Синдром косатки

Предвестник, – прошептала Тень, и в ее голосе впервые не было яда, а было нечто похожее на суеверный страх. – Она всегда приходит в ярких цветах. Чтобы заманить. Чтобы ослепить. Чтобы сжечь.

Лев не ответил. Он смотрел на свое творение и чувствовал, как в нем что-то перестраивается. Его «разведка» обрела новую, неожиданную цель. Он все еще должен был помочь Анне Сергеевне. Но теперь он также должен был снова увидеть это. Алый цвет. Узнать, что он значит. Кто его носит.

На следующий день он сел в автобус на пятнадцать минут раньше. И ехал не до своей обычной остановки, а дальше, туда, где видел ту машину, тот перекресток.

Он ничего не нашел. Ни «Жигулей», ни алого пятна. Только обычную серую улицу.

Но он не расстроился. Он теперь искал. И впервые в жизни его поиск был направлен не на угрозу, а на что-то иное. Неизвестное. Пугающее, но манящее.

Он смотрел в окно, и его взгляд, всегда опущенный в пол или устремленный внутрь себя, теперь блуждал по толпе, выискивая вспышки цвета. И мир вокруг будто начал потихоньку отвечать ему. Он заметил, что желтый цвет куртки курьера – не просто желтый, а лимонный. Что даже в сером асфальте есть десятки оттенков.

Он все еще боялся. Его руки все еще потели, а горло сжималось в знакомом спазме. Но к страху теперь примешивался азарт охотника. Охотника за цветом.

И он знал, что рано или поздно он его найдет.

Глава 25. Алый шарф

Охота за цветом стала его новой навязчивой идеей. Блокнот «разведки» для Анны Сергеевны лежал забытым, его страницы пустовали. Теперь он заполнял другой блокнот – маленький, карманный, куда он старался зарисовывать цветовые вспышки, которые удавалось поймать взглядом. Желтый зонт девочки. Фиолетовые шнурки на кроссовках курьера. Мир, который раньше был монохромным полотном угроз, начал проступать сквозь серую пелену, как проявившаяся фотография.

Он все так же боялся. Каждый выход был пыткой. Но теперь у пытки была цель – не просто выжить, а собрать коллекцию. Коллекцию доказательств того, что кроме страха и уныния в этом городе есть что-то еще. Что-то яркое, живое, неподконтрольное «им».

Бесполезная трата когнитивных ресурсов, – ворчал Страж, но его протесты становились все формальнее, будто система смирилась с этой новой, нелогичной переменной

Мы как коллекционеры! – радовался Мальчик.

Коллекционеры собственной гибели, – шипела Тень, но и ее яд будто потерял концентрацию. Ее пугала эта новая, тихая одержимость Льва. Она не могла ее классифицировать.

Лев ездил на автобусе по новому, удлиненному маршруту. Тому, где видел тот самый алый ботинок. Он выходил на разных остановках, бродил по соседним улицам, чувствуя, как паника висит на нем тяжелым плащом, но не останавливается. Он искал. Его взгляд, всегда опущенный вниз, теперь блуждал по лицам, по фигурам, выискивая заветный цвет.

И вот, спустя неделю тщетных поисков, он его увидел. Снова мельком. Не ботинок. На этот раз – шарф. Ярко-алый, развевающийся на ветру, как флаг. Он был на высокой, стройной девушке, которая шла по противоположной стороне улицы, заложив за ухо прядь темных волн. Она была слишком далеко, чтобы разглядеть лицо, но в ее походке была какая-то летящая уверенность. Она не шла – она неслась сквозь толпу, и толпа расступалась перед этим алым штандартом.

Лев замер у окна, вцепившись в поручень.

Объект идентифицирован, – голос Стража прозвучал с новым, странным оттенком – не тревоги, а почти уважения. – Алый аксессуар. Внешние параметры соответствуют предыдущему наблюдению. Высокая скорость перемещения. Низкая вероятность повторного визуального контакта.

Догони! – взмолился Мальчик.

Да, догони, – с неожиданной яростью прошипела Тень. – Подойди ближе. Убедись, что она не ангел. Убедись, что у нее есть клыки.

Но автобус тронулся, увозя его в противоположную сторону. Алый шарф скрылся за поворотом, оставив после себя лишь щемящее ощущение упущенной возможности и странную, горьковатую уверенность: она существует. Она не мираж.

С этого дня его охота приобрела новое качество – целенаправленность. Он уже не просто искал яркие пятна. Он искал Ее. Девушку с алым акцентом. Его маршруты стали еще более причудливыми, время поездок – плавающим. Он был готов на любые жертвы, лишь бы увеличить шанс.

Анна Сергеевна заметила его отсутствие. Как-то раз, выходя, он обнаружил на своем пороге не угощение, а записку, написанную на обрывке газеты: «Сосед. Вы пропали. Все в порядке?» Он не ответил. Не мог объяснить. Его миссия по спасению дома вдруг показалась ему мелкой, сиюминутной по сравнению с этой новой, всепоглощающей тягой.

Он чувствовал себя предателем. Но остановиться не мог. Она – девушка с алым цветом – стала для ним символом. Символом того, что за пределами его клетки существует жизнь. Не серая, не покорная, а яркая, дерзкая, настоящая.

И он знал, что это болезнь. Новая, странная форма его безумия. Но в этой болезни была какая-то дикая, болезненная сладость.

Наконец, удача улыбнулась ему. Он стоял на своей обычной остановке, но в необычное время – вечером, когда автобусы ходили реже, а люди были другими – уставшими, задумчивыми. Он уже почти отчаялся и собирался уходить, как вдруг увидел знакомый силуэт на другой стороне улицы. Высокий, стройный, с длинным черным чехлом за спиной. И на шее – тот самый алый шарф.

Цель, – прошептал Страж, и его голос был похож на щелчок затвора фотоаппарата.

Она! – закричал Мальчик.

Лев застыл, не в силах пошевелиться. Он видел, как она подняла руку, останавливая попутную машину. Такси. Она уедет. Снова уйдет.

И тогда с ним случилось нечто невозможное. Его ноги сами понесли его вперед. Он не думал, не анализировал риски. Он просто бежал через дорогу, не глядя на светофор, на гудки машин. Его сердце колотилось, выпрыгивая из груди. Он должен был… он не знал, что. Просто увидеть ее ближе. Услышать ее голос. Убедиться, что она дышит.

Он добежал до тротуара как раз в тот момент, когда она открывала дверь такси. И их взгляды встретились.

Всего на секунду. Ее глаза были цвета лесной тени, глубокие, с золотистыми искорками. В них не было ни удивления, ни страха, ни любопытства. Была лишь легкая, мгновенная оценка – и все. Она скользнула в салон, дверь захлопнулась, и машина тронулась с места.

Лев стоял, задыхаясь, чувствуя, как подкашиваются ноги. Он видел ее. Видел ее лицо. Оно было не ангельским и не демоническим. Оно было… живым. Усталым. Реальным.

И тогда он почувствовал это. Не боль. Не разочарование. А нечто иное. Острую, режущую, невыносимую нежность. И дикий, животный ужас от того, что эта хрупкая, реальная девушка с усталыми глазами существует в том же мире, что и бульдозеры, и бумаги, и его собственное безумие.

Он повернулся и побрел обратно к остановке. Автобус, который он ждал, ушел. Он опоздал. Но ему было все равно.

Он достал свой блокнот и на чистой странице дрожащей рукой вывел: «Алый шарф. Лесные глаза. Усталость». И поставил дату.

Охота закончилась. Объект был идентифицирован. И теперь он знал, что его задача изменилась. Он должен был не просто найти ее снова. Он должен был защитить это хрупкое, алое пятно в сером мире. Защитить любой ценой.

Даже если этой ценой будет он сам.

Глава 26. Координаты общего поля боя

Следующие несколько дней Лев провел в состоянии лихорадочного бездействия. Он не выходил. Не ездил в автобусе. Он сидел в своей комнате и смотрел на тот рисунок – алое пятно пастели. Теперь у пятна были глаза. Цвета лесной тени. И усталость.

Он понимал, что его поведение – это новый виток безумия. Новый изощренный способ саморазрушения. Он подменил одну навязчивую идею – страх – на другую, еще более опасную – одержимость незнакомкой.

Она не ангел, – не унималась Тень. – У нее свои проблемы. Своя жизнь. В которой тебе нет места. Ты – призрак. Навязчивый взгляд из автобусного окна. И все.

Но мы видели ее! – спорил Мальчик. – Она настоящая!

И поэтому она уязвима, – подвел итог Страж, и в его голосе впервые прозвучала не тревога, а нечто похожее на стратегическое планирование. – Наблюдение переходит в новую фазу. Фазу оценки угроз для объекта.

Именно это и пугало Льва больше всего. Его страх за себя постепенно, но неумолимо трансформировался в страх за нее. Он видел, что творится на улицах. Видел равнодушие, агрессию, разруху. И он знал, что что-то такое яркое, такое хрупкое, как она, не может быть в безопасности в этом мире.

Он снова открыл блокнот Анны Сергеевны. Его миссия обрела новый смысл. Он должен был сделать этот мир хотя бы чуточку безопаснее. Для нее. Чтобы, когда он снова встретит ее (а он верил, что встретит), за ее спиной не было бульдозеров.

Он снова начал ездить по своему старому маршруту. Но теперь его взгляд был обострен до предела. Он искал не только алый цвет. Он искал признаки той системы, что угрожала и ему, и Анне Сергеевне, и, возможно, ей.

И он начал замечать детали. Машины с определенными номерами, припаркованные у районной управы. Людей в одинаковых касках, заходящих в кафе на углу. Объявления о «благоустройстве» с одними и теми же логотипами.

Он записывал все. Аккуратно, педантично. Его внутренний Страж был на седьмом небе от такой возвращенной системности.

Как-то раз, возвращаясь вечером, он увидел Анну Сергеевну. Она сидела на скамейке у дома, что было для нее редкостью, и смотрела куда-то в сторону заката. Рядом с ней на асфальте валялся окурок.

Лев замедлил шаг. Он должен был пройти мимо. Вернуться в свою берлогу. Но он остановился.

Избегай прямого контакта, – предупредил Страж.

Она выглядит грустной, – прошептал Мальчик.

Лев сделал шаг к ней. Потом другой. Его тень упала на нее.

Анна Сергеевна медленно подняла на него голову. Ее глаза были уставшими, но в них не было удивления.

– Сосед, – хрипло произнесла она. – А я уж думала, вас на дачу увезли.

– Нет, – просипел Лев. Голос снова подвел его, выдавив лишь один слог.

Она кивнула, будто этого было достаточно. Помолчала. Потом ткнула тростью в окурок у своих ног.

– Гадят. Как не люди. Раньше хоть урны были.

Лев посмотрел на окурок. Потом на ее руки, сжимающие трость. Старые, в синих прожилках, но все еще крепкие руки.

Он не подумал. Он наклонился, поднял окурок, понес его к ближайшей урне. Действие было простым, механическим. Но когда он вернулся, он увидел, что Анна Сергеевна смотрит на него с каким-то странным, новым выражением.

– Спасибо, – сказала она просто. И добавила, глядя куда-то мимо него: – Они вчера опять были. Суд какой-то прислал бумагу. Я не все поняла. Говорят, решение окончательное.

Лев замер. Ледяная волна страха снова накатила на него. Но на этот раз это был чистый, ясный страх. Не за себя. За нее. За ее дом. За ту частичку хрупкого, неправильного мира, которая еще оставалась.

– Надо… бороться, – выдавил он, и каждое слово давалось с огромным трудом.

Анна Сергеевна усмехнулась, коротко и горько.

– Я стараюсь, сосед. Стараюсь. Но я уже старая. А они – сильные.

Она поднялась с скамейки, опираясь на трость.

– Вы держитесь там. Ладно?

Она ушла в дом, оставив его одного в наступающих сумерках.

Лев стоял и смотрел ей вслед. И впервые он не чувствовал себя беспомощным. Он чувствовал себя… нужным. Ей нужна была его помощь. Его странная, уродливая, но помощь.

Он поднял голову и посмотрел на небо, где зажигались первые звезды. Где-то там, в этом городе, была девушка с алым шарфом. И здесь, в этом доме, была старуха, которая не сдавалась. И он был между ними. Связующее звено. Страж. Не своего страха, а их надежды.

Он вошел в дом, и тишина встретила его не как враг, а как союзник. Впервые за долгие годы у него была цель. Не побег. Не выживание. А защита.

И это было страшнее всего на свете. И прекраснее.

Глава 27. Крушение маяка

Дни слились в череду однообразного напряжения. Лев продолжал свои «миссии» – теперь двойные. Утром он ездил по удлиненному маршруту, выискивая в серой толпе вспышку алого цвета, живое доказательство того, что мир не окончательно умер. Днем – вел «разведку» для Анны Сергеевны, выслеживая признаки системы, которая медленно, но верно сжимала кольцо вокруг их дома.

Его блокноты заполнялись. В одном – бессистемные, лихорадочные зарисовки: «09:17 – желтый шарф у библиотеки», «11:05 – рыжие волосы, остановка «Парковая». В другом – сухие, выстраданные заметки: «Грузовик с логотипом «Северный ветер» – номер х927хх. Припаркован третьи сутки», «Мужик в синей каске – заходит в кафе «Рассвет» каждый день в 13:00».

Он чувствовал себя двойным агентом, ведущим две войны одновременно. Одна – за сохранение хрупкого, яркого, что он случайно обнаружил в мире. Другая – против безликой машины, стремившейся стереть все неправильное, индивидуальное, живое.

Его внутренний комитет был в расколе. Страж, видя системность в сборе данных для Анны Сергеевны, постепенно переключался на эту задачу, находя в ней знакомую логику угроз и контрмер. Мальчик же жил охотой за цветом, каждую поездку превращая в волшебную сказку с потенциальной принцессой в конце. Тень бубнила что-то о самообмане и грядущем разочаровании, но ее голос терял силу, заглушаемый простым, физическим увлечением Льва.

Он стал замечать больше, чем просто цвет. Он начал улавливать закономерности. Увидел, что девушка с алыми акцентами (он уже допускал, что их может быть несколько, но в сердце верил в одну-единственную) чаще всего появлялась в районе консерватории. Что она носила с собой длинный черный чехол – вероятно, от музыкального инструмента. Что двигалась она всегда с какой-то целеустремленной легкостью, будто знала свой путь наперед и не сомневалась в нем.

Он начал вычислять ее расписание. Это было страшной, сладкой игрой. Он составлял графики, строил маршруты, как когда-то строил схемы своих побегов. Только теперь он не бежал от угрозы, а шел навстречу… чему? Он сам не знал. Увидеть ее снова? Услышать? Прикоснуться? Мысль о прикосновении вызывала такую бурю паники и стыда, что он гнал ее прочь, как кощунственную.

Однажды он просчитался. Просидел на остановке возле консерватории два часа в холодный, промозглый день. Она не появилась. Разочарование было таким острым, физическим, что его затошнило. Он побрел к автобусной остановке, чувствуя себя опустошенным, обманутым. Его ритуал был нарушен. Его вера – поколеблена.

И тогда он увидел ее. Не на тротуаре. В автобусе. В его автобусе. На его маршруте.

Она сидела у окна на втором этаже, в самом конце салона. В наушниках. И на коленях у нее лежал тот самый алый шарф, свернутый в небрежный комок. Яркое, кричащее пятно на фоне серого пальто и серого дня.

Лев замер на ступеньках, вцепившись в поручень. Мир сузился до размеров автобусного прохода. Звуки отступили, превратившись в глухой, непрерывный гул. Он видел только ее. Профиль. Прямой нос. Пухлые губы, поджатые в сосредоточенности. Длинные ресницы, отбрасывающие тень на щеку.

Объект идентифицирован, – голос Стража прозвучал с металлической четкостью. – Совпадение с предыдущими описаниями 98 %. Местоположение: наш автобус. Уровень угрозы… – Страж замолчал, его процессор явно завис, перебирая категории. Угрозы для нее? От нее? Для нас?

Она здесь! – завопила Тень, и в ее голосе была ликующая ярость. – Во плоти! Подойди ближе! Посмотри, как она на самом деле обыкновенна! Как у нее прыщик на подбородке!

Лев не двигался. Его ноги стали ватными. Дыхание перехватило. Он стоял, как идиот, посреди прохода, пока другие пассажиры с раздражением обходили его.

Она подняла глаза от телефона. Взгляд ее скользнул по салону, ни на ком не задерживаясь. Прошелся по его лицу – и тут же вернулся к экрану. Никакого узнавания. Никакого интереса. Он был для нее частью интерьера. Еще одним серым пятном.

Это было больнее, чем если бы она посмотрела с отвращением. Это было полное, абсолютное безразличие.

Лев пошатнулся. Его миссия, его охота, его вера – все рассыпалось в прах в одно мгновение. Он был никем. Призраком. И его одержимость была жалкой, смешной иллюзией.

Он развернулся и, спотыкаясь, побежал вниз по лестнице. Выскочил на очередной остановке, не глядя, куда. Побежал по улице, задыхаясь, чувствуя, как горячие слезы позора заливают лицо.

Он прибежал домой, в свою берлогу, и рухнул на пол в прихожей. Его трясло. Внутри все выло от боли и унижения.

Вот он, твой идеал, – рычала Тень. – Даже не заметила тебя. Ты для нее – воздух. Пустое место.

Может, она просто задумалась? – слабо попытался возразить Мальчик, но его голосок утонул в хаосе.

Рекомендую полную изоляцию, – выдавил Страж. – Контакт признан нецелесообразным. Опасным для психической стабильности.

Лев лежал на холодном полу и смотрел в потолок. Он хотел умереть. Исчезнуть. Стереть с лица земли позор своего существования.

Но потом его взгляд упал на фарфоровую чашку на полке. Чашку Анны Сергеевны. Рядом с ней лежал последний леденец-петушок.

«Держитесь, сосед».

Он поднялся. Подошел к полке. Взял чашку. Фарфор был холодным и гладким. Настоящим.

Она не обязана была его замечать. Она была живым человеком. Со своей жизнью, своими заботами. Его одержимость была его проблемой. Его безумием.

Но его обещание Анне Сергеевне… оно было другим. Оно было реальным. Оно касалось не призрака, а плоти и крови. Дома. Дерева. Ее глаз, уставших от борьбы.

Он поставил чашку на место. Вытер лицо рукавом.

Охота окончена, – тихо сказал он своим внутренним голосам. – Это было безумие.

Наступила тишина. Даже Тень примолкла.

Теперь есть только одна миссия, – продолжил он. – Помочь ей. Настоящей.

Он подошел к столу, взял блокнот с «разведданными» и открыл его на чистой странице. Он больше не искал алый цвет. Он искал слабые места в системе. И он знал, что найдет их. Потому что у него теперь была причина. Не эфемерная, не призрачная. А настоящая.

Он не знал, увидит ли он ее снова. Девушку с алым шарфом. Возможно, и нет. Но если увидит… он не будет бежать. И не будет подходить. Он просто будет знать, что где-то в этом сером мире есть яркие пятна. И что он должен защищать ту частичку мира, которая ему доступна. Чтобы эти пятна могли существовать. Чтобы они не погасли.

Он взял карандаш. Его рука дрожала, но линия получилась четкой. Он начал составлять план. План атаки. План защиты. Его личный, тихий бунт.

И впервые за долгое время он чувствовал себя не жертвой. Не наблюдателем. А солдатом. Пусть неумелым, пусть испуганным. Но солдатом.

И это было начало.

Глава 28. Партизанская картография

План был простым и безумным. Как и все гениальное. Лев решил стать тенью. Не тенью, которая прячется, а тенью, которая наблюдает за теми, кто наблюдает за ними.

В следующий вторник он не пошел на свой удлиненный маршрут. Он устроился на скамейке в сквере напротив своего дома, за газетой. Газета дрожала в его руках. Каждый звук, каждый шаг за спиной заставлял его вздрагивать. Ненадежное укрытие, – фиксировал Страж. Вы в поле зрения. Рекомендую отступить. Но Лев не отступил. Он ждал.

Ровно в 10:15 серый микроавтобус подъехал к дому. Из него вышли двое – мужчина в синей униформе с планшетом и женщина в строгом костюме. Они позвонили в звонок дома Анны Сергеевны.

Лев замер, стараясь дышать тише. Его сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно через всю улицу. Он видел, как Анна Сергеевна открыла дверь. Как они о чем-то поговорили. Как она, сгорбившись, пропустила их внутрь.

Он не видел, что происходило дальше. Но он видел микроавтобус. И его номер. И логотип на дверце – стилизованное изображение когтя, сжимающего земной шар. «Грифон-Инвест».

Они пробыли внутри сорок семь минут. Когда они вышли, лицо женщины было невозмутимым, мужчина что-то бодро записывал в планшет. Анна Сергеевна стояла в дверях, и даже издалека Лев увидел, как она потерла ладонью висок – жест усталости и безнадежности.

Когда микроавтобус уехал, Лев еще минут десять сидел на скамейке, не в силах пошевелиться. Адреналин отступал, оставляя после себя слабость и жгучую ярость. Они пришли к ней. В ее дом. Нарушили ее границы. Ее хрупкий, выстраданный покой.

Он поднялся и, не глядя по сторонам, побрел к ее дому. Остановился у ее двери. Взял из кармана тот самый леденец-петушок и положил его на пол. Рядом на клочке бумаги написал: «Грифон-Инвест. Серый микроавтобус, номер х927хх. Вторник, 10:15». И сунул записку под дверь.

Он не ждал ответа. Он просто сделал то, что должен был сделать. Передал информацию. Дал ей знать, что она не одна. Что за ними наблюдают.

Вернувшись домой, он сел за компьютер. Его пальцы дрожали, набирая в поисковике «Грифон-Инвест». Нашел сайт. Лоснящийся, дорогой, с фотографиями улыбающихся менеджеров и сияющих стеклобетонных громадин. «Строим будущее!», «Новый стандарт комфортной жизни!». От этих фраз тошнило.

Он копал глубже. Нашел форумы. Жалобы жильцов из других их домов на трещины в стенах, на потопы, на отключение воды. Нашел несколько статей в местных газетах о сомнительных сделках с землей. Вся информация была разрозненной, как кусочки мозаики, из которой невозможно сложить картину.

Но это было что-то. Начало.

Он лег спать, и ему снились не кошмары. Ему снилась карта. Карта их района, испещренная красными линиями – маршрутами серого микроавтобуса. И он шел по этим линиям, невидимый, как тень, собирая улику за уликой. А где-то вдалеке, на другой карте, существовало другое, алое пятно. Девушка с шарфом. Она шла своей дорогой, и он не мешал ей. Он просто знал, что она есть. И этого пока было достаточно.

Его бунт был тихим. Негероическим. Он состоял из записок под дверью, номеров машин и расшифрованных стуков в стену. Но это был его бунт. И он только начинался.

Глава 29. Мантра цвета

План был. Собранные данные лежали стопкой на столе, испещренные пометками, стрелками, вопросительными знаками. «Грифон-Инвест». Номера машин. Время визитов. Распечатки с форумов, где люди под вымышленными именами делились своим страхом и бессилием. Это был арсенал. Жалкий, бумажный, но арсенал.

Лев перечитывал его снова и снова, пытаясь найти слабое место, ту самую трещину в броне системы, куда можно было бы вставить клин. Но чем больше он смотрел, тем монолитнее казалась стена, которую им предстояло штурмовать. Это была война Давида с Голиафом, где у Давида не было даже пращи – лишь горсть речных камешков и дрожащие от страха руки.

Анализ вероятности успеха: 0,03 %, – голос Стража звучал плоским, лишенным всяких эмоций. Рекомендация: прекратить бессмысленную трату ресурсов. Сконцентрироваться на выживании.

Но мы должны попробовать! – упрямо твердил Мальчик. – Для бабы Ани!

Попробуй, – ядовито шипела Тень. – Стукнись головой о стену. Посмотри, что останется от твоих камешков. Посмотри, что останется от тебя.

Лев встал из-за стола. Его спина заныла от долгого сидения в одной позе. Он подошел к окну. На улице шел дождь – мелкий, назойливый, превращающий мир в грязную акварель. Он видел крышу дома Анны Сергеевны, ее старый, покосившийся сарайчик. Часть его мира. Часть его крепости.

Он не мог сконцентрироваться только на выживании. Потому что выживание без смысла – это и есть та самая клетка для косатки. Бессмысленное плавание по кругу в ожидании конца.

Ему нужен был выход. Не из дома – из собственной головы. Ему нужно было на время забыть о «Грифоне», о микроавтобусах, о трещинах в стенах. Ему нужно было… увидеть что-то яркое.

Мысль пришла сама собой, тихая и настойчивая. Не охота. Не преследование. Просто… наблюдение. Как раньше. Но с новой целью – не коллекционировать угрозы, а искать доказательства жизни. Доказательства того, за что стоит бороться.

Он оделся механически, не думая о выборе одежды. Вышел из дома. Дождь тут же принялся засыпать ему лицо колючими иглами. Он натянул капюшон, опустил голову и зашагал к остановке.

Автобус подъехал почти сразу. Он вошел, нащупал привычное место на втором этаже. Сел, уткнулся лбом в холодное стекло. Сегодня он не вел записей. Не сканировал толпу на предмет угроз. Он просто смотрел в окно, позволяя картинам проплывать мимо, как кадрам немого кино.

Люди. Сотни людей. Каждый со своей болью, своей надеждой, своей маленькой войной. Женщина, старательно красящая губы ярко-красной помадой в отражении витрины. Парень, заливисто смеющийся в телефон. Старик, кормящий голубей крошками хлеба из кармана пальто. Мир был не только серым. Он был цветным. Живым. Упрямым.

И посреди этого потока жизни он увидел Ее.

Не мельком. Не случайно. Автобус замедлил ход на светофоре, и она оказалась прямо напротив его окна, по другую сторону улицы. Она стояла под зонтом – не алым, а темно-синим, – но на шее у нее был тот самый шарф. Яркий, как капля крови на сером асфальте.