитательницы». Когда я прочитал эту фразу, то меня накрыла волна сумасшествия, и я перечитывал письмо по нескольку раз, зачитав его буквально до дыр, даже спал вместе с ним, складывая его аккуратно под подушку.

В письме содержались одни намёки, но они в нём имелись, в отличие от письма Елизаветы, я даже сравнил их текст. Елизавета писала участливо, но сухо и без малейших намёков, хотя, если подумать, то в нём читалось её большое желание продолжить наше знакомство, и я уже начал понимать, почему.

В письме же Женевьевы всё оказалось ровно наоборот. У меня аж дух захватывало от недосказанностей, которые оно содержало, и от возможности извлечь из него массу намёков и полунамёков. В то же время, оно ни к чему не обязывало и ни на чем не заостряло внимание. Тем не менее, в письме мне показался посыл какого-то трепетного чувства, о котором я боялся подумать, и название которого напрашивалось само собою.

Значит, я ей нравлюсь, и она ко мне неравнодушна? Но что мне нужно сделать, чтобы она действительно могла встречаться со мной? Ответ на этот вопрос тоже напрашивался сам собой, ведь если ты сам любишь и не строишь иллюзий об окружающем мире, то понимаешь, что является в нём наиболее ценным. Я знал и понимал. Нужно стать ещё сильнее и ещё весомее в этом мире, чтобы завоевать её руку.

Сердце её уже почти согласно стать моим, или есть перспективы к тому, а вот попросить у родителей Женевьевы её руки – это та ещё задачка. Несколько раз я представлял эту картину, каждый раз перерабатывая её, и каждый раз расстраивался, понимая, что мне пока и предложить нечего. Но сейчас главное, Женевьева дала понять, что она ко мне неравнодушна, а остальное приложится.

В таких душевных терзаниях пролетело несколько дней, и пришло время моего выздоровления и выписки, о чём сообщил лечащий врач. Настенный календарь в его ординаторской показывал 12 августа.

– Ну-с, молодой человек, завтра мы вас выписываем, готовы к выписке?

– Готов, я чувствую себя хорошо.

– Ясно, конечно, ещё необходимо продолжить восстановление, но на улицу вас уже можно выпускать и без повязки. К сожалению, несмотря на все усилия, мы не смогли убрать полностью ваш шрам из-за того, что он нанесён не обычным ножом или пулей, а с помощью индивидуального боевого дара. Достаточно редкая способность оказалась у вашего противника, я даже писал специальный доклад в технический отдел отдельного корпуса жандармов. Надеюсь, они разобрались, что за человек нанёс его вам.

– Надеюсь, – пожал я плечами, зная точно, что этого человека я успешно спровадил на тот свет и теперь узнать о нём я хотел разве что только для того, чтобы понять, кем он являлся.

– Шрам можно убрать, но только с применением медицинского дара, то есть, его сможет убрать человек, обладающий не менее редким даром исцелять и заживлять. Обычно эти люди занимаются более серьёзными вещами, чем шрамы, их силы не безграничны и они постоянно востребованы, так что, вам сильно повезёт, если сможете найти необходимую сумму и уговорить целителя, чтобы он смог вам убрать дефект. Это я вас просто предупреждаю на будущее. Мы сделали всё, что могли, и даже больше, особенно помогла мазь, которую вам прислали, вы же ею пользуетесь?