
Полная версия
Афганец

Feel Slumber-Dream
Афганец
1
Введение
В 1919 году, после того как Афганистан обрёл независимость от британского влияния, он установил дипломатические контакты с Советской Россией, став одной из первых стран, признавших СССР после революции. Это было взаимовыгодно: Афганистан искал союзников против британского давления, а СССР – выход к региону Центральной Азии. Так зародилась дружба двух народов.
Советский Союз вкладывал значительные ресурсы в развитие Афганистана, построив множество объектов инфраструктуры, промышленности и социальных учреждений. Дороги, мосты, аэропорты, заводы, больницы, школы и целые микрорайоны, включая строительство Салангского тоннеля и ГЭС Наглу.
До вмешательства американской оппозиции, Афганистан был одной из самых развивающихся стран «просоветского» региона.
В июле 1973 года, пока Захир Шах был за границей (на лечении в Италии), его двоюродный брат и бывший премьер-министр Мухаммед Дауд Хан совершил бескровный переворот с помощью армии. Монархия была упразднена.
Сначала Дауд опирался на СССР (давнего партнёра Афганистана), но позже начал сближаться с Западом, Ираном и Пакистаном, чтобы снизить зависимость от Москвы.
Дауд пытался модернизировать страну на западный манер, но его политика вызвала недовольство как среди традиционалистов, так и среди левых сил.
Американцам, ведущим собственную холодную войну с Советским Союзом, очень не нравилось, что Афганистан, ранее нейтральный, мог стать явно просоветским, потому стремился настроить оппозицию и моджахедов против СССР.
В апреле 1978 года к власти пришёл Нур Мухаммед Тараки, провозгласивший Демократическую Республику Афганистан (ДРА).
Новое правительство объявило о первых шагах – земельной реформе, секуляризации и борьбе с неграмотностью, а также об отмене долгов крестьян крупным землевладельцам. Реформа брачных традиций, включая запрет выкупа за невесту и повышение брачного возраста для женщин. Главным дистабилизатором послужил закон о перераспределении земли от феодалов к беднякам.
Это подорвало власть феодальных лидеров и вызвало их сопротивление.
Обучение женщин грамоте в консервативных районах восприняли как атаку на религию и культуру, чем умело воспользовались американцы, подначивая и вооружая фанатичных моджахедов как партию свободы.
Моджахеды – уже вооружённые группы, поддерживаемые местными лидерами, феодалами, муллами и племенами – начали партизанскую войну против правительства ДРА. Настропалённые американской пропагандой, они считали новое правительство марионеткой СССР и угрозой исламским традициям.
США и их союзники (Пакистан, Саудовская Аравия) уже вовсю поддерживали антиправительственные силы в Афганистане, чтобы ослабить влияние СССР.
В сентябре 1979 года Хафизулла Амин, соратник Тараки, устроил переворот, убил его и стал новым лидером. Амин, будучи ставленником Запада, проводил репрессии, усиливая хаос, быстро дестабилизировал страну, теряя над ней контроль.
В декабре 1979 года Политбюро ЦК КПСС под руководством Леонида Брежнева решило устранить Амина и ввести войска для «стабилизации» союзного режима.
США, Пакистан и страны Персидского залива начали активно вооружать и финансировать моджахедов через Пакистан в обмен на маковый сырец. ЦРУ запустило операцию «Циклон» – одну из крупнейших тайных программ холодной войны.
Вместо быстрой стабилизации СССР увяз в затяжной войне с партизанами, которых поддерживал Запад.
АФГАНЕЦ
Полностью выдуманная история. Все персонажи вымышлены. Любое совпадение является случайным!
Афганец
Декабрь 1988 года. Провинция Кандагар, южный Афганистан.
Небольшая деревня Маруф, расположенная в районе Маруф (Maruf District), примерно в 150 км к северо-востоку от города Кандагар. День.
2
Глава 1 Алим
Новенький, но уже довольно потрёпанный и побитый осколками советских снарядов автомобиль, разбрасывая во все стороны гравий из-под своих полуспущенных колёс, мчал по грунтовой дороге в направлении аула. За ним тянулась вереница из таких же побитых и обгорелых машин, битком наполненных моджахедами, сидящими на баулах, ящиках, канистрах и даже просто на бортах кузова «Симурга» и смотрящих из него во все стороны через прицелы своих автоматов.
Находясь совсем близко с первыми сутулыми домиками афганской деревни и выпустив несколько затяжных очередей куда-то в воздух по направлению к центру аула, головная машина, резко развернувшись, встала боком посередине дороги и остановилась. Остальные машины, по возможности рассредоточившись, остановились кто где по дороге и обочинам, готовые принять бой. Если бы в ауле были русские, они бы уже ответили на провоцирующие выстрелы. Но всё было тихо. Алим, сидевший на пассажирском сидении головного автомобиля, молча дал знак рукой из открытого окошка остальным автомобилям первыми заехать в аул, в то время как сам заехал последним.
Колонну встречал только громкий лай собак и радостные крики босых мальчишек. Они радостно прыгали и скакали по узеньким улочкам вслед за автомобилями, направляющимися к дому старосты Асадулла.
Староста последнее время жил один со своей внучкой по имени Ясса, что означало цветок жасмина. Она была не старше пяти, а может шести лет, с коротко стриженными черными волосами, голубыми глазами и очень милыми по-детски чертами лица. Её родителей, прилюдно казнил Алим, когда приезжал в этот аул в последний раз. Он обвинил их в коллаборационизме и пособничестве русским, что каралось смертью.
Старосте было всё равно, кто помогает и кормит его деревню. Если бы это делал Алим, он бы охотно сотрудничал с ним, но Алим приходил брать, ничего не оставляя взамен, в то время как русские старались помогать крестьянам по мере возможностей.
Опийные поля, принадлежавшие фермерам и кормившие их все эти годы, теперь переходили из рук в руки бандформирований или облагались налогами в пользу повстанцев.
Если раньше опийный сырец уходил караванами в Индию и в ближайшие страны Советского Союза в качестве сырья для медицинских препаратов, то теперь, за годы войны, он превратился в наркотрафик, тоннами поступавший в Пакистан от моджахедов, а оттуда, уже переработанный в героин, уходил в США в обмен на оружие, технику и боеприпасы. При таком раскладе деревни оставались ни с чем. Потому староста предпочитал обменивать сырец с русскими, привозившими гуманитарную помощь, оружие и деньги.
Алим знал об этом и хотел устроить засаду для русских, заодно показать остальным джирга*, что бывает, если ему перечить и содействовать русским.
Он без стука вошел в дом старосты как к себе домой, застав Асадулла и его внучку Яссу, сидящих перед небольшим окном, свет от которого падал на кривой стол, подпёртый импровизированной ножкой, делающей его более устойчивым. Внучка, перегнувшись через край, решала какую-то школьную задачу.
– Женщине непристойно учиться грамоте! – Заявил Алим, заметив тетрадь Яссы на столе.
Он шагнул вперёд и смахнул её на пол, разбросав листы по глиняному полу.
Дед дал девочке знак рукой, и та быстро, не говоря ни единого слова, убежала, скрывшись за маленькой дверью на противоположной стене.
Асадулла сжал посох, чувствуя, как сердце колотится в груди, и поднялся с плетёного стула. Он понимал, что Алим хочет не только товар, но и славы, раз приехал незадолго до колонны русских, значит, решил устроить засаду в деревне, не заботясь о благополучии жителей. Если начнётся бой, снарядам всё равно кто перед ними стоит. Бандит, женщина или ребёнок. Ассадула искренне надеялся, что получив товар Алим уйдёт.
– Где урожай, старик? – спросил Алим.
– Я тебе дам всё. Всё что есть, но ты оставь нам хоть что-то, Алим, – тихо сказал староста. – Русские дают еду и оружие и даже деньги. Ты забираешь всё, а дети в деревне голодают.
Алим ухмыльнулся, похлопав по рукояти ножа на поясе.
– Русские уходят, а я остаюсь. Думай о моей милости, а не о русских. Давай товар, или я продам твою внучку, как неугодную Аллаху дочь неверных.
Асадулла зашел в соседнюю комнату, прикрывающую дверной проем пеньковой занавеской, немного там покопошился и вынес Алиму небольшой глиняный горшок, запечатанный воском.
– Сколько там? – спросил Алим, подбрасывая горшочек и пытаясь вычислить вес содержимого.
– Почти четыре с половиной килограмма. – Ответил старик.
*Джирга (это традиционное собрание племенных старейшин, обычно закрытое для чужаков, особенно иностранцев. Оно решало внутренние вопросы: споры, союзы, распределение ресурсов)
– Мало. – Недоверчиво рявкнул Алим, намекая на то, что Асадулла что-то припрятал для русских.
– На оборот хорошо для первого сбора. – Ответил староста и, внимательно смотря в глаза
Алиму, протянул руки, чтобы забрать горшочек обратно, добавил: «Приходи позже, как закончим полный сбор, будет больше».
– Ты что меня за дурака держишь? – Рявкнул Алим и перекинул горшок одному из своих
помощников. – Рассредоточится. Ждём колонну русских. Посмотрим, если русские не придут, как уверяют наши друзья, значит, ты чист перед Аллахом, тогда будет тебе и мука и зерно.
3
Глава 2 Голованов
В Декабре 1988 года. Советский Союз выводил свои войска из Афганистана после десятилетней, кровавой войны. В провинции Кандагар, южный Афганистан ещё оставались советские подразделения вместе с правительственными войсками ДРА. Капитан Голованов Владимир Александрович 1963 года рождения, на тот момент был командиром мотострелковой роты обеспечивающий безопасность на маршруте вывода войск из Кандагара в сторону Кабула, через ущелье Маруф, в обход главной дороги на Калат-и-Гильзай. Так как этот район часто обстреливался партизанскими отрядами Мождахедов.
Он проходил этот маршрут и зачистку местности от возможных засад моджахедов уже не один раз за последнее пол года. За все время службы зарекомендовал себя среди командования, да и местного населения как надежный партнёр и человек слова. Все местные старейшины входившие в совет джирга знали и очень уважали Голованова. Но последнее время, под конец войны, отношения сильно ухудшились, так как русские отступали, а совет Шура (более религиозный или военный совет, часто связанный с моджахедами во время войны) был безжалостен к врагам и предателям, коими являлись все, кто выступал за Советскую власть или был причастен к ней.
Голованова это не тревожило. Он уже получил предписание на увольнение и ждал когда закончатся его последние дни службы в рядах Советской армии. Дома, в Ленинграде, не смотря на его юный возраст, его ждала прекрасная «пенсия», которую он успел сколотить за годы службы родине. За годы войны он организовал из боевых товарищей узкий круг, способный контролировать небольшой, но надежный канал макового сырья из Афганистана, в Ташкент на территорию Советского Союза.
После того как колонна достигла контрольной точки Калат-и-Гильзай административного центра провинции Забуль, Голованов с частью подразделения направился обратно, через зону своей ответственности в ущелье Маруф.
Подразделение было небольшим. Всего тридцать пять человек.
Первым на УАЗ-469 ехал экипаж из четерёх человек включая Голованова и радиста Плеханова. Следом за ними на небольшом расстоянии шла БМП в полной комплектации, две машины БТР и КамАЗ-4310 с небольшими запасами продовольствия, оружия и боеприпасов.
Район Маруф являлся горным, полупустынным ландшафтом, с редкой растительностью и сложными условиями для передвижения. Его окрестности часто были зоной активных боевых действий, так как через этот район проходили маршруты снабжения моджахедов через границу Пакистана. Эта встреча с Асадулла, старостой деревни не была для него чем-то особенным, скорее она являлась обыденностью. То, что в ауле может быть засада моджахедов он уже знал от командования, так как в этом районе недавно был прорыв моджахедов перевозивших оружие с приграничной территории Пакистана и скорее всего сделавших остановку в селении Маруф.
Алим пытающейся контролировать эти территории уже ни раз сталкивался с подразделением Голованова, но не смотря на ожесточённые боевые действия, обоим удавалось выжить. Алим искренне ненавидел Голованова, так как тому, вместе с правителственными войсками ДРА удавалось первым обменивать сырец у местных старост и демонстративно выжигать уже очищенные поля подсыхающего мака.
Это выглядело как ожесточенная борьба с наркотрафиком, хотя на самом деле помогало селянам подготовить поля для нового посева производимого два раза в год. Гораздо проще обработать выжженное поле, удобренное золой и пеплом, чем перекапывать пересохший и спутанный дерн. Был декабрь, а значит сезон сбора макового урожая, но, в этот раз Алим оказался первым. Зная о передвижениях Советских частей от Американской разведки ждал появление колонны русских.
Поселение находилось на расстоянии метров трех ста выше дороги и было труднодоступным, в то время как с кривых глинобитных домиков дорога на оборот хорошо просматривалась. Нельзя сказать, что на дороге негде было укрыться, но позиция Алима была на много удобней и выгоднее, к тому же имела численное боевое преимущество. Он не стал дожидаться когда Голованов подойдёт в плотную к деревне или успеет рассредоточится на местности, он отдал приказ к атаке выпустив сразу залп из нескольких РПГ, по впереди идущей машине. Но либо бойцы Алима не приняли впереди идущий УАЗ за головную машину, а может само проведение оберегало Голованова, но из всего залпа лишь один из снарядов попал в двигатель БТР. Вслед за залпом, с крыш домов тут же застрочили крупнокалиберные пулемёты и послышались одиночные выстрелы из винтовок Lee-Enfield старающиеся зацепить выскакивающих из машин и рассредотачивающихся по местности за камнями бойцов Голованова. БМП развернула башню и открыла ответный огонь из 30-мм пушки, пробивая насквозь стены и крыши домов, вынуждая моджахедов покидать укрытия, но это не мешало остальным бойцам Алима вести плотный огонь.
Радист Плеханов, укрывшись за камнем рядом с подбитым БТР, быстро развернул рацию и спокойным голосом, отплёвываясь от каменной пыли поднятой в воздух начал вызывать поддержку.
– «Гром-1», я «Плешивый», Мы под обстрелом! Координаты: 31.570 северной широты, 67.031 восточной долготы. Аул на южном склоне, противник окопался! Нужна авиаподдержка, срочно!
– Плешивый, понял тебя. Ждите. Послышалось хрипение из рации.
Двадцать минут, до подлёта двух вертушек Ми-24 тянулись целую вечность. Снайпер непонятно где засевший возможно на крыше одного из домов методично выцеливал ребят одного за другим, не давая выглянуть из укрытия. Кроме него, похоже, никто не вёл прицельной стрельбы высовывая только стволы и стреляя куда-то по направлению врага. Всё немного стихло, когда Голованов пустил в ход самодельные дымовые гранаты, наспех собранные из патронов, позволив тем самым перегруппироваться и продержаться до подлёта вертушек.
Примерно минут через двадцать из рации вновь послышался треск и шипение, хриплый голос сказал:
– Плешивый, внимание! Аист в зоне захода с запада! Как обозначите себя?
– Гром-1, на дороге горящая броня. Это наши.
– Принято. Держите головы ниже.
Через несколько мгновений над аулом промелькнул Су-25 и исчез где-то за горами оставив после себя рокот реактивных двигателей, заставив моджахедов озираться по сторонам разглядывая небо. Этот пролёт отвлёк моджахедов от Голованова и от появившихся над аулом двух вертолётов Ми-24.
Первый вертушка прошла на низкой высоте и дав очередь из крупнокалиберного пулемёта, разнеся один из укреплённых домов. Второй ударил ракетным блоком по укреплённой стороне деревни, вызвав взрывы, пожары и хаос. Не успели вертушки развернутся как Су-25 зашел на цель и сбросил свой первый ФАБ-250 ударив по центральной части деревни, снова скрылся в небе. А ещё через пятнадцать минут активных бомбардировок подразделение Голованова вошло в деревню, вернее в то, что от неё осталось. Деревня смолкла. Больше не лаяли собаки, не кудахтали куры, не бегали радостные мальчишки, даже не слышно было стонов умирающих, или кричащих от боли, только слышался хруст гравия и обломков под ногами. Местами из под развалин виднелись изувеченные тела перемешанные в однородную массу из камней, гари и крови. По среди всего этого ужаса возле места, где ещё несколько минут назад находился дом старосты, закрыв чумазыми ручонками уши, стояла Ясса. Она стояла с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону, широко открыв рот и издавая при этом непонятный звук, больше похожий на гул нежели человеческий крик.
– Ясса? Ясса! – Воскликнул ошарашенный таким зрелищем Голованов. – Ты жива! Ясса. Это я дядя Володя. Ты узнаешь меня, Ясса?
Но Ясса продолжала стоять всё также раскачиваясь и не обращая никакого внимания на слова Голованова.
– Она наверно не слышит. Её похоже контузило – Заявил Плеханов.
Голованов не раздумывая взял девочку на руки и приложив немало усилий отжал её руки от ушей.
Девочка замолчала и открыв глаза посмотрела на Голованова, который тут же взяв её за маленькое, хрупкое тельце осмотрел на возможные ранения, а затем снова крепко прижал к своей груди.
– Проклятая война. – Сказал он осматриваясь вокруг. – Придётся взять её с собой.
– Не по уставу, товарищ капитан. – Напомнил ему Плеханов
– Мы уже давно тут не по уставу, Плеханов. – Быстро парировал Голованов. – Что ты предлагаешь оставить ребенка здесь, одну, среди трупов и развалин? С нами поедет. В части разберёмся, что с ней делать.
4
Глава3 Ясса
Колонна вернулась на военный аэродром Кандагара поздно ночью. Это была главная база 40-й армии на юге, где ещё оставались мотострелковые части, вертолёты и склады. Голованов доложил о засаде и потерях, умолчав о девочке. Он отвёл Яссу в свой временный барак, дал ей горячей воды, хлеба и банку тушёнки из своих личных запасов. Она ела молча, глядя в пол, а он пытался понять, что делать дальше.
В Кандагаре у Голованова был знакомый – майор Виктор Петренко, замполит батальона, отвечавший за связь с местными. Петренко знал о сделках с опиумом, которые Асадулла вёл с Головановым, и за небольшую долю всегда был готов прикрыть капитана.
Заметив, как голубоглазый ребёнок наевшись, немного расслабившись начал устало клевать носом. Он осторожно уложил Яссу на койку в своей палатке, по отцовски укрыл её войлочным одеялом, так как к ночью в Афганистане становилось довольно холодно.
Постояв несколько секунд, он тяжело выдохнул. Времени оставалось мало. Завтра его ждал борт в Ташкент, оттуда в Воронеж, а уже затем домой в Ленинград. Нужно было что-то решать, прямо сейчас. Просто так оставаться ей было нельзя.
Штаб насквозь пропахший гарью от керосиновых ламп и соляркой, находился в небольшом здании из кирпича, некогда принадлежавшем афганским военным ДРА.
Голованов направился прямо к дежурному офицеру, майору Виктор Петренко.
– Витя, помнишь старосту из Маруфа. Асадулла. Не знаю как, но после авиоудара только его внучка и выжила из всей деревни.
– Повезло. – безучастно ответил майор.
– Да. – Согласился Голованов. – Я привез её.
– Куда, сюда? – Оживился Виктор.
– В штаб. Она внучка старосты. Моджахеды казнят её за связь с Русскими, если оставить. Хочу забрать её с собой.
Петренко нахмурился:
– Ты с ума сошёл? Это не собака с улицы. Документы, проверки…
– Мы с тобой почти шесть лет с Асадулой деньги делали. Я её с пелёнок знаю. Ты хочешь что бы я её здесь в приюте бросил что ли. Она девочка. Её продадут сразу. Лучше просто убить чем такой ад при жизни.
– А я что могу? – Удивился Виктор. – Могу в Совок как сироту войны или беженку оформить. Я могу попробовать только это сделать, но ты понимаешь, что это всё против правил?
– Да конечно, Витя. Сочтёмся. Мне бы её из Афгана вывезти, а уж дома я её её как свою оформлю.
– Голованов, нах..я тебе этот геморой? Ты ведь понимаешь, что тебе придется за нее отвечать всю жизнь?
– Должен я, Вить. Чувство у меня такое. Не спроста она одна из всего аула выжила. Был бы кто другой, я бы прошел, не обернулся, а тут…
Голованов замолчал. Молчал и майор, а затем покачав головой, открыл ящик стола, достал из него несколько бланков.
– Я выпишу ей пропуск как допустим… дочери советского специалиста, погибшего в Афганистане. Есть кто на памяти?
– Да. – Тут же сообразил Голованов. – Помнишь летом в 86ом или весной. Была в части Марьям Ахмади.
– Нет. Кто это?
– Ну эта медичка из добровольческого отряда. Мы ещё на спор забивались кто первым будет.
– Не помню. И чё с ней?
Голованов тяжело вздохнул, а затем продолжил:
– Убили её? чё. Недели не прожила. Подними архив если надо.
– Всё равно не помню. Ну ладно. На неё и напишем. Но если тебя остановят на проверке…
– Вить. Не е…и мне мозг. Сделай пропуск, остальное моя забота.
– Е… тый ты Голованов. Честно слово еб..тый.
Голованову повезло только через неделю: из Кандагара в Кабул отправлялся транспортный Ан-12 с ранеными и техникой. Петренко выписал Яссе фальшивый пропуск как «ребёнка сотрудника», указав её как не брачную дочь Голованова Владимира Александровича и медсестры Марьям Ахмади погибшей в бою при исполнении служебных обязанностей. Тщательно на борту никто не проверял документы – все спешили домой. Из Кабула Голованов с Яссой перелетели в Ташкент (Узбекистан, тогда состоявший в СССР), где базировался штаб Туркестанского военного округа, координировавший вывод войск.
В Ташкенте Голованов использовал свои связи принимавшие от него Афганский сырец отправляемый в Ташкент с грузом 200. А в свзязи с тем, что он был награждённым офицером, его прошение о «воссоединении семьи» (с выдуманной историей о том, что Ясса – дочь его погибшей невесты) приняли без лишних вопросов. Война заканчивалась, и бюрократия ослабла. К январю 1989 года он получил документы на Яссу, записав её как Голованову Ясмину Владимировну, и увёз её в свой родной город Ленинград.
Официально удочерить Яссу в СССР было непросто: требовались справки, проверки и согласие органов опеки. Но в 1989 году, с началом перестройки и распада системы, такие случаи решались неформально. Голованов подал заявление в Ленинградский ЗАГС на Фурштатской, указав, что Ясса – незаконнорожденная в Афганистане дочь от погибшей медсестры Марьям Ахмади. Местные власти, видя в Голованове ветерана с медалями, закрыли глаза на отсутствие полных документов. К лету 1989 года Ясса стала его законной дочерью.
5
Глава 4 Савельев
Ленинград. Май 1991 год.
На площадке одного из подъездов ничем не примечательной хрущёвки, по проспекту Гагарина, собрались все пожилые соседи. Они наперебой пытались рассказать следователю, молодому капитану 6 отдела УВД, Савельеву Алексею Константиновичу, которому буквально на днях исполнилось двадцать восемь, детали происшествия.
Встревоженные пенсионерки, дополняя друг друга своими наблюдениями, байками, домыслами, больше хвастая своей дедукцией, способной отличить интеллигентного гражданина от проститутки и наркомана, старались ввести Савельева в курс дела.
– Ходили, голубчик, ходили. Проститутки да наркоманы к нему и ходили. – Рассказывала одна из них.
– Да уж спасу не было никакого – вмешалась вторая. – шумят то ладно, а ежели подожгут или украдут что? Страшно, а скажи им что, так ведь и убить же могут, ненормальные..
– А тут, сама видела, двое приходили. – подхватила рассказ третья, которая несмотря на цветущий май укуталась в большой мохеровый платок и подоткнув им все продуваемые на шеи уголки, продолжила:
– Интеллигентные такие, в малиновых пиджаках, как Новые Русские. И после этого всё стихло. Мы думали поди уехал куда, а он вон. – Она прикрыв прослезившееся лицо махровым платком, кивнула в торону квартиры где был найден труп Белякова.
– Спасибо, бабаньки! – Сказал Савельев заходя в квартиру где уже работали криминалисты.
Не смотря на открытые окна в квартире стоял устойчивый запах химии и разлагающейся плоти. На кухне в луже уже давно засохшей блевотины лежал мужчина лет тридцати, а рядом с ним, использованный шприц и распечатанные препараты. Аптечный эфедрин и несколько флакончиков с каплями от астмы.
– Очередной передоз. – Констатировал дежурный оперативник вошедшему на кухню Савельеву молча осматривающему помещение.
– На вид, да. – типичный передоз. – Дополнил криминалист осматривающий тело. – Давно лежит, сложно сказать но, похоже, что ему помогали. Синяки на запястьях, ну у таких есть особенность самим себе руки выкручивать, когда ломать начинает.