Осада

Однако обстановка быстро изменилась. Армия Абдуллахана прибывала непрерывным потоком – скоро стало невозможно их сдержать. Туркестанское войско понесло большие потери и было вынуждено отступить.

После этого и сам Абдуллахан переправился на пароме, за ним перевезли пушки, военное снаряжение, припасы и корм для коней.

Армия, не задерживаясь, двинулась в сторону Ташкента.

Не доходя до города, навстречу им прискакали гонцы с доброй вестью: продовольствие, которое ташкентские амиры собрали для осаждённых из окрестных деревень, было захвачено, часть посланных за провизией убита, другие попали в плен, а нескольким удалось спастись бегством.

– Прекрасно! – воскликнул Абдуллахан. – Город долго не продержится в осаде. Разберёмся с этим быстро – и двинемся на Саброн24!

ГЛАВА III

11

Среди городского войска поползли слухи: мол, Шах Саид испугался и ночью тайком перебежал на сторону Абдуллахана. Его навкаров распределили между другими амирами, никто особо не обсуждал происшедшее.

Тем временем султаны Тохир и Абдулгаффор обходили крепостную стену, внимательно осматривая её слабые, обветшалые участки. Они давали указания укрепить оборонительные сооружения, организовывали ремонт. Вдруг к ним подскакал всадник.

– Господа, от посла, направленного к Абдулле-султану, вернулся гонец, – с трудом выговаривая слова и едва переводя дыхание, доложил он, глядя вверх на стену.

Казалось, не конь, а сам он мчался весь путь.

– Где он? – спросил Тохир-султан.

– У Самаркандских ворот!

– Подведите коней! – распорядился Абдулгаффор, обращаясь к навкарам, которые вели лошадей вдоль стены.

Султаны спустились и, вскочив в седла, помчались к указанному месту. Им не терпелось узнать, с каким вестью вернулся посланник. Это ведь вопрос жизни и смерти. В этих краях едва ли найдётся хан или султан, способный открыто воевать с Абдуллаханом. И вот они – вдвоём – оказались лицом к лицу с этим всепожирающим смерчем. Но если, вдруг, Абдуллахан принял их предложение мира… быть может, спор решится? Хотя оба султана в этом сомневались, сердце – обманчивое – всё же надеялось на чудо.

Но…

Стоило им подъехать, как всё стало ясно без слов. Посланцы были подавлены, уставшие, головы опущены, лица – бледные, глаза – тусклые, полны разочарования.

– Что случилось? – нетерпеливо спросил Абдулгаффор.

– Принесли письмо от хана, – не многословно ответил Кушкулокбий и передал пергамент султану.

Абдулгаффор торопливо раскрыл свиток и, пробежав глазами, прочитал его вслух, ровным голосом:

– «Если надеетесь на милость, выйдите навстречу. Если не выйдете, оставьте город и уходите».

– Ясно… Значит, Абдулла султан намерен штурмовать, – проговорил Абдулгаффор.

– Это и так было понятно, – сказал Тохир. – Пора действовать решительно. Абдуллахан не даст нам времени на беспечность.

– Собери всех амиров в Диван-хане, – приказал Тохир-султан Шах-Гозибий Дурмону. – Нам нужно срочно посовещаться.

Кушкулокбий стоял с поникшей головой, чувствуя вину.

– Даже с этим не справились, – с упрёком бросил ему Абдулгаффор.

– Виноват, – смиренно ответил Кушкулокбий.

В этот момент взгляд Абдулгаффора упал на Жонпулата:

– Твоя миссия здесь окончена. Возвращайся в дом!

Жонпулат, не проронив ни слова, соскочил с коня и молча направился в сторону усадьбы.

12

У ворот внутреннего двора знакомые стражники без лишних слов впустили Жонпулата.

В центре двора, задумавшись, в одиночестве сидела Мохим. Завидев юношу, она резко вскочила:

– Куда вы сбежали?! – В её голосе слышалась и обида, и упрёк, и досада.

– Простите! – склонил голову Жонпулат. – Так получилось…

– Я уж подумала, вы убежали навсегда, – сказала она. – Куда пропадали?

– По делу… Ваш брат послал меня…

– Больше так не делайте! – пригрозила она наигранно. – Хоть предупредите! Мы должны знать!

Жонпулат застыл посреди двора, потупив взор. Вот она, та самая… Та, по ком скучал, чьего лица жаждал так долго – стоит прямо перед ним. А он не может даже поднять глаза, насытиться её взглядом. И всё же – чувствовать её присутствие, слышать её дыхание, видеть, как покачивается край её башмака, – и это уже счастье. Одного этого достаточно, чтобы сердце радостно забилось.

– Вы теперь совсем вернулись? Или опять уйдёте?

– Не знаю… Не всё зависит от меня…

– Ладно. Я буду в комнате, – она ушла.

Её не устроил его последний ответ. Как-никак, она – дочь хана. Привыкла к решительным, смелым, прямолинейным мужчинам. А такие, как Жонпулат – с опущенной головой, мямлящие – всегда были для неё лишь слугами. Таких она никогда не ставила себе вровень.

Мохим не хочет видеть в нём слугу… Она хочет видеть мужчину – твёрдого, решительного, уверенного в себе. В последние три-четыре дня она всё больше склонялась к этой мысли. То ли его простота, то ли доброта, то ли мягкая улыбка… что-то в нём запало в душу. Казалось, будто он всегда был рядом, будто они знакомы целую вечность. Главное, рядом с ним она не чувствовала себя чужой; с ним не было ни холода, ни безразличия.

А что не нравилось, это вот такая покорность, это слабость. Столько дней ждала, тосковала, мечтала кинуться ему на шею, а он пришёл и снова… тот же – слабый. И всё, что копилось в её душе, разбилось в дребезги.

Гнев её вскипел.

Жонпулат подошёл к Буроку. Конь за последние дни был запущен – шерсть взъерошилась, потускнела. Узнав хозяина, заржал и затопал копытами. Юноша подошёл, провёл рукой по его лоснящейся чёрно-рыжей гриве, почесал загривок. Бурок заурчал, подставляя шею.

– Что, ты тоже на меня обиделся, дружище? – приласкал он его. – Сейчас, сейчас выведу, пройдемся… ноги размнем…

Он снял с коня верёвку, надел узду и повёл его к воротам.

– Вы уходите? – послышался голос Мохим из окна.

Жонпулат обернулся, покраснел, натужно улыбнулся:

– Коня проветрю. Заскучал он без меня. Сейчас вернусь.

– Это не конь заскучал, – бросила Мохим и скрылась.

Жонпулат решил, что это была шутка… и всё равно обрадовался. Мир сразу стал ярче, словно солнце вышло из-за туч. Ведь в мыслях он и не смел представить, что дочь самого хана может пошутить с ним, подать хоть какой-то знак. Даже от самой этой мысли ему становилось не по себе.

– Эй, куда собрался? – сощурился на него стражник за воротами, с усмешкой.

– Разомнём ноги. Конь соскучился, – с улыбкой ответил Жонпулат.

Он был доволен жизнью.

Выйдя на пыльную улицу, юноша одним лёгким движением вскочил на спину коня и, не оглядываясь, помчался прочь.

13

Тахир султан созвал военный совет.

Это был не просто очередной круглый стол по делам политики – он знал: хорошие мысли приходят за вкусной едой. Поэтому совещание решили совместить с угощением.

Все городские амиры собрались в большом зале дворца. Посреди – длинный дастархан, вокруг расстелены войлочные коврики. На столе – лепёшки, казы, изюм и сушёные фрукты. Все молчат, чуть склонившись к пище. В почётной части стола полулежал Тахир султан, рядом, сидя по-турецки, – Абдулгаффор.

Справа – Газибий, Шохим, Пояндабий, Буйдошбий, Курбон-аталык. Слева – Шерали-мирзо, Назар, Хасан-мирзо, Олачук-мирзо и Тумка. На подступе к главной части – Кушкулокбий, разливающий вино.

– Абрикосы уже поспевают? – спросил Тумка, покрутив в руке одинокий, ещё твёрдый, но пожелтевший плод. – Слава Всевышнему, и до этих дней дожили!

– Бери, ешь… вдруг до следующего урожая не дотянешь, – съязвил ему Олачук-мирзо вполголоса.

Тахир султан резко взглянул в их сторону. Но промолчал. Причина сбора всем известна – Газибий разъяснил её заранее. Но никто не решался первым заговорить. Все ждали, когда начнут говорить два султана.

Наконец, подали суп в пиалах и четыре блюда с жареным мясом. Народ углубился в трапезу.

– Ну и что мы теперь будем делать? – спросил Тахир султан, обжигаясь горячим супом и ставя чашу на место.

– Воевать, – ответил Газибий.

Он пытался сохранить хладнокровие. Положил пиалу, потянулся за мясом, но обжёг пальцы и бросил кусок обратно – прямо в суп.

– Сражаться из крепости или выйти на открытую местность и встретить врага? – спросил Абдулгаффор.

Наступило молчание.

Скрытность двух султанов вызывала у всех тревогу. Что у них на уме? Никто не мог предугадать. Поэтому боялись сказать лишнее. Для некоторых ведь проще всего согласиться с уже озвученной мыслью.

– С Абдуллой-султаном, да ещё в открытом поле?! – испуганно воскликнул Шерали-мирзо. Но, встретившись взглядом с хмурым Тахир-султаном, смутился. – У нас мало воинов… не справимся… Лучше обороняться из крепости, там преимущество за нами…

– А что именно сказал Абдулла султан? Объясни поподробнее, – Пояндабий обратился к Кушкулокбию.

Тот нерешительно посмотрел в сторону двух султанов, но молчал.

– Он сказал: «Если вы надеетесь на нашу милость, выйдите и примите нас. Если нет – покиньте город», – разъяснил Тахир-султан.

Собравшиеся облегчённо вздохнули.

– А что насчёт хазрата Бобо-султана? – осторожно спросил Олачук-мирзо, глядя при этом на Абдулгаффора. – Ваш отец… не присоединится ли он к нам?

– Мой брат приказал не сдавать город. Он собирает войско в степи. Если мы удержим Абдуллу здесь, он подойдёт вовремя, – объяснил Тахир-султан.

На лицах собравшихся появилась надежда.

– Значит, обороняться в крепости, это верное решение, – сказал Шерали-мирзо. – Пока Бобо-султан подойдёт, наших людей удастся уберечь. Верно?

Тахир султан пристально посмотрел на него.

– Вот и я о том же! – обрадовался Шерали-мирзо.

– А может, наоборот, покинуть город, присоединиться к Бобо-султану и всем вместе ударить на Абдуллу? – робко предложил Кушкулокбий.

– Ты что несёшь?! – вспыхнул Тахир-султан. – Уши свои открой! Мой брат ясно сказал: даже если в крепости останется один человек – защищать до конца!

Кушкулокбий замолк.

– Поддержит ли нас народ? – задал вопрос Абдулгаффор. – Когда завтра Абдулла султан подойдёт под стены, не будет ли измены?

Он не смотрел на кого-либо конкретно. И потому наступила заминка – никто не знал, к кому обращён вопрос.

– Поддержат, куда им деваться? – сказал Хасан-мирзо. – Народ устал. В этот раз они полны решимости. Готовы биться до конца.

– Тогда мобилизуем всех, кто хоть на что-то годен, – сказал Тахир-султан и посмотрел на Хасан-мирзо. – Ты будешь отвечать за ремонт стен, соберёшь камни, кирпич, палки, брёвна… всё, что нужно для обороны.

– Газибий, ты оставишь одну городскую ворота открытой, остальные завалишь земляными насыпями. Если не сможем удержать, закроем проходы полностью.

– Пояндабий, отвечаешь за продовольствие. Корм для людей и скота, тоже за тобой. До прибытия войск Абдуллы обыщи окрестности, скупай, если надо, изымай.

– Буйдошбий, твоё дело оружие. Срочно собери кузнецов, пусть делают мечи, щиты, луки, пики, булавы – всё, что может пригодиться.

– Курбон-аталык, Шерали-мирзо, Назар, Хасан-мирзо, Олачук-мирзо – вы выведете людей из города и уничтожите все дома и деревья в пределах досягаемости вражеских стрел. Для этого задействуете всех горожан.

Султан посмотрел на Тумку.

– Пушки у тебя в порядке? Порох есть?

Тумка бросил ложку в чашу.

– Ни одной трещины. Порох уже готов!

– Значит, остаёмся в городе и сражаемся! – сказал Тахир-султан и, взяв остывшую пиалу, снова отпил из неё.

Все снова потянулись к еде.

14

Жонпулат ехал верхом по улицам города.

В воздухе стояла тревога. Народ был в смятении – все куда-то спешили, лица мрачны, во взглядах страх и беспокойство. Надвигающееся бедствие вселило в сердца горожан тревожный гул, и никто не знал, что принесёт завтрашний день.

Так всегда бывало – время от времени армия какого-нибудь хана, как чёрная туча, обрушивалась на город: грабила, жгла, убивала, уводила в плен. Всё, что успели нажить за короткое мирное время, обращалось в пепел. Жизнь теряла смысл, вера в будущее угасала. Но самым страшным было не само разорение, а то, что шло за ним – жизнь после него. Оставшимся в живых приходилось начинать всё заново: восстанавливать руины, искать еду, одежду, предметы быта… А главное – не умереть с голоду.

После каждого набега те, кто выжил, поднимались из пепла.

Но самая страшная беда – не разрушения, а потеря надежды.

Надежда – вот что уносит с собой война.

А за одной бедой всегда следует другая.

Жонпулат ехал по незнакомым улицам, смотрел на чужих людей, занятых своими тревогами, не обращавших на него внимания. Среди них – пыльные воины, бродяги, оборванные ремесленники, заросшие крестьяне с окрестностей. Он знал: совсем скоро эти улицы превратятся в поле боя. Многих из этих, вот так озабоченно суетящихся людей, уже не будет в живых. Кого-то изуродует меч, кого-то сожжёт огонь. Он знал это – и смотрел на них с холодной усмешкой.

За свою короткую жизнь, ещё до того, как Бобохан взял его к себе поваром, а особенно после – он повидал многое.

Он сражался, заглядывал в лицо смерти, и потому стал равнодушен к жизни. Он знал, что участь мужчины в этом мире – воевать, жениться, родить детей и умереть.

Войны не прекратятся. Юноши будут умирать…

Он видел, как сильнейшие бойцы исчезали бесследно, будто их и не было.

Таков был век. Люди свыклись с мыслью о неизбежности смерти, и юноши с молоком матери впитывали мысль, что от войны не сбежать – она всё равно настигнет.

Жонпулат был порождением этой эпохи. Он был равнодушен к смерти, к войне.

Жизнь мужчины – это поле для доблести и мужества. Вот главный закон, вот девиз дня.

– Эй, юноша, ты чей человек?!

Позади раздался грубый, презрительный голос.

Жонпулат понял, что обращаются к нему, и обернулся.

На чёрном гарцующем коне сидел плечистый, солидный человек в пурпурном халате с поясом. У него была золотая сабля с богато украшенными ножнами, на голове – фиолетовый тюрбан, а на лице – неприязнь и властность. Конь храпел, грыз удила, серебряные кисточки на сбруе играли на солнце.

Это был Пояндабий – наместник найманцев25, выехавший по приказу султана Тахира для надзора за сбором продовольствия.

Жонпулат его раньше не встречал.

– Ко мне обращаетесь? – недовольно переспросил он.

Он сразу понял: это кто-то из городской знати. Но почему с ним такой тон? Он никому не мешает, идёт своей дорогой…

– А ты что, глухой? – рявкнул тот. – Тут кто-то ещё, кроме тебя, есть?

– Я не чьё-то подчинение. Сам себе хозяин, – постарался мягко ответить Жонпулат.

Такой ответ не понравился Пояндабию.

– Что за чушь?! Я спрашиваю: кому служишь? Кто твой повелитель?

Жонпулат понял, что без точного ответа не отделаться:

– Абдулгаффору-султану служу.

– Вот и говори сразу, – Пояндабий немного смягчился. – Я, Пояндабий, наместник найманов. Слыхал обо мне?

Жонпулат слышал о найманцах, но это имя – нет.

– Не слыхал, – ответил он, потянул повод и поехал дальше.

– Конь у тебя знатный, – догнал его Пояндабий.

Эта похвала пришлась Жонпулату по душе. Он погладил коня по гриве:

– Бурак.

– Что? – не понял Пояндабий.

– Имя его – Бурак.

– Кто ж даёт такие глупые имена лошадям?

– Так звали скакуна нашего Пророка.

– Что ж тогда, твой меч зовётся Зульфикаром? – съязвил наместник.

– Нет, – серьёзно ответил Жонпулат.

Пояндабий нахмурился:

– Да ты, парень, еретик, что ли? С чего такие имена выдумываешь?

– Это не я. Прежний хозяин его так звал.

– Кто же он?

– Его мне подарил сам Бобохан-хазрат.

Пояндабий резко замолчал. В его взгляде мелькнуло изумление:

– Сам? Лично?

– Лично, – спокойно ответил Жонпулат.

– За что такая милость?

– За то, что приготовил для его гостей вкусное блюдо.

Пояндабий ожидал услышать рассказ о каком-нибудь героизме, и был разочарован. Он рассмеялся:

– Значит, за еду?! Что же ты приготовил?

– Не помню, – невозмутимо ответил Жонпулат.

Разговор про еду охладил пыл найманца. Он с презрением посмотрел на юношу и прочистил горло.

– Продашь мне скакуна?

– Нет, – отрезал Жонпулат.

– Дам двух вместо одного.

– Не поменяю даже на десять.

– Зачем тебе он? Ты ведь ещё молодой. Я тебе найду другого – ещё резвее.

– Не обижайтесь, не продам и не поменяю. Он мне как брат стал.

– Как брат?! Вот уж повезло мне с таким братцем… – усмехнулся Пояндабий.

– Что есть, то есть.

– Глуп ты, парень, – уже с нажимом сказал наместник. – Если послушаешься старших – не прогадаешь.

– Всё равно не продам, – спокойно, но твёрдо повторил Жонпулат.

Пояндабий развернул коня и поскакал вперёд.

Проехав немного, обернулся.

Он ещё раз бросил взгляд на скакуна, в глазах у него мелькнул холодный блеск.

15

Пояндабий, не задерживаясь, выехал за пределы города – проверить, как идут дела у всадников, отправленных собирать продовольствие для предстоящей войны. Армия Абдуллахана ещё не подошла вплотную к городу, но по округе уже стоял гул голосов – горожане, по приказу властей, разрушали постройки у городских стен. Стук, грохот, крики и клубы пыли стояли над окраинами. Надсмотрщики, как заведённые, орали распоряжения, перегоняя рабочих с места на место.

Пояндабий миновал это кипение и, пересёкши окрестные посёлки, выехал к равнине. По плану, всадники, разбитые на четыре-пять отрядов, должны были вернуться сюда – на берег арыка Кайкавус – и собраться с добытым. Туда и спешил амир. Он даже не стал дожимать разговор с Жонпулатом – будь не этот спешный выезд, не оставил бы того спокойно.

На указанном месте, возле холма у арыка, пока не было никого. Внизу, в овраге, струился весенний поток, пробуждая заспанные берега, трепал свежую зелень, только начавшую прорастать. Лёгкий ветерок холодил кожу. Пояндабий, не слезая с коня, обвёл округу зорким взглядом. Издали, над крышами домов и верхушками деревьев, клубилась пыль – значит, всадники возвращаются, телеги полны.

Он позволил себе немного расслабиться, смотрел на воду и траву, думал. Но долго ждать не пришлось – послышался топот копыт, и вскоре, подняв клубы пыли, к нему на всём скаку понеслись десятки всадников.

Но без обозов, без вьюков, пустые!

Что за купкари26 у них тут?

Это была первая мысль, что мелькнула у амирa. Наверняка наткнулись на врага – вернулись с пустыми руками, будто испуганные овцы. Неужто боевое столкновение?

– Господин, – один из всадников подъехал и остановил коня. – У Бозсув27 мы столкнулись с войском хана. Они уже идут следом!

– А где же груз?! – Пояндабия волновало только это.

Что армия Абдуллахана рано или поздно доберётся – это было ясно. Но главное – успеть собрать съестное и доставить в город. Без провизии не будет защиты, не будет осады. А этот, в панике, бормочет что?

– Всё отняли! – всадник бросил испуганный взгляд назад. – Мы шли к Кукча28, объединившись. Но они ударили с тыла. Завязалась схватка…

Тем временем подошли и остальные. Потные кони храпели, топали, стояли, дрожали. Воздух наполнился запахом лошадиного пота, над всадниками висела пыль. Пояндабий отмахивался плёткой от пыли.

– Кто отнял?! – голос его сорвался в гнев.

– Люди Абдулла султана! – сразу ответили двое.

– А вы, значит, распустили уши и всё отдали?! Вам бы подохнуть лучше, чем так жить!

В гневе он хлестнул ближайшего, того, кто первым подъехал. Конь шарахнулся, всадник едва удержался.

– Наверное, это был передовой отряд, – объяснил кто-то. – Их было много, сил не хватило… Они сейчас следом нагрянут.

Пояндабий понял: отряд не шутит – они испуганы всерьёз. Но он не мог просто так оставить добычу, пусть и под угрозой. Никто не знал, сколько продлится осада. Без припасов не выстоять. Даже если то, что собрали до этого, хватит на день-два – что дальше?

– Поехали! Едем вместе! Трусы!

Он развернул коня в сторону Бозсув. Навкары, нехотя, потянулись следом.

– Их много… погибнем там, – пробормотал кто-то сзади.

Пояндабий сделал вид, что не слышит. Пусть так – лучше умереть сразу, чем потом от голода. Тем более, Бобохан чётко приказал: не сдавать город. А он не любит ослушников. Если султаны решат сдать Ташкент, не посоветовавшись, Бобохан всё равно их всех казнит.

Всадники во главе с Пояндабием пустились вскачь. Вскоре вдали показалась группа всадников – за ними поднималась пыль, доносился топот.

Пояндабий узнал: это действительно передовой отряд Абдуллахана. Силы неравные. Но он не мог повернуть назад – это было бы малодушием. Он не мог позволить себе убежать, оставив своих позади.

– Сражаемся! – закричал он, выхватывая саблю.

Стычка не затянулась надолго. Как только трофеи были захвачены, пятьдесят всадников – передовой отряд ханского войска пошли в бой.

Пояндабий понял, что это не просто разведка. Он бился, но силы были неравны. Его бойцы гибли один за другим. Он и сам получил рану в плечо, едва не лишился сознания. В последний момент, собрав волю, он прорвался сквозь врага, оторвался и помчался обратно в город.

Бухарские воины, преследуя его, гнали до самых стен, но когда показались городские ворота, сдались. Видимо, приняли местных жителей, разрушавших дома у стены, за новую рать и не рискнули напрасно рваться вперёд.

ГЛАВА IV

16

Абдуллахан сначала расположился в степях Каракамыш, близ Ташкента, а когда эмиры разведали местность и подготовили удобное место, он переместился к берегам арыка Кайкавус – в чарбаг29, некогда разбитый Шейбанидами, при Суюнчходжа-хане. Отсюда и начал руководить осадой.

Чарбаг был необычайно живописным: воздух насыщен ароматом мяты, роз и базилика, вокруг буйно зеленела трава, пестрели цветы. Этот райский уголок пришёлся по нраву султану. Особенно по вкусу ему пришлась ташкентская вода – прохладная, сладкая, как из Рая. Он пил её и не мог напиться. В прошлые походы ему тоже не хватало этой воды. Теперь он вновь обрел это счастье. Восхищением он поделился с Кулбобо:

– Да ведь это и есть рай, этот Ташкент! – воскликнул он. – Здесь живут люди, которых Бог любит!

Они бродили по саду, среди душистых трав и цветущих клумб. У арыка благоухала мята, аромат пьянил до головокружения.

– Султан Махмуд-хан30 как-то сказал: «Лучше быть слугой в Ташкенте, чем ханом в Аксу31», – заметил Кулбобо. – Древние не зря так говорили. Воистину – земля эта благословенна, плодородна и щедра.

– А знаешь, почему она такая? – Абдуллахан наклонился, сорвал веточку серебристой мяты, растёр в пальцах до сока, поднёс к носу, вдохнул глубоко. – Потому что политa кровью. Тела людей – удобрение для этой земли…

– Вы и сами не раз сюда приходили, – осторожно заметил Кулбобо, не совсем поняв, к чему ведёт хан.

– Но в этот раз, если возьмём – уже не отдадим. Эта земля станет бриллиантом в кольце наших владений, как Мавераннахр, – сказал Абдуллахан.

Кулбобо понял, что речь идёт не о жажде крови, а о святости, которую хан видит в этой земле.

– Да, это место святое, – согласился он наконец, кивая с почтением.

В это время передовые отряды ханского войска уже прибыли и разбивали лагерь вокруг Ташкента. Посевы и фруктовые сады были вытоптаны, перепаханная земля превращалась в месиво. Некоторые деревни опустели: кто-то успел укрыться в городе, другие – надеясь на милость или от безысходности – остались в своих домах. Третьи – забрав скарб и погрузив имущество на повозки – бежали прочь, в дальние края.

Так опустевшая округа вновь ожила под гул армейского лагеря.

Абдуллахан созвал военный совет.

Совет проходил под тенью айвана, отмытым, политым водой, с коврами и войлоками, расстеленными внизу. На возвышении, обвитом шёлковыми тканями, сидел сам хан, скрестив ноги. Вокруг него – приближённые. По одну сторону от него – Кулбобо-кокалдош, по другую – брат и наперсник Дустум-султан. Эмиры расселись по рангу. Среди них был и другой брат Абдуллахана – Ибодулла-султан, правитель Самарканда, принимавший войско зимой.

Сначала хан спросил, как дела у каждого из эмиров, поинтересовался состоянием армии. Затем развернул жёлтую бумагу – карту Ташкента – и распределил задачи:

– Ибодулла-султан займёт пост у ворот Фаркат, Абдулкуддус-султан – у Самаркандских. С востока от него – Исфандияр. Мумин-султан будет у ворот Шибли. С восточной стороны от Мумина – Хасанходжа, Шоимбий и Али Мардон. Шайхим, Джонкелдибий, Абдулбакийбий, Джондавлатбий и Жолтойбий станут у Кукча-дарвазы. У Туркестанских ворот – Дустум-султан и остальные. Мирак тупчибоши сосредоточит основную артиллерию возле Кукча-дарвазы. Учтите: мы не собираемся здесь задерживаться. Быстро захватим город – и двинемся дальше, вслед за Бобоханом!