Первый тайм

Сергей Никоненко

Первый тайм

Краткое предисловие. Впрочем, кому как.

– Девушка, вы откуда?

– Я с АСУ.

– Так я и не спрашиваю, чем Вы занимаетесь.

Мне интересно, откуда Вы.

Анекдот Советского времени

Много воды утекло. А, может, не только воды. Пока есть ещё определённая живость в членах, нужно … да что там, просто необходимо напомнить себе, родным, знакомым и заодно однокурсникам, как оно было. И да, в смысле, нет, это не автобиография. Это практически мимолётные видения тех времён, когда деревья были большими. Когда сиреневые кусты цвели только для тебя и твоей любимой девушки, когда ты возвращался в общагу с последним составом метро, а жизнь расстилалась перед тобой как ковёр – самолёт. Многое забылось. А что-то имело значение только для меня.

Итак, в 1983 году я поступил в Московское Высшее Техническое Училище имени Н.Э. Баумана. А в 1989 году победоносно его закончил. Примерно об этом времени и пойдёт речь. Долго думал, писать ли от своего имени, или от имени какого-нибудь лирического героя – а потом махнул рукой. От себя писать куда проще. Потом размышлял о подмене имён своих друзей. Наверняка так было бы честнее, и это позволило бы быть посмелее … в характеристиках и оценках, но опять же лень накатила и взяла своё.

Извиняться за лень как-то глупо, но вы, друзья мои, не обессудьте. Да и эпиграф дурацкий какой-то. Пошлый, конечно. Но мне смешно. Если ещё какую гадость вспомню – обязательно вставлю. Чтобы был повод по-детски похихикать. Название, правда, пафосное: Первый тайм. Ну, вы поняли. Вроде как уже отыграли. А иногда мне кажется, что ещё и не начинали, и под трибунами продолжается незримый торг судьбы.

Хотел было затронуть тему поколения, пережившего … ну, что-то там такое особое пережившего. Но родителям нашим было куда сложнее. А уж про дедов и бабуль говорить нечего. Смотрю на детей и внуков – у них свои сложности. То буллинг, то кринж, то ещё какая-то хрень появляется и обрастает заимствованными словами и неясным смыслом. Так что ничего такого уж особенного мы и не пережили. Просто жили и живём как можем.

Но так хочется, чтобы нами кто-то гордился, ставил в пример и говорил, возбуждённо тыкая пальцем: – Видал, какой? Шоб я так жил!

Потому я и взялся за эту писанину. Хочу поблагодарить Олю Доценко, которая буквально не судом заставила меня это сделать. Ну, а что? Давно хотел заняться литературой, но раньше всё как-то литература занималась мной, приходя на помощь в минуты счастья и мгновения отчаяния.

Ну-с, друзья мои, приступим.

Топает малыш

Топ-топ, топает малыш,

С мамой по дорожке,

Милый стриж.

Маленькие ножки не спешат,

Только, знай себе, твердят.

Топ-топ, очень нелегки,

В неизвестность первые шаги,

А в саду дорожка так длинна,

Прямо к небу тянется она.

Михаил Ольгин, песня Майи Кристалинской

Приступим то мы, приступим, конечно. Но, как любого болтуна, меня отчётливо ведёт далеко в сторону уже в самом начале истории. Да ведь и правда – надобно прояснить, как я умудрился стать, вопреки своим интересам, инженером и пронести факел технического просвещения через жизненные пути многих людей. Возможно, даже погубив их коптящим светом и даже этого не заметив.

Научился читать я рано, вот в чём дело. Мама рассказывает сейчас, как я из своей кроватки постоянно сообщал: – Мама, я читаю. Она мне не верила сначала. Сейчас то этим никого не удивить. Дети либо уверенно читают, одновременно сминая материнскую грудь, либо вообще не понимают, о чём идёт речь, если «в книжке нет картинок или хотя бы стишков». Даже помню, что моя первая книжка была большого детского формата и про богатырей. И даже пахла богатырями. Пластмассовыми. Я выбирал слово, складывал его из кубиков и показывал маме. Маме нездоровилось, она лежала, укутавшись, на диване, но по-матерински терпеливо сносила потуги сыночка к просвещению. Главное, спустя некоторое время, я уже вполне самостоятельно разбирал написанное без содействия кубиков и помощи мамы. Но безмерное тщеславие и жажда похвалы раз за разом толкали меня к демонстрации. Только бы услышать ослабевший голос: – Молодец, Серёженька. Кстати, время прошло, но ничего в этом смысле и сейчас не изменилось.

Для гостей нашей семьи было придумано отдельное пикантное развлечение. Меня ставили на стульчик, и я с выражением перечислял фамилии членов Политбюро ЦК КПСС, включая кандидатов в этот гм… орган. Запинался только на Мжаванадзе. Ну, послушайте, на этом парне запнулся бы и более искушенный оратор, а не только прелестное дитя в моём лице.

В детском саду читал сказки своим друзьям вместо воспитательниц. Подруг в этом возрасте ещё не было, поэтому девочки тоже были друзьями. Только в футбол с нами не играли. Занимались своими дурацкими куклами и мягкими игрушками. Особых дивидендов мне это не приносило, но, честно говоря, на них и не рассчитывал. Просто нравилось быть в центре внимания. Так то мальчики добиваются этого, играя на гитаре, или просто становясь хулиганами, фриками или великими спортсменами. Ну а у меня, как видите, своя фишка: работать языком. В фонетическом смысле.

На собеседовании при поступлении в 1 класс директор Пётр Иваныч попросил почитать букварь. Ухарски открыв последнюю страницу, я без запинки оттарабанил теперь уже и не вспомню, что именно. Картинку запомнил: Красная площадь и Мавзолей Ленина. И какая-то тётя с ребёнком с благоговением смотрит вдаль в сторону ГУМа. Возможно, это просто сестра вела маленького брата в музей. Не исключено, что сейчас я всё искренне переврал. Моё почтение!

В школе любил писать сочинения. Причём писал всякую чушь, похлеще, чем вот это всё бурное многословие. Нина Фёдоровна относилась к моему графоманству снисходительно, и свои опусы я проверял сам. Её совет был бесценен: – Серёжа! На экзаменах пиши простыми предложениями. Подлежащее, сказуемое и там разве что дополнение. Мама мыла раму. Понятно?

К сожалению, Серёжа был слишком туп и самоуверен, чтобы внимать чужим советам, и в будущем он неизбежно много раз поплатится за этот педагогический дефект. Наконец, в 14 лет этот недоросль закончил 8 классов и встал перед нелёгким выбором.

Гуманитарий не состоялся

Ветер летит полями

Штирлиц сожрал салями

Интерпретация 8 «Б» класса выпуска 1983 года

средней школы № 29 г. Тамбова

Мне то, кстати, казалось, что нет ничего легче. Можно было подать документы на дальнейшее обучение в «немецком» классе, либо выбрать «математический». Как раз, кстати, я не хотел быть пожарником или космонавтом. Немецкий язык мы учили со 2 класса, я свободно читал и даже разговаривал. Вполне естественно, что наша «немка» Марина Александровна всячески мотивировала меня на дальнейшее развитие в этом направлении, чтобы с лёгкостью допрашивать немецких фашистов, если они опять появятся и полезут на рожон. То есть, на нас. Кроме этого, раскрывались блестящие перспективы посещений ГДР, катаний на пластиковых Трабантах, прослушивания ост-роковых групп вроде Пудиса и Карата и созерцаний Бранденбургских ворот и Рейхстага до кучи.

Так что я выбрал «немецкий» класс и в прекрасном далёко – роскошную гуманитарную карьеру.

Математичкой у нас была великая Вера Фёдоровна, к которой пытались пристроить своих чад амбициозные родители со всей округи. Более того, она совмещала математические розги для своих учеников с нашим классным руководством. Мы по недомыслию и малолетству даже не понимали, насколько нам повезло в жизни. Где она меня заловила и прищучила – не помню уже. Допустим, в учительской, в которой, кроме нас, почему-то никого не было. Мистика! И Вера Фёдоровна очень убедительно показала, что все мои друзья записались на математику, что немецкий язык при желании никуда не денется, а математика всегда пригодится. Вдобавок, логарифмической линейкой можно отгонять мух. А таблицами Брадиса обмахиваться в целях прохлады и личного комфорта. На следующий день, сгорая от стыда, я забрал своё заявление из «немецкого» класса, выслушав множество возражений и допущений в стиле: Да ты подумай ещё! Мне кажется, ты торопишься! Зачем ты ставишь на себе крест? Donnerwetter! – И всё в таком духе.

Последние два школьных года я отучился в «математическом» классе, математика у нас шла парами каждый день, разделённая между Матанализом, Алгеброй и Геометрией. Нельзя сказать, что я хватал какие-то необыкновенные звёзды с математических небес. Сочинения, между прочим, я продолжал строчить в своём дурашливом многословном стиле, с обилием причастных и деепричастных оборотов. Однако чего уж там: пятёрошный аттестат, золотая медаль и значок ЦК ВЛКСМ, на которые меня вытянула незабвенная и уважаемая Вера Фёдоровна, открыли все возможные парадные входы и аварийные выходы, только выбирай, да не ошибись. И я выбрал. Не знаю, удивитесь ли вы, но моя цель была очень далека от математики – Филологический факультет МГУ. Большим плюсом было и то, что экзамены в Университет проходили в июне-июле, а в остальные ВУЗы – в августе. Так что можно было в случае полного провала попробовать свои неимоверные силы ещё разок. Но я то… я то был в себе уверен как Илья Муромец, сползающий с печи после оздоровительных процедур перехожих калик. Таким образом, в июле 1983 года Серёжа отправился в Москву, чтобы стать выдающимся филологом, лингвистом и, да что там! – великим словесником, труды которого потрясут воображение потомков и основы Бытия. Вместе со мной отправилась мама, ибо её сыночка хоть и мнил себя незаурядным умником, но надо же как-то питаться, гладить штаны, в смысле брюк, и вдохновляться грядущими событиями. Нужно было сдать один основной экзамен на «пять», и, благодаря золотой медали, Вася оказался бы в тапках. Ну, конечно, не Вася какой-то мифический, а вполне конкретный Серёжа. Ну и, понятно, не в тапках, а в прекрасном здании МГУ на Ленинских горах. А экзамен этот – Сочинение.

Мама в своё время училась в Москве в заочном инженерно-строительном институте. Иногда на сессию мы сопровождали её в разнообразном семейном составе. Так что, с большой долей вероятности, меня сложно было удивить Москвой. Бывали и в Третьяковской галерее, и в Донском монастыре, и в Коломенском и даже в Загорске. Не говоря уже о картинке из букваря, только наяву. Но в этот первый раз, когда я явился в столицу абитуриентом и считавшим себя взрослым дядей, всё было иначе.

Квартира, которую мы снимали у знакомых, располагалась на 16-ой Парковой улице. От Павелецкого вокзала добрались на метро до станции Первомайской, а оттуда – на трамвае вдоль по Первомайской же улице до искомого перекрёстка. Москва встретила нас ярким солнечным утром, улица была тенистой и заросшей лохматыми деревьями, а навстречу катили поливалки – сразу несколько в ряд. Вроде бы ничего особенного, но именно мокрая мостовая, вся в искрах от солнечных зайчиков, запала мне в сердце. Так глубоко в митральный клапан, что я твёрдо решил, что обязательно буду здесь жить. Не работать, не учиться, это само собой, а именно жить. В квартире оказался работающий магнитофон и несколько катушек с плёнкой. Господи, да какая плёнка! Магнитная лента, 10 тип! Впервые в жизни я услышал Депеш Мод и песню Хозяин и Слуга именно здесь. Везде написано, что она записана в 1984 году. Ну что же, значит я путешествовал во времени, не иначе! Послушал – пожал плечами. Воспитанный братом Андрюхой на Дип Пёрпл, Юрай Хип и шедевральной дворовой песне «Водосточная труба», к Депешам отнёсся скептически. Так, пищат там чего-то. Особенно в припеве.

Думаю, что я подал таки документы, ведь каким-то образом очутился на экзамене, в конце концов. Катался на какие-то консультации, а потом неожиданно для себя вышел на станции Ленинские горы, которая находилась и находится, только под другим названием, посреди Москва – реки на мосту. В сущности, это называется метромостом, но я засомневался в правописании. Что на метромосту, что на метромосте – не благозвучно. Кстати, пока я учился, эта станция по неизвестной мне причине постоянно была закрыта. Ну, это просто Собянина тогда ещё не было. По крайней мере, в Москве. Где-то он прохлаждался в своём Ханты-Мансийске, а народ в первопрестольной страдал и никак не мог перейти с одного берега на другой.

Так вот, вышел на этой чудесной станции, спустился на травяной пляж и решил окунуться. Привык к летним омовениям в своём Тамбове и думал, что везде одинаково. Не обратил внимания, что народ то практически не купается, а так стоит, демонстрируя любопытным гражданам в поездах метро свои впуклости и выпуклости. Занырнул и по привычке открыл в пучине очи. Батюшки! А вода же ярко-оранжевого цвета! Так и глазам вытечь в эту яичницу недолго. Вылетел из воды как пробка, а по реке идёт себе теплоход с гражданами отдыхающими и разносится из репродукторов песня «Как скучно жить без светлой сказки» голосом Александра Монина, вокалиста группы «Круиз», приписанной к Тамбовской филармонии. И такая гордость меня взяла. Необыкновенная, доложу вам. В столице этой, куда не плюнь, везде следы тамбовских выдающихся деятелей. Вот какая гордость! Пообсохнув и оставив свои следы на горячей траве, отправился восвояси домой.

И тут началось. Мне завтра на экзамен, понимаешь, белая рубашка отутюжена мамой, опять же брюки – нечаянно складкой обрезаться можно. Всё в полной готовности, а у меня жар. И, знаете, такая крупная дрожь, словно кто-то залез в нутро и оттуда безнадёжно икает, сотрясая хрупкий организм. Можно, конечно, сослаться на оранжевую воду, да только экзамен этим не перенесёшь. У меня таким Макаром, оказывается, панические атаки протекают, как я самолично для себя установил. Первый раз это случилось в школе, уже и не припомню, какой именно экзамен тогда готовился сдавать. И вот снова здорово. К утру, правда, всё стихло, температура вернулась в зону слабости, анемии и дистрофии, а мальчик всё-таки отправился на свой самый главный экзамен. Сочинение рожать на пока неизвестную тему.

По-моему, был дождь. А, значит, я шёл под зонтом, нарядный и непотопляемый. В поточной аудитории, где проводился экзамен, у абитуриента захватило дух. И не мудрено, ведь всюду, куда не посмотри, сидели, стояли, мило беседовали и плавно расчёсывались девочки, девушки и тёти. Вот это – думаю – повезло мне! Хоть бы одна мысль мелькнула, что я выбрал себе какую-то женскую профессию – куда там! Конечно, некие частные вкрапления пацанов имели место. Все, как китайцы, на одно лицо. Только дамы блистали незаурядной внешней индивидуальностью. У одной, скажем, рыжие волосы и веснушки, у другой – пышная грудь волнами гуляет при каждом вдохе, у третьей чувственные пухлые губки, а у четвёртой – такие ушки – маленькие, аккуратненькие – просто прелесть! Но вообще-то, кто их знает теперь, какими были эти красавицы. Сел посередине длинного полукруглого ряда, а справа, слева, ниже и выше – сплошь красотки, стремящиеся в филологию. Вместе со мной.

Выбрал тему сочинения по рассказу «Крыжовник» Антона Палыча Чехова. Ничего, что так фамильярно? Чехова люблю за то, что «Вишнёвый сад» у него комедия, а в большинстве рассказов в конце повествования все умирают. А ещё, а ещё – сейчас я путаю «Крыжовник» с «Ионычем». Конечно, когда поступал, то не путал ничего. Но суть прозы Чехова понятна – бедные, несчастные люди, никчёмная и бессмысленная жизнь, не приносящая радости ни себе, ни окружающим. Поспорьте со мной. Только как следует!

Так или иначе, расписал весь этот жизненный конфликт пространно и с энтузиазмом. Надо было бы перечитать, переписать начисто, вложить всю душу и несостоявшийся талант, но … традиционно подумал, что и так сойдёт. Страшно захотелось в туалет. Ну то есть вообще невыносимо. Ко всему прочему кругом девочки, а я так застенчив, что аж самому противно. И, главное, сдуру уселся посередине ряда. Чтобы выйти, придётся поднимать десяток очаровашек, а потом ещё возвращаться. И все, все без исключения в курсе, зачем я выхожу и что собираюсь там делать. Здравый смысл должен был подсказать, что всем, по большому счёту, фиолетово. Но несущееся галопом воображение было уже не остановить. Так что я собрал свои листочки, поднял пол – ряда и сдал сочинение одним из первых, если не первым. Преподаватель изумлённо таращился. Вот, собственно, и всё. Столько эмоций и буквально физических страданий, а вспомнить то и нечего!

Не было раньше никаких Госуслуг и прочих полезных штукенций и приблуд, поэтому за оценкой я отправился очно. Лично. Или, как сейчас сказали бы, офф – лайн. Листочки с оценками красовались на стенде под стеклом. И ещё сверху такая крышечка была двухскатная. Чтобы атмосферные явления не донимали. По крайней мере, верхние строчки. По привычке долго искал себя среди пятёрок. Мелькнула мысль, что перепутали, должно быть, фамилию. Настроение сразу ухнуло вниз. Посмотрел четвёрки. И там нет. Люди, да этого просто не может быть! Здесь явно какая-то ошибка! Тройки даже не разглядывал, взгляд сразу упал на двойки – и опа! Здесь то я и очутился. Как и рассчитывал – первым. Только в непривычном для себя положении. Как маме сказать – не знаю даже. Спотыкаясь, куда-то пошёл для подачи апелляции. Назначили на завтра. Ну что же. Есть хлеб – будет и песня. Так начинается книжка Леонида Ильича Брежнева «Целина». Цитирую эту пословицу в том смысле, что мы де ещё повоюем. Впрочем, на дворе было время Андропова. Время разнообразных патрулей, выявляющих тунеядцев и прочий асоциальный элемент в рабочее время, когда пролетарии умственного труда у кульманов умножают валовый продукт социалистического Отечества. И я временно стал одним из таких праздношатающихся.

На апелляции сутулый преподаватель протянул мне исчёрканный красными чернилами текст моего сочинения. В панике начал искать ошибки, но к своему удивлению не обнаружил ни одной. Вообще я тогда считал, что являюсь счастливым обладателем врождённой грамотности. Все красные волны и подчёркивания обозначали ошибки стилистические. Ну, например, из того, что я запомнил, было выделено такое: Подбородок на подбородке сидит и подбородком погоняет. Почему-то я решил, что это крайне остроумно в отношении Николая Иваныча с его крыжовником. Да что там! Весело, искромётно, оригинально! Слово «креативно» я тогда ещё не знал. А так то да, креативно. Проверяющий придерживался прямо противоположного мнения. И тут я вспомнил советы Нины Фёдоровны: Подлежащее, сказуемое, дополнение. «Николай Иваныч купил усадьбу». «Николай Иваныч взял крыжовник». «Николай Иваныч выпил водки». Какие, к чёрту, погоняющие подбородки? Началась затяжная дискуссия. Универовский деятель, наконец, вздохнул и молвил: – Молодой человек, ну хорошо. Допустим, поставим мы Вам три. Да пусть даже четыре. Пять мы после двойки ставить не имеем права. Что с того? У нас конкурс – десять человек на место. Вы только время зря потратите! – Тут я разродился безотказным, как считал, доводом: – Вам что, мальчики не нужны? – Сегодня это расценили бы как двусмысленное предложение. А тогда – ровно так, как спросил. Преподаватель неопределённо пожал плечами, и тут, наконец, у меня получилось рассмотреть его повнимательнее. Во-первых, лысина и куцый венчик волос, невесомо просвечивающий на солнце. Во-вторых, неровный слой перхоти на голове и плечах. Мощные диоптрии в очках, потускневших от прилежных занятий языковыми формами, демонстрировали всему миру будто удивлённые глаза. И ещё: стоптанные каблуки на ботинках с какими-то будто обкусанными шнурками. Это что же, я тоже таким стану в старости, которая наступит немедленно после того, как мне исполнится тридцать лет? И тут я малодушно сдался. Попытки получить в приёмной комиссии документы обратно были отбиты. Оказывается, нужно было ещё взять справку из общежития, что я там не обитал, погрязнув в разврате, и не спёр примус из кабинета пожилой комендантши. Общага была где-то на проспекте Вернадского, и на свежем, звенящем от радостного ветра воздухе я, наконец, разрыдался. Это был жизненный крах. Нелепица. Сюр. Позор. Так накрылась преподавательской перхотью моя заветная мечта: нести людям Свет Существительных, Глаголом жечь сердца и Наречиями указывать дорогу к простому человеческому Счастью.

Так что гуманитарий из меня не состоялся. Не получился. Что же мне делать то, Господи, научи!

Смена курса

Молодые специалисты, окончившие

один – МАИ, а другой МВТУ,

поступили работать в один отдел.

Но вот незадача, у маишника оклад 140 рублей,

а у бауманца – 120.

Парень идёт разбираться в кадры.

– Ну, что же Вы хотите! Ваш коллега

институт закончил, а Вы всего-навсего Училище!

Анекдот Советского времени

Ведь есть же среди ваших знакомых особого качества люди. Их жизненное кредо – только вперёд. Не стоит оглядываться по сторонам, а, тем более, стенать по прошедшим неудачам. Последняя страница перевёрнута. Книга прошлого закрыта. Впереди – новые вызовы, и встречный ветер ворошит волосы, ведь в будущем – только хорошее. Может показаться, что я к таким людям отношусь с неудовольствием. Не знаю наверняка. Кого-то, с другой стороны, может раздражать моё постоянное копание в прошлом опыте и давно отживших отношениях. Тут уж ничего не поделаешь, терпите. Без прошлого не бывает настоящего, а без настоящего – будущего, пусть это и банально звучит. Я действительно люблю возвращаться не то, чтобы к событиям или обстоятельствам, но к людям, которых я любил или люблю до сих пор. Уверен, что в каждом из нас есть особое место в душе, где стоят маленькие домики, тепло озарённые светом изнутри. И в них живут наши любови и привязанности из того самого времени, когда эта любовь или привязанность давала нам силы жить и быть счастливыми. Главное, чтобы этот свет никогда не погас, независимо от того, можно ли туда вернуться или путь уже заказан. Иначе, откуда же черпать эти силы? Только из любви. А «только вперёд» тоже работает. Просто, я не знаю, как.

На следующий день после своего эпического провала я подал документы в МВТУ. На факультет Приборостроения, сокращённо «П». И тут же вернулся в Тамбов, чтобы подготовиться, как следует. А готовиться было к чему. Золотая медаль никуда не делась, и нужно было просто успешно сдать первый экзамен. Базовым первым экзаменом, конечно, было не сочинение, а физика. С физикой же в нашей прекрасной спецшколе были определённые проблемы. Не исключено, что эти проблемы были вызваны моей личной тупостью, ведь по результатам 1 четверти 9 класса в дневнике красовался трояк. Потом ситуация выровнялась, благодаря победоносной Вере Фёдоровне, но при оценке знаний по этой дисциплине мы испытывали определённое напряжение. В нашем классе физику вела Валентина Арсентьевна Барсукова. Не смог я с ней найти общего языка, ну никак. Сейчас уже бессмысленно оценивать уровень преподавания, а заодно и усвоения материала, но физику я практически не знал. Особенно тяжело давались задачи. Лично мне Валентина Арсентьевна запомнилась по объяснениям закона Бойля – Мариотта. Ей по какой-то неведомой причине очень нравилось словосочетание «гофрированный цилиндр», и она в разных вариациях повторила его раз десять, так что даже я запомнил этот несчастный цилиндр на всю жизнь. Дети потихоньку хихикали, но, к сожалению, знаний им это не прибавляло.

Оказывается, для оценки моих знаний по физике Вера Фёдоровна организовала целую комиссию городского отдела образования, которая меня экзаменовала. Так мне рассказывает мама. У меня этот факт абсолютно вылетел из головы. Будто некто нажал на волшебную кнопку в памяти и вычеркнул начисто этот критический момент. Или растущий детский организм таким склерозом защищался от стресса? Якобы я был признан годным по физике, и с тех пор не имел проблем с оценками. Подчёркиваю: якобы. Но кем бы мы стали без помощи хороших людей?

В отделе учебников книжного магазина приобрёл «Пособие по физике» Мясникова, и недурно проводил время на пляже Красненьского карьера. С утра до обеда занимался заданиями, прерываясь на короткие заплывы. Практически каждый день в обед на город наползала недовольная чем-то туча, и приходилось возвращаться домой под горячими струями летней грозы. Прорешал весь задачник три раза подряд и выучил пособие практически наизусть, загорел как чёрт, а жизнь словно застыла в нежелании расставаться с летом. С последним летом моего детства.

Тем временем, папа и мама убеждали меня отдохнуть, хотя уставшим я себя совершенно не чувствовал, как следует подготовиться и поступать на следующий год. Скажу больше, по возвращению из Москвы дома меня ждал виниловый проигрыватель, точнее, дека высшего класса Рижского радиозавода Радиотехника – 001, усилитель и небольшие колонки также рижского производства S-30. Интересно то, что проигрыватель сломался буквально в первый же день, но после быстрой починки служил мне верой и правдой больше десяти лет, периодически перемещаясь между Тамбовом и Москвой. А усилитель собрал мой старший брат Андрюха. Он то у меня рукастый и головастый, а на мне природа решила отдохнуть, да разморилась и уснула на солнцепёке.