Синяя кнопка. Фантастические повести и рассказы

– Я не знаю, поможет или нет. Мне показалось, что я услышала… Но вдруг это только мое воображение? – терзалась Серафима.

– Уверен, что не воображение, – Тимур бухнул на стол пару немытых помидорин.

– А что с ним такое? Ну, то есть – из-за чего он пьет? – неловко поинтересовалась Серафима.

– То бишь, почему Костик – алкаш? Ждешь душещипательную историю? Помнишь восстание в Н.?

– Да, конечно, – Серафима отложила вилку.

Жители Н. не захотели присоединяться к общей мировой хартии, объявив себя независимым государством. И надо сказать, у них нашлось бы немало сочувствующих. Такой угрозы мировому порядку правительство допустить не могло. И ради мира на Земле… ну, как обычно… Кровь потекла рекой.

– Значит, Альбинос участвовал в этом восстании? Или его близкие? Тогда понимаю…

– Понимаешь? – жестко усмехнулся Тимур. – Ну да, участвовал… в подавлении.

Серафима потрясенно молчала.

– Что, теперь уже не сочувствуешь бедному Костику?

– Конечно, оправдание у всех одно – такой был приказ, – нерешительно начала она, – но…

– Очевидно, он не слишком себя оправдывает, раз столько пьет. Как ты думаешь? – Тимур смотрел на нее с характерным прищуром.

– Очевидно, – она задумчиво ковырялась в тарелке.

Есть расхотелось. В Н. погибла одна ее знакомая. Серафима до сих пор помнила, как кричала мать девушки, узнав об этом.

– Подожди-ка, – вдруг встрепенулась она, – так что – Альбинос – полицейский? А как же он оказался в метеорологах-то?

– Ну, это долгая история. У него действительно образование метеоролога. Только ему все было скучно заниматься наукой. Некоторое время работал со мной в Африке, а потом черт дернул его в полицию…

– И как же он попал на Иклону? Раз он все-таки не ученый?

– Вместе со мной. Тот поляк, через которого я улетел, был обязан мне жизнью. Тоже старая африканская история. Да это неинтересно.

Остаток обеда прошел в молчании. Серафима так и не решилась завести разговор о своем отлете. Внутреннее чувство подсказывало, что сейчас не время. Господи, когда же прилетит Ивар? Как ей тоскливо среди этих людей…

– Ты уничтожишь спиртное? – ей не хотелось начинать заново, но…

Он неопределенно пожал плечами.

– Да или нет? Иначе все бесполезно, – настаивала она.

– Слушай, ты, максималистка хренова, – Тимур поднялся, – ты пойди, скажи об этом группе. Посмотрим, кого быстрее уничтожат, водку с вином, или тебя с твоей идеей.

– По крайней мере, нельзя допустить, чтобы Альбинос еще пил. С ним одним ты, надеюсь, справишься?

– Пока он болеет и помнит о боли, думаю, да. Но пройдет время…

– Вот поэтому и надо…

Не дослушав, Тимур махнул рукой и покинул столовую, разумеется, оставив на столе грязную тарелку. Вздохнув, Серафима принялась убирать. Она думала про воду из источника. А действительно, почему никто никогда ее не пьет? Да, они иногда кипятят ее, заваривают кофе, чай, но в основном хлебают напитки из привезенных пластиковых бутылок – родного детища земной цивилизации.

Да, кстати. Надо разыскать Инну или Майю. Лучше Инну. Поговорить про посадки. Вряд ли поверит, конечно, но…

Инна сортировала семена неподалеку от собственной палатки. Серафиму она встретила вполне доброжелательно. Это обнадеживало. Собственно, чего им делить, подумалось Серафиме. Но, услышав ее идею, Инна снова посмотрела на нее, как на ненормальную.

– У озера? Да там мох с меня ростом! Его что – пропалывать, что ли?

– Наверное…

– И там темно.

– Ну, давай я попробую, а? Сама?

– Ну, пробуй… – она пожала плечами, – если охота дурака валять!

Ладно, хорошо, хоть разговаривает. И не запретила взять инструменты.

Серафима решила, что пора навестить больного. У самой палатки слегка притормозила. Постучала по колышку. Никто не ответил, но она все-таки заглянула внутрь. Альбинос уже не лежал, а полусидел. Увидев ее, махнул рукой:

– Слушай, и правда, полегчало. Чего там насыпали-то, скажи, на будущее.

– Ты пил из фляжки второй раз?

– Ага, только что. Ну и гадость! Но – помогло, реально помогло!

– Значит, смотри. У тебя все запущено. Если хочешь поправиться нормально… не думай, что сейчас полегчало, и все. Завтра ничего не ешь, не пей, только то, что я принесу, ясно? Иначе даже тратить на тебя в следующий раз это лекарство не буду, дорогущее оно, понял?

– Понял… Завтра еще потерплю.

Весь оставшийся день Серафима провела у озера. Вспоминала, как выглядели грядки в ее видении. Повторять вопрос не стала, чтобы не злоупотреблять. А чем злоупотреблять-то? Добротой Иклоны, что ли?

Попробовала «выполоть» мох. И сразу поняла, что задача не из легких. Корни не вытаскивались, стебли не ломались, а тянулись, как резина.

Уставшая, она рано легла и моментально заснула, забыв про ужин. Но среди ночи проснулась и, как это бывает, начала думать обо всем одновременно. Интересно, на все ли вопросы ей будут отвечать? И насколько она имеет право их задавать? Серафима решила, что не будет любопытствовать без особой надобности. Про Альбиноса она спросила, как его вылечить. Вот и все. Только этот Шаха… Страх перед ним не проходил. Наверное, она может узнать, кем он был на Земле, чем занимался?

Серафима даже не сформулировала вопрос, как в тот раз, с Альбиносом. Она вроде как задремала, но в этот раз точно знала, что видит не сон, а ответ. Сознание полностью осталось при ней, позволяя делать выводы.

Это была чья-то шикарная квартира, Шахе она не принадлежала, но он развалился в глубоком мягком кресле, как у себя дома: бархатный халат на голое тело, перстни на жирных пальцах. Сзади стояла девушка, в которой ясно угадывалась «профессионалка». Заученными, равнодушными движениями она гладила его толстую шею – вероятно, это называлось «массаж». Другая производила подобные манипуляции с его ногами. Обеим девушкам явно не исполнилось восемнадцати. На коленках у Шахи лежала какая-то ведомость. Серафима захотела увидеть текст, и листок послушно приблизился, как при нажатии кнопки «увеличить». Напротив каждого женского имени – Люси, Нелли, Малышка – стояло количество отработанных часов, и Шаха вписывал в свободную графу сумму вознаграждения. Цифры были достаточно скромные – себе сутенер забирал гораздо больше.

«Сон» закончился так же внезапно, как и начался. Серафима открыла глаза.

Итак, она снова запросила информацию, и получила ее. Новые способности открывали неограниченные возможности и одновременно очень пугали.

Значит, она действительно может легко узнать про остальных. Но еще сильнее, чем до видения, росло убеждение, что переходить эту грань она может только в самом крайнем случае. Да нет, не хочет она знать ничью подноготную. Ее передернуло от мысли, что кто-то вот так же мог бы влезть в ее собственное прошлое.

Но на этого Шаху она теперь даже смотреть не сможет без гадливости. И теперь ей будет еще страшнее от его похотливых взглядов.

***

Новый день начался с неприятности – вернулась Элиза. Незнакомый пилот выгрузил из катера пару ящиков медикаментов. По тому, как Элиза на нее посмотрела, Серафима поняла – дальше будет хуже.

После завтрака она сразу отправилась к озеру, захватив садовый инвентарь. Работа приносила радость. Во-первых, Серафима была при деле, во-вторых, ни на кого не надо было оглядываться – к озеру ходили только по необходимости. К трем часам она уже очистила довольно большое пространство и села передохнуть. Дожди на Иклоне – явление редкое, но засухи или нестерпимой жары никогда не ощущалось. По ночам было прохладно, и влажность от многочисленных рек и озер насыщала воздух. Наверное, своеобразной флоре Иклоны этого хватало, но земным растениям нужен полив. Хорошо, что не придется далеко таскать ведра.

Каждый раз, отдыхая, Серафима пила из источника – того самого, из которого набрала воду для Альбиноса. Этим утром она снова принесла ему полную флягу. Альбинос спал, Тимур разговаривал с Элизой возле ее палатки, поэтому она поставила фляжку на видное место и ушла.

Удивительно, но вода так хорошо подкрепляла силы, что, сама того не заметив, Серафима увлеклась работой и забыла про обед. К вечеру были готовы две грядки. Осталось сделать еще одну и каким-то образом выпросить у Инны семена. Но с приездом Элизы все усложнялось. Сурен еще не вернулся, так что была вероятность, что свои душевные силы она направит на ненавистную Гофман.

Еще через несколько часов Серафима подняла глаза на небо: солнце начинает заходить, пора возвращаться и хотя бы поужинать. Или нет? Целый день без еды – и не хочется. Ладно, хочется-не хочется, а надо: силы ей нужны, да и разведать обстановку не помешает.

Все уже подтягивались в столовую, Тимур с Элизой шли последние. Серафима сразу заметила, что отношения между ними напряжены до предела. Перед тем, как зайти вовнутрь, Тимур сделал Серафиме знак притормозить.

– Проблемы… – заявил он сразу же.

– Я так и знала…

– Элиза не одобрила наших методов лечения Костяна. Альбинос выложил ей, что лекарство принесла ты. Популярности нашей микстурке сей факт, как ты понимаешь, не прибавил. Пришлось признаться, что никакого средства в воде не было. Элька в бешенстве. Едва уговорил ее скрыть этот факт от Костяна. Ему явно лучше, но я пока удерживаю его в палатке. Элиза считает, что это так называемый эффект плацебо, внушение. Костнер ей тоже напела, что ты лезла в лабораторию, ну и так далее.

– Альбиносу нельзя ничего пить, кроме этой воды. Не знаю, как ты будешь уговаривать Элизу. Боюсь, мои объяснения сделают только хуже.

– И я боюсь. Ладно, пошли ужинать. Что-нибудь придумаю. Есть еще кое-что. Но это потом.

Все с подозрением уставились на задержавшихся. Серафима старалась не смотреть на Элизу, но всем существом ощущала исходившую от нее ненависть. Возможно, поэтому аппетит так и не пришел. Поковырявшись в тарелке, она стала выходить из палатки, как обычно, первая. И под нацеленными на нее взглядами умудрилась споткнуться на ровном месте, растянулась и больно ударилась ногой о скамейку. Дамочки захихикали, как злобные школьницы. Сидевший ближе всех Шаха, насмешливо улыбаясь, предложил ей руку. Она сделала вид, что не видит, и попыталась встать.

Ужас… Тело снова ее не слушалось.

Более некстати приступ начаться не мог. Но она ни в коем случае не должна показать остальным, что с ней. Каким-то чудом Серафима смогла подняться, вцепившись в краешек стола, и, с трудом передвигая ноги, двинулась прочь. Отошла на несколько метров и ухватилась за колышек палатки Костнер. Нет, сесть или упасть – нельзя, а то потом не сможет встать.

Она не помнила, как дошла до «дома». Хорошо, что было темно, и ее странных телодвижений, кажется, никто не видел. Она рухнула на постель, как подкошенная. Да еще и не ела весь день… И все-таки шевелиться, как и в прошлый раз, она немного могла. Кажется, Серафима все-таки отключилась и поэтому не знала, сколько времени прошло до того момента, когда она вдруг резко открыла глаза. Вход в палатку загораживала чья-то фигура. Тимур? Догадался, что у нее приступ и пришел проведать? О, нет!

Это был Шаха. В одно мгновенье она осознала – Шаха терпеливо выжидал нового приступа, зная, что у нее не будет сил сопротивляться, и что на помощь никто не придет. От отвращения ее затошнило. Все казалось страшным сном, смрадным и мерзким, как дыхание этой скотины. Сопротивляться она не могла, попыталась позвать на помощь, но ни одно слово так и не сорвалось с ее губ.

Но помощь пришла, она услышала возглас, и кто-то со страшной силой ударил Шаху сапогом в бок. Тот скатился с нее на землю, но быстро поднялся на ноги. Кажется, в этот раз он хорошо подготовился. Даже в темноте Серафима увидела, как сверкнуло лезвие большого ножа.

Каким образом двое немелких мужчин умещались у нее в палатке – непонятно, она ничего не могла разобрать.

– — Пшел вон отсюда, мразь, – услышала она тихий голос Тимура, – пока я тебя не убил.

– Тебе надо, ты и иди, – смачно сплюнул Шаха, – видишь, девушка не возражает?

Невероятным усилием воли Серафима присела, подтянув под себя ноги. Сейчас Шаха пырнет Тимура ножом, и все… Больше ее никто не спасет.

Она скорее почувствовала, чем увидела в темноте, как Тимур сделал резкое движение, и тут же Шаха взмахнул рукой. В следующий момент раздался странный громкий щелчок. Она не сразу осознала, что это был выстрел. Грузное тело Шахи снова повалилось на нее, задев все, что стояло вокруг. Палатка перекосилась набок. Тимур с усилием ухватил его за ноги, и подтащил к выходу. Шатаясь от слабости, она тоже попробовала выползти, но Тимур остановил ее, прикоснувшись к плечу.

– Подожди. Не надо шуметь.

– Он… мертв? – едва двигая языком, проговорила она.

– Да, мертв. Если я стреляю, то попадаю.

– Ты… мог бы целиться в ноги.

– Тебе его жаль? Может, я и правда помешал?

Жаль? Да она с удовольствием сама бы всадила пулю в этого гада. И не одну… Но ее пугал сам факт смерти. Такой противоестественный здесь, среди сказочной природы Иклоны. Мертвое тело. И главное – что теперь будет?

– Заткнись! То есть… спасибо!

– На здоровье. Если честно, можно было бы и в ноги. Только я не успел подумать – — рефлекс. Стрелять – так на поражение. Я чего-то подобного ждал сегодня, да вот, заснул. Проснулся, как будто толкнули. А эта скотина уже… Ты как? – вдруг неловко поинтересовался он.

– Нормально. Но ты вовремя опять… очень вовремя.

Серафиму трясло мелкой дрожью. Они помолчали. Потом она спросила:

– Что будем делать?

– По правилам надо сообщить в центр. Ты же у нас сторонница правил. Ну и давай…

– Что давай? Я, что ли сообщать, буду? Это ты у нас… любитель письменных разрешений.

Язык снова начал ее слушаться, да и тело, кажется, тоже.

– Остальным придется сказать по любому, – отрезал Тимур.

– Я не знаю, чего от них ждать. Они могут решить по-всякому.

– Тебе-то что? Только лучше, – он многозначительно замолчал.

Серафима сразу поняла, о чем он. Если у Тимура начнутся проблемы, будет расследование, докопаются до его прошлого… Наверное, он считает, что тогда ей будет проще покинуть стоянку.

– Думаешь, можешь снова не позволить мне улететь? Приедет Ивар, и никуда ты не денешься! Боишься, я на тебя доносить побегу? Ты ведь из-за этого не отпустил меня с Иваром? Плохо же ты разбираешься в людях.

– А-аа… Вот как ты решила? Хорошо я разбираюсь в людях. И знаю, что не донесешь. Хотя, и вправду, давно могла бы…

– Тогда почему не отпустил? – не скрывая изумления, вымолвила она.

– Потому, почему и сказал. А ты не подумала, куда он собирается тебя везти? Зачем всех больных свозят в центр? И в центр ли? Тоже мне… центр. Сами заболачиваются каждый три месяца и меняют место. Что там собираются с вами делать? Я, может, о тебе забочусь.

Что-то ей в это не слишком верилось… Серафима пыталась разглядеть его в темноте.

– Ивар говорит, есть такая идея… Что переболевшие адаптированы к климату на планете. Бастуров проводит новый эксперимент.

– Слышал я… Элиза приехала, рассказала уже. Я так думаю, она специально на разведку и летала. Только… насколько все так – еще неизвестно. Может, вас обманывают.

– Ивар никогда не причинит мне зла.

– Ну, да, ты же хорошо его знаешь.

– Тебе не понять этого. Да, знаю.

– Куда уж мне…

Серафима попыталась поднять руки и пошевелить ногами – получается! Но общее состояние было нереальное: ужас перед тем, что могло с нею случиться, еще не отступил. Шаха мертв, и в это тоже не верилось.

– Ладно, скоро рассветет. На пороге труп, а мы тут… Послушай, если ты действительно заботишься обо мне – отпусти меня, а?

– Снова-здорово. Ты нужна здесь. Ясно?

Серафима вздохнула. Ей не было ясно.

– Я знаю, где посадить огород, – вспомнила она. – Надо, чтобы Инна дала мне семена. Я все тебе объясню. Отпустишь?

– При чем тут твой огород? – голос его стал злым и раздраженным. – Всё, давай, выбираемся отсюда. Ты можешь вылезти?

– Кажется, да. Помоги… – медленно, с помощью его протянутой руки, она поднялась.

Тимур подхватил ее под мышки и вытащил из палатки. Действительно, на горизонте появилась яркая светлая полоса. Тело Шахи черной грудой лежало у входа. Серафима отвернулась, посмотрела на Тимура.

– У тебя кровь, ты ранен?

– Да, собака, успел пырнуть, целил в сердце, попал в плечо.

– Надо разбудить Элизу, я не умею обрабатывать раны.

– Наплевать, это не рана. У меня не такие бывали.

– Хоть доказательство, что ты защищался!

Он пожал плечами.

– Знаем мы эти доказательства…

Они уселись на земле подальше от трупа. Серафима кое-что вспомнила.

– Ты в курсе, что Шаха – бывший сутенер?

– Кто? – удивился Тимур. – А я-то думал, просто дерьмо… А ты откуда… а, ну да.

– Нет, я только… только про него и знаю. Я боялась, вот и захотела узнать.

– Не оправдывайся. Неплохо было бы и мне узнать поподробней. Не, я был в курсе, что у него проблемы с полицией.

– И взял в группу?

– Меня ведь взяли, верно?

– Ты – другое дело. Тебя обвинили ложно, но это не значит, что настоящих преступников не существует. Погоди, погоди… А остальные здесь – тоже?

– Нет. Остальные ученые настоящие. А тараканы у каждого из нас свои. И у тебя тоже, должно быть, а?

Серафима помолчала.

– И у меня.

– Ну, вот видишь. Но с Элизой будь осторожна. Она тебя боится, и потому опасна.

– А что так пугает Элизу?

– Наверное, то, что ты сама говорила – избранных оставят, остальных отправят назад. Думаю, это пугает не ее одну. А может, есть что-то еще.

– Ты ее вроде хорошо знаешь?

Тимур ухмыльнулся.

– Хорошо знать можно по-разному.

– Понятно.

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

– Да что ты… Сегодня, кстати, должен вернуться Сурен.

***

Было так странно сидеть рядом с Тимуром и встречать рассвет. Особенно когда рядом лежал мертвый Шаха.

Первая вылезла из палатки Майя. Огляделась, увидела эту картину и ахнула. Через полчаса все были в сборе. Тимур объяснил ситуацию просто: Шаха напился, полез на него с ножом, пырнул, пришлось стрелять. Поверили ему или нет – неизвестно, но почему рядом оказалась Серафима, никто не спросил. Промолчала и Элиза. Она уже забинтовала Тимуру плечо. Но Серафиме показалось, что случай этот потряс Элизу иначе, чем остальных. Губы были поджаты, в глазах – слезы. К ее обычной ненависти добавилась еще какая-то мысль, и она смотрела на Серафиму с особым прищуром. Однако больше всего Серафима опасалась глядеть на Костнер.

Та не проронила не слезинки. Лицо ее напоминало сморщенное яблочко, под глазами – мешки. А ведь ей не больше тридцати пяти…

Тело Шахи лежало поодаль, накрытое его собственной курткой. Все это было страшно и гнетуще. Но обсуждение прошло наредкость быстро и без обычных распрей.

– Вечером будет связь. Значит, решено – в центр ничего не сообщаем. Если вдруг возникнут вопросы – скажем, ушел, – подытожил Тимур.

– А она? – Майя кивнула на Серафиму. – Не продаст?

Серафима поморщилась.

– Не продаст, не продаст, – неожиданно пропела Элиза странным голоском, – ее ведь отсюда никто не отпустит, правда, Тимурчик?

Тимур нахмурился, но ответил:

– Правда, Элиза. Именно так.

– Эх, ну и сволочь ты, Балтышев, – неожиданно произнесла Костнер. – Где я теперь мужика найду?

***

В этот день действительно вернулся Сурен с готовым планом окрестностей. Присвистнул, услышав про ночное происшествие, но и только. Все спокойно позавтракали, и только Серафиме кусок в горло не лез. Впрочем, чувствовала она себя хоть и потрясенной, но бодрой, снова попила воды из источника и принесла новую порцию Альбиносу. Тот уже выполз из палатки; принимая участие в утреннем совещании, позавтракал, но вместо кофе или «колы» Тимур протянул ему фляжку. Элиза скосилась, но промолчала. Она еще больше замкнулась в себе после утренних событий, даже возвращение Сурена оставило ее равнодушной.

После завтрака мужчины втроем вырыли яму подальше от лагеря и похоронили Шаху без почестей и речей. Серафима все-таки заставила себя отнести на эту ничем не обозначенную могилу крестик из двух палочек. Но не осталась там ни минутой дольше.

Она чувствовала необъяснимую вину – и за эту смерть, и перед Тимуром, который, защищая ее, втянул себя в новые неприятности. И все-таки, надо признаться, факт, что Шаха покинул Иклону, принес ей немалое облегчение.

Слава Богу, теперь у нее есть дело. Она отправилась на свой огород. Осталось немного потрудиться, и можно идти за семенами. День был очень теплым, и столовую палатку целиком открыли с одной стороны. Проходя мимо, она увидела, как Сурен вместе с Тимуром рисуют план. Сурен – он ведь очень умен, подумала Серафима. Возможно, удастся уговорить его принять ее сторону – касательно огорода.

Серафима зашла в палатку.

– Не помешаю?

– Проходи, – махнул рукой Тимур, – хочешь взглянуть на план?

Сурен скептически поднял брови.

– Да, – ответила она, – я как раз по этому поводу. Помнишь, я говорила тебе, что знаю место, где можно сажать?

Серафима склонилась над схемой. Рядом лежал корявый эскиз Сурена, но план, который начертил с его слов Тимур, выглядел очень прилично. А она и не знала, что он так хорошо рисует. Уж в этом она разбиралась. Линия у него была очень четкая, уверенная, глаз точный.

– Так ведь девочки, кажется, уже все посадили, – удивился Сурен, – или я чего-то не знаю?

– Да, посадили, – нехотя произнесла Серафима, – но там ничего не вырастет…

– Даже так? И откуда такая информация? С неба? Или планетологи способны прозревать грядущее?

Не обращая внимание на насмешку, она ответила:

– Когда ничего не вырастет, будет поздно метаться. Надо сажать у озера. Грядки я уже сделала. Теперь не знаю, даст ли Инна семена. Тимур, я хочу, чтобы ты попросил.

– Ух ты! А у вас тут большие перемены, – закатил глаза Сурен. – Как она тебя, а? «Я хочу, чтобы ты…» Мы выбрали нового босса?

– Да заткнись, – отмахнулся Тимур, и обратился к Серафиме:

– Я поговорю насчет семян.

– Спасибо, – обрадовалась Серафима. – Тогда пойду, доделаю там все.

Но, работая, она постоянно думала о происшедшем с Шахой. Все-таки странно, что все так спокойно и единогласно приняли решение ничего не сообщать в центр. Получается, никому из них не нужно лишних разборок. А ведь за укрывательство положено серьезное наказание. Однако все снова заняты своими делами – как ни в чем ни бывало. Одна только Элиза не в себе. Странно, и чего ей дался Шаха? Серафима не замечала, чтобы они близко общались.

Она снова проработала до самого вечера без еды, на одной воде, и даже не вспомнила про обед. В принципе, все грядки готовы, просто не хотелось возвращаться в лагерь. Про семена узнает вечером, а завтра тогда и посадит.

Она отряхнула руки и разогнулась. Вниз, по протоптанной ею дорожке, спускался Тимур.

Вид у него был странный. Спокойное, деловитое настроение куда-то пропало. Лицо – решительное и злое. Да что это такое, в самом деле! Только все должно было наладиться…

– Что-то случилось? Инна не даст семена?

– Значит, так… – он говорил медленно, как будто подбирая слова. – Я тебя отпускаю. Сегодня была связь, завтра прилетит твой дружок. Можешь улетать.

Завтра прилетит Ивар? Ура! Ей хотелось сказать что-то ехидное, типа, а куда бы ты делся, отпускает он, видишь ли! Но решила его не злить. Тем более настроение у него было очень уж нехорошее. Вдруг и с письменным разрешением возьмет да не выпустит?

– Спасибо, – произнесла она.

– Все. Можешь собираться. Твой обед остался на столе. Ты что, объявила голодовку?

– Да нет, просто не хочется есть…

– А, ну мы же впечатлительные натуры. Ладно, все, – и он повернулся к ней спиной, чтобы уйти.

– Эй, подожди, а как насчет семян? Я успею, посажу с утра.

– Какая тебе разница? Летишь – и лети. Сама сказала – так лучше для всех.

– Нет, ну как же? Мне надо закончить дело. Или чтобы вы закончили. И насчет Альбиноса тоже. Вот, видишь, надо давать ему воду из этого источника.

– Послушай, Гофман, – глаза у него сузились. – Еще раз повторяю тебе, ты больше не член группы, и все это не твоего ума дело!

Он ушел, не дожидаясь ее ответа, и спина его говорила о крайней степени упрямства и озлобления.

Серафима бросилась в свою палатку. А вдруг Ивар не прилетит? Вдруг его что-то задержит? Так и сидеть здесь на чемоданах? Какие там чемоданы! Рюкзак, палатка… или палатку надо оставить?

В результате ее метаний все было собрано за полчаса. Неужели завтра ее уже здесь не будет? Если не случится еще какого сюрприза… Но – откуда эта неудовлетворенность? Она не успеет закончить с посадками… чепуха, неужели это может ее удержать? Тимур прав, теперь это их проблемы.

Сидеть в неизвестности было тяжело. Она решила пойти забрать свой обед или ужин, хотя есть по-прежнему не хотела – ей хватало воды из источника. Но ведь завтра она уже будет от него далеко.