Перед рассветом

Лика вздрогнула и, спрятав лицо под шляпкой, протараторила:

– Вы, верно, обознались.

– Не похоже. – Он остановился, и растянувшаяся было компания поспешила вернуться. – Вас обвиняют в преступлении и разыскивают после побега из-под стражи.

– Я ничего не крала, – выпалила Лика, скользнув Тэну за спину.

– Ваш отец обещал щедрое вознаграждение, если до суда кто-то приведёт его несносную дочурку домой.

Мужчина откинул край куртки, показав спрятанный за пазухой келифос.

«Впрочем, забудь, – с досадой произнёс Дух. – Когда я сказал, что мне нравится такая жизнь, я имел ввиду несколько другую».

– Эй, наёмник, – обратился ткач к Тэну. – Не вмешивайся, если жизнь дорога. – Он жестом приказал солдатам привести девушку и, подмигнув, добавил с насмешкой: – А будешь молчать, мы тебе ещё и заплатим.

Тэн сдвинул брови. Сделки с ткачами всегда заканчивались одинаково – люди, мнящие себя неприкосновенными, сохраняли маску высокомерия до тех пор, покуда касались келифоса. Они не чтили договорённости, но вспоминали о них, стоило книге покинуть хозяина.

– Я не виновна. – Лика вцепилась в руку Тэна, точно утопающий в обломки судна. – И никуда с вами не пойду. Тэн, скажи им!

– Без глупостей, наёмник, – пригрозил ткач, бросив ему мешочек с монетами. – Твоя жизнь стоит дороже капризов девчонки.

Тэн поймал бархатный кошель.

«Что ж, – Дух изобразил печальный вздох, – как не хотелось бы расставаться, но мы сделали всё, что могли».

– Нет, пожалуйста, – упираясь, вскрикнула Лика. – Мы же договаривались!

– У наёмников нет чести, юная леди, – оскалился ткач. – И в сердце только серебро.

– Я заплачу больше.

Тэн позволил солдатам оттащить девушку. Тот, что с раскосыми глазами, по-видимому недавно вернулся со службы. Двигался скованно, будто грудь сжимали тяжёлые доспехи, а на поясе покоился меч без ножен. Однако оружия при нём не было. Второй – лучник, опытный, с жёсткими, стёртыми от тренировок пальцами и чуть согнутым по привычке мизинцем. Левая сторона его кожаного жилета едва заметно провисала, словно в кармане лежал кинжал или нож с увесистой рукоятью. Тэн сомневался, что стрелок когда-либо использовал оружие в ближнем бою. Носил скорее для спокойствия, нежели обороны. В присутствии ткача все полагались на магию.

На ум пришла дюжина способов избавиться от всех пятерых, не обнажая меча, но Дух умолял не вмешиваться. В городе слишком много ткачей, которые слетятся на порченного, точно вороньё. Данте воспользуется суматохой, и после поединка Тэн снова очнётся в Эсадре. Эта мысль страшила его больше всего.

Лика противилась и продолжала вырываться:

– Отпустите. Отец вас накажет, когда узнает, как вы обращались с дочерью лорда. Я позабочусь, чтобы в Валькаре судили вас, а не меня. – Угрозы вызвали у солдат лишь смех. Отчаявшись, она обернулась к Тэну: – Ты же обещал защитить меня! Ты обещал. Обещал!

Тэн дёрнул щекой. Упрёк, словно пощёчина, вернул на свадьбу, к моменту, когда мужчина со шрамами на спине положил на алтарь красную орхидею. И в тишине мёртвой, пропахшей железом и кровью, слабый шёпот, что коснулся ушей, показался грохотом снежной лавины.

«Ты обещал».

Слова растеклись и увязли в воздухе, точно в смоле. Он дал обещание. И нарушил его. После столь тяжкого греха душа не смела рассчитывать ни на свободу, ни на прощение.

Тэн был быстр. Услышал, как хрустнула шея солдата, и тело, обмякнув, упало на дорогу. Увидел жёлтую вспышку магии, прежде чем выудил нож из кармана лучника и вонзил в грудь ткача. Перехватил кулак, метивший в челюсть, и, поднырнув под рукой, приложил солдата головой о каменный забор. Только потом кто-то сумел оказать сопротивление. Тэна схватили за рубаху, оттащили от поверженного товарища. Развернувшись, он удержал солдата за шею и воткнул в глаз сотканный из пламени кинжал.

– Порче…

Тэн обернулся на голос. Лучник – последний солдат, оставшийся стоять на ногах, не успел договорить. Разбрызгивая кровь, в шею вошёл кинжал с костяной рукоятью. Тень мелькнула за его спиной, задержалась за левым плечом Лики и, сместившись к домам, обрела черты дымного силуэта.

– Убивать ты научился, а вот защищать, – Данте цокнул языком. Кинжал исчез из шеи солдата и появился в ладони порченного. Тёмное лезвие вспороло вечерний воздух. – Упс, – произнёс он одновременно со взвывшим от боли ткачом. – Не рассчитал.

Кинжал пригвоздил руку ткача к келифосу.

Это было ошибкой. В небе тотчас распустился огненный цветок. Сигнал тревоги – Тэн видел десятки таких над Соледрой. Рванув к харкающему кровью ткачу, Тэн вынул нож из его груди и резким движением перерезал горло.

«Данте нарочно тебя подначивает», – запричитал Дух.

– Умолкни!

К плетению, окрасившему небеса, начинали сбегаться люди. Тэн посмотрел на место, где мгновение назад стоял довольный собой Данте, но различил лишь кусты роз под окном и тусклый свет в глубине дома. Гостеприимные поутру улицы стали враждебными.

Он вспомнил, что у Каштановой аллеи, за два квартала отсюда, видел зарево заката и макушки виноградников, мелькавшие между домами. Это был кратчайший путь из города. Если они вообще сумеют выбраться. Тэн тихо выругался. Теперь, помимо Духа, у него появилась ещё одна забота – девчонка. Благо в отличие от маниту она хотя бы не верещала.

– Ты ткач или порченный? – спросила Лика, отступив от лежавших на дороге тел.

– Потом, – отрезал он. – Сейчас ты либо идёшь со мной, либо возвращаешься к отцу.

Девушка раздумывала недолго. Вместе они промчались по укрытому тенями переулку, пронеслись мимо кабака и, сорвав удивлённые взгляды прохожих, юркнули в парк. Подростки, ворковавшие на скамейках, точно стая краснощёких попугаев, бросили вслед бесстыдно-циничную шутку.

За аллеей каштановых деревьев Тэн резко сменил направление.

Их искали, преследовали. Он ощущал отголоски плетений, приближающиеся, будто гончие, взявшие след.

Лика его задерживала. Отставала на десяток ярдов, задыхалась и путалась в платье. Подол, испачканный чужой кровью, волочился по траве, цепляясь за шипы розовых кустов и мешая бежать.

Тэн вновь выругался. У ткачей были чирэ, на одежде девушки – пятна крови. Кристалл и плетение поиска – излюбленный способ ткачей для розыска непокорных. Им пользовались от мрачных берегов Эсадры до солнечных земель Нарантских островов. Всегда и везде ткачи действовали одинаково.

Остановившись, он обнажил меч и шагнул Лике навстречу.

– Что? – успела взвизгнуть она, когда Тэн наклонился и срезал длинный подол. Всё ниже колена.

Чирэ приведут ткачей к клочку ткани, и сумеречная охота завершится.

– Ищейки? – спросил Тэн, убрав клинок в ножны.

«Нет, не заметил», – отозвался Дух.

– Живее, – бросил он девушке.

В свете восходящей луны плантации, окружавшие город, походили на полуночное море. Холодный, мертвенно-бледный свет стекал по треугольным лепесткам, серебрился и таял, растворяясь в пустой, безжизненной темноте. Ровные ряды виноградников, подобно пенным волнам, вырастали над землёй и с мерным шелестом уносились к апельсиновой роще, тёмным пятном маячившей у горизонта.

Тэн пропустил Лику вперёд, закрыв собою белый корсаж. К тому моменту девушка кашляла и с трудом передвигала ногами. Люди не отличались выносливостью – он убедился в этом ещё в Тесоне, когда бежал из дворца вместе с Керденом.

«Пригнись», – вдруг вскрикнул Дух.

Без объяснений Тэн повалил Лику на землю, накрыв рукой плечи и придержав голову. Они упали под куст винограда, ободрав кожу и разбив колени.

«Не высовывайся», – добавил маниту.

– Заметили? – спросил Тэн, отпустив зашипевшую от боли девушку.

«Нет».

– Сможешь сбить их со следа?

«Обнаружат, – проворчал Дух. – Местные ткачи, похоже, умеют пользоваться головой».

– Данте?

«Не видел его».

Тэн помог Лике подняться. Не выпрямляя спин, они добрались до рощи.

Тенистый лес, издалека казавшийся густым и диким, на деле обернулся ухоженным апельсиновым садом. Среди деревьев с густыми, похожими на шары кронами, петляли заросшие тропки, едва различимые в тусклом свете. Лика прислонилась к стволу и, тяжело дыша, посмотрела на оставшийся позади город. Цветок в небе почти растаял, огненные лепестки оседали на землю дождём золотых искр.

«Ты убил ткача, – сказал Дух. – Теперь нас будут искать».

Тэн свернул с тропы, углубляясь в рощу. Лика посеменила следом.

– Знаю, – отмахнулся он.

«Если Данте не отыщет нас раньше».

– Знаю.

«И всё ради девчонки, с которой знаком пару дней. Найти корабль в Наранту проще, чем удрать от сотни ткачей. Да даже захватить корабль проще, чем выбраться из ямы, в которой мы только что оказались».

– Я. Знаю, – процедил Тэн в ответ.

Маниту не унимался:

«Для чего? Зачем нужно было так рисковать?»

Тэн поднырнул под ветвью с крохотными, набирающими цвет, бутонами, ответил:

– Я дал обещание.

«Обещание – не контракт, – простонал Дух. – За его нарушение душа не отправляется в Бездну».

– А я – не маниту, – рявкнул Тэн. – И не делю мир на контракты и сделки. – Не совладав со злостью, он остановился и прорычал в темноту: – И я не стану опускаться до твоей природы и предавать то, во что верю.

«Ты называешь меня предателем? – вскинулся Дух. – После всего, что я для тебя сделал?»

– Всё, что делал, ты делал для и ради себя.

«Не забывай, что ты согласился на контракт».

– И не было ни минуты, чтобы я не сожалел об этом.

Дух замолчал, и Тэн, сжав кулаки, прерывисто задышал. День выдался долгий, но оставался ещё один неразрешённый вопрос: девушка, из страха или по незнанию увязавшаяся за ним. Лика не проронила ни слова, пока он расправлялся с солдатами, не испугалась, увидев тела на мостовой и кровь на платье. Спросила лишь – порченный Тэн или ткач. Будто между контрактами была какая-то разница. И он не понимал, вело её слепое безрассудство или упрямое бесстрашие. Ответил прямо:

– Порченный. Да.

Тэн склонил голову, исподлобья взглянул на девушку. Растрёпанная, с разбитыми в кровь коленками Лика выглядела в точности, как описывал Дух. Ребёнок – неискушённый и чистый в своей безграничной наивности.

Она сжала рукав, спросила со смесью тревоги и любопытства:

– И вы с маниту общаетесь?

– Чаще всего я жду, когда он заткнётся.

Лика хохотнула, поравнявшись с Тэном, сказала:

– Отец всегда считал порченных чудовищами, не способными говорить и мыслить. – Он фыркнул, а девушка с благодарностью прошептала: – Спасибо, что не бросил. И что не задаёшь неудобных вопросов.

– Ты не лезешь в мою душу, я не лезу в твою.

– Похоже на честную сделку. – Лика приблизилась, сократив расстояние до раскрытой ладони. – И мне тоже следует быть откровенной. На самом деле мне нужно в Эрзас, потому что я кое-что взяла. Точнее, одолжила. Ткачам это не понравилось.

Она извлекла из-под корсажа украшенный сапфирами золотой гребешок.

Но то было не простое украшение. Это был келифос, некогда принадлежавший Шанкриа.

Глава третья

ГОРОД МЁРТВЫХ

В старом храме было тихо. Холодно, точно в могильнике. И тихо. Настолько, что было слышно, как оседает пыль на гладких камнях. Лёгким касанием песчинки ложились на пол и шелестели, перекатываясь в такт движениям. Движениям, которых здесь быть не должно.

Балаашир открыл глаза, и с тишиной, что наполняла зал, исчезла приятная темнота. Зажглись огни в стеклянных лампадах. Бледный бирюзовый свет протянул костлявые пальцы к витражам, оцарапал сводчатый потолок, паутиной повис на бронзовых канделябрах. Оттуда, огибая колонну, спрыгнул на череп скелета и замерцал в ритме биения магического сердца. Двенадцать немых стражей подняли головы. Позвонки захрустели, и Владыка Смерти, подпирая щёку кулаком, в мыслях издал вздох разочарования.

Магии в этом мире не хватало шарма, изящества. Марионетки были шумны и нерасторопны, и сколько бы пламени он ни вкладывал, плетения не могли заменить сознания смертных душ. Без команды игрушки не отличали порченного от смертного и гостя от нарушителя.

Вспомнив о нарушителе, Балаашир обвёл взглядом просторный зал. Одно существо – порченный – наблюдало из тени.

Данте.

Владыка Смерти ощутил присутствие сразу, как тот пересёк границу купола. Но, как всякий житель Преисподней, поддался азарту и, будучи опытным игроком, уступил гостю право первого хода. Балаашир погрузил город во тьму и утопил в тишине, а после принялся ждать, усевшись на каменный трон. И, кажется, задремал.

К своему бескрайнему сожалению из-за контракта Владыка Смерти по-прежнему зависел от нужд смертного тела. Он мог отсрочить потребность во сне, заглушить боль или насытить тело магией вместо пищи, но полностью избавиться – никогда. Пока не нашлось иного способа соблюдать условия контракта, Балаашир оставался прикованным к человеку. К мыслям, чувствам и душе ткача, который именовал себя Керденом.

За месяцы, проведённые в Эрлуне, они пришли к соглашению. Керден спал, и Балаашир позволял ему не вмешиваться в дела. Изредка, когда Владыку Смерти охватывала хандра, а пламя начинало тосковать по дому, он выпускал ткача на прогулку. Точно призрака на привязи или новорождённую гончую. Ужас охватывал смертного и, ведомый отчаянием, ткач силился сбежать из-за Грани, а то и вовсе разорвать контракт.

Дважды Балаашир пресекал попытки оборвать их жизни. В первый раз вместо падения с колокольни Керден мягко коснулся ногами колючего снега, второй – подхваченный мертвецами, поднялся со дна Элиры, порядком наглотавшись ила. Это произошло недавно, по весне, когда талые воды омыли прошлогодние льды, и обломки судов гниющим мусором расползлись по реке.

Поведение смертного забавляло Владыку Смерти в той же степени, как раздражала смена сезонов. Снег и промозглые ветра, тепло и проливные дожди – переменчивый климат Рэвилта не шёл ни в какое сравнение с постоянством Мортуума. Жизнь пребывала в движении, хаосе, смерти же требовался покой. В конце концов Балаашир сделал с Эрлуном то же, что тысячелетия назад сотворил с Тиземпсисом – соединил город с Гранью и своим огнём. Упразднив беспорядок, он словно разложил ингредиенты по полкам, что позволило изменять состав в зависимости от настроения. Владыка Смерти контролировал всё – погоду, запахи, звуки, каждую крупицу пыли в безмолвном городе.

И когда пыль шевельнулась без его ведома, Балаашир пробудился.

Развалившись на троне, возведённом на обломках алтаря, он прикрыл глаза и медленно, с ленцой зевнул. В жесте не было необходимости, но Данте тянул с предложением, а Владыка Смерти не мог говорить.

Проклятие, три столетия назад наложенное Самаэлем, жило по сей день и не ослабевало с годами. Свидание с Лилит обошлось слишком дорого. Однако, благодаря заключённому тогда контракту, Балаашир всё же смог договориться с творцом и теперь явился в Рэвилт, чтобы получить плату.

Данте наконец соизволил выйти на свет. Тень у основания колонны шевельнулась, и из клубов чёрного дыма вынырнул высокий силуэт.

В Преисподней он был единственным дьяволом, не имевшим тела. Дымка, что стелилась над городом, тени, ползущие по дорогам, туман и морок – Данте мог стать кем угодно, проникнуть в замочные скважины и просочиться в покои с вечерним сумраком. Идеальный шпион, убийца. Опасный враг.

Тело он получал в мире смертных. Плоть позволяла оставаться среди живых и не таять под солнцем. Будучи душой без облика и пламени, дьявол мог переместиться в любое сокрытое мраком место. Словно тень – безликая и вездесущая.

От Балаашира не укрылось, что тело Данте пребывало в беспорядке. За пылью, опадавшей с одежды, стелился запах тины, а два серебряных кольца, исчезнувших с пояса, поведали о том, что дьявол недавно побывал в Аду. И вернулся. Балаашир подозревал, что они оба находились в Рэвилте по одной причине, однако цели преследовали разные.

– Для дьявола, нарушившего контракт, ты выглядишь на удивление спокойным. – Данте вышел в центр зала, направился вдоль колоннады, мимо молчаливых костяных фигур.

Балаашир повёл указательным пальцем. Над троном поочерёдно зажглись бирюзовые символы:

«Условия соблюдены».

С плеч Данте заструилась чёрно-серая хмарь.

– Ты должен был прикончить Шанкриа, – с рыком прошелестел он. – Но вместо этого переместил её душу в Лирмеон, в тело смертной по имени Лика.

Владыка Смерти мысленно усмехнулся. Он ожидал, что Данте нагрянет с визитом. Раньше. Намного раньше. Полгода – долгий срок для раскрытия маленького предательства. Балаашир безмолвно пожурил себя и исправил оговорку: маленькой оплошности. Разумеется, речь шла о досадной, случайной оплошности.

Символы над троном изменились:

«Сроки контракта не оговаривались».

– Сроки? – Данте взревел так, что от эха задрожали витражи. – Я привёл тебя к Шанкриа. Убедил её потратить уйму сил на расширение Грани. Позаботился, чтобы она осталась без защиты. А ты подарил ей новую жизнь. – Голос опустился до низкого злобного шёпота. – Потрудись объясниться.

Сияние символов осветило храм утренним солнцем:

«Ты забыл о первом контракте».

Пламя в лампадах затрепетало, и в танце света и теней на теле Балаашира проступили очертания цепей.

Данте расхохотался громко, с дерзостью, свойственной победителям.

– Уговор был, что Тэн не вернётся под купол. Но Грань всё ещё в этом мире, и вероятность возвращения существует. Контракт не исполнен.

Вот она – истинная демоническая природа. Даже прожив сотни веков, Балаашир не смог выйти из игры. Тяга ко лжи и предательству въелась в кости и пропитала душу. В каждом контракте демоны оставляли лазейку, неточность, которой охотно пользовалась любая сторона. И теперь Владыка Смерти мог с уверенностью сказать, что партия завершилась вничью. Путь в Мортуум оставался закрыт, но и Данте не обрёл желанной свободы.

– Ты знатно меня подставил. – Данте остановился у крайней колонны. Дымка бархатным плащом окутала тело. – Душа Шанкриа не очистилась в водовороте, и контракты не утратили силу. Случись с ней что-то за эти полгода, меня проглотила бы Бездна. Изящно, признаю.

Поединок в хитрости остался за Владыкой Смерти.

– Но есть одна мелочь, которую ты не предусмотрел, – сказал Данте без тени улыбки. – Шанкриа нашла Тэна. Угадаешь, что она намерена сделать?

Догадки не приводили к победам. Балаашир молчал.

– У тебя осталось пять дней, чтобы убить её и завершить контракт. Иначе Шанкриа получит контроль над разумом Тэна и станет недосягаема. Как и Преисподняя – для тебя.

Теперь блуждавший по залу взгляд Владыки Смерти был прикован исключительно к Данте. Он даже забросил марионеток, которыми управлял последние пару минут. Кабак на окраине города давно следовало перестроить, у него как раз появилось время заняться ремонтом.

– Итак, вернёмся к мальчишке. – Голос Данте стал резким, колючим. – Тэн не был коренным жителем Эсадры и попал к Шанкриа во время Первого Прилива. Его и ещё сотню порченных доставили на острова из Тернорта. Для экспериментов над Гранью. – Покручивая в ладони тень кинжала, он зашагал между колоннами. – Шанкриа растратила пламя всех пленников, а с мальчиком не совладала. Не смогла разорвать его контракт с маниту. Любопытно, правда?

Данте срезал с лампады нить паутины.

– Тогда, шестнадцать лет назад, она начала работать над плетением, которое разделило бы Тэна и его маниту. Не повреждая души. – Он подбросил кинжал и продолжил мерить шагами зал. – Но, чтобы плетение сработало, нужно полностью контролировать человека. Вера и слепое подчинение. А мальчишка не из тех, кто умеет доверять. Я позаботился об этом, пока учил его. – Данте выдержал паузу. – И всё же перед Вторым Приливом Шанкриа нашла способ сломить Тэна. Захватила маниту, способного провести «театр мертвецов», и с его помощью планировала подчинить душу мальчишки.

Владыка Смерти выпрямил спину.

«Театр мертвецов» – сложное и опасное плетение, сотворить которое под силу демонам третьего и восьмого кругов. Чтобы подчинить душу смертного, нужно контролировать её пламя. В этом особенно искусны демонессы Анмейи – приближённые или рабыни Лилит.

Балаашир посмотрел на кольца на поясе Данте.

– Догадался? – хмыкнул дьявол. – Недавно я посетил Анмейю. Когда армия Виарина атаковала дворец Тысячи Желаний, одна из любимиц Лилит погибла. Примерно в это же время Шанкриа резко продвинулась в исследованиях. – Данте задержался у колонны, спросил с издёвкой: – Насколько сильно Владыка Смерти верит в совпадения?

Начался новый поединок в вероломном соревновании.

Холод, сковавший храм, превращался в зимнюю стужу.

Заложив руки за спину, Данте прошествовал к скелету.

– Плетение, прозванное «театром мертвецов», запрещено, поскольку искажает демонические души. Жертва ритуала становится неспособной впитывать пламя извне. – Он встал напротив костей, связанных магией, точно старый манекен – пряжей. – Последний раз «театр» использовали на егере пару веков назад.

Балаашир слышал об инциденте. Более того – сам проводил ритуал. Только имя егеря запамятовал.

– Диинтас, кажется. – Данте постучал по рёбрам скелета, изобразив песнь костей, что порою звучала в кабаках Тиземпсиса. – Как и все егеря, он был связан контрактом с Самаэлем, но всё же присоединился к восстанию, а после бесследно исчез. – Данте соткал кинжал и, подцепив лезвием бирюзовую нить, потянул в сторону. Марионетка задрожала. – Но примечательно другое. Во время восстания егерь владел копьём Михаэля. Которое, к слову, считалось утерянным последние три столетия.

Он отпустил нить. Музыка костей смолкла.

– И объявилось оружие одновременно с возвращением Виарина из Бездны. – Голос Данте привычно зашелестел. – Не где-то, а именно на первом круге, у Содт. И в тот же день Владыка Смерти, известный постоянством и неприязнью к путешествиям, ненадолго покидал Мортуум. Вряд ли чтобы взглянуть на солнца Фоэдо. – Кинжал подцепил нить у позвонков под черепом. – Как думаешь, если Самаэль узнает, чья голова первой полетит с плеч?

Данте повернул рукоять. Жёлтая черепушка отскочила и, ударившись о рёбра, упала к ногам дьявола.

Двенадцать костяных стражей выставили копья. Безголовый скелет даже попал. Копьё прошло сквозь тень, рассеяв дымку по залу.

– Заключить контракт с Лилит с целью заполучить копьё, а после хранить его триста лет, чтобы с помощью егеря заставить оружие послужить мятежнику. – Данте возник рядом с троном и, положив череп на подлокотник, прошептал: – Я недооценил твою изобретательность.

Балаашир прислонился спиной к холодному камню и, снова подперев щёку кулаком, позволил себе вздох разочарования. Глупые медлительные марионетки годились на роль пугала в пшеничных полях. Для предстоящей войны требовалось нечто большее. Умнее, искуснее. Или стоило создать армию мертвецов и задавить врага числом. В конце концов кости были и у мёртвых, и у живых.

Он собирался влить в череп порцию пламени, когда вспомнил, что Данте до сих пор стоит рядом. На треснувшей жёлтой кости вспыхнули символы:

«Излагай суть».

– Пять дней, Балаашир, – раздалось над головой. – Если не хочешь, чтобы я поведал Самаэлю твою многовековую тайну, поднимай смертный зад и отправляйся в Грун.

Они словно обменялись невидимыми ударами, и оба остались ни с чем. За шесть месяцев ни один контракт не был исполнен в полной мере.

– Тэн учует твою магию за лигу и не позволит подступиться к Лике, – сказал Данте, отступив от трона. – Мне Госпожа приказала держаться подальше. Поэтому я нашёл человека, который возьмёт на себя основную задачу. Мы условились встретиться в Груне. – Он направился вдоль колоннады, бросил Балааширу через плечо: – Фрегат в порту на ходу?

Внимание к мелочам и умение просчитывать ходы наперёд – то, что отличало дьяволов от низших демонов, вроде сирен и псов. Помимо прожитых тысячелетий. Данте подготовил поле и расставил фигуры, Владыке Смерти оставалось понять, кем дьявол собирался пожертвовать.

Снаружи эрлунский храм почти не изменился. Балаашир приказал слугам убрать статую Михаэля и восстановить термы. В столкновении с порченными, случившемся полгода назад на заднем дворе, сводчатый купол над источником был разрушен. Вода долгое время бурлила в развалинах, размывала дорожки и топила главный зал храма. Журчание раздражало слух, и Владыка Смерти отправил сотню марионеток разбирать камни.

С прибытием скелетов стало только хуже. К звонкому чавканью воды добавились скрип костей и треск ломающейся плитки. Не минуло ночи, как Балаашир, отбросив гордость, сам занялся ремонтом. Пламя восстановило стены, вернуло стёкла в окна, расписало арки перевязью плетений. Едва журчание стихло, и густой пар повалил из-под купола, Владыка Смерти вернулся на трон, где наконец смог насладиться тишиной.

Первый месяц ушёл на сужение Грани. Шанкриа укрыла куполом третью часть мира, захватив моря, острова и западную часть континента. Контроль над обширными территориями зря пожирал пламя, и потому Балаашир сократил границы до одного города, остановив Грань у внешних стен.