Бремя несправедливости

– Но его опекают венецианцы, вдруг бумаги дель Кампо уже у них?

– Почти невероятно. Дель Кампо достаточно умен, чтобы не расставаться с таким активом.

– Значит, кроме денег у дель Кампо нужно будет отобрать еще и его бумаги…

– Отец Иоанн, – снова увещевательно произнес Пикколомини, – мы же не грабители. Хоть Алессандро дель Кампо и недостоин сочувствия, мы все же не собираемся обдирать его до нитки! Мы хотим убедить его самого, добровольно отдать то, что нам нужно. Взамен он получит безбедную будущую жизнь. А главное – безопасную! Где никто не будет угрожать его дочери, охотиться за ним самим! Мы даже выполним его желание насчет сына Кончини! Он должен понять, что серьезной организации сделать это гораздо проще, чем ему – одиночке. Дель Кампо получит все, чего может желать: свободу, безопасность, покой, достаток. Ведь это лучше, чем та жизнь, которой он живет сейчас.

– Возможно… Я плохо знаю этого человека.

– Ну так что, отец Иоанн? Я развеял ваши сомнения? Укрепил в стремлении продолжать дело? Вы готовы завершить начатое?

– Я исполнил бы свой долг в любом случае, если это нужно ордену.

– Теперь вы знаете, что очень нужно. И ваши труды, и их успешное окончание будут для ордена бесценным подарком. И разумеется, вы получите все, что вам потребно для их осуществления.

– Я не вправе требовать…

– Вправе! Вы обязаны требовать всего, что приведет вас победе. И вы получите это. Для начала: все руководители наших провинций получат приказ генерального настоятеля о безусловной помощи вам. Они окажут вам любую помощь! Если вам нужны еще люди – вы тоже их получите. И деньги…

Джон Джерард вышел от Пикколомини в смешанных чувствах. Более полное понимание происходящего воодушевляло, придавало сил и уверенности. Теперь в его картине этого самого происходящего сложились недостающие кусочки, ушли мешающие сомнения… Но ведь кто-то из его команды напрямую общается с Римом! С Пикколомини, во всяком случае… Господин Джерарди… И Пикколомини несомненно специально открыл ему это.

Джерард не знал, как к этому относиться. Не понимал, как реагировать. Ведь все они служат одному делу… В итоге он посчитал излишним тратить время и силы на выяснение. Лучше потратить их на дело. И требовалось этих сил много, возможно даже все, что еще оставались у него.

А Франческо Пикколомини после разговора с Джерардом, лишь дождавшись, когда тот уйдет, сразу же покинул свой кабинет и прошел по коридору до лестницы, по которой только что спустился его гость. Посмотрел вслед ему вниз, но сам поднялся наверх и вошел в дверь в самом конце коридора.

– Господин настоятель у себя? – спросил Пикколомини у сурового вида мужчины со шпагой на боку.

Но ответил ему не он, а вышедший из дальней двери человек в рясе:

– Вас ожидают.

В небольшой комнате за столом в простой черной одежде сидел невысокий худощавый человек с аккуратной полуседой бородой и такими же полуседыми короткими волосами. Ему еще явно не было шестидесяти, и его узкие, острые, будто изможденные черты лица, нос с горбинкой и широкий лоб напоминали чем-то горностая. При этом лицо его выглядело вполне благообразным, даже благородным, а потухшие глаза выдавали и ум, и опыт. Этим человеком был Муцио Вителлески, шестой генерал Общества Иисуса, преемник знаменитого Клаудио Аквавивы.

– Поговорили? – спросил, вставая из-за стола, генерал.

– Поговорили, монсеньор… – осторожно ответил Пикколомини.

– Ты убедил его продолжить?

– Отец Иоанн – человек долга… Его одолевали сомнения, но мне удалось помочь ему.

– Тебе пришлось ему рассказать?

– Видите ли, монсеньор… – Пикколомини, казалось, был смущен и с трудом подбирал слова, – отец Иоанн человек умный и крайне опытный… Он и так догадался, что причина поисков не заключена в одних лишь деньгах… Мне пришлось раскрыть ему правду.

– Всю?

– Нет, лишь еще одну ее часть.

– И ему хватило этого?

– Не уверен.

– Быть может, лучше было бы сразу объяснить ему? Ведь когда он найдет дель Кампо…

– Долг для него превыше всего, монсеньор, потому он выполнит порученное.

– Значит, всего он не знает… Что ж, будем надеяться, что все кончится хорошо…

– Не может кончится плохо, господин настоятель, – голос Пикколомини обрел уверенность и силу. – Все, что мы делаем, мы делаем к вящей славе Божией. Мы верные слуги Господа, и это он ведет нас по нашему пути. Он даст нам силы и умения пройти его до конца.

Глава 2 Зимний поход

Вот и дом иезуитов. За ним сразу их церковь – Сан-Фиделе. А уж за ней дворец Марино, где их ждут братья Планта. Не сразу получилось все подготовить, пришлось сначала осмотреться, отрепетировать сцену… Ну и дождаться, собственно, когда они вместе с Робустелли поедут к Планта в Марино.

Рошфор узнал о поездке еще с предыдущего вечера, было время предупредить Шато-Рено. Вообще-то они с Робустелли теперь ездили в Марино довольно часто, братья Планта всегда любезно принимали господина Палетти, особенно Помпео. После того, как тот привез ему ответ дочери, и особенно когда Помпео Планта узнал, что из-за этого Палетти был арестован, он стал считать его своим верным человеком. Верным только ему в первую очередь. А Робустелли такая ситуация тоже более чем устраивала: он-то считал, что приблизил к Планта своего верного человека и, слушая отчеты Палетти, улыбался наивности своего родственника. Рошфора же такое положение устраивало еще больше.

Едущие чуть впереди двое охранников уже повернули за угол, и Рошфор вдруг почувствовал, что волнуется. С чего бы? Вот сейчас и они повернут…

– Шато-Рено! Господин де Шато-Рено! – враз из сонного и безразличного к окружающему Рошфор превратился в счастливого и сияющего. – Вы разве не узнаете меня?

Вся кавалькада Робустелли остановилась, а сам капитан с удивлением взирал то на своего помощника, то на молодого человека, тоже замершего на месте и в ту же секунду расплывшегося в радостной улыбке:

– Господин Палетти! Вот уж не ожидал! Какими же вы здесь судьбами?

– Долго рассказывать… Но вы-то! Вы-то как тут оказались?

– Да вот! Побросала судьба по Италии!

– Знаете что?.. – Рошфору словно пришла какая-то мысль и он тут же обернулся к Робустелли: – Господин капитан, извините, но это мой друг, господин де Шато-Рено. Друг еще по Франции. Я вам рассказывал… Прошу вас, господин капитан, разрешения отлучиться! Всего на один вечер!

– Конечно, дорогой Палетти, – доброжелательно согласился Робустелли, – я скажу господам Планта, что вы не смогли сегодня прийти…

***

Естественно, идеальным вариантом было, чтобы Робустелли сам спросил его на следующий день об этой встрече и о самом Шато-Рено. Но он не спросил, а сюжет пьесы не предполагал ожидания. Потому Рошфор сразу после полудня направился к Робустелли сам, но в коридоре его встретил Маринари. Как всегда, с холодной улыбкой, от которой у Рошфора делалось нехорошо на душе.

– Как прошла встреча с другом, господин Палетти?

– Да… хорошо, в общем-то… – изобразил удивление от такой осведомленности Рошфор. Он и на самом деле удивился: Робустелли рассказал об их встрече Маринари. Даже и непонятно, хорошо сие или плохо…

– Вы давно не виделись?

– С тех пор, как я покинул Францию… Господину де Шато-Рено тоже пришлось уехать тогда…

– Расскажите мне о вашем друге, господин Палетти. Мне очень интересно.

«Интересно ему… – подумал Рошфор. – Сейчас начнет копать… Ну да без него все-равно не обойтись».

– Что ж тут говорить… – начал Рошфор уже в кабинете у Маринари, сидя на любезно предложенном уму стуле. – Шато-Рено приехал в Италию… на заработки. Как и я, в общем-то. Нанялся к венецианцам, воевал в страдиотах… Потом был ранен тяжело под Градиской…

– А во Франции вы как с ним познакомились?

– Мы вместе служили у Кончини. До самого убийства маршала… Он тоже занимался разными поручениями…

– Какими?

– Откуда же я знаю? – возмутился Рошфор. – О них не объявляли на площадях, а болтать о секретах господина маршала было у нас не принято.

– Хорошо, продолжайте, господин Палетти. Вы сказали, что этот Шато-Рено был ранен под Горицией…

– Под Горицией или Градиской… где-то там, короче. Потом подался в морскую пехоту, сражался при Рагузе…

– Ого!

– Да. Попал плен…

– Где он был в плену?

– В Бриндизи, кажется… Потом сбежал…

– Насыщенная жизнь…

– Обычная жизнь, когда ты пытаешься шпагой заработать на кусок хлеба.

– И что же с вашим другом было дальше?

– Как война кончилась, помаялся по гарнизонам: Корфу, Пола … Сейчас собрался на север. Надеется наняться где-нибудь в Империи…

– Вы вчера вернулись за полночь… Допоздна отмечали встречу?

– Господин капитан разрешил мне… Я не видел Шато-Рено несколько лет! Столько хотелось узнать друг о друге!

– А про себя вы ему что рассказали?

– Господин Маринари, я знаю, о чем можно рассказывать, а о чем нельзя, если вы это имели ввиду! Но… раз уж вы сами про это заговорили… Я, если честно, хотел попросить господина капитана… вернее, предложить услуги моего друга… Он сейчас в непростом положении. Мне бы хотелось помочь ему.

– Вот как? Так вы рассказали…

– Ничего я ему не рассказал! Но он же видит, что я в полном порядке! Он просто попросил, что если… вдруг у меня есть возможность…

– Интересно… – Маринари, казалось, не ожидал такого развития разговора. – А что он умеет, ваш друг? Кроме как управляться со шпагой?

– То же, что и я. И человек он отважный, поверьте!

– Это должен решить капитан… Поговорите с ним.

Вот так господин де Шато-Рено, старый знакомый господина Палетти, уже в этот же день (такая излишняя, на первый взгляд, спешка показалась Рошфору, напротив, правдоподобной) оказался в кабинете у Робустелли, в котором кроме него и хозяина присутствовал еще и Маринари.

– Итак, господин де Шато-Рено, вы ищете службы? – приветливо начал Робустелли.

– Мой друг, Палетти… господин Палетти, сказал, что у меня есть шанс. Честно говоря, надоело уже скитаться…

– Но ведь вы французский дворянин? Почему вы не хотите вернуться на родину и служить там?

– Видите ли… Не очень я хочу возвращаться… Гвидо, наверное, рассказал вам, что меня могли арестовать после убийства маршала…

– За что?

– Я не привык раскрывать чужие тайны. Даже если это никому уже не важно.

– Что ж, тогда расскажите о себе то, что можете рассказать.

– О себе я могу рассказать все, мне скрывать нечего. Мои родители были протестантами. И я был… Однажды… встретил… девушку, в общем. Католичку. Я понял, что никакой я не протестант, перешел в католичество. Моя невеста умерла потом… Один знакомый помог мне поступить на службу к маршалу д`Анкру.

– Что за знакомый?

– Знакомый? Антонио Виченци, приближенный Кончини. Так я служил у маршала, пока его не убили. Потом нам пришлось разбегаться кто куда… Я отправился в Италию. В Венеции хорошо платили, служил там. Потом…

– А где вы служили в Венеции? – прервал Филиппа Маринари. – Извините, господин де Шато-Рено, за вопросы о таких подробностях, но… нам нужны люди действительно с опытом и…

– Да я все прекрасно понимаю, господа, никто не хочет платить деньги зазря. А в Венеции я служил в полку страдиотов. Под Градиской в основном. Был сильно ранен, больше месяца провалялся…

– А! – вдруг вспомнил Маринари. – Я, кажется, был знаком с вашим командиром! Джанкарло Сальви, он как раз командовал страдиотами во Фриуле!

– Нашим полком командовал Луиджи Минио… Но это был не единственный полк страдиотов.

– Вот как? Возможно… Но продолжайте, пожалуйста.

Филипп продолжил. Следуя совету Рошфора и собственной логике, он старался упоминать как можно меньше подробностей, но Маринари не давал строго следовать этой тактике, постоянно уточняя: а где вы жили в Венеции, как назывался ваш корабль в битве при Рагузе, кто был его капитаном, как звали коменданта крепости в Бриндизи и так далее, не забывая при этом бесконечно извиняться за устроенный допрос. Но Шато-Рено трудно было поймать на этих подробностях – он говорил только о том, что лично видел, кого сам знал, в чем непосредственно участвовал.

Разумеется, если бы Маринари начал копать еще глубже и сопоставлять все его приключения по времени, то обнаружились бы некоторые лакуны – выброшенные из рассказа целые месяцы, особенно за последний год. Но и к этому Филипп был готов: по его легенде он провел этот год в гарнизоне Полы, каковую и описал во всех подробностях.

В общем, никакой лжи, никаких фактов и событий, каковые бы нельзя было подтвердить и о которых нельзя было бы рассказать в правдивых подробностях. И то ли рассказ его был убедительным, то ли подозрительность Маринари по отношению к нему не была такой уж серьезной, только после двух часов разговора господину де Шато-Рено было предложено поступить на службу.

Служба его должна была заключаться в превращении человеческого мусора разной степени мерзости в людей, похожих на солдат – то, с чего начинал когда-то Рошфор. Филиппу было все-равно, в общем-то, чем заниматься у Робустелли, а об остальном должен был позаботиться его друг.

***

Обычное совещание, какие Робустелли проводил по понедельникам, было в самом разгаре. Как и все последнее время капитан требовал улучшения сбора информации из Вальтеллины и Трех лиг. И как обычно все упиралось в людей. Вернее, в их недостаток. Тех, кого муштровали в казарме, становилось все больше, так что и казармы теперь было две. Но все это были не те, кому можно было бы доверить работу агента. А те, что имелись, были на вес золота.

А еще Лоренцо Траппа высказал вполне привлекательную идею внедрить в окружение их потенциальных противников своих людей. Эту мысль на днях ему ненавязчиво подкинул Рошфор. Он уже хорошо знал своего коллегу, а потому был уверен, что тот выдаст ее за свою. И Робустелли этой идеей, разумеется, заинтересовался, но кадровый голод не позволял всерьез рассчитывать реализовать ее.

Траппа имел ввиду Эрколя Салиса, прежде всего, но Рошфору нужен был не он. А потому Рошфор тоже горячо поддержал идею Траппы, но творчески развил ее:

– Господин капитан! Мне тоже пришла в голову неплохая идея! Я как раз вспомнил о своем друге, господин капитан. Шато-Рено подходит для этого идеально, он занимался подобными вещами.

– Он не рассказывал об этом.

– Шато-Рено не тот человек, что будет говорить о таких делах. Уж я-то его знаю.

– Что ж, это интересное предложение, Гвидо… – Робустелли явно был заинтересован предложением Палетти, но как будто в чем-то сомневался. – Но, уж не обижайтесь, нужно присмотреться к нему… Значит, вы уверены, что он справится?

– Не хуже, чем справился бы я, – отринув всякую скромность, произнес Рошфор. – Уверен, что эта работа ему по плечу. И что он не откажется. И вот еще что, господин капитан! Салис, может быть, и не первой важности… В смысле… я слышал еще о нескольких людях. Это те протестантские священники, что ураганили в Тузисе. Один из самых деятельных – Георг Йенач.

– Да уж, человек известный… – согласился Робустелли. – Знать бы, что он затевает очень не помешало бы.

– Он живет в Вальтеллине, где-то недалеко от Сондрио…

– В Бербенно… – задумчиво вставил Робустелли. – В Бербенно он живет… Вы к нему хотите отправить господина де Шато-Рено?

– Это подошло бы ему просто идеально!

– Почему?

– Он же был гугенотом! Вот, смотрите: ревностный протестант, пострадавший от католиков, ненавидящий Испанию и папу… Каково?

– Неплохо… Действительно неплохо, Гвидо! Этически немного сомнительно, правда… Согласится ли ваш друг? Я имею ввиду его религиозные чувства.

– Почему бы и нет?.. – всем видом демонстрируя внутренние сомнения, произнес Рошфор. – Он же профессионал… так что должен… Я уверен, он согласится!

– Хорошо, Гвидо. Мы подумаем над этим, а пока вы можете поговорить с господином де Шато-Рено на эту тему.

Очень хотелось, чтобы Робустелли не затягивал с этим вопросом. Если подвижек не будет, то Рошфор решил отправить Шато-Рено к Йеначу просто так. Разумеется, таким образом, чтобы никто из людей Робустелли не увидел его там. Ибо теперь, когда он засветил Шато-Рено, если бы того увидели у Йенача, господин Палетти-Рошфор не сумел бы объяснить руководству, как же так получилось.

Но риск того стоил. Если Шато-Рено окажется у Йенача в качестве агента Робустелли, то это откроет перед ним массу дополнительных перспектив. Никакого противодействия со стороны сторонников Робустелли, свобода контактов с представителями происпанской партии: от Гвиччарди до Беста и полная легальность контактов с их противниками, организация канала дезинформации, при необходимости, и много еще разных интересных возможностей.

Пока же Рошфора эта неопределенность с Шато-Рено немного напрягала. А сам Шато-Рено относился к этой задержке философски:

– Послушайте, Рошфор, мне кажется, вы все усложняете.

– Что именно, друг мой?

– С этим Робустелли. Зачем вы ведете с ним такую хитрую игру? Можно победить куда как более простым способом.

– Вам весело, Шато-Рено? Ну, я слушаю вас.

– Не нужно меня никуда отправлять. Я могу просто убить его.

– Кого? – изумился Рошфор.

– Робустелли. Капитана вашего. И дело с концом, не находите?

– Ах, Шато-Рено, вам бы лишь убить кого! Откуда в вас такая кровожадность?

– Можете убить его сами… Что вам мешает?

– Закон… мораль, – с самым серьезным видом ответил Рошфор. – В конце концов, он тоже Божье создание.

– Вот сейчас мне стало не до веселья, – изобразил серьезное и озабоченное лицо Шато-Рено. – Что с вами произошло? Отец Жозеф вернул вам душу?

– Нет. И не вернет. Ее, боюсь, теперь придется выкупать. Я коплю деньги… А по поводу Робустелли… я и сам об этом всерьез думал поначалу. Хоть это и не совсем профессионально… но его смерть расстроит, конечно, планы испанцев. Не до конца и не на долго. Робустелли вовсе не глава всего дела. Нет, глава, конечно… Я просто пришел к выводу, что в этом деле… в этой их структуре нет главы как такового. Если не считать короля Испании, разумеется, или герцога Ферии. Помимо Робустелли есть Гвиччарди, есть Планта, есть Беста, Траверс, Маринари и чертова уйма людей, которые без труда заменят Робустелли. Есть его помощники, его армия из трехсот уже почти человек… Сеть агентов, союзники в Вальтеллине и Трех лигах… Через месяц, а то и раньше появится новый Робустелли, а вот второго Палетти в этом случае уже не будет. Так что нет, цареубийство в данном случае не поможет.

– А что поможет? – Филипп теперь говорил серьезно. – Вы думаете в одиночку помешать испанцам? Или надеетесь на своего протестантского пастора? Я помогу вам, разумеется, и сделаю все, что смогу, но вы же лучше меня понимаете условия наших игр. Они могут принести плоды, когда за обеими сторонами стоит реальная сила. Роты и полки, готовые выстроиться в баталии. У ваших противников они есть. Испанские терции, австрийские рейтары, имперские наемники… А за Тремя лигами – пустота. И все эти наши игры им не помогут, потому что в конце их просто раздавит железный кулак.

– Есть Венеция, Франция, – не очень уверенно возразил Рошфор, – швейцарцы, в конце концов…

– Вы сами в это верите? В то, что Венеция пришлет армию на защиту Вальтеллины? Про Францию я вообще не говорю. Со Швейцарией вопрос открытый, но сколько у той Швейцарии сил?

Рошфор подумал некоторое время и лишь потом ответил:

– Во многом я согласен с вами, друг мой… Но ничего не делать ведь тоже нельзя. Когда пойму, что мы проиграли… что ж, избавлю этот мир хотя бы от Робустелли, как получится. Но обстановка меняется. Меняются настроения… В Венеции, в Империи… Может, что-то изменится и во Франции, кто знает? Тогда наша работа окажется очень даже небесполезной. Хотя бы как источник сведений о военной и политической обстановке…

Шато-Рено невольно задел Рошфора за живое. Тот и сам сомневался не только в своем успехе, но и в нужности своей миссии. Королевство Франция никак не проявляло заботу о происходящем в Трех лигах и в Вальтеллине, словно его это и не интересовало вовсе. Впрочем, Рошфор получил задание не от короля Франции, а от отца Жозефа. И раз до сих пор тот не отозвал его, то, значит, у него были свои причины считать это задание важным.

***

Как обычно все планы нарушились еще на стадии подготовки. Робустелли неожиданно вызвал Палетти к себе. Капитан был даже взволнован немного. По крайней мере, возбужден, это уж точно.

– Гвидо, у меня есть срочное дело для вас.

– Я готов, господин капитан, – внутренне приготовился к неожиданности Рошфор.

– Гвидо, Планта сошел с ума.

– Который?

– Младший.

– Совсем сошел? – невозмутимо спросил Рошфор.

– Похоже, что совсем! Суди сам: он собрался ехать к себе в Домлешг.

– Неужто за дочерью?

– А за кем же? Старый дурак!..

– Нужно тактично отговорить его… – осторожно произнес Рошфор.

– Я же говорю тебе, он сошел с ума! Ничего не хочет слышать.

– Уже зима… Многие перевалы скоро закроются… Если уже не закрыты. И он же приговорен судом! Если его поймают?

– Он все твердит, что весной суд в Куре оправдал их с братом. А то, что суд в Давосе снова их приговорит, в это он верить отказывается.

– Какая разница? – Рошфор на самом деле не понимал оптимизма Помпео Планта. – Кто там его оправдает или осудит? Важно, кто его схватит!

– Не заводитесь хоть вы, Гвидо, – с усталостью произнес Робустелли. – И не пытайтесь анализировать старческое слабоумие. Он хоть и не стар еще, конечно, но к нему оно пришло заранее. В общем… это он так возбудился, потому что выпросил-таки у Траверса Каррару. Тот будет ждать его в Кьявенне.

– А мы?

– А мы, Гвидо, не можем допустить, чтобы Помпео Планта был схвачен врагами. Понимаешь?

– Хотите его… – на самом деле удивился Рошфор.

– Единственный способ удержать его здесь – пообещать, что его дочь вскоре будет в Милане. И я пообещал ему это. Поэтому вы здесь. Я отправлю с Каррарой своих людей. Мы должны привезти ему его дочь…

– Можно отправить моего друга, Шато-Рено… Заодно проверите его в деле.

– Нет, Гвидо. Я думал об этом, но нет. Я решил последовать вашему совету и отправить Шато-Рено к Йеначу. То, что он бывший протестант и… А вы был в Казисе, видели Катарину Планта, вам будет легче.

– Я готов, разумеется, но… господин капитан, не очень-то я горазд через снег, по горам…

– За это не беспокойтесь, проводники у вас будут. Возьмете Луци, Вермини, пару дуболомов от Помпео Планта. Как считаете, хватит?

– Думаю, да… – растерянно ответил Рошфор. – Нам же не крепость штурмом брать…

***

Кьявенна была хоть и маленьким городком, но все же городком, а не деревней. Так что о нужном трактире пришлось расспрашивать, чтобы найти его. Каррара уже ждал их. С таким же грустным и насмешливым взглядом, как и всегда. И на этот раз у Рошфора не возникло ощущения, что он его где-то уже видел. Конечно, видел! Видел, и достаточно насмотрелся. И наговорился. За прошлый раз…

– Прошу вас, – приветливо предложил сесть за стол Каррара. – Нас ожидает еще одно совместное путешествие, не так ли?

– Признаюсь, оно мне не очень нравится…

– Надеюсь, не из-за моего в нем участия? – усмехнулся Каррара.

– Нет. И вообще… просто все не вовремя.

– Это уж точно. Местные сказали, что снега в перевалах еще немного, но в горах все меняется мгновенно. Никто не знает, что будет через неделю… Предлагаю обсудить план кампании у меня в комнате. Закажем ужин туда.

Кое-какие наметки по поводу их миссии у Рошфора уже были, но всегда полезно посоветоваться с опытным человеком. Поэтому он предложил Карраре первому изложить свое видение вопроса.

– Извольте. По поводу самого… освобождения девушки, думаю, детали уточним на месте. Но первое, что приходит на ум – это прогулка. С ваших слов, ее содержат достаточно свободно, поэтому… если ситуация не изменилась…

– Согласен, это не должно вызвать сложностей.

– Куда как труднее будет уйти от возможного преследования. Будем исходить из того, что за нами организуют погоню. И силами, превышающими наши возможности отбиться. Нас всего семь человек…

– И с этим согласен. Будет погоня или нет, но нужно исходить из худшего сценария.

– Тогда вот что по этому поводу… Естественно, уйти обратно через Виамалу и Шплюген было бы проще всего. Мы будем знать состояние перевала, это самая короткая дорога, но! Если погоня будет организована, то первое, куда она направится, это будет Шплюген. Откуда могли приехать за девушкой? Разумеется, из Милана, от ее папаши. Конечно, мы можем не переходить перевал Шплюген, а проехать дальше и переправиться через Сан-Бернардино в долину Мезолчина, но через Виамалу нам в любом случае придется перебираться. Это долгий путь до самого Шплюгена, с которого не свернешь… Если бы мы были уверены, что у нас будет фора, скажем… часов десять хотя бы, то попробовать можно, риск был бы умеренным. Но исходить нужно, опять-таки, из худшего варианта.