Круглая формула грядущего. Сага Иного мира. Книга третья. Часть II

…Нарушив корабельный распорядок, все пилоты набились в центр управления и молчали, слушая тишину из чёрных коробок громкоговорящей связи. Командование не решилось разогнать их по каютам и сделало вид, что ничего не происходит. И не решалось отключить связь.

К вечеру мёртвый эфир ожил. Вехтская речь смешалась с сахтаръёльской, враги обнаружили друг друга и уже не скрывались: уходя от «Эштаръёлы», могучий «Воин Тьмы» развернулся у Трёх Скал на восток, догонять беззащитный караван. Уже тонули первые транспортники, уже летели сигналы бедствия, их знал каждый. И многие представляли, что творится в брошенном караване, ведь резервный авианосец «Вайюлоса» наполовину был укомплектован матросами и пилотами погибшей «Юсы».

«Воин Тьмы» не стрелял по каравану своими дорогими ракетами. Сопровождающие его зенитные крейсеры погнали неуклюжие транспортники над разломом, как псы гонят кабанов в загонной охоте. И весело переговаривались с флагманом. Сьяли не понимал их слов, почти никто не понимал их слов, но все понимали интонации и замысел: вехты добьют караван, полюбуются кусающей локти «Эштаръёлой» и спокойно удалятся от неё в океан, начинать несложную игру во «кто первый и кто внезапный».

Транспортники шли на дно один за другим, это было ясно из весёлых улюлюканий вехтской речи.

* * *

В полночь эфир взорвался: спасая остатки каравана, авианосец «Эштаръёла» ударил всеми своими машинами по флагману Вехты; ударил ночью и с дальности, вдвое превышающей возможную. Спохватившиеся крейсеры-охотники повернули назад, на выручку одинокого «Воина Тьмы» – все крейсеры ринулись туда, где в ночном воздушном бою над «Воином Тьмы» и сопровождающими его плавучими авиабазами сцепились сразу пять сотен машин.

Значит, авианосец «Эштаръёла» по-прежнему шёл в точку встречи с молчащим флотом Ваулинглы. Сахтаръёлы не смогли осознать совершенную подлость и не поверили в неё. В их понятия содеянное не укладывалось.

Ставки на победителя не принимались, в центре управления все молчали. Что сможет «Эштаръёла» своими четырьмя штурмовиками? Даже если её хвалёные асы собьют всех вехтов (как и уговаривались ранее), что они смогут сделать закованному в броню рейдеру? А перед стеной его огня четыре штурмовика не стоят и вауса. Штурмовики сильны своими реактивными снарядами против танков, а не против рейдеров, да их всего четверо, а не шестьсот: именно столько палубных бомбардировщиков, ранее нацеленных на «Воина Тьмы», стояли в трюмах Ударного флота. Сьяли знал: под штурмовик вряд ли можно подвесить и одну мощную бомбу, каких в каждом уплывающем из драки бомбовозе аж шесть. Ну, прорвутся штурмовики к «Воину Тьмы» с четырьмя своими бомбами, и что? Эту палубу надо ломать сотней бомб. Так говорила разведка.

* * *

В коридоре топали ботинки и гудели голоса.

– Что за вехтский трёп в радиорубке?

– Вехты подняли истребителей. Говорят, сахты на подлёте к рейдеру. Решили атаковать без нас, значит.

– Они уже дерутся!

– Как вехты увидели их ночью?

– Говорили же про «радиоглаза». Значит правда.

– Получается, и нас бы заметили?

– Получается.

– Драка. Без нас.

– Они что, нацелились врезаться в рейдер истребителями?!

– Эти могут. Они под танки бросаются с минами.

– Рейдеру истребитель нипочём. Такую броню истребителем не пробить. Всё равно, что в крокодила воробьям тюкаться. Погибнут, а толку никакого.

– Это верно.

– Его «медведицами» надо дубасить.

– Чем?

– «Медведицами». У сахтов есть такие бомбы.

– Десяти попаданий хватит.

…Сьяли поднялся на палубу, куда высыпали все, свободные от вахты. Все пилоты сбились в толпу вокруг огромного динамика, трюмные умельцы выволокли на палубу динамик «громкой связи» и умудрились присоединить его к радиорубке длинным телефонным проводом. Оттуда неслись чёткие команды на чужом языке: переговаривались и пересмеивались пилоты Вечной Вехты, сближаясь с молчаливыми врагами. Тех было вчетверо меньше.

В полночь эфир взорвался.

– Началось… – тихо заметил кто-то, но его расслышали все, несмотря на орущий динамик. – Сцепились истребители.

Далеко-далеко над горизонтом принялись вспыхивать звёзды, цепочкой: тусклые и разноцветные, с лиловым и желтоватым отливом. Зелёные, красные…

– Что это? – заволновались матросы. – Кого-то сбили уже?

– Не, это «осветиловки», – знающим тоном пояснял матросам молодой голос; видимо, кто-то из пилотов. – Истребители высвечивают рейдер.

– «Осветиловки» отсюда не увидишь, пилот, – отрезал голос постарше. – Они за горизонтом, «осветиловки». Это высотные огни. Светящаяся бомба на парашюте. Ориентир для бомбовозов. Кто-то обозначает маршрут бомбовозу.

– Откуда у них бомбовозы?! – разъярились сразу несколько голосов. – Папа Бланги, чего там деется?

Спрашивали пожилого офицера, он единственный сидел на металлическом табурете перед динамиком. Сьяли знал «папу Бланги» ещё по службе на «Юсе». Никто не обращался к начальнику выпускающей команды, что обслуживала катапульту и взлётно-посадочную палубу, сообразно его должности или чина. Конечно, такое поведение было грубым нарушением субординации, но и своего рода традицией «Юсы»: если некий добрый наставник, покрикивая и поругивая, отправляет питомцев в небо, то вернутся все. Обруганными, но живыми. Такова была примета, оформленная с годами в традицию. А традиции превыше субординации! Мать «папы Бланги» происходила из Сахтаръёлы, отец – из Вехты, офицер знал оба языка хорошо.

Из динамика, перекрывая гвалт воздушного боя и, видимо, ругань дерущихся, донёсся спокойный женский голос, немного с грудным тембром и весьма волнующей хрипотцой:

– Къядр, где ты?

– Прошёл зелёные, – отвечал уверенный юношеский голос. – Тремя слева. Скорость триста двадцать.

– Держись меж лиловой и жёлтой, пять седьмых от жёлтой. Тут какой-то шустрик пристраивается к тебе, не обращай внимания, держи курс. Разберусь.

Сквозь ругань сражающихся пробилось:

– Говорит Къядр. Вижу рейдер.

Заторопился по-вехтски хриплый голос, давясь словами:

– Я штандарт-капитан Имденхорд, горю и падаю, потерял управление, кабину заклинило. Азимут три четверти от флагмана, высота шесть, дальность двадцать два, «Дака» с «медведицей», всем атаковать «Даку». Его прикрывает чёрная…

Короткая пауза и – сразу, по-сахтаръёльски и с досадой, раздражённый женский голос:

– Къядр обнаружен. Всем группам! Не подпускайте к нему «ястребов»!

– С ними штурмовик «Дака», – заговорил удивлённый «папа Банги». – Под него исхитрились подвесить бронебойную «Б-5» и как-то поднялся с авианосца… Девчонка наводит штурмовик на рейдер.

– Она где-то на авианосце сидит, наверное, девка эта, – знающим тоном вставил кто-то. – Пончики разносит начальству и всё такое… Как «девчонка» может «наводить» самолёт? По экрану смотрит. Видел такую штуку в кино. Там как бы к Реге летели в космическом корабле, воевали с космическими оборотнями. У них экран был удивительный. Ну, где сама Клази Во снималась и выпячивала груди.

– Какая, нахрен, «Клази Во»?! Там драка настоящая!

– Брешут всё про эти радиоглаза…

– Она над рейдером, – произнёс «папа Банги» и все притихли. – Наверное, она и набросала осветительных бомб, дорожку ими выложила для штурмовика, у него скорость меньше. Теперь поправляет курс «Даки». Хорошо ориентируется ночью, классная лётчица. Только что сбила какую-то «шишку», штандарт-капитана.

Кто-то присвистнул.

– Крутой ас, наверное…

– Ясен пень, ас. Обидно парню, девка сбила.

– Вдруг та самая, с фото?! – загалдели пилоты.

– Красивая. Вехты от злобы записали её в «ведьмы».

В небе, высоко над горизонтом, один за другим вспыхивали огоньки и опускались вниз. Сьяли понял: это горят самолёты.

– Знаешь, какие ведьмы бывают красотки? Помню, в кино про…

– Заткнись. Твоя Клази Во в кабину не втиснется. Застрянет. Ляжки ещё пропихнёт, а выменем застрянет. Не мешай слушать бой.

– Ты ж не понимаешь слов!

– Тогда не мешай «папе Банги» слушать.

Голос лётчицы стал вдруг сухим и злым:

– Къядр, через двенадцать секунд входи в пике. Атакую вторую четвёрку. Всё, горят. Пошёл, пора. Заснул, что ли?!

Сьяли не понимал ни слова.

– Перехватчики заходят на штурмовик четвёрками, – пояснил притихшим пилотам «господин Банги». – Сообразили. Она их разносит в щепы.

На палубе стало совсем тихо-тихо, только динамик надрывался возгласами жестокого воздушного боя.

– Къядр, ты перетянул! – резанул женский голос. – Поздно, иди на второй заход. Что ты делаешь?! Ты что делаешь, гадёныш?! Не смей!

Хрипловатый голос лётчицы вдруг зазвенел, перекрывая ожесточённый гвалт боя:

– Не смей, скотина! Машина развалится! Ягрид, убью!

– Ребята, Къядр горит!

– Это выхлоп! Он врубил форсаж!

– Он него куски летят!

– Сам ты «кусок»! Он сбрасывает «вертушки» со взрывателей! Бомбу взводит!

– Ты что делаешь, сопляк?! – взбеленился женский голос. – Ошалел?!

Голос захлёбывался яростью.

– Всем имитировать атаку Къядра! Запутывайте зенитчиков! Где все, чтоб вас?! Въендр, за мной! Пикируем всей группой!

– Есть!

– Что там? – заволновались пилоты на палубе.

Из переклички стало ясно, что происходит нечто непредвиденное.

– Он как-то сбросил вертушки с «медведицы», – буднично и коротко пояснял «папа Бланги». – Поставил бомбу на боевой взвод, врубил форсаж и пошёл в вертикальное пике. Кто-то из рукастых механиков пособил ему с бомбой перед вылетом, видать. Ишь, как девка свирепствует. Не ожидала, значит. Обещает на части порвать умельца.

– Он что, охренел? – запоздало удивился кто-то из пилотов. – А если встряхнёт?

Пропеллеры предохранителей отвинчивались со взрывателей сами, напором воздуха. Но только после сброса бомбы. Чтобы сработать при ударе.

– Хочет влететь в рейдер со взведённой бомбой, если подобьют, – заметил «папа Бланги». – Серьёзный парень. То есть сопляк сопляком, вроде вас.

Разглядеть самолёты в лучиках прожекторов было невозможно, искрящееся облачко от зенитных разрывов опускалось ниже и ниже.

В тонком лучике прожектора вспыхнула искорка: это взорвался самолёт. Вторая искра, третья…

– Троих сбили… – тихо выдавил кто-то.

Все болели за сахтаръёлов.

– Неизвестно, кого, – заметил кто-то их старших офицеров. – Толпой пикируют, над океаном дымка. В толпе «Даку» не распознать. Он ракурсом «ноль» у них в прицелах.

Свирепствовали голоса по-вехтски:

– Всем поправку на минус три, скоты! Идиоты, ваши разрывы идут выше, он пикирует на форсаже, идёт на таран ракетного люка! Это смертник с «медведицей», кретины!! Поправка на минус три!!! Вы не того сбили! Он левый в группе!

Динамик вдруг взорвался торжествующими воплями десятков голосов:

– Братцы, он попал! Попал!!

– Горит! Горит, тварь!

– Это вам за наши транспортники!

На палубе никто не понимал слов.

Далеко-далеко над горизонтом высветилась ярким оранжевым светом высокая дымка, ранее еле видимая в свете Реги. Озарилась ещё и ещё. Ярко!

– Что это? – потрясённо обронил кто-то, пялясь на оранжевые отблески в небе.

– Цистерны с ракетным топливом взрываются, – негромко пояснил кто-то из офицеров, они неслышно подошли к толпе. – В ракетный люк угодил. В тот самый.

– Одной бомбой… Ни хрена себе пике…

– Всем группам! – бешено ревел динамик. – Догнать и сбить «Даку»! «Вехтский меч» каждому!! Догнать и сбить мерзавца!!!

Снова пробился женский голос, он срывался на крик и едва не плакал.

– Что там, «папа Банги»? – заволновались пилоты. – Спёкся «Дака»? О чём лётчица рыдает?

– Приказывает ему смываться низким полётом. Говорит, «вернёмся – уши надеру». Я так понимаю, парень как-то выпорхнул, не потерял сознание в перегрузке.

– Круто… – протянул кто-то. – Везунчик. А не выпорхни?

– Ушёл бы в люк вместе с бомбой, – и «папа Банги» окинул взглядом толпящихся пилотов с «Юсы». – Не зря же взрыватели взвёл.

Усталый голос из динамика:

– Штандарт-капитан Тилг. Его прикрывает «ведьма». Я потерял троих.

– Догнать и сбить! Это приказ вам лично!! Лично вам!!!

– Выполняю.

Отрывистый голос в динамике:

– Флаг-капитан Греленбран, горючего нет, планирую на «Брюгнехорд». Сейчас ко мне в хвост зайдёт истребитель с голой «блонд» на фюзеляже. Охотится за садящимися, сволочь. Режет над палубой, как цыплят. Сбейте этого негодяя. Он всех нас перестреляет.

– Похоже, сахтаръёлы дают им жару, – промолвил «господин Банги». – Выбивают последних асов у Вехты.

Насмешливый голос во-вехтски, с заметным акцентом:

– За «сволочь» и «негодяя» ответишь, крабоед. Захожу на тебя, Греленбран. Сейчас получишь от меня пару снарядов в твою маленькую уютную кабинку. Раз, два… и отлетался флаг-капитан. Ау, крабоеды! Все видели фейерверк из начальника? Это был двадцать четвёртый. Кто хочет в двадцать пятые? Сегодня ни одна сука не сядет на палубу целёхонькой. Прыгайте с парашютами загодя, уроды. Скаты ждут!

– Свирд, прекрати безобразие и не паясничай в эфире.

– А то что? Уши надерёт? У крабоедов «горючка» на нуле, пачками садятся. Поди ж ты, ещё двое! Всё, готовы. Красиво срубил? Двумя снарядами обоих! Въендр побился об заклад на бочку вина: невозможно-де срезать тридцать крабоедов зараз в одной драке. Никак больше десяти не удавалось даже красотке нашей. Спор – святое дело. Шесть осталось. Та-а-ак… У-у-ух! Уже четыре, командир. Захожу на новых. Кучкой садятся. Сегодня пьём, ребята!

Недовольный бас:

– Отчего ж тридцать не сбить, если у них ни горючего, ни патронов… Это тир, а не бой.

Хриплые голоса, с хохотом:

– «Ура» капитану Свирду!

– Во даёт! Четвёрку одной очередью! Тридцать!

– Братцы, Свирд тридцатого свалил!

– Въендр, где ты? С тебя бочка! Добрехался? Доспорился? Чё молчишь?

– Капитан Въендр погиб, – зло резанул слух женский голос. – Прикрывал атаку Къядра, пока ты, тварь хитрозадая, гусей щипал.

«Щипать гусей» на жаргоне истребителей означало подличать и нападать врасплох, исподтишка, Сьяли знал это.

Тишина.

Ночной горизонт стремительно занимался багровым заревом в полнеба, это горел «Воин Тьмы». Полыхал, как сто танкеров.

На фоне зарева появился тёмный силуэт самолета: «Дака», как сразу узнали его на палубе. Из крыла штурмовика тянулась тонкая струйка дыма. За ним, как волки, мчались истребители. Трое.

«Дака», дымя, прошёл над авианосцем.

– Собьют… – тихо вымолвил кто-то.

– Шлюпки на воду, приготовиться поднять пилота! – загремело с мостика.

Ведущий истребитель, заходя строго в хвост «Даке», вдруг стал огненным шаром, из которого вывались горящие клочья. На его место тотчас метнулся второй, и тоже взорвался. Та же участь постигла и третьего.

– Кто стреляет?! – яростно прохрипели громкоговорители с мостика. – Кто разрешил стрелять?!

– Наши зенитки молчат… – пискнуло в ответ.

Над надстройками авианосца, низко-низко, с визгом проскочил чёрный носатый истребитель, разворачиваясь к «Даке» так круто, что кромки его крыльев вскипали белыми струями.

На палубе охнули голоса.

И тогда Сьяли ушёл к себе в каюту.

* * *

Утром поступил официальный приказ о возвращении. За эскадрой потянулся шлейф из клочков рваной бумаги, экипажи яростно рвали прощальные письма и молча бросали в волны. Им отключили связь. Их не встречал в порту Лидер, девушки и информаторы. Толпились только родные, сбитые охраной в машущий руками квадрат: власти узнали накануне, что почти все ушедшие в поход пилоты с погибшего «Юсы» наотрез отказываются сходить на берег. Один лишь Сьяли молча и одиноко спустился по трапу. И молча поехал домой, отдыхать свои законные три дня. Так приказал ему в коротком утреннем сне погибший зловредный командир «Юсы». И даже второй раз улыбнулся наглецу.

Из трамвайного окна Съяли удивила стайка девушек, все они были в одинаковых майках, на каждой майке красовался портрет какого-то парня в военной форме. Промелькнула ещё одна стайка в таких же майках. Скоро Сьяли перестал обращать внимание на юных модниц-патриоток.

Дома Сьяли узнал от брата, что погибла половина каравана, но сахтаръёлами потоплен «Воин Тьмы». Штурмовик «Дака» прорвался к рейдеру и единственной бомбой угодил прямо в хранилище горючего для ракет. Бои идут непрерывно, десятками подтягиваются вехтские и сахтаръёльские подлодки. Потоплена часть боевого охранения рейдера.

– В ту ночь он потопил все авиабазы, – сказал брат.

Он говорил о «Даке».

– Подбили, отремонтировался быстренько и сделал ещё четыре вылета, сбросил четыре бомбы. Они ж хлипкие, эти базы, перестроены из танкеров. Крейсеры столпились над местом затопления «Воина Тьмы» без воздушного прикрытия. Он закидывает их бомбами, а зенитчики не могут сбить. Утопил уже десяток. Вожди Вехты назначили премию в десять миллионов золотом за его голову. Скоро всех перетопит, но вехты не уходят. Наверное, ищут что-то важное.

– Они хотят поднять боеголовки, – произнёс вдруг отец, складывая газету. – В них очень дефицитный взрывчатый материал. Наверное, весь запас, что есть у Вехты. Без этого материала Вехта не сможет производить атомные заряды.

– Какой-то оборотистый злодей уже печатает на майках портрет того парня, что потопил «Воина Тьмы». За трое суток пол-столицы переодел в эти майки. Пытались запретить, он подал в экстренный суд, запрет аннулирован как «препятствие свободе выражения мыслей». Теперь норовит оттяпать у военного ведомства миллион за «упущенную выгоду». Лидер в ярости. Требует найти на такие майки для наших девчонок нашего героя, а не печатать какого-то дикаря.

– Интересно бы знать, как он летел с такой бомбой… – угрюмо произнёс Сьяли. – Она ж размером с цистерну для пива.

– Он почти без горючего взлетал, – усмехнулся брат. – Налегке. В воздухе дозаправлялся. Из транспортного самолёта. Есть у них такие. Подлетал к транспортнику, а к нему спускали на тросе какого-то психа-акробата со шлангом, перекачивать горючее из транспортника в «Даку». Да, такое вот новшество. Корабль Миссии заснял заправку, я тут журнальчик для тебя приобрёл, гляди…

И зашуршал страницами.

Сьяли рассматривал низкого качества фото (видимо, сильно увеличенное) огромного двухфюзеляжного самолёта. И – маленький злой штурмовик между балками фюзеляжей.

– Так и летел. Дозаправится немного горючим, пролетит, и снова на дозаправку. От этого транспортника истребители тоже дозаправились, а вехты сдуру подняли всех своих в расчёте на короткий налёт. Никому не позволили сесть. У всех вехтов горючее закончилось почти одновременно.

Он снова зашуршал страницами:

– Тут статья есть, корабль Миссии наблюдал побоище в бинокли. В конце боя вехтов жгли напропалую, добивали над палубами, на посадке. Плюнули благородные асы Сахтаръёлы на своё благородство. Вот такая пошла война, Сьяли. Когда подошли крейсеры, было уже поздно. Парашютистов с корректировщика расстреляла вот эта девица. Гляди: красивая. Почему женщины такие безжалостные?!

Брата бросила невеста. Зачем успешной красавице калека?

Дома Сьяли говорил немного, выражением глаз перепугал мать и огорчил отца, а через трое суток явился в штаб базы. Как награждённый боевой пилот, верный долгу, Лидеру, и не участвовавший в беспощадно подавленном мятеже, он был направлен на элитарный авианосец «Гиулайв», тот готовился к настоящему походу. Надо было приводить в чувство запертую на своих островах бестолковую Ямихасу.

* * *

Сьяли догадывался, что на флагмане его не примут за «своего», и ожидания оправдались полностью. На элитарном авианосце служили проверенные пилоты, туда брали только зарекомендовавших себя опытных лётчиков. Каждый был старше Сьяли лет на десять, но… сбитый самолёт и потопленную подлодку имел на счету только он, Сьяли Ивл. И только в Сьяли стреляли из настоящего пулемёта, только Сьяли швырял настоящую бомбу в настоящего врага. Элитарный же авианосец охранял столицу и всего раз вышел в океан, навстречу «Воину Тьмы». То есть безрезультатно.

За обедом в огромном и шикарном отсеке авианосца сотня элитарных пилотов посмеивалась над капризами войны и над сахтаръёлами: оказывается, огромное количество фруктов всплыло из потопленных транспортов. Сахтаръёлы везли из своих Заморских владений уйму фруктов, оказывается. Транспортники утонули, а фрукты создали в океане сплошное оранжевое поле. Но ведь и сахтаръёлы были в оранжевых спасательных жилетах! Корабли Миссии никак не могли взять в толк, кто есть где, вот никого и не спасли. Но ската фруктом не обманешь, скат не миссионер, скат человечину чует. Что молчишь, новичок? Подтверди! Ты же был на «Юсе»! Чует скат человечину?

Под общий смех Сьяли покорно подтвердил: чует. Потому сахтаръёлы и спешили сквозь минное поле к потопленному «Юсе», чтобы обогнать аппетит скатов. Погибших они заворачивают в непромокаемые мешки, белые-белые: так их души заметит светлая Милосердная Ормаёла, а не Чёрная богиня, есть такие богини у сахтарьёлов. Чёрная очень не любит кривляк. От них смердит словами, как из задницы ската.

…Он ушёл из столовой при молчании. И с тех пор ни с кем не общался, не участвовал в разговорах пересмешников. Да и разговоры здешние были какими-то неприятными, в основном стычками подпорченных мужчин, видавших виды, а не весёлым зубоскальством вчерашних учеников «Юсы».

На авианосце быстро распространилось мнение о гордом сопляке-ветеране, личный боевой счёт которого не позволяет унижаться до общения с трусливыми переростками.

Сьяли не интересовали слухи, он равнодушно воспринял такое известие. Даже сломанный замок на его шкафчике в раздевалке не раздражал. Спиной чувствуя взгляды, он чинил замок, это было всё-таки занятие – как и у того, кто этот несчастный замок неустанно ломал.

Во сне ему часто грезились голоса пилотов, атакующих «Воина Тьмы», они зло переругивались с вехтскими истребителями. Их было вчетверо меньше вехтов, все они знали язык Сьяли, но ни разу не послали оскорбления вдогон уходящему от битвы флоту Ваулинглы. Значит, даже оскорбления Сьяли оказался недостоин для той светловолосой лётчицы и для того седого капитана, которых бросил.

Он сильно изменился в ту ночь, когда слушал голоса гибнущего каравана: сахтаръёлы прыгали с тонущих транспортов в ночной океан, в самый разгар охоты зелёных скатов. Там была и смешная рыжая красавица, которая брала кровь у Сьяли для раненых и кричала на зенитчиков, размахивая кулачками. Были и те двое зенитчиков, расстрелявших торпеды; все – и Сьяли! – уставились на зеленоватые светящиеся следы, как заколдованные, торпеды шли прямёхонько в борт транспорта. Зенитчики белыми стали, сродни бумаге, но стреляли в следы торпед до последнего. Рвануло так, что водой всех окатило! У самого борта взорвались обе, едва сварные швы не треснули. И ещё Сьяли узнал голос офицера, что вёз питание коту посла, именно этот голос докладывал что-то командиру уничтожаемого конвоя. Сьяли не понимал их языка, но эти три слова он всё-таки выучил на спасшем их транспорте, заучил их до конца дней. Все на транспорте вызубрили самую важную тогда команду: «Немедленно покинуть корабль!».

…Ему непрерывно назначали дежурство. Кто-то всегда должен быть готов к взлёту и этим кто-то всегда был Сьяли. Он не роптал: лучше сидеть в тесной кабине истребителя, чем валяться в тесной каюте.

Когда авианосец достиг вод Ямихасы, в первом воздушном бою Сьяли выделили считавшееся унизительным место прикрывающего хвост группы. Элитарные пилоты уверенно и наперегонки ринулись в бой, они действительно умели летать, их было восемь на восемь, отличный шанс отличиться!

Группа не потеряла в первом бою ни одного самолёта и сбила три; все три сбил Сьяли. Он аккуратно снимал их с хвостов обречённых элитарных пилотов и возвращался на унизительное восьмое место, не вспоминая поломанный замок. Впрочем, в тот вечер замок впервые оказался цел и даже легко закрылся в общем неловком молчании, ударять ладонью о ладонь отличившегося сопляка элитарные пилоты почему-то не решились, нарушив традицию флота. Они прятали глаза, и Сьяли не понимал, почему. Есть же традиция: хлопать по ладони и угощать пивом, запрещённым на войне. Один сбитый – одна банка.

Сьяли оказался вне понятий и вне традиций.

Заслуженное пиво он одиноко пил в каюте, в непонимании.

Всё объяснила иностранная лётчица, явившаяся в беспробудный сон Сьяли.

…Это был очень странный сон. Мерцала светлая и синяя ночь, полыхали полярные сияния, водопады какие-то искрились повсеместно. И невиданный зеркальный самолёт поблёскивал на невиданной зеркальной палубе. Прямо на этой палубе и сидела светловолосая лётчица с фотографии, спокойно попивая что-то из странного термоса в цветочек.

– Жалуйся, – приказала лётчица без насмешки. Она была очень серьёзна.

И оробевший Сьяли пожаловался:

– Ребята замок перестали ломать из уважения, а в глаза не смотрят.