Лгунья

Так что теперь, когда я невольно пнула ее драгоценную Эмилию, я даже не сомневалась, что она позвонит мне. Интрига была лишь в одном: ночью или утром?

Она позвонила утром. Не думаю, что это из уважения к моему личному времени. Скорее всего, Эмилия просто сумела ей пожаловаться, лишь когда протрезвела.

– Лора, что, по-твоему, ты творишь? – холодно осведомилась тетя Таня.

Она умела быть строгой, и в детстве я ее даже побаивалась. Ну а как не побаиваться такой красивой Снежной Королевы, когда она прямо на тебя смотрит ледяным взглядом и может одним заклинанием уничтожить? Теперь же годы прошли, меня уничтожить стало куда сложнее – да и Снежная Королева исчезла: подтаяла, растеклась по весне.

– Пытаюсь выяснить, почему моя тяжело больная подруга оказалась за пределами цивилизации, когда у нее была квартира в городе, – в тон собеседнице ответила я.

– Такая уж и подруга! Когда вы последний раз общались?

– Это не имеет значения. Дарина не перестала быть мне подругой точно так же, как она не перестала быть вам дочерью.

– Много ты понимаешь!

– Меньше, чем хотелось бы. Вы уверены, что хотите обсуждать это по телефону?

– Я вообще это обсуждать не хочу!

– А придется, – объявила я. – У меня есть к вам пара вопросов – и предложение. Как насчет того, чтобы встретиться?

Я не сомневалась, что она согласится. Хотелось верить, что ради Дарины, но… Подозреваю, что Эмилии было отведено в ее мыслях куда больше места.

Она, как и Денис, настояла на том, чтобы мы встретились у нее дома. Это новый тренд такой, что ли? А может, так ей хотелось сохранить гордость – при том, что я навязала ей эту встречу.

Впрочем, скоро выяснилось, что я приписывала ей лишнее коварство. Просто ее младшая дочь, которая Стефания, еще совсем сопливка… Во всех смыслах: ей одиннадцать и она по уши в соплях. Именно по этой причине деточка не пошла в школу, а озабоченная мать отказалась покидать квартиру. Помнится, Дарине в детстве дозволялось оставаться дома, только если у нее ноги отнялись… Ну да ладно, зачем думать о грустном?

Теперь пребывающая на последнем хриплом издыхании Стефания гоготала как гусь-переросток за какой-то компьютерной игрой, а мы с тетей Таней закрылись на кухне, чтобы поговорить о своем, о взрослом. Жизнь – странная штука, да? Я говорю о взрослом с мамой моей одноклассницы, потому что мы обе теперь взрослые. Когда-то это казалось чуть менее реальным, чем стадо единорогов.

Да и тетя Таня из прошлого никак не вязалась с той, кто сидел сейчас напротив меня. Это ирония судьбы или карма, сказать сложно, но моя мама ныне выглядела моложе, чем та, по сравнении с кем она виделась мне старухой. Время здесь отошло на второй план, главную роль сыграла сама жизнь. Тетя Таня времен моей младшей школы уделяла немалое внимание уходу за собой: она была стильно одета и безупречно накрашена. А эта, новая, раздалась, сильно набрала вес, причем килограммы осели на ней не тугой плотью, нет, скорее, чем-то мягким, на кисель похожим, кое-как вбитым под мучнисто-бледную кожу с россыпью красных точек воспаления. Волосы сильно пережжены черной краской, брови угольные, геометричные такие – кажется, что-то перманентное… Скорее всего, потому что макияжа нет. Черные брови эти, под ними – черные точки зрачков, а все остальное сливается на контрасте в большой белый блин. Вообще не та, кем она когда-то была, во всех отношениях. Я заметила это еще на похоронах, однако там мне казалось, что дело в горе, оно никого не красит. Но сейчас тетя Таня выглядела совершенно спокойной, она явно давно не плакала… Плакала ли вообще? Возможно, я невольно относилась к ней хуже, чем она того заслуживала, но иначе не получалось.

Естественно, чай и кофе она предлагать не собиралась. Может, предложила бы цианиду, да закончился. Она раздраженно постукивала по столешнице отекшими пальцами с заметными желтыми пятнами от табака – я даже не знала, что такое еще бывает!

– Что ты устроила, Лора? – спросила она. – Если тебя так травмировало то, что произошло с Дашей, иди к психологу, а не преследуй мою семью.

– Я всего лишь отправилась к Дашиной квартире. Я не ожидала застать там вашу семью.

– Отчего же? Это квартира моей матери.

– Вашей дочери, – напомнила я. – Дарина была собственником, это я знаю наверняка.

– Раньше – а теперь Эмилия!

– Отсюда и вопрос: как так вышло?

– Да с чего ты решила, что это твое дело? – поразилась тетя Таня. Точнее, Татьяна Туронова, так будет правильней. – Почему думаешь, что я начну оправдываться перед тобой, что-то объяснять? Мне куда проще написать заявление в полицию – ты пришла в чужой дом без приглашения!

– Дверь была открыта, так что мое вторжение еще нужно доказать. Но и это мне делать не придется, потому что никакое заявление вы не напишете. Ведь тогда придется объяснять полиции, почему там проходила шумная гулянка бухих малолеток. Там точно всем восемнадцать было? Потому что программа торжества это предполагала.

– Это и есть твое предложение – угрозы?

– Нет, мое предложение чуть практичней: мне известно, что вы продаете дом Дарины. Я готова его купить.

Я пока не упоминала, что они не имеют права его продавать, Татьяна и так настроена враждебно. Следовало делать ставку на то, что ее точно заинтересует: деньги.

Деньги им нужны, это видно, даже при том, что они отжали квартиру Дарины. Собственное жилище Туроновых не было убогим, ни в коем случае. И все же тут легко было догадаться, что семья живет небогато: мало места, весьма скромная мебель, обилие вещей, которые некуда деть, создает ощущение захламленности даже при очевидном порядке. Причем моя краткая встреча с Эмилией намекнула, что она не из тех детей, которые рано бегут работать, лишь бы помочь старшему поколению, так что какое-то время родителям придется содержать и ее… Думаю, продолжительное.

Мой расчет оказался верным: в глазах Татьяны явно считывался жадный интерес, хотя презрительно ухмыляться она не прекратила.

– Ты-то? Зачем это тебе, понравилось трупы находить?

Ни хрена себе… Понятно, что я ей не нравлюсь и она хотела сделать больно мне – но какими методами! Речь ведь шла не о трупе, скажем, сбитой дворняги, а о ее дочери! Не знаю, каким чудом мне удалось проигнорировать этот выпад… Многолетний опыт переговоров включается автоматически.

– Сколько? – только и спросила я.

Она ненадолго задумалась, потом ляпнула стоимость, в три раза превышающую истинную цену такой недвижимости. Не знаю, на что надеялась… Или избавиться от меня, или выжать по максимуму? Не важно, она уже вступила в денежную игру, только это и имело значение.

– Нет, – покачала головой я. – Я хочу этот домик, потому что с ним связано и мое детство. Но я прекрасно знаю, что он столько не стоит.

– Да? Увидим!

– Не увидим. Ближайшие полгода вы не имеете права выставлять его на продажу. Выставите – и я гарантирую, что это не останется незамеченным. Так что полгода придется подождать, а за это время убрать там, привести участок в порядок… Вы к этому готовы? И вы уверены, что инвестиции туда отобьются? Я-то полгода ждать не буду, мое предложение действует только сейчас.

– Какое еще предложение? – зло поинтересовалась Татьяна.

Я на эту злость не обратила внимания. Она знает, что я права, она загнана в угол. Только поэтому меня еще не вышвырнули из квартиры.

– Я дам половину суммы, которую вы назвали, – пояснила я. – И за эти деньги заберу дом прямо сейчас – со всем бардаком, со всеми проблемами.

– Сама же сказала, что его нельзя продавать!

– Верно, поэтому мы оформим договор о намерении. Но там будет указана сумма, которую я выплачу сразу и которую обязуюсь выплатить, когда сделка будет закрыта. Ну а поскольку я все равно переплачиваю, мне нужна будет и кое-какая информация о Дарине. Соглашаетесь – завершаем разговор, оформляем сделку хоть сегодня. Нет – до свидания.

– Что за детский сад, что за игры ты устроила?

– А какая разница? Все выполнимо. Да или нет?

Не думаю, что она вот так сразу мне поверила, и все же она не отказалась. Она, должно быть, заметила, на какой машине я приехала на похороны, видела, какой смартфон лежит передо мной на столе. Она знала, что деньги у меня есть – и была достаточно умна, чтобы понять: тот домик действительно проблемная недвижимость. Она решила все-таки рискнуть, от рассказа она ведь все равно ничего не теряла!

– Что ты хочешь знать?

– Всего один вопрос: почему вы не любили Дарину?

Я произнесла это спокойно, но ожидала, что она все равно возмутится, начнет обвинять меня в том, что я нагнетаю, ну, или доказывать, что я не права… Возможно, раньше она бы так и сделала. Раньше – это до смерти Дарины. Но смерть всегда чертит границу – и за этой границей приходится признать нелюбовь.

Это не значит, что Татьяна вмиг прозрела и прониклась светлым чувством. Но она хоть на каком-то уровне признала, что задолжала Дарине. Может, я романтизирую ситуацию, однако все время разговора меня не покидало ощущение, что Татьяна исповедуется не передо мной, а перед своей дочерью.

Она не любила Дарину по одной очень простой причине: она этого ребенка не хотела. Хотела юная Таня в основном секса, кто ж знал, что от такого дети берутся? Ладно, утрирую, она знала, но предохраняться решила подсчетом дней цикла – кто-то внушил ей, что это классная идея. Видимо, возлюбленный, у которого от иных мер предохранения «ощущения не те». И то ли Таня оказалась гуманитарием, то ли сам метод – фигня полная, но в результате летних прогулок зародилась жизнь.

И если с предохранением у Тани были проблемы, то с другими медицинскими познаниями все обстояло иначе, она сразу же заговорила об аборте. Возлюбленный был, в общем-то, не против, но вмешались матери с обеих сторон, которые дуэтом заголосили о том, что каждая жизнь священна. Молодым пришлось быстренько бежать в ЗАГС, а в положенный срок – еще и в роддом.

Старшее поколение наверняка ожидало, что за девять месяцев Таня привыкнет к новой роли, но материнский инстинкт дал сбой.

– Мне казалось, что во мне растет огромный паразит, – горько усмехнулась она. – Не ребенок, а чудовище, готовое украсть мои мечты, ту жизнь, к которой я стремилась… Но все сроки аборта прошли, и я молчала, надеялась, что все как-нибудь наладится само собой.

Конечно же, ничего не наладилось. Отношения с мужем тоже не складывались: он был готов к браку не больше, чем Таня. Но если ее бурную юность поставили на паузу токсикоз и растущий живот, то его ничто не сдерживало. Он делал, что хотел – сначала робко, еще с чувством вины, а потом все уверенней и уверенней. Когда Таня попыталась образумить его старым-добрым скандалом, ответ получила тоже исторически стереотипный – оплеуху. Молодая семья окончательно развалилась через год после рождения Дарины, и уже бывший супруг тут же рванул в другую страну, чтобы избежать алиментов.