Развод в 45. То, что нельзя простить

Берите выше, девушки. Я – виновница ДТП, которая разворотила его шикарную иномарку. А он меня со всеми почестями… к гинекологу.

Он развалился на белом кожаном диване, как будто это не кабинет женского врача. Завидное спокойствие.

– Ну что, поехали? – спрашивает он, поднимаясь при моем появлении.

– Да, спасибо. Если можно, верните меня на парковку. Я хочу разобраться с аварией и заняться своими делами.

Я иду медленно, с головной болью и слабой надеждой, что у меня просто один бесконечный плохой день. Всё как в тумане.

– Что сказала Ира?

– Предложила обратиться к местному неврологу, чтобы исключить сотрясение, но это лишнее, – отмахиваюсь. – Я не билась головой, поэтому исключу его и сама. Виктор, спасибо вам за помощь. Давайте всё же составим протокол или вызовем ДПС.

– Если нужен осмотр невролога – мы зайдем к нему.

Звучит категорично. Я удивленно изгибаю бровь:

– Вы готовы спустить на женщину, которая протаранила вашу машину, куду денег? Не сходите с ума. Я абсолютно здорова.

– А если у вас всё же сотрясение?

Очень вряд ли. Но я уверяю:

– В таком случае мне известны все рекомендации. У меня оно уже было.

Я умалчиваю, что сотрясение было в детстве, когда я грохнулась с коньков на лед, а не из-за побоев родного мужа. Это мелочи. Не будем их учитывать.

Да и, честное слово, от удара по щеке голову не сотрясти. Но не говорить же об этом Виктору. Он-то думает, что я шибанулась обо что-то в машине.

– Меня такой ответ не устраивает. Вы плохо выглядите, – говорит мужчина твердо, будто ставит диагноз. – Вам действительно нужно показаться врачу. Невролог у них здесь прекрасный, и приём ничего не будет вам стоить.

– Как – «ничего»?

– Я всё улажу. Я знаком с хозяином клиники. – Он пожимает плечами, как будто речь идёт не о частной клинике с мраморными колоннами, а о сельской амбулатории с тётей Зиной в качестве единственного врача.

Мне хочется возразить. Сказать, что не надо, что это всё излишне, что я справлюсь. Я всегда справляюсь сама.

Но под пристальным взглядом этого едва знакомого мужчины сдаюсь. Тем более он уже берет меня за локоть (аккуратно, но так, что сопротивление бесполезно) и ведет по коридору, сверяясь с табличками на дверях. Его пальцы теплые, уверенные. Неожиданно приятно следовать за ним.

– Вы вообще всегда так… настойчивы? – бормочу я, едва поспевая за его широкими шагами.

– Только когда вижу, что человеку плохо, а он упрямится, – бросает он через плечо. – Вы выглядите так, будто вас переехал грузовик.

– Спасибо за комплимент, – я пытаюсь шутить, но голос дрожит.

Невролог встречает нас через десять минут. Молодой, щуплый, с неожиданно пронзительным взглядом. Зовут его Дмитрий, и у него такие тонкие пальцы, что я всё время боюсь, что он их случайно поломает об мне.

– К сожалению, мои часы приема окончены, – произносит с милой улыбкой, но в глазах читается: «Как же вы мне надоели, богатеи, которые уверены, что им всё можно».

– Подождите снаружи, я на минутку, – просит Виктор, обращаясь ко мне (наверное, всё же стоило назвать ему своё имя).

А затем делает шаг вперед, заставляя невролога войти в кабинет. Он закрывает дверь и недолго о чем-то общается с врачом. А когда Виктор выходит, тот улыбается уже вполне искренне и приглашает меня проследовать за ним.

– Потеря сознания была? – деловито спрашивает он, светя мне в глаза фонариком.

– Нет.

– Рвота?

– Один раз. Но это от шока после того, как я въехала в машину на парковке. Между прочим, в машину того господина, который и привел меня к вам.

Он часто моргает, но не комментирует. Наверное, у него были пациенты и необычнее.

Осмотр проходит стандартно: проверка зрачков, координации, тест на равновесие, вопрос о дате и собственном имени (назвала и то, и другое – ура). Делают КТ головы – к счастью, без видимых кровоизлияний. Подтверждают, что сотрясения нет, зато имеется сильное нервное потрясение. Оттого меня и мутит, и перед глазами всё плывет.

– На фоне стресса от аварии такое вполне возможно. Вам показаны отдых, тишина, отсутствие новых эмоциональных встрясок, – произносит Дмитрий, выписывая назначения. – Если появятся головные боли, тошнота, ухудшение зрения – немедленно в больницу. Возможно, мы всё-таки что-то пропустили, но вероятность минимальная.

Виктор усаживает меня обратно в свою машину и достает телефон:

– Дима, – говорит он кому-то. – Ты можешь подъехать на парковку? Адрес скину сообщением. У меня тут небольшое ДТП, не хотелось бы раздувать лишних проблем. Нет, без жертв. Да, оформи, пожалуйста, без виноватых.

Оказывается, у него среди знакомых не только хозяин клиники, но и сотрудник ДПС.

Без жертв?..

А если были бы жертвы, то что? Виктор тоже мог позвонить какому-то другу и сказать: «Ой, я тут сбил парочку людей. Оформи, пожалуйста»?

Когда мы возвращаемся на стоянку, там уже ждет молодой, невероятно активный инспектор. Он бегло осматривает машины, что-то записывает в планшете. Всё занимает не более получаса.

– Страховка всё покроет, – говорит мне Виктор. – Вам не о чем беспокоиться, Ольга.

Я не беспокоюсь. Только отрешенно киваю. Ну а что мне сделать? Рвать на груди блузку и орать: «Нет, я хочу отплатить по полной программе!»?

Ах да. Моё имя Виктор всё же узнал. При оформлении ДТП инспектор запросил все данные. Поэтому теперь моему новому знакомому известно не только ФИО, но и дата моего рождения. Увы. Молодой и красивой больше не притворишься (не то, чтоб я пыталась), год рождения красноречиво намекнул на мой истинный возраст.

Они о чем-то недолго договариваются, а затем Дима уходит.

– И всё же вид у вас болезненный. Куда вы собирались поехать? Может, вас подбросить? – спрашивает Виктор, когда мы остаемся одни.

Я делаю паузу. На языке вертится «в никуда». Но вслух говорю:

– В магазин. Хотела купить что-то на ужин, но… – смотрю на него, – раз уж день и так провальный, закажу доставку. Онлайн. Не буду испытывать судьбу.

Он не отвечает. Только пристально смотрит. Как будто читает меня насквозь.

– Всё в порядке, – добавляю я слишком бодро. – Правда. Сейчас заберу кое-какие вещи из машины – и сразу же домой.

Он не верит. Но не лезет ко мне в душу со своими вопросами.

– Берегите себя, – произносит напоследок.

Мы расходимся. Виктор садится в свою машину, я – в свою. В зеркало заднего вида я вижу, как он ещё несколько секунд не двигается с места, будто что-то решает для себя.

Я сижу в машине значительно дольше. Два часа. Три. Двигатель не завожу.

Куда ехать? В хостел? К Кире? В аэропорт, чтобы улететь в первую попавшуюся страну?

Мне некуда податься. Не к матушке же возвращаться, от которой я позорно сбежала в тридцать с лишним лет, потому что она хотела контролировать всю мою жизнь.

Да, забавно. Я всегда боялась одиночества. Боялась, что однажды окажусь никому не нужной.

Но я и так никому не нужна. Ни себе. Ни мужу. Ни своей семье.

Надо возвращаться. Очередным позорным побегом ничего не решишь. Надо учиться быть сильной и отстаивать свои границы.

Я разуваюсь в коридоре, иду в ванную, смотрю на своё потрепанное отражение. И понимаю: я не хочу больше терпеть. Не хочу снова прощать. Не хочу жить в страхе и убегать в никуда.

Завтра я подам на развод.

Игорь приходит поздно. К счастью для меня. Не хотелось наткнуться на него раньше и изображать всепрощающую жену, никак не реагируя на произошедшее. Закатывать скандал – тоже не хотелось бы.

Я уже лежу в постели, на боку, отвернувшись к стенке, притворяясь спящей, но каждый мускул напряжен, нервы натянуты как струна. Ключ скрипит в замке, шаги – тяжелые, неровные. От Игоря пахнет крепкой выпивкой.

Вообще он пьет нечасто. В списке грехов моего мужа нет алкоголизма. Да и обычно в такие моменты он расслабленный, несколько похабный – но не омерзительный.

Но в последние недели что-то зачастил. Видимо, дело в тех рабочих проблемах, о которых он сегодня вещал, пытаясь призвать меня к прощению.

Странно, конечно. Я почему-то не избиваю мужа, не надираюсь в щи – и не оправдываю потом всё своей работой. А что, было бы очень удобно. Тяжелый день или горят сроки по поставкам – и пошла мутузить благоверного, чтобы выпустить пар.

– Оль… – голос хриплый, с придыханием. – Ты спишь?

Я не отвечаю. Притворяюсь, что дышу ровно.

Кровать прогибается под его весом. Рука тянется ко мне, горячая, тяжелая. Неприятная.

– Не спишь, я знаю. – Пальцы впиваются в плечо, переворачивают меня на спину. – Давай помиримся…

Его дыхание обжигает щеку. Запах перегара, сигарет, чего-то кислого, капусты или соленых огурцов. Меня начинает подташнивать. Разбитая губа пульсирует с новой силой, напоминая о том, что произошло несколько часов назад.

– Не трогай меня, – говорю тихо, но четко. – Я устала и собираюсь спать.

Рука замирает. На секунду в темноте мне кажется, что я вижу его глаза – узкие, блестящие, как у зверя перед прыжком.

– В нормальных семьях, – он говорит медленно, будто разжевывая каждое слово, – жены не отталкивают мужей.

– В нормальных семьях мужья не бьют жен.

Я жду удара. Жду, что его сдержанность вновь треснет по швам. Почему-то мне даже хочется, чтобы он опять поднял на меня руку. Это не мазохизм, нет. Это желание окончательно утвердится в том, что мой муж – садист. Что я не ошиблась. Что его мольбы о прощении лишены смысла, ибо за ними следует новый удар.

Но Игорь только фыркает, откатываясь на спину.

– Дура. Всего лишь раз ударил, а развела такую истерику.

– Два раза.

– Ну и что? – он отворачивается. – Ты сама довела.

Я не отвечаю. Просто сжимаю кулаки под одеялом.

Игорь засыпает быстро, как есть, в одежде. Сопит, ворочается, причмокивает губами во сне. А я лежу неподвижно, тупо уставившись в потолок.

Наше прошлое проносится перед глазами.

Мы познакомились с ним до банального просто: в продуктовом магазине. Он помог достать пачку муки с верхней полки (кто придумал делать стеллажи под самым потолком?!), а затем, когда я уже расплатилась, нагнал на улице и предложил донести продукты до дома. Машины у меня тогда не было, а Игорь так очаровательно улыбался…

Я не отказалась.

Мы сходили на несколько свиданий, он познакомил меня со своей престарелой матушкой (три года назад её не стало), которая родила единственного и неповторимого сына в тридцать с лишним лет. А потому любила его безмерно.

Мы с ним были в чем-то похожи. У меня за спиной жизнь с матерью-манипулятором, которая никак не желала выпустить меня из-под опеки.

Стоило мне проявить самостоятельность, как у нее поднималось давление, начинало ныть сердце, отказывали конечности.

Стоило мне пойти наперекор её слову – я становилась плохой дочерью. Меня наказывали недельным молчанием (было не так уж и плохо, это я сейчас понимаю, а раньше очень переживала), рыдали напоказ от моей черствости.

Я не уходила. Верила ей. Жила ради неё.

Моя сестра, Кира, давно вышла замуж, родила ребенка – а я всё так и сидела, привязанная к матушке невидимой веревкой.

А потом резко оборвала «пуповину» и сбежала. В ночи. С одним чемоданом вещей. Оставив только записку, что искать меня не надо, я свяжусь сама. Когда захочу.

Если честно, прошло несколько лет, а желания так и не появилось. С Кирой мы общаемся, ну а мать я изредка поздравляю с праздниками, получаю долю упреков и осуждения – и теряюсь на неопределенный срок.

В общем-то, в этом мы и были схожи с Игорем. Он хоть и не жил с матерью, но ездил к ней по первому зову, выполнял любые её капризы, часами общался с ней по телефону. Отец их давно умер, да и при жизни он был слабым и мягким мужчиной.

Мне кажется, никакая другая женщина не выдержала бы такую «свекровь» – а мне показалось, что, по сравнению с моей матерью, его – сущий ангел. Она не наседала так уж сильно, давала ему дышать. Даже меня одобрила. Ну, насколько может одобрить мать немолодую уже женщину, которая вряд ли когда-нибудь подарит ей внуков.

Так что жили мы нормально. Как обычная семья. Не без проблем, но у кого их нет?

Почему его потянуло доказывать свою правоту кулаками? Что вообще изменилось?

Я осторожно отодвигаюсь к краю кровати.

«Развод».

Слово крутится в голове, горькое, угловатое – но необходимое. Мне неприятная близость этого мужчины. Я не собираюсь прощать его грехи. Не стану для него второй мамочкой, которая примет его любым, со всеми недостатками.

Нет уж.

«В горе и радости» не работает, когда речь идет о насилии.

Я лежу на самом краешке кровати, будто боюсь, что он коснётся меня даже случайно. Мне отвратительно слышать его дыхание, ощущать тепло его тела, его бестолковое ворочание. Я больше не чувствую ничего.

Ни страха, ни боли, ни любви.

Глава 4

Игорь уходит на работу всегда раньше меня. В нашей семье не принято готовить завтрак мужу, потому что он сам способен сварганить себе бутерброд. За это я тоже всегда ценила своего благоверного. Потому что считала, что в браке любая женщина вынуждена кашеварить у плиты с пяти утра.

Да уж. Какие мелочи, если вдуматься, мне нравились в Игоре. Такие, о которых другая женщина и не подумает. А я была им рада.

Всё внутри меня будто затянуто ватой. Ощущение как после резкого торможения: сначала ужас, потом – пустота; столкновения не случилось, потому ничего не болит. Но состояние шоковое.

Зато голова такая ясная, какой не была уже давно. Как будто кто-то протер замыленное стекло начисто.

Подавать заявление о разводе я иду с таким видом, будто меня там осудят. Посмотрят косо, мол, ты чего удумала, в свои-то немолодые годы, бросать мужика? Да как тебе вообще не стыдно.

И всё такое.

Но женщина за стеклом с безразличием выдает пустой бланк, затем принимает заполненный и говорит:

– Как будет назначено слушание, вам придёт оповещение. Ждите. Кстати, в следующий раз можете подать заявление в электронном виде.

В следующий раз!

А она, смотрю, верит в мои способности выходить замуж и разводиться с мужьями.

Мне б такой оптимизм. Я-то понимаю, что, кажется, вот оно и всё, пора поставить на себе крест, ибо второго мужа я в свои годы и со своей активностью никогда не найду.

Машинально вспоминаю вчерашнего Виктора, который не только не закатил скандал из-за столкновения, но еще и в клинику меня свозил. Его уверенную походку. Строгий взгляд. Спокойствие в голосе.

Да ну тебя, Оля. Такая, как ты, этим Викторам даром не нужна. Он из жалости тебе помог, а у тебя уже фантазии о том, как бы случайно пересечься с ним на парковке (и въехать ему в другое крыло, ага).

Да и, если честно, на краю пропасти, в момент развода, мне меньше всего хочется погружаться в отношения с кем-либо. Про Виктора – это исключительно шутка. Не более того.

В офис я прихожу позже на целый час, прикрывшись фразой «застряла в пробке». У нас к опозданиям относятся спокойно, поэтому никто особо не реагирует.

Разве что Света из бухгалтерии сразу подскакивает с коробкой конфет и сладким тоном уточняет:

– Оль, у тебя всё хорошо? На тебе лица нет. Скушай сладенького.

Ну, как тебе сказать, Свет. Мой муж меня бьет. Я развожусь. Меня вытошнило на чужие ботинки. А так всё прекрасно, спасибо.

– Ага, просто не выспалась, – отвечаю вслух.

Улыбка получается кривоватой, но делиться со Светой – или кем-либо другим – пикантными подробностями своего брака я не намерена.

На утренней планёрке я забываю, зачем мы вообще собрались. Тупо сижу и хлопаю глазами. Меня о чем-то спрашивают, а я двух слов связать не могу.

– Ольга, вы в порядке? – спрашивает начальница.

Её интонация – смесь беспокойства и скрытого упрёка. Ну да, обычно я куда продуктивнее.

– Почти, – отвечаю честно. – Неудачное утро. В пробку попала и… в общем, не буду вас погружать. Тяжелый день.

Она не ругается. Это худшее – когда тебе разрешают быть не в порядке. Значит, ты действительно выглядишь так себе.

В этой фирме я проработала последние десять лет, на должности снабженца. Периодически замещаю начальника отдела (если учесть, что он начал уходить в недельные запои, то последний год я только и делаю, что замещаю его). В общем, меня ценят. Поэтому начальница и смотрит сквозь пальцы на то, что сегодня я явно не собрана.

Буду ли собрана завтра?..

Конечно же, хочется ударить себя по щекам и сказать: «Прекрати киснуть, тряпка». Но не получается.

Домой я возвращаюсь позже обычного, специально засиживаюсь за рабочими задачами, чтобы не идти туда, где может ожидать Игорь.

Если честно, мне ничего не хочется. Только бездумно лежать. Смотреть в потолок. Быть тенью самой себя.

Но вместо этого – ужин на скорую руку (бутерброд и чай), потому что сделать что-то существеннее я морально не готова. Даже этот кусок хлеба не лезет, приходится давиться и жевать.

Мои опасения напрасны. Муж возвращается после восьми часов вечера. Хлопает входная дверь. Звук – как взрыв. Ба-бах.

Игорь появляется на пороге кухни, прямо в куртке, в ботинках, с перекошенным лицом. Его глаза полны злости.

– Это что, шутка?! – кричит он, не дожидаясь хоть какого-то приветствия. – Ты на меня в суд заявила?!

– Всего лишь подала на развод, – поправляю с милой улыбкой. – И вообще, не ходи в обуви, пол вымыт. Пока это еще наша общая квартира.

За этот день он позвонил мне раз двадцать. Написал столько же. Я не открывала сообщения. Скидывала звонки. Нам не о чем говорить.

Видимо, в электронном приложении ему всё-таки пришло какое-то оповещение. Интересно, какое? «Ольга Петрова планирует развестись с вами. Нажмите «Да» для подтверждения».

– Ты совсем рехнулась?! Климакс замучил или что?! Тупая истеричка! – он скидывает куртку, бросает её на пол, разве что не топчет. – Ты решила мне жизнь сломать, да? Это из-за вчерашнего? Я к тебе как человек, извинился, на коленях ползал, а ты мне – в спину нож!

Что-то не помню его на коленях. Хм. Может, он без меня ползал? Сам с собой.

– Я просто подала заявление на развод, – повторяю ещё раз. – Как это сломает тебе жизнь?

– Просто?! Ты хочешь выставить меня психом перед всеми?! Да мне теперь как на работу выйти?! Как с людьми разговаривать?! С нормальными мужиками бабы не разводятся!

– Нормальные мужики и жен не бьют, – напоминаю я в очередной раз.

Он замолкает. На секунду. И в этой тишине мне снова кажется – вот сейчас. Он сорвётся, вновь покажет свое истинное лицо. Изобьет меня в кровь. Как в телепередачах о мужьях-психопатах.

Я прячу в кармане домашней блузки антистатик. В случае чего залью ему лицо аэрозолю и сбегу. Докатилась. Ищу способны защиты от родного мужа.

Но он только шипит:

– Ты всё разрушишь. Всё. Своими руками. Дура.

И уходит в спальню, хлопнув дверью так, что я вздрагиваю.

***

За окном уже сгущаются сумерки. Весь следующий день прошел как в тумане. Работа. Магазин. Дом. Готовка.

Теперь вот битый час сижу за ноутбуком, уткнувшись в экран до рези в глазах. Курсор мигает на последней строке отчета, который должен был уйти еще днем, но мои мысли кружили где-то между юридическими сайтами и объявлениями о съемных квартирах. В соседней вкладке – форум с заголовком «Как делят ипотеку при разводе», в другой – фотографии унылых однушек с облезлыми обоями. Я отвлекаюсь от отчета и машинально щелкаю между ними.

Туда-сюда. Туда-сюда.

Хорошо ещё, что я убедила Игоря продать старую квартиру его матери после того, как та умерла, и на вырученные деньги купить другую, в новом районе. Хорошо – потому что теперь это наше общее имущество, мы вкладывались туда наравне, кредиты платили вместе. А иначе сейчас бы выгнал меня взашей со словами: «Твоего здесь ничего».

Может быть, я уже тогда чувствовала, что всё не вечно. И когда Игорь предложил переехать в квартиру свекрови – у меня сразу возникло отторжение. Во-первых, дом был аварийный, а сама двушка требовала капитального ремонта. Во-вторых, не хотелось мне жить в тех стенах, где умерла госпожа Петрова. В-третьих… Не знаю, душа просила чего-то своего, личного. Если уж всё равно вкладывать деньги, то пусть квартира будет хотя бы приличной.

К счастью, тогда Игорь согласился. За квартиру мы выручили немного денег, слишком уж у нее было упадочное состояние. Вместе вкладывались сюда, тоже делали ремонт (но косметический).

Делить будем тоже поровну.

Скрип двери вырывает меня из оцепенения. Я не оборачиваюсь, но спина сама собой выпрямляется, пальцы замирают над клавиатурой.

– Оль… – его голос звучит непривычно мягко, почти виновато.

Я медленно поворачиваюсь. Он стоит в дверях, руки засунуты в карманы – поза мирного человека, поза того старого Игоря, каким он был до первого удара. Но теперь я знаю цену этим его театральным жестам.

Он осторожно переступает с ноги на ногу, будто боится спугнуть момент. Просто усталый мужчина в измятой рубашке.

– Я хотел поговорить.

– Внимательно слушаю.

– Дай мне месяц. Пожалуйста, всего один месяц. Мне нужно закрыть проект, и если сейчас я отвлекусь на личные неприятности – то многое потеряю. Я сейчас на грани с этими тендерами, у меня всё висит на волоске. Просто дай мне возможность тебя вернуть. Но даже если у меня не получится – давай этот месяц мы сделаем вид, что ничего не было. У нас ведь скоро ужин с начальством, ты же помнишь?

Глядя на его сведенные брови, я вдруг понимаю: дело не во мне. Его пугает не потеря жены, а перспектива стать офисным посмешищем. Чтобы в курилке шептались: «Слышал, Игоря жена выгнала?»

Там, где он работает, удивительно консервативные люди. Их главный требует, чтобы на мероприятия коллектив приходил с супругами, и начальство охотнее продвигает семьянинов, чем холостяков.

– Никаких прикосновений, никаких разговоров «за жизнь». Живем как соседи, – перечисляю я свои требования. – Любое поползновение в мою сторону – я тут же ухожу. Можешь не рассчитывать на моё присутствие на том ужине, если хоть слово мне скажешь.

– Конечно! – Игорь улыбается. – Спасибо, Оль! После этого проекта у меня есть шанс стать заместителем по направлению. Представляешь, какие это перспективы? Для нас с тобой. Я постараюсь быть для тебя лучшим мужем.

«Никаких нас больше нет», – думаю я кисло, но вслух ничего не говорю.

Но уже через час муж приносит чай в моей любимой кружке.

– Положил ложечку меда, как ты любишь, – он протягивает ее так осторожно, будто это не керамика, а хрусталь.

Пар поднимается ароматными клубами – лимон, имбирь, мед, именно так, как я всегда заваривала бы, не будь мне лень.

Я беру кружку, чувствуя, как тепло проникает сквозь кожу. Неужели он всё-таки помнит мои предпочтения?

Нет, его мнимая забота меня не особо трогает. Раньше надо было заботиться. Но всё равно. Появляется чувство благодарности. Абсолютно неуместное в нашей ситуации.

На следующий день начинается странное.

В первый раз телефон вибрирует еще до будильника. Сообщение от Игоря:

«Доброе утро. Вчера забыл сказать: в холодильнике твой любимый йогурт, поешь его с фруктами, я купил вчера».

Какая забота. Мамочки.

Действительно, на полке стоит и натуральный йогурт, который я обычно не беру, ибо жаба душит отдавать за коробочку две сотни, и клубника, и абрикосы.

Девять утра – новое сообщение: «Надеюсь, ты хорошо спала».

В десять – «Удачного дня. Ты справишься со всеми трудностями».

А к обеду в офис привозят алые розы – такие яркие, что привлекают к себе внимание всех без исключения.

«Спасибо, что ты есть», – гласит надпись на открытке.

– Ну ты и счастливица, – присвистывает Света. – Чтоб меня муж так любил!

«Поверь, ты не хочешь, чтоб тебя ТАК хоть кто-то любил», – хмуро думаю я.

Коллеги таращатся на букет. Наверное, со стороны я выгляжу стервой. На цветы особо не реагирую, поставила на подоконник и забыла о них. А ведь должна прыгать от радости.

Но у меня внутри появляется лишь непонятное чувство. Такое… Странное.

Не жалость. Не желание всё вернуть.

Но червячок, который подтачивает: «А права ли ты? Вдруг это действительно был последний раз?»

Нет и нет!

Никаких «вдруг»!

Я не позволю дешевым жестам себя задобрить.

Вечером квартира встречает меня ароматом солянки. Игорь её прекрасно готовит, но делает это крайне редко. Сейчас он выглядывает из кухни с половником в руке, и его улыбка такая теплая, такая… прежняя, что на мгновение я забываю, почему вообще начала всё это.

– Голодна? – он спрашивает так естественно, будто между нами ничего не изменилось.

Я стою в дверном проеме, сжимая в руке ключи, пока металлические зубчики не впиваются в ладонь. Эта боль – единственное, что напоминает: его доброта ненастоящая. Это всего лишь новая ловушка, сладкий яд, который должен вернуть меня в клетку.