Ловушка с двумя неизвестными

Ольга Романовская

Ловушка с двумя неизвестными

Глава 1

Когда-то в нашем роду была магия. В те стародавние времена Баттели процветали, стояли по правую руку от трона правителей Гвента, одного из пяти королевств, составлявших прежде ныне единую Камбрию. Но потом магия ушла, положение нашего рода пошатнулось, и Баттели вынуждены были переселиться на восток, принять присягу Ллоэгира. О былом величии речи уже не шло, хотя каждый в роду мечтал воскресить былое могущество. Отец не исключение, недаром он отослал меня учиться в колледж Святого сердца – самое престижное женское заведение Ллоэгира. Моими соседками стали наследницы лучших аристократических семейств, в числе прочих я бывала при дворе, пила чай с королевой[1]. А потом все изменилось, отец срочно затребовал меня к себе. Директриса в приватном разговоре намекнула: финансовые дела Джона Баттеля, барона Кверка, моего отца, серьезно пошатнулись, он не смог внести очередную сумму. Странно, конечно, пусть мы и не относились к высшей аристократии, но входили в число богатейших семейств графства.

– Лицо обветренное, как у мальчишки!

Поджав губы, отец пристально оглядел меня с головы до ног. Он заметно постарел, однако спина оставалась идеально прямой, а взгляд – острым как меч.

– Как матушка?

В беспокойстве огляделась. Почему она не вышла на крыльцо, захворала? Тогда понятно, куда делились деньги: лечение всегда стоило дорого, особенно, если обращаться к «теневым лекарям», прибегавшим к запретным ритуалам.

Выражение лица отца сделалось еще более жестким, на вопрос он предпочел не ответить. Это лишь усилило мое беспокойство, я готова была прямо сейчас броситься в ее покои. Не могла же она… Нет, отец точно бы не стал скрывать от меня ее смерть, однако зачем-то он меня срочно вызвал, быть может, не хотел…

– Госпожа ногами мается, барышня, – сердобольно подсказал управляющий и помог слезть с лошади.

С облегчением выдохнула. Худшего не случилось.

– Я просмотрел твои счета… Ты слишком много тратишь, Жанна. – Отец проследил взглядом за слугами, отвязывавшими мой багаж. – Тебе следует взять пример с матери, которая носит ботинки по четыре сезона. И еще книги… Я не граф Рочерский, чтобы оплачивать твои капризы!

Кивнула, хотя ничего лишнего я себе не позволяла. Видимо, наши дела совсем плохи, раз отец считает каждый фартинг[2].

– Половину придется продать, чтобы сшить тебе платье. В среду у нас гости… Постарайся быть тихой и любезной.

– Хорошо, отец, – я ответила то, что он ожидал услышать, и приложилась к твердой ладони.

На ней мозоли – значит, до сих пор упражнялся с мечом.

– Рад, что ты вернулась! – Отец наконец оттаял и поцеловал в макушку. – А теперь ступай к матери, в спальне она.

Вопреки ожиданиям, мама не лежала, а, устроившись в глубоком кресле, вышивала. Под ловкими пальцами рождались причудливые растительные узоры, оживали диковинные звери, расцветали пышные заморские розы и скромные маргаритки. Сколько себя помнила, каждую свободную минуту она проводила за рукоделием.

– Жанна, милая, ты вернулась!

Заметив меня, матушка отложила пяльцы в сторону и приподнялась, раскинув руки для объятий. Совсем старушка! А ведь она младше тети Джейн… Кожа покрылась густой сеткой морщин, осунулась, приобрела нездоровый оттенок. На фоне белого чепца она и вовсе казалась желтушной.

– Я так скучала по тебе, дитя мое! – Мама расцеловала меня в обе щеки. – Ну садись, рассказывай! Я каждое твое письмо бережно сохранила.

Убрав корзинку с нитками на пол, опустилась на соседнее мягкое кресло. Если что-то и осталось неизменным, так это матушкина спальня. В ней даже пахло так же, как много лет назад – ванилью.

– Мне сказали, что ты больна…

С тревогой вгляделась в ее лицо, затем перевела взгляд на колени.

– Пустое, – отмахнулась матушка, – скоро пройдет!

Однако я настаивала на ответе, и она неохотно призналась, что пару месяцев назад неудачно упала на ровном месте, «будто толкнул кто-то». С тех пор колени стали ныть, распухать. Потом матушке стало лучше, но перед самым моим приездом болезнь неожиданно вернулась.

– А как ты вошла, сразу прошла, – с улыбкой добавила мама и поцеловала меня в макушку. – Расскажи уж про свой колледж. Я-то дома училась, интересно, как там все устроено.

Заверила, что обязательно приготовлю для нее мазь по особому рецепту, на гадючьем яде и терпеливо рассказала о своем житье-бытье. Затем осторожно спросила, кого ждать в среду.

– Жених твой приедет. Ты уж, – с мягким укором попросила матушка, – будь с ним поласковее.

Не в силах поверить собственным ушам, переспросила:

– Жених?

Я ожидала кого угодно… Хотя разговоры о новом платье должны были насторожить. Обычно наряды шились долго, недели три, а тут требовалось поспеть за пять дней.

– Тебе восемнадцать, Жанна, пора уже.

Протестующе засопела:

– Но матушка!

– Такова уж женская доля. – Она погладила меня по голове. – Не спорь! Он вдовец, сборщик королевских налогов. Не молод, конечно, но с лица воду не пить. Зато при деньгах.

Резко поднялась на ноги.

– То есть отец продает меня старику, чтобы поправить свои дела?

Все внутри кипело. Не бывать этому! Вот возьму и сбегу, к той же тетке Джейн.

И ладно бы просто замуж – так за урода!

– Тише, тише! – замахала руками матушка и обернулась к двери. – Слуги услышат. Вспомни о фамильной чести, Жанна. Долг дочери велит во всем подчиняться отцу.

– Во всем, но не в этом!

Раскрасневшись, вылетела вон из комнаты.

– Жанна! – понеслось мне вслед.

Напрасно, я не думала останавливаться. Спустилась вниз по винтовой лестнице, выбежала во двор и направилась прямиком к конюшне.

– Коня! Живо!

– Но, барышня… – Почесывая затылок, конюх уставился на меня как на темную магессу. – Юбка же…

Будто такая мелочь могла помешать мне!

Куда только подевалась усталость после утомительной дороги! Нахлестывая коня, я неслась куда глаза глядят. Слезы застилали глаза. Злилась на отца, мать. Продать меня, словно вещь!.. Стоило отсылать учиться в колледж, если для меня изначально планировалась иная судьба?

– Осторожнее!

Я слишком поздно заметила всадника, натянула поводья. Захрапев, лошадь поднялась на дыбы, и я очутилась на земле.

– С вами все в порядке?

Незнакомец спешился, заботливо склонился надо мной. В раздражении оттолкнула его руку, прошипела:

– Я сама!

Колено пульсировало болью, но принимать его помощь я не собиралась. Это из-за него я упала, расцарапала лицо о живую изгородь из боярышника.

– А вы дама с характером! – рассмеялся незнакомец и представился: – Артур Бредок, лорд Осней, паладин Белого плаща.

– И, что дальше, сеньор паладин?

Если он надеялся произвести на меня впечатление, вскользь упомянув наличие о себя дара, то просчитался. Я не батюшка, перед магией не благоговела.

Кое-как, придерживаясь за изгородь, поднявшись, бросилась в атаку:

– Что вы тут вообще делали, зачем встали поперек дороги?

– Я? – Артур состроил удивленные глаза. – Возвращался после беседы с местным священником.

– И о чем беседовали?

Отряхнула юбки и заковыляла к гнедой кобылке.

Хм, действительно рядом церковь. Вот и кладбище, пасторский домик – сама того не заметив, я добралась до ближайшей деревушки. И по счастливой случайности никого не покалечила, чего бы мне чрезвычайно не хотелось. Вот до чего доводит гнев! От природы я вспыльчива, несдержана – пошла в отца. Тому тоже порой трудно держать себя в руках. И Артуру напрасно нагрубила, он ни в чем не виноват.

– Да так… Расспрашивал, нет ли в ваших краях ведьм. С вами действительно все хорошо, может, проводить вас?

Покачала головой:

– Не стоит, а то поползут всякие слухи.

– Слухи? – поднял брови Артур.

– Ну да. Например, решат, что вы мой любовник.

Артур фыркнул, выразив отношение к подобной нелепице. Сразу видно, он не местный, не в курсе провинциальных развлечений. Здешние кумушки зорко следили за прохожими из-за ставней, может, кто уже побежал ко священнику с доносом на баронскую дочку. Мол, только что вернулась, а уже хвостом крутит.

– Вы так и не назвали мне своего имени, прекрасная незнакомка. Должен же я знать, – улыбнулся Артур, – с кем я согрешил.

И промолчать бы, но:

– Леди Жанна Баттель, дочь хозяина здешних мест.

– Польщен нашим знакомством, Жанна. – Артур вогнал меня в краску, назвав просто по имени и приложившись в поцелуе к моей руке. – Только ради вас стоило покинуть столицу.

Он недозволительно долго задержал мою руку в своей ладони. Отчитать бы, но по неведомой причине я не могла. Недавно злилась на него, а теперь молчу. Сердце бьется, щеки покраснели. Поймал красавчик в свои сети! Голубоглазый блондин в новеньком белом плаще с серебряной вышивкой. А вот сиреневый котарди[3] старый, потрепанный, хотя пуговицы перламутровые. И шаперон[4] с «хвостом», яркий, красный, но разве такие носят в столице! Там сейчас в моде береты да шляпы с узкими полями. Если шапероны и носят, то в виде тюрбанов, дорогих, бархатных, с каменьями.

Когда я пристально уставилась на заштопанный отворот шаперона, пришло время Артура покраснеть. От греха он даже стащил головной убор, засунул его под мышку.

– Выходит, мы почти соседи, – глядя поверх моей макушки, на крышу местной церкви, невпопад брякнул Артур.

Куда только подевалась была самоуверенность! Или он своей бедности стыдится, того, что пытается хорошо выглядеть, хотя в кармане пара пенни? Так и я, как выяснилось, не такая уж богатая невеста.

– Мой замок Леменор стоит выше по течению.

Покачала головой:

– Не помню такого.

Да и в гостях у нас, до моего отъезда в колледж, никто из Оснеев не бывал. Раз так, Артур этот невысокого происхождения, потому как отец точно бы не оставил без внимания потенциального жениха -соседа.

– Ну, – заметно смутился Артур и принялся крутить перстень-печатку на пальце, – это не совсем замок.

– А вы – не совсем лорд? – рассмеялась в ответ.

– Отчего же? – обиделся он. – Единственный наследник, отдан отцом в услужение… Ну да это неважно, – запоздало спохватился Артур, сообразив, что подобные детали биографии лучше не озвучивать. Как известно, в услужение другим аристократам, если они не монархи, разумеется, отдавали только бедняков. – Вот уже полгода, как я прошел посвящение и теперь борюсь со всякого рода нечистью и темным колдовством.

Фыркнула. Нечистью! Здешние места, конечно, дикие, но не настолько, чтобы здесь водились те же баньши[5]. А ведьмами именовали разве только излишне сварливых жен.

– Однако мы не прояснили вопрос с вашим замком, господин паладин, есть он или нет?

Постукивая каблучком по земле, прищурившись, смотрела прямо в голубые глаза собеседника. Они у него как воды Клевенского озера в ясный летний день. Вообще, места у нас все красивые, глаз не отвести, особенной весной. Воздух так чист, что кажется, будто его вовсе нет. Склоны холмов покрыты желтым кружевом неброских цветов, облепивших выветренные валуны. Там, где земля перестает горбиться, темнеют ровные квадраты пашни. По другую сторону – луга, леса и каменистая пустошь. То здесь, то там на берегах полноводного Хаврена, несущего свои воды на юг, к морю, рассыпаны городки и деревеньки. А царит над всем Грейгвен – без тени хвастовства, самый величественный замок графства. Выстроенный из светлого известняка, он словно сияет в солнечную погоду. Еще бы внутри не был так мрачен… Батюшка собирался делать ремонт, но теперь уж точно еще долго придется мириться с пыльными шпалерами и сквозняками.

– И да, и нет, – юлил Артур. – Это манор[6]. Замок сгорел, и мой дед выстроил дом неподалеку. Но он отлично укреплен, я как раз собираюсь заняться возведением северной куртины[7].

– Так вы к нам надолго?

Говорила, а сама внимательно посматривала по сторонам, чтобы не попасть в неловкое положение. Странно, конечно, дочка барона после стольких лет отсутствия наведалась в деревню, упала, а все будто ослепли. Не похоже на деревенских жителей! Или навострили уши, надеясь за вознаграждение передать отцу содержание нашего разговора. Ох, не стоило привечать Артура, улыбаться ему! Но чего уж теперь…

– Вероятно, – пожал плечами собеседник и признался: – Я недавно вступил в наследство, вот и попросил магистра ордена направить меня сюда.

Он хотел еще что-то сказать, но помешал окрик священника: «Миледи! Святые небеса, неужели это вы!» Он со всех ног спешил к нам из церкви. Разговаривать при нем с Артуром все равно, что при отце, посему пришлось попрощаться.

Новоиспеченный знакомый проводил меня долгим взглядом. Шла, ведя в поводу кобылку, а он буравил спину. Не выдержав, у самой калитки обернулась. Артур, вот уж нахал, послал мне воздушный поцелуй и шагом поехал в сторону постоялого двора.

– Вижу, – понимающе улыбнулся священник, – вы уже познакомились…

Поджала губы:

– Если это можно так назвать. По милости лорда я упала, испачкала платье и ушибла ногу.

– Ну да это дело поправимое. Я дам вам мазь, с ней все быстро заживет. А платье постирают.

Кивнула и вспомнила слова Артура про ведьм.

– Скажите, пастырь, что за нужда привела в графство члена Белого плаща? Или я чего-то не знаю, пока училась, здесь начали твориться странные вещи?

– Это обычная процедура, миледи, – священник придержал передо мной дверь. – К каждому графству прикреплен свой паладин. Веркшир сиротствовал целых три года, пока не появился лорд Осней. Милый молодой человек, обходительный.

– Да уж! – постаралась вложить в короткую фразу все, что думала о новом знакомом, и, принюхавшись, с воодушевлением просила: – Только не говорите, что ваша служанка испекла пастуший пирог! Если я о чем-то и скучала в колледже, то это о нем.

Священник добродушно рассмеялся и обещал отрезать мне лучший кусочек.

***

Гость уже прибыл, но мать не отпускала меня от себя, усадила за вышивание. Будто чувствовала, что у меня на душе. Нервничая, колола пальцы, гадая, удастся ли претворить в жизнь мой дерзкий план. Но вот за мной послали.

– Помни, – напутствовала матушка, – женщину украшает кротость!

– Попытаюсь, но ничего не обещаю.

– Уж попытайся, Жанна!

Матушка укоризненно покосилась на истыканную иголкой подушку. Пока я рвала ткань и нитки, она успела зашить целый угол.

– Наша доля такая – терпеть, – помолчав, печально добавила мама.

Прежде я не задумывалась, каково ей жилось в браке с отцом, по велению сердца ли вышла за него. Может, все было не так гладко, как мне казалось? Учитывая характер отца… С ним порой сам окаянный не сладил бы.

Упрямо мотнула головой:

– В колледже говорили иное.

– В колледже!..

Мама недовольно поджала губы, но промолчала. Она изначально не одобряла идею отца отправить меня учиться, выражала опасения, что я проникнусь вольнодумными идеями, стану слишком умной – «Никто замуж не возьмет». Сама матушка умела лишь читать и писать, считая остальные знания лишними для воспитания детей и ведения хозяйства.

– Ну иди уже! – Она легонько подтолкнула меня к двери. – Разгневается же!

Сама матушка осталась наверху: ее по-прежнему беспокоили ноги. Или просто прикрывалась болезнью, чтобы не попасть под горячую руку супруга? Уж матушка-то знала, какая я, во взгляде читались опасения: «Ведь испортишь все!»

Потенциального жениха принимали в Большом зале, занимавшем две трети первого этажа. Некогда здесь устраивались пиры, о которых напоминал большой дубовый стол. В детстве я пряталась под ним от няни. И вот ради одного человека смахнули пыль, извлекли из запертого шкафчика серебряную посуду. Я слушала, как ворчала экономка, опасалась, нерадивые слуги что-то украдут или попортят. Да и на мне сегодня не будничное платье. Новое пошить не успели, переделали одно из матушкиных. Отродясь таких не носила! Узкое, с прорезными рукавами, со шлейфом. Передвигаться в нем можно было исключительно мелкими шажками, чтобы не упасть. Волосы заплели в «бараньи рога» и украсили фамильным серебряным венцом с агатами и рубинами. Словом, подали в лучшем виде.

С тоской вспомнила свои привычные наряды. В колледже все было просто, не сковывало движений. а при дворе – величественно и красиво. Дома же… Словно не сто миль проехала, а на сто лет назад перенеслась.

Задержалась в дверях, взглянула на гостя из-за портьер. Увы, порадоваться нечему: обрюзгший мужчина в летах, острижен «под горшок». Одежда, хоть и из дорогой ткани, не в силах скрыть выпирающий живот. Тронутая сединой, некогда рыжая борода торчит в разные стороны. Нет, за такого я точно не выйду, лучше в монастырь!

Сидит на почетном месте справа от отца, ест, пьет с нашей серебряной посуды… Ему бы оловянную – в самый раз!

Приличия предписывали незамужним девам в обществе незнакомых мужчин смотреть в пол – я изучала потолок. Шаркала по полу, припадая на левую ногу, старательно изображая хромоту, еще и нос почесывала.

Не понравиться не так уж сложно, нужно вспомнить женский идеал и сделать все наоборот.

– Моя дочь, Жанна, – представил меня отец.

Он хмурился, не мог взять в толк, отчего я так странно себя веду.

Глупо захихикала, захлопала в ладоши:

– Ох, я так рада, так рада, такой господин!

Хотела поприветствовать гостя поклоном – и хлопнулась на пол, будто ноги разъехались.

Неуклюжая хромая невоспитанная дурочка – надеюсь, лорду Сурру, так звали моего потенциального жениха, достаточно?

– Все бы ничего, только она хромая, – поджав губы, протянул гость.

Чтобы получше меня рассмотреть, он привстал, отодвинул мешавший кубок.

– Вам показалось, – с легким подобострастием, которого я прежде за ним не видела, заверил отец и приказал: – Жанна, повернись!

С каменным лицом подчинилась.

– Красивая! – Глаза лорда неприятно блестели. – И фигурка ладная. Сколько ей?

– Восемнадцать. Первая красавица графства!

Тут отец, определенно, преувеличил, пусть и не намного. Не первая, но в десятку наверняка войду. Темные волосы с медным отливом, точеный овал лица, зеленые глаза… Ростом Демиург тоже не обделил, и не высокая, и низкая.

– Плутовства много, – покачал головой привередливый жених. – Глаза как у ведьмы. Да и красота – вещь опасная, до нее много охотников, а женский пол слаб…

– Дочь воспитана в почитании законов Церкви, – заверил отец.

– Это хорошо, это хорошо… Я ищу жену добродетельную, тихую, скромную. Чтобы мужу не перечила, денег на наряды не тратила, в церкви ни с кем не сплетничала.

– Моя дочь именно такова, – не моргнув глазом, соврал родитель.

Хотя, судя по его лицу, он уже начал сомневаться, удастся ли сватовство. Какое там поправить положение семьи, если скупой муж на молодую жену тратиться не желает.

– Пусть она что-нибудь скажет, – неожиданно попросил лорд.

И я сказала. Сумасшедших в жены не берут, посему:

– У нас под крышей свили гнездо сороки. Не знаете, можно ли отучить воровок таскать с кухни ножи?

Отец помрачнел лицом, украдкой пригрозил кулаком. С притворным сожалением опустила глаза. Полагала, на этом сватовство и завершится, гость откланяется, но лорду неожиданно понравилась невеста в моем лице.

– Умом не блещет. Это нынче редкость, девицы так и норовят сказать что-то поперек. Повезло вам с дочерью! Она у вас одна?

– Одна, – заметно расслабился отец.

– Это хорошо. Плохо, когда много дочек. Покойная супруга, прими Демиург ее душу, рожала только девок. Лекари сказали, все потому, что стара была, а ежели взять молодую, то сразу наследник появится.

Надо срочно что-то делать, иначе мужчины хлопнут по рукам. Притворившись, будто хочу показать себя заботливой хозяйкой, потянулась к тарелке с жареной куропаткой:

– А не изволите ли еще этого отведать?

Я все рассчитала точно, вонзила двузубую вилку так, чтобы птица соскочила с блюда и угодила прямо в упелянд[8]. Затем сползла ниже, окончательно испортила, пропитала жиром дорогой наряд.

– Что ты наделала?! – на весь зал прогремел голос отца.

Побагровев, он протянул гостю тканевую салфетку, а затем влепил мне пощечину.

– Пошла прочь! Вон отсюда!

Щека болела, но, кажется, своего я добилась: несмотря на все увещевания, лорд Сурр наотрез отказался брать меня в жены.

––

[1]Несмотря на множество отсылок к реалиям 13-16 веков, у нас фэнтези, поэтому будет чай, вилки, женское образование и ряд других вещей.

[2]Фартинг – мелкая монета, равная ¼ пенни.

[3]Котарди – узкая, облегающая фигуру мужская верхняя одежда.

[4]Шаперон – головной убор, капюшон с длинным шлыком и пелериной.

[5]Банши —особая разновидность фей, предвещающих смерть. Обычно бродят крадучись среди деревьев, либо летают.

[6] Манор – укрепленный дом. Может быть обнесен стенами и рвами, но не защищен башнями.

[7]Куртина – часть крепостного вала или стены между бастионами.

[8]Упелянд – верхняя одежда с широкими рукавами, подпоясывалась на поясе.

Глава 2

Первым, что я увидела, проснувшись, были массивные поперечные балки потолка. Некогда их окрасили охрой, на тон темнее стен, но со временем краска облезла. Ниже вились по штукатуренным стенам сплетавшиеся с розовыми бутонами побеги винограда. «Деревенский стиль», – как говорила, наморщив носик, моя подруга из колледжа, леди Арабелла Гвуиллит. Несмотря на камбрийские корни, отразившиеся в ее фамилии, она занимала видное место при дворе, более того, находилась в родстве с королем. Арабелла пришла бы в ужас от местной мебели – тяжелой, массивной, с практически без украшений. Еще бы, ведь она родилась во Фраинке, диктовавшем моду всем королевствам, ей и колледж казался мрачным сырым местом. Это Арабелла еще в Грейгвене не была!

Воспоминания о подруге напомнили о моем нынешнем положении, тоской отозвались в сердце. Вот уже неделю, как я сидела взаперти. Отец лично запер меня на ключ и категорически запретил матушке со мной разговаривать. Тем сильнее я удивилась, когда, услышав мою возню – каждое утро я делала зарядку, к которой приучили меня в колледже, – вместо служанки с принадлежностями для умывания в комнату вошла мама.

– Ты уже встала? – Она поставила жестяной таз и глиняный кувшин на пол и распахнула окно, впустив в комнату свежий майский воздух. – Если поторопишься, успеешь к завтраку.

– К завтраку? – искренне удивилась я. – Разве отец?..

– Неужели ты думаешь, – мягко улыбнулась мать, – будто я делаю что-то супротив его воли. Он сам велел позвать тебя.

Радовало, что она уже полностью отправилась от болезни, передвигалась свободно.

– Опять жених? – нахмурилась и открыла сундук, выбирая, что бы надеть.

– Нет, просто семейный завтрак.

Раз так, можно выйти простоволосой, в обычной зеленой котте[1] со шнуровкой на боку.

Прикусив губу, осторожно спросила:

– Он сердится?

– Уже нет. Ты же знаешь, отец отходчив.

– Слышала, он уезжал…

– Да, дня на два.

– Куда же? Наверняка к лорду Сурру, извинения приносил, – скривилась я.

– Он мне не докладывает. Уехал засветло, вернулся затемно.

– И ты не спросила? – удивилась я.

Я бы ногти себе сгрызла от любопытства.

– Так не в первый раз уже, за год раз в четвертый. И всегда мрачный возвращается, злой. Так что я не спрашиваю: боюсь. Один раз заикнулась, так он глянул волком, велел место свое знать. Мол, негоже женщине в мужские дела лезть. Дай-ка я лучше тебе полью, а после заплету косы, как прежде.

Что-то такое мелькнуло в словах матери, что не смогла ей отказать.

Из моей угловой комнатки возле винтовой лестницы в башне вышли вместе, миновали комнату матушки, малую гостиную и комнату для рукоделия, пересекли лестничную площадку, нависавшую над всегда полутемным пустым холлом, и оказались в правой, мужской половине дома. Здесь находилась большая гостиная, столовая, библиотека. Ну и комната для завтрака, примыкавшая к комнате дворецкого. Сейчас так не строили, хотя деление на мужскую и женскую половину зачастую сохранялось, но Грейгвен всегда жил по заветам предков.

Комната для завтрака совсем небольшая, подававшие на стол слуги с трудом протискивались между стульями и стенами, зато светлая, яркая. Как и во всех других господских помещениях, стены оштукатурены и расписаны. В детстве я любила изучать изображения плодов и фруктов, да и сейчас невольно улыбнулась гирлянде из налитых яблок под балками свода.

– У нас тут просто, ты, наверное, отвыкла, – мама виновато указала на стол.

Постная ячменная каша, серый хлеб, немного сливочного масла и козьего сыра на фаянсовом блюде, остатки вчерашнего мясного пирога для отца, чтобы никто не взял, поставлены рядом с его местом. Разумеется, поссет[2] и безалкогольный кларет в кувшине. Последний пах изумительно: кухарка не пожалела меда и пряностей.