Синдром косатки

Она что-то искала в сумке, нахмурив брови. Потом нашла, достала телефон, поднесла к уху. И… улыбнулась. Широкая, открытая, совсем не такая, как на прошлой их мимолетной встрече. Улыбка осветила все ее лицо, сделала его человечным, доступным, почти родным.

Лев замер. Он не прятался. Не отводил взгляд. Он просто смотрел. И в этот раз не было ни страха, ни стыда, ни одержимости. Было лишь тихое, щемящее удивление. Вот она. Живая. Реальная. Со своей жизнью, своей радостью, своими проблемами. Не символ. Не призрак. Человек.

Объект… – начал Страж и замолчал.

Она улыбается, – прошептал Мальчик, и в его голосе был восторг.

Кому-то другому, – добавила Тень, но уже без прежней ярости, констатируя факт.

Светофор сменился. Автобус тронулся. Ее фигура поплыла назад, уменьшаясь, растворяясь в толпе.

Лев не почувствовал боли. Не почувствовал желания бежать за ней. Он чувствовал… спокойствие. Странное, непривычное спокойствие.

Она была где-то там. И она улыбалась. И, возможно, где-то еще кто-то улыбался. И Анна Сергеевна, получив его записку, на секунду почувствовала себя не одинокой. И водитель этого автобуса, может быть, вечером обнимет своих детей.

Мир был огромным и жестоким. Но в нем были алые шарфы и улыбки незнакомцев. И ради этого стоило бороться. Не ради великой победы. Ради этих маленьких, хрупких моментов.

Он вышел на своей остановке. Дождь почти прекратился. Он зашел в тот самый ларек у метро и купил два пирожка с яблоком. Один себе. Один – ей. Анне Сергеевне.

Он положил пирожок у ее двери, как всегда, без стука. И почувствовал, что делает это не из чувства долга или страха. А потому что хочет. Потому что это стало частью его ритуала. Частью его жизни.

Вернувшись домой, он подошел к столу. К стопке бумаг о «Грифон-Инвест». Он не отшвырнул их. Не сжег. Он аккуратно сложил их в папку и убрал в ящик.

План никуда не делся. Война не закончилась. Она просто отложилась. Потому что солдату иногда нужно отдышаться. Вспомнить, за что он воюет.

Он подошел к мольберту, снял тот лист с алым пятном. Посмотрел на него. Потом взял угольный карандаш и осторожно, линию за линией, начал прорисовывать контуры. Неясные, размытые, но уже угадывались очертания… лица. Улыбки. Жизни.

Охота закончилась. Началось что-то другое. Что – он еще не знал. Но впервые за долгие годы он был готов это узнать.

Глава 30. Касание

Дождь барабанил по крыше автобуса, выстукивая монотонный, убаюкивающий ритм. Лев сидел у окна, пальцы автоматически сжимали и разжимали красный карандаш в кармане – его талисман, его якорь. Сегодня не было миссии. Не было «охоты». Было только пустое, выжженное пространство внутри, оставшееся после краха его иллюзий. Он смотрел на мир за стеклом, но не видел его. Он видел собственное отражение – бледное, искаженное каплями лицо призрака.

Рекомендуется вернуться к базовому протоколу наблюдения, – настойчиво твердил Страж. – Сканирование окружающей среды снижает уровень тревожности. Сектор А: женщина с ребенком. Оцените уровень угрозы.

Скучно, – хныкал Мальчик. – Все серое. Хочу увидеть что-то цветное.

Цветного больше не будет, – бубнила Тень. – Ты все сжег. Осталась только пыль.

Автобус, шипя, остановился. Двери раскрылись, впуская порцию влажного, холодного воздуха и несколько новых пассажиров. Лев машинально поднял взгляд, отрабатывая давнюю привычку – оценивать, классифицировать, обезличивать.

И замер.

Она вошла.

Не на остановке у консерватории. Не мельком на тротуаре. Она вошла в его автобус. В его пространство.

Сначала он увидел алый шарф. Яркий, мокрый от дождя, свернутый в руках, а не на шее. Потом – длинный черный чехол, перекинутый через плечо. Виолончель. И только потом – ее саму.

Она просканировала салон взглядом, ища свободное место. Ее взгляд скользнул по нему, и на долю секунды – всего на долю – задержался. Не с узнаванием. С легким, мгновенным любопытством к одинокому мужчине у окна. Или, может быть, к месту рядом с ним.

Код красный! – взвизгнул Страж, и его голос сорвался на цифровой истерике. Несанкционированное вторжение! Немедленная эвакуация!

Она здесь! – завизжал Мальчик. Смотри! Смотри!

Вот и встреча, – прошипела Тень, и в ее голосе зазвучал сладкий, ядовитый триумф. – Ну что, герой? Готов к диалогу?

Лев не мог пошевелиться. Паралич был полным. Он чувствовал, как кровь отливает от лица, стучит в висках. Его ладони вспотели. Дыхание перехватило.

Она сделала шаг в его сторону.

Ее движение было нерешительным. Она снова посмотрела на свободное место рядом с ним, потом на чехол за спиной, явно оценивая, поместится ли.

Не двигаться, – выдавил Страж. Притворись спящим. Смотри в окно. Стань невидимкой.

Нет! – взмолился Мальчик. Подвинься! Уступи место!

Пусть подойдет ближе, – сладострастно прошептала Тень. – Пусть увидит твой ужас. Пусть почувствует твое безумие.

Лев не сделал ни того, ни другого. Он просто сидел, окаменевший, и смотрел, как она приближается. Он видел каждую деталь. Капли дождя, застрявшие в ее волосах. Легкую усталость вокруг глаз. Пятно от кофе на рукаве темного пальто. Она была не идеальной картинкой из его альбома. Она была живой. Реальной. И от этого было еще страшнее.

Она остановилась перед ним. Пахло мокрой шерстью, древесиной от чехла и чем-то еще – легким, цветочным, ее.

«Извините, – сказала она. Голос был ниже, чем он представлял, немного хрипловатый, уставший. – Это место свободно?»

Звук ее голоса ударил по нему, как электрический разряд. Он кивнул. Слишком резко, слишком нервно. Его шея затрещала.

Она улыбнулась – вежливой, уставшей улыбкой – и опустилась на сиденье рядом. Чехол с виолончелью она поставила между ног, стараясь не задеть его. Между ними оставалось сантиметров тридцать. Целая пропасть.

Лев вжался в свое сиденье, стараясь занять как можно меньше места. Он смотрел прямо перед собой, чувствуя, как горит его щека, обращенная к ней. Он чувствовал ее тепло. Слышал ее дыхание.

Анализ: угрозы нет, – бормотал Страж, но его голос был сбит с толку. Поведение нейтральное. Вероятность конфликта – низкая. Но… присутствие… дестабилизирующий фактор…

Она пахнет медом, – прошептал Мальчик. И дождем.

Тесно, – сказала Тень. Слишком тесно. Скоро ей станет душно. Она посмотрит на тебя и увидит… увидит всё.

Автобус тронулся. Они качнулись, и ее плечо на мгновение коснулось его плеча. Легкое, случайное прикосновение. Лев вздрогнул, как от удара.

«Простите,» – сказала она, отодвигаясь.

Он снова кивнул, не в силах издать ни звука. Горло было сжато тисками.

Она достала телефон, начала что-то читать. Он сидел неподвижно, весь превратившись в слух, в обоняние, в одно большое, гиперчувствительное нервное окончание. Его мир, обычно такой простой и предсказуемый, сузился до трех квадратных сантиметров кожи, куда она только что прикоснулась.

Прошло пять остановок. Он считал их по привычке, по внутреннему таймеру. Она не смотрела на него. Не пыталась заговорить. Она просто ехала, изредка вздыхая или поправляя шарф на коленях.

И вдруг он почувствовал это. Сначала смутно, потом все явственнее. Легкую, едва уловимую дрожь. Она исходила от нее. Она старалась ее скрыть, но он чувствовал – ее руки, лежащие на чехле, слегка тряслись. От холода? От усталости? От чего-то еще?

И в этот момент в нем что-то переключилось. Паника, эгоцентричный ужас – отступили. На первый план вышло что-то другое. Что-то острое и щемящее. Она была не просто объектом. Она была живым человеком. И, возможно, ей было так же страшно, холодно и одиноко, как и ему.

Не вмешиваться, – предупредил Страж.

Помоги ей, – взмолился Мальчик.

Лев сделал глубокий, почти беззвучный вдох. Его рука сама потянулась в карман. Не к баллончику. К красному карандашу. Он сжал его, чувствуя, как дерево впивается в ладонь. Это был его якорь. Его связь с реальностью.

А потом его рука совершила движение, которого он сам от себя не ожидал. Медленно, преодолевая сопротивление каждого мускула, он вынул из кармана свой собственный, почти не использованный, чистый носовой платок. Белый, хлопковый, без единой метки.

Он не смотрел на нее. Он смотрел прямо перед собой, на спинку сиденья. Его рука с платком медленно поползла по сиденью между ними, как белый трусливый зверек.

Она заметила движение краем глаза. Вздрогнула. Посмотрела на платок, потом на его лицо. В ее глазах читалось недоумение и легкая настороженность.

Лев не сказал ни слова. Он просто кивнул в сторону ее рук, сжимавших мокрый алый шарф. Его собственная рука дрожала.

Непонимание в ее глазах сменилось легким удивлением. Потом – смущенной благодарностью. Она колебалась секунду, потом бережно приняла платок. Их пальцы не коснулись.

«Спасибо,» – тихо сказала она. – Я… я просто замерзла.

Он снова кивнул, чувствуя, как по его спине бегут мурашки. Он сделал это. Он вступил в контакт. Не словом, а жестом. Мир не рухнул.

Она промокла руки платком, потом сжала его в ладонях, словно пытаясь согреть.

Они больше не общались. Она вышла через несколько остановок, бросив на прощание короткое «спасибо» и смущенную улыбку. Он снова кивнул, не в силах ответить.

Когда автобус тронулся, увозя ее, Лев посмотрел на свое отражение в стекле. Оно было все таким же бледным. Но что-то в нем изменилось. Что-то неуловимое.

Он посмотрел на свое пустое сиденье. Там, где она сидела, лежал ее алый шарф. Она его забыла. Или оставила намеренно?

Он осторожно поднял его. Ткань была прохладной и чуть влажной. И пахла ею. Медом, дождем и музыкой.

Он поднес платок к лицу и закрыл глаза. Его сердце колотилось, но уже не от паники. А от чего-то нового. От чего-то живого.

В его стеклянной крепости послышался тихий, но отчетливый звук – звон лопнувшего стекла.

Глава 31. Штандарт на руинах

Он не постирал шарф. Это было бы кощунством. Стирать ее запах, ее след. Он аккуратно повесил его на спинку стула в своей комнате. Алый лоскут на сером фоне. Как знамя. Как трофей. Или как напоминание.

Теперь у него было доказательство. Не рисунок. Не смутный образ. А физическое, осязаемое доказательство того, что она существовала. Что она была рядом. Что она прикоснулась к его вещи.

Он подходил к шарфу по несколько раз в день, осторожно, почти благоговейно, вдыхая ее запах. Он уже почти выветрился, смешался с запахом пыли и старого дерева, но Лев все еще улавливал его. Это был его секрет. Его маленькая, личная магия.

Биологический материал, – констатировал Страж, переходя в режим анализа. Потенциальный источник информации. Но риск заражения минимален.

Он нашел клад! – радовался Мальчик. Настоящее сокровище!

Ты собираешь ее вещи, как маньяк, – язвила Тень, но без прежней убежденности. – Следующий шаг – прядь волос в полиэтиленовом пакетике.

Лев не слушал. Он сидел на полу перед стулом и смотрел на шарф. И впервые за долгие годы его одиночество не было тихим и привычным. Оно стало громким. Оно стало болезненным. Потому что теперь он знал, что есть другой вариант. Быть не одному. Быть рядом с кем-то. И этот вариант пах мёдом и дождем.

Он взял альбом и начал рисовать. Не по памяти. А таким, каким увидел ее сегодня. Уставшей. С мокрыми волосами. С легкой дрожью в руках. Он рисовал не богиню, не музу. Он рисовал живого человека. И в этом была своя, особенная красота.

Потом он достал папку с делами «Грифона». План был безумным. Но теперь у него была причина его осуществлять. Не только ради Анны Сергеевны. Ради себя. Ради того, чтобы когда-нибудь, возможно, иметь право не просто подать платок, а предложить руку. И не отдернуть ее.

Его бунт обрел новую цель. И имя ей было – будущее. Пусть призрачное, пусть маловероятное. Но будущее.

А за окном снова пошел дождь. Но теперь он стучал по крыше не как погребальный звон, а как барабанная дробь. Призыв к началу. К движению. К жизни.

Глава 32. Откат в беззвучие

Красный карандаш лежал на столе, как обвинение. Он лежал там всё утро, с момента, как Лев проснулся от кошмара, в котором алый шарф превращался в кровавую ленту, душившую его и Анну Сергеевну одновременно. Он не поехал на автобусе. Не подошел к окну, занавешенному плотной тканью. Он сидел за столом и смотрел на карандаш, чувствуя, как страх медленной, тягучей лавой заполняет всё его существо.

Рекомендую отменить вылазку, – голос Стража звучал не просто металлически, а изможденно. – Вчерашний инцидент исчерпал психологический ресурс. Вероятность срыва – 89 %.

Но мы должны отдать ей шарфик! – упрямился Мальчик, но и в его голосе слышалась неуверенность. – Она его ждет!

Она его уже забыла, – парировала Тень. – Как забыла тебя. Ты снова стал воздухом. Невидимкой. И это к лучшему.

Он взял карандаш. Дерево было гладким, почти теплым от его постоянного прикосновения. Он сжал его так, что костяшки побелели. Это был его якорь. Но сегодня якорь тянул его на дно.

Завтра, решил он. Завтра он сядет в автобус. И если он увидит ее снова, он не просто отдаст шарф. Он попробует сказать «здравствуйте». Одно слово. Всего одно слово.

Глава 33. Фонема свободы

Слово. Одно-единственное слово. «Здравствуйте». Оно крутилось у него в голове целое утро, тяжелое, неподъемное, как булыжник. Он повторял его про себя, шептал беззвучно, ощущая, как язык непослушно упирается в небо. Это было заклинание. Ключ. Мост через пропасть, которая отделяла его от всего мира.

Автобус был на удивление пустым. Дождь кончился, оставив после себя влажный, промозглый воздух и лужи, в которых отражалось хмурое небо. Лев сидел на своем месте, сжимая в кармане два предмета: красный карандаш и свернутый в аккуратный квадратик белый платок. Один – для него. Другой – для нее.

Повторяю: вероятность негативной реакции – 67 %, – бубнил Страж. – Риск неоправдан.

Скажи! Скажи! – заводил Мальчик, подпрыгивая от нетерпения. Она будет рада! Увидишь!

Она снова не посмотрит на тебя, – сипела Тень, но уже без огня, по инерции. И это будет больно. Сильнее, чем в прошлый раз.

Лев не отвечал им. Он смотрел в окно и дышал. Глубоко. Ровно.

Он искал ее глазами на остановках. Не с прежней лихорадочной одержимостью, а с тихим, почти спокойным ожиданием. Он не знал, приедет ли она сегодня. Не знал, захочет ли он на самом деле произнести свое заклинание. Но он знал, что будет готов. И в этом знании была странная сила.

И вот он увидел ее. Не на остановке у консерватории. Она вышла из подъезда обычного жилого дома, поправляя на шее тот самый алый шарф. Сегодня он был повязан небрежно, почти небрежно, и концы его развевались на ветру.

Сердце Льва гулко стукнуло о ребра.

Объект идентифицирован. Расстояние – пятьдесят метров.

Она идет! – прошептал Мальчик.

Вот и всё, – выдохнула Тень.

Она вошла в автобус, заплатила за проезд и поднялась на второй этаж. Ее взгляд снова скользнул по салону, выискивая свободное место. И снова остановился на нем. Вернее, на месте рядом с ним.

Лев почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он видел мгновенное колебание в ее глазах. Узнала? Вспомнила? Или просто оценивала, не слишком ли он странный, не опасно ли?

Она сделала шаг. Потом еще один. Подошла и опустилась на сиденье, поставив чехол с виолончелью между ног.

«Здравствуйте,» – сказал Лев.

Слово вырвалось само, тихо, хрипло, почти неслышно. Но она услышала. Она повернула к нему голову, и в ее глазах мелькнуло удивление. Не испуг. Не раздражение. Именно удивление.

«Здравствуйте,» – ответила она после небольшой паузы. И улыбнулась. Легкой, смущенной улыбкой.

Мир не рухнул. Земля не разверзлась. Звуки автобуса не слились в оглушительный гул. Все осталось на своих местах. Кроме него самого.

Контакт установлен, – констатировал Страж, и в его голосе прозвучало что-то похожее на профессиональный интерес. – Реакция нейтрально-положительная.

Она улыбнулась! – защебетал Мальчик. – Видел? Видел?

Покажи ей шарф, – неожиданно сказала Тень, и в ее голосе не было яда. Была лишь усталая констатация факта. – Закончи начатое.

Лев кивнул, не зная, кому именно – ей или своим голосам. Его рука сама потянулась в карман и вынула свернутый шарф.

«Вы… в прошлый раз забыли,» – просипел он, протягивая его.

Она посмотрела на платок, и улыбка на ее лице стала шире, теплее. «Ах, да! Спасибо большое! Я искала его.» Она взяла платок. Их пальцы не коснулись. «Очень мило с вашей стороны.»

Он снова кивнул, чувствуя, как жар заливает его щеки. Запас слов иссяк. Миссия была выполнена. Мост перекинут. Что делать дальше – он не знал.

Она спасла его. «Вы часто ездите этим маршрутом?» – спросила она, убирая платок в свою сумку.

Вопрос был простой. Бытовой. Безопасный. Но для Льва он прозвучал как взрыв.

Вопрос на установление шаблона, – мгновенно среагировал Страж. – Рекомендуется дать уклончивый ответ.

Скажи правду! – умолял Мальчик.

Скажи, что следишь за ней, – ядовито предложила Тень.

«Да,» – выдавил Лев. И после паузы, собрав всю свою волю, добавил: «Часто.»

«Я вас что-то часто вижу,» – сказала она. В ее голосе не было подозрения. Была легкая, непринужденная вежливость. «Я Алиса.»

Она назвала свое имя. Добровольно. Отдала ему кусочек себя. Маленький. Но бесценный.

В его голове наступила оглушительная тишина. Все голоса разом смолкли.

Назови свое имя, – прошептал кто-то внутри. Его собственный голос. Тихий, но твердый. Назови.

«Лев,» – просипел он. И собственное имя показалось ему чужим, тяжелым, как булыжник.

«Лев,» – повторила она, как бы пробуя звучание. И кивнула. «Приятно познакомиться.»

Больше они не говорили. Она достала книгу и начала читать. Он сидел, смотря перед собой, и чувствовал, как по его жилам разливается странное, теплое, щемящее чувство. Не счастье. Не эйфория. Нечто более сложное и глубокое. Признание. Признание его существования. Того, что он не призрак. Не воздух. А человек. Со своим именем. Который может поздороваться. И которому могут ответить.

Когда она собиралась выходить, она снова повернулась к нему. «До свидания, Лев. И еще раз спасибо за платок.»

«До свидания,» – смог выдавить он.

Она ушла, и автобус снова стал просто автобусом. Но Лев сидел и смотрел ей вслед, и внутри у него пело. Тихо. Несмело. Но пело.

Он достал из кармана красный карандаш. Посмотрел на него. Потом аккуратно положил обратно. Он был ему больше не нужен. Не как амулет против страха. Его якорем стало другое. Простое слово. Имя. Ее и его.

Он посмотрел в окно. На улице было серо, грязно, неуютно. Но где-то там существовала Алиса. Которая знала, что его зовут Лев. И которая сказала ему «до свидания».

Значит, будет и следующая встреча. Он был в этом почти уверен. И впервые за долгие годы мысль о будущем не вызывала у него леденящего ужаса. Вызывала тихое, сдержанное нетерпение.

Его крепость дала еще одну трещину. Сквозь нее проникал свет. И он уже не боялся ослепнуть. Он хотел видеть.

Глава 34. Интервал между «до» и «после»

Слово «до свидания» звенело в его ушах еще долго после того, как автобус уехал. Оно было не пустой формальностью, а обещанием. Контрактом, заключенным в полумраке салона между двумя незнакомцами. Оно означало, что их мимолетное знакомство имело продолжение. Что она допускала его существование в своем мире не как призрак, а как… что? Пока еще неясно. Но как нечто.

Лев шел домой, и его шаги были легче, чем обычно. Он не бежал, не озирался по сторонам. Он просто шел, ощущая под ногами мокрый асфальт и внутри – странное, новое чувство легкой взвешенности. Как будто он нес на плечах не камень стыда и страха, а невесомый, но прочный парашют этого «до свидания».

Анализ взаимодействия: вербальный контакт установлен. Обмен именами состоялся. Угрозы не зафиксировано, – докладывал Страж, и в его голосе слышалось недоумение, смешанное с вынужденным признанием фактов. – Однако рекомендуется соблюдать осторожность. Один успешный контакт не отменяет базовых протоколов безопасности.

Она назвала свое имя! – ликовал Мальчик, кувыркаясь в пространстве его сознания. – Алиса! Это же красиво! Как в сказке!

Сказки всегда кончаются слезами, – бурчала Тень, но уже без прежней убежденности. Ее яд, казалось, потерял силу, разбавленный простой человеческой вежливостью.

Дома его ждала тишина. Но сегодня она не была гнетущей. Она была… ожидающей. Лев подошел к стулу, где висел алый шарф. Она взяла его назад. Она приняла его обратно. Значит, он сделал все правильно. Не нарушил невидимых границ. Не спугнул.

Он сел за стол, где лежали папки с делами «Грифона». Теперь они казались ему не свидетельством безнадежной войны, а… чертежами. Инструкцией по укреплению своего крошечного плацдарма в мире. Его мир больше не ограничивался четырьмя стенами. Теперь он включал в себя автобусный маршрут и хрупкий мостик к девушке по имени Алиса.

Он открыл блокнот. Не тот, где были зарисовки, а тот, что с «разведданными». И начал писать. Не только сухие факты. Он начал записывать свои наблюдения. Не как солдат, а как… исследователь. Как летописец.

День первый после контакта, – вывел он дрожащей рукой. – Объект – Алиса. Реакция – нейтрально-положительная. Вербальный контакт установлен. Ритуал приветствия/прощания соблюден. Последствия: внутренняя тревога снизилась на 40 %. Внешних угроз не зафиксировано.

Он писал о себе в третьем лице, как когда-то описывал других пассажиров. Это помогало дистанцироваться. Смотреть на себя со стороны. Видеть не сумасшедшего затворника, а интересный, сложный, больной экземпляр человека, который… пытается.

Завтра. Завтра он снова сядет в автобус. И если он увидит ее… он не просто поздоровается. Он спросит о виолончели. Один вопрос. Всего один.

Его мир не рухнул. Он стал больше. Сложнее. Страшнее. Но в нем было за что бороться.

Он все так же был косаткой в бассейне. Но теперь в бассейне оказались еще двое. И это меняло все.

Глава 35. Вопрос, разбивающий лед

Вопрос висел в воздухе весь вечер и всю ночь, как натянутая струна. «Вы играете на виолончели?» Простой. Бытовой. Безопасный. Но для Льва он был равен признанию в любви или прыжку с парашютом. Это был выход за рамки ритуала приветствия. Это было вторжение на чужую территорию. Ее территорию.

Он репетировал его перед зеркалом в прихожей, наблюдая, как его губы неуклюже складываются вокруг незнакомых слов. Его отражение смотрело на него с немым укором.

Вопрос выходит за рамки необходимого взаимодействия, – предупреждал Страж. – Переход на личный уровень. Непредсказуемые последствия.

Спроси! – упрямо твердил Мальчик. Она же любит музыку! Она будет рада!

Она подумает, что ты маньяк, – шипела Тень, но уже тихо, будто издалека. – Что ты следил за ней. Вычислял. И она будет права.

Лев сжал кулаки. Вчерашнее чувство легкости испарилось, оставив после себя привычную свинцовую тяжесть страха. Но где-то глубоко внутри, под слоем паники, жила новая, крошечная уверенность. Он старается помочь Анне Сергеевне. Он сказал «здравствуйте». Мир не рухнул. Он устоял.

Утром он надел ту же самую темную, невзрачную одежду. Проверил карманы. Ключи. Кошелек. Красный карандаш. Но сегодня он был не амулетом. Он был просто карандашом.

Автобус подъехал, пыхтя выхлопными газами. Лев вошел, поднялся на второй этаж. Сердце колотилось где-то в горле, сухо и часто. Он занял свое место, уставился в окно, но не видел ничего, кроме собственного бледного отражения.

Он ждал. Считал остановки. Каждая была шагом к эшафоту. Его ладони вспотели. Он вытер их о колени.

Отмена. Немедленная отмена операции, – давил Страж. Физиологические показатели зашкаливают. Выдадите себя.

Она уже входит! – закричал Мальчик.

Лев вздрогнул. Она действительно вошла. Не с той остановки, не с алым шарфом. Сегодня на ней была темно-зеленая шапка, а в руках – тот самый длинный черный чехол. Она выглядела уставшей. Под глазами легли тени.

Она увидела его. Легкий кивок. Смущенная полуулыбка. Он кивнул в ответ, чувствуя, как каменеют мышцы шеи.

Она села рядом. Тот же ритуал. Чехол между ног. Взгляд, скользящий по салону. Тишина.

Лев молчал. Его вопрос застрял в горле, огромный и колючий, как комок стекловаты. Он чувствовал ее тепло. Слышал ее дыхание. Видел, как ее пальцы барабанят по крышке чехла – нетерпеливо, нервно.

Сейчас, – прошептал его собственный голос. Или никогда.

Он сделал глубокий, беззвучный вдох. Повернулся к ней. Его голос прозвучал хрипло, чуть слышно, перекрывая гул двигателя.

«Извините… Это… виолончель?»

Она повернула голову. В ее глазах мелькнуло удивление. Потом – интерес. Не настороженность. Интерес.