Шеда на службе! Помощница муз

– И как тогда прикажете мне с ними работать? У меня-то в запасе всего лишь три недели!

– Когда дело будет касаться непосредственно того, что музам интересно – Эвномия выразительно подняла брови и покосилась на пачку на столе, кураторы приобретают небывалую оперативность. Вы увидите!

Не отпускало чувство, что мне что-то не договаривают. И более того, показалось, что даже если я спрошу, то прямого ответа не получу.

– Мне надо уточнить, как именно взаимодействует куратор с самим авторам, это помогло бы мне очень, – по комментариям в стиле "зла не хватает, рога так и чешутся! Может боднуть его, чтобы он уже главу дописал?"… я поняла, что есть некая связь между куратором и автором, но какая – не особо понятно.

Эвномия тяжело посмотрела по сторонам, явно колеблясь и раздумывая о чем-то. Приняв, решение она вздохнула и в этом вздохе было что-то и от усталости, и даже от надежды, направленной на меня?! Странно, я тут при чем.

– Вы когда-нибудь слышали о том, что человек болеет сюжетом?

– Да, – в голове пронеслось, как Гоголь сжигал написанные работы и прочее.

– Так вот, если для человека это вовсе не обязательное состояние, то муза в принудительном порядке кожей прирастает к истории, к сюжету. Для нас это и форма, и содержание. Конечно, не целиком, ведь историй много разных, но… Вы же съев тортик не становитесь тортиком… Но если вы постоянно ешьте сладкое, то на вашем внешнем виде это определенно скажется, даже у изначально разных людей проявятся общие черты. Для муз также. Мы воспринимаем тот поток историй, что люди готовы производить и воспринимать. И от их содержания мы иногда и болеем, и наоборот – процветаем. У каждой истории своя муза, некоторые музы достаточно сильны, чтобы выбирать достойное внимания сочинение, а иные слабы, и сюжеты к ним прилипают, как пиявки и тут уже не поймешь, то ли муза подпитывается от сюжета, то ли сюжет высосет из музы последние силы.

Притаившись, слушала Эвномию и даже лишним вдохом боялась спугнуть настроение. Вот сейчас я ей верила, была уверена, что мне говорят правду. Обрывочные фразы, мои наблюдения и общие соображения – всё это начинало оформляться, обретать связь. В словах Эвномии была открытая боль за других муз, что слишком слабы, чтобы удержать автора и сюжет в рамках, и надежда, что я что-то смогу поменять…

Получается, я здесь не просто для того, чтобы помочь авторам, но и для того, чтобы помочь музам.

– Хм. Вот значит как.

– Да, все несколько сложнее, чем просто сделать успешным произведение. Замысел, посыл, сама история, и то, что именно по факту посеет написанное в читателях, это все разные грани… Муза в этом плавании в море идей и смыслов может казаться тем помощником капитана, что стоит на посту и ликует, когда видит желанный берег, а может быть заложником, привязанным к несчастной мачте, которому только и остается, что вопить от ужаса, когда корабль напарывается на рифы.

– И что же происходит с музами в случае такого кораблекрушения?

– Музы могут весьма болезненно переживать процесс. У нас есть даже клиника для болеющих муз, кстати несколько проектов из вашей пачки как раз от таких. Они точно не решатся прийти на встречу. Видеть больную музу тяжело.. – Эвномия поморщилась. – Мы не умираем, как люди, но мы вырождаемся, и это не самое приятное зрелище. Я настоятельно рекомендую встречаться с музами по отдельности. Они все очень разные. Найти с ними общий язык, если собрать их вместе – проблематично.

Мои вопросы не закрылись, но было понятно, что кое-что мне рассказали. Видимо столько, сколько посчитали нужным, но не все.

– Я бы предложила для начала поработать с Фебом! Он один из лучших, так что общаясь с ним можно многое будет узнать о работе муз.

– Есть еще вопрос. Ничего, что я тут материализовала принадлежности для работы? На это надо было писать какой-то запрос, просить разрешение?

– О нет, все что вам нужно для работы, автоматически обязано воплощаться по вашему желанию. Тут ограничения лишь самой среды могут сработать.

– А что это за ограничения?

– Самые простые: всё, что может считаться опасным, будет деградировано до своей безопасной формы. Ну, например, если вы попытаетесь создать тигра, появится лишь маленький тигрёнок… Если секира, то тупая, ну или что-то в этом роде.

Тут я хихикнула нервно, представив деградацию до безопасности в действии… Путём непосредственного экспериментирования с материализацией поверхностное представление о том, что можно с её помощью делать уже было сформировано, однако надежда узнать ещё что-нибудь полезное толкала задавать вопросы с таким видом, словно двадцать минут назад никакого намека на медитацию под раскидистой кроной мне не прилетало:

– А кто производит эту деградацию? Запросы летят к тебе? Вдруг я сама не знаю степень опасности того, что материализую? И что делать, если по итогу мне не нужна тупая секира? Куда её девать?

– Деградацию производит сам пантеон, это прямое взаимодействие с его контуром творческого поиска. Никакого посредника не требуется. Если воплощенный предмет стал ненужным – развоплотил и всё.

Получается, я могу себе даже видеокамеру воплотить, если мне это поможет в работе, а может лучше дрона? Так, кажется, у кого-то огромная дырка в системе безопасности, но об этом подумаю позже.

Интересно, а я тоже считаюсь воплощением и меня тоже деградировали до безопасной формы? Хотя какую я вообще опасность могу представлять.

Взяв с меня обещание подумать над озвученными рекомендациями, Эвномия пожелала мне продуктивного дня и истаяла в воздухе.

После нашего разговора для меня стали обретать смысл некоторые комментарии, что ранее казались лишь неуместно патетичными, манерными и бессмысленными. Судя по всему для муз курирование проекта было нечто большим, чем просто работа. Хотя, признаться честно, мне никогда не были близки истории о писателях, которые не спят, не едят и так переживают о написании книги, что с ума сходят, или же написав целую книгу, сжигают её тома, потому что замысел не воплотился должным образом, как те же Толстой Л. Н. или Гоголь Н.В. со второй частью "Мёртвых душ". Мне всегда казалось, что любой текст, находящийся за границами инженерной и научной литературы, как ни старайся, сколько не подбирай слова, все равно не будут передавать только тот единственный, смысл, что вложил автор. Всегда найдется читатель, который не услышит, не поймет, не разглядит вложенного, зато отыщет в книге такое, что тушите свет. И что теперь, с жизнью прощаться? "Чурбан бесчувственный!"– крикнут мне из-за угла измученные музы и такие же изможденные авторы. Но это не так, вот когда Маша в больнице лежала – я спать нормально не могла, три часа максимум и привет: солнышко, я твоя самая ранняя птаха! Однако тут речь о живом человеке, но чтобы так убиваться о книге, чтобы писать, что мир остановился, нет больше ни света, ни жизни, что всё теряет смысл, это как?! Ммм-даааа…

Перечитав комментарии еще раз, я приняла просто как реальный факт, что, возможно, для некоторых муз, как и для некоторых авторов, творческий процесс является сублимацией наивысшей степени самой жизни. И пусть мне это совершенно не близко и вовсе не понятно, но я готова была с уважением относиться к чужой системе ценностей. Тем более меня сюда привели, чтобы помочь. Угораздило меня, конечно, попасть в психоаналитики в пространстве мыслеформ. А учитывая, что я ни капли не психолог, то…

– Остаётся срочно записываться в колдуньи или шаманы. Вот только волшебный шар с бубном выдать забыли! – стоило мне пожаловаться вслух, как на столе материализовались шар и бубен. Ой… Надо аккуратнее быть.

– Уберите, пожалуйста, это я случайно сказала! Постараюсь как-то без этого обойтись..

Предметы растворились в воздухе.

Так, ну и что мы имеем: музам и авторам нужна помощь, и суть проблемы лежит где-то на пересечении литературных и морально-душевных плоскостей. Я не психолог, но здравый сторонний взгляд на вещи ещё пока никому не мешал вроде. На том и будем стоять. У меня три недели и десять работ, звучит оптимистично. Кажется, ву меня есть пару дней, чтобы осмотреться, и по полтора дня на проект. Остаток – на непредвиденные обстоятельства.

Глава 6. Кошки – мышки

Хотя Эвномия рекомендовала мне начать знакомство с Феба, что-то внутри противилось этому предложению. Решила начать с проекта какой-нибудь незнакомой мне музы, чтобы не сваливать в одну кучу вопросы к самим Фебу и Эвномии с мыслями о проектах.

На вскидку, большая часть проектов относилась к выдуманным мирам и более того, к историям о попаданцах. Вот и эта работа была такой же. Прежде чем погрузиться в чтение, я решила составить общее представление о том, как поживает этот жанр. Уж не знаю, что тут у них вместо интернета, но подобие браузера есть и поисковая строка услужливо помогает сформулировать вопрос, прямо как у меня дома.

Судя по статистике, в период с 2014 по 2025 годах наблюдался сильные рост публикаций в этом направлении, причем в разы. Студенты-психологи, наверное, столько курсовых на таких графиках защитили, рассуждая о психологическом портрете современного человека. Там еще наложился период изоляции в COVID с 2020, что тоже наверняка подхлестнул интерес к подобной литературе. Ведь желание людей уйти от серости повседневной жизни или каких-то глобальных проблем в особенности велико, когда твоя реальность низведена до нескольких десятков квадратных метров. Тут и психологом не надо быть, чтобы понять, что люди с радостью сбегали от скучного быта, стресса и своих проблем в мир приключений.

Так, и что же наша первая испытуемая работа. Посмотрим…

Только я подтянула папку поближе и настроилась читать, как дверь скрипнула и в мою комнату проскользнула приятная кошечка, очень красивая и вальяжная. Охристая расцветка делала её неуловимо похожей на лисичку, но важности при этом в ней было на целую королеву. Я замерла, пока любовалась, а потом попробовала подозвать красавицу. Почему-то мне казалось, что это точно девочка. Кто-то себе наколдовал кошку и потерял её? Кошка на мои попытки её позвать не откликнулась, посмотрела весьма снисходительно и пошла кабинет исследовать. Я материализовала блюдце с молоком и улыбаясь до ушей поставила на пол.

– Сама разберёшься, ладно, а мне тут работать надо.

И я погрузилась в чтение, иногда помечая ключевые моменты в своих записях.

Таким было окружение главного персонажа, который попал в этот мир из нашего и в водовороте непримечательных на первый взгляд событий, догадывается, что наследник на самом деле жив. Вопрос был в том, что автор застряла на поисках какого-нибудь особенного предмета, знакового для своей истории. Он должен был вдохновить на создание развязки автора, стать той изюминкой повествования, которая бы заставила читателя запомнить эту историю, не дал бы спутать её с сотнями других подобных.История, что я выбрала, рассказывала о таинственном волшебном королевстве, во главе которого был старый король. Несмотря на то, что давным давно единственный наследник монарха пропал безвести, никто не торопился свергнуть правителя. Занять трон в этом мире означало не только привилегии и власть, это значило, что сама магическая земля признает тебя правителем и подчиняется тебе. Однако ещё это обязывало принять на себя проклятие "царственной длани". Суть проклятия была в том, что за свои ошибки правитель непреложно расплачивался временем жизни, своей или своих близких, самых любимых. Говорили, что нужно быть весьма мудрым правителем, чтобы не совершать серьёзных ошибок, или , возможно, требуется стать очень сильным магом, чтобы открыть секрет, как противостоять проклятью. Вслух говорили, что король был исключительным, раз он живет так долго. Почти идеальным! По крайней мере ту большую часть жизни, в которой подле него не было ни королевы, ни любимого отпрыска, за ошибочные решения ему же нечем было расплачиваться, кроме как своим песком времени. Так шептались.... Но даже сильнейшему магу кролевства не избежать старости, если судьба его в объятиях "царственной длани". Силы монарха таяли. В придворных кругах роптали, что династия вот-вот прервётся, а достойный приемник всё ещё не выбран. И никакого секрета о том, как справляться с проклятием, король так никому не рассказал, что сводило число желающих одеть корону к нулю. Спокойствие королевства звенело, как натянутая струна, которая вот-вот должна была лопнуть.

– Ну что ж, задача ясна, – как-то сам вырвалось у меня после глубокого и задумчивого вздоха. Задача была какой-то подозрительно несерьёзной. Было не понятно, как человек, написавший наброски, что были в моих руках, мог испытывать трудности в том, чтобы придумать волшебную вещь.

– Ну и как тебе задумка? Какие есть мысли?

Дернувшись от неожиданности всем телом, я вскинула голову, но никого, кроме кошки, сидящей на своём столе не нашла.

– Это ты сейчас говорила… со мной?

– А разве здесь ещё кто-то есть? – На меня скептически уставилась кошка, которая, за время чтения мною черновика книги, успела залезть бесшумно на стол и вальяжно развалилась в сторонке от моих записок

– Действительно. Как… тебя зовут?

Моя гостья фыркнула и явно показала, что особых надежд на мой счет не питала.

– Как-как. Понятно же, что я Ар-р-ртемида. – Своё имя она произнесла на зевке, показав белоснежные клыки и облизнув розовым язычком свою выразительную мордочку. – Я почувствовала, как ты прикасаешься к нашей рукописи, вот и пр-р-р-ишла.

Потом махнула хвостом в сторону листа, на углу которого было написано – Диана. В голове заворочались воспоминания о том, что между пердставлениями о богах Греческой мифологии и Римской были пересечения, и греческая Артемида в Риме называлась Дианой, но это на земле, у двух соседствующих народов, а тут-то зачем такие сложности. И, получается, эта кошка и есть куратор?

– А почему здесь написано Диана, а не Артемида?

– Диана, второе имя, ну и более распространённый сейчас вариант имени. Имя Диана ближе к сознанию современного человека, меньше дискомфорта вызывает. Проще в повседневном общении, ну а в обличии кошки можно и повредничать. За красивые глаза всё простят. – и Диана моргнула настолько выразительно, что если бы тут была Машка, она бы изошлась в чисто женской ревности. Глаза у неё и правда были удивительно красивые, зелёные.

– Хм… я бы тоже предпочла второе имя использовать. – бегло взлянула на кошку, которая высокомерным кивком головы обозначила, что ничего против не имеет и откликаться планирует, – Диана, ты в своем письме писала.. "о пагубном стороннем влиянии, которое приводит к критическим потерям. У автора исчезают знаковые для сюжета символы и атрибуты". Что значит, пагубное стороннее влияние? Это какой-то критик на неё влияет? Или человек из окружения? И что значит "исчезают"? То есть раньше в её книгах было такого много, а теперь придумать не может?

– Рррада была бы я сказать, но подробностей не знаю. Чую, что в моих владениях завелась кр-р-рыса. Она ворует и ломает, выгрызает из сюжета самое сладкое, и прячется где-то на изнанке. Я уверена. И нет, мой автор, моя умница, она всё отлично придумала… сперва все было прекрасно! У нас был прекрасный рисунок истории, он отлично в исходники мировой книги, но… Стоило мне отвлечься на других моих подопечных и их проекты, как из сюжета пропало самое ценное, и теперь всё разваливается!

–– А что значит, что вещи пропадают?– Ну… не то чтобы разваливается, даже сейчас вполне интересно смотрится. Кошка в негодовании поднялась и начала расхаживать по столу. – Нет, ты не понимаешь о чем говоришь! Разваливается, это не потому, что не возможно написать, это потому, что из отличной история превращается в … проходящую, например, потому что сюжет теряет свое место в мировой книге. – Диана уставилась куда-то перед собой, округлила глаза и уши прижала на послених словах, будто смотрела на что-то воистину страшное. – Это как? – О, святые страницы! Ну если, например, ты села за обеденный стол вмесе со знакомым, то фраза "Приятного аппетита!"должна быть в начале трапезы, а не в середине или конце. Именно так она создает настроение, когда произнесена к месту, а иначе наоборот – может сломать атмосферу. А у нас получается, что написание истории затягивается, вещи из неё пропадают, а на восстановление тратятся и силы, и время, и творческий запал.

– Ровно это и значит! Нас преследуют неприятности. В реальном мире это может быть что угодно: компьютер отключился – файл не сохранился, черновики чаем залила и чернила расплылись А еще мошенники взломали почту, и ей она теперь не доступна. и тогдалее и тогдалее…

– Какая невезучая эта твоя подопечная, однако. Ну не мог же автор просто взять и забыть ключевой для своей истории момент.

– Представь себе смогла! Она же не железная. Когда столько всего обрушивается – кто устоит? Но я чувствую, что корни проблем на самом деле где-то здесь, прячутся у меня под самым носом.

– Тяжёлый случай. Витаминки для памяти пропить надо, магний там, например. Валерьянку от нервов. – на словах про валерьянку в глазах кошки мелькнуло что-то одобрительное.– Но если ты видела эти черновики, то почему не подскажешь? Вы же, музы, как-то там связаны!

– Пытаюсь помочь, как могу! Я работаю с изнанкой материала и не знаю замысла целиком, детали для меня сокрыты зачастую. Пыталась восстановить прореху в сюжете, но она появляется снова. Я уже сбилась со счета, сколько раз латала.

– А я то чем тогда помогу? Тут тогда проблема не в том, что сюжет плох, а в том что в нем происходит что-то странное. Может, лучше к другим музам обратиться?

– Ты что! Пускать на свою территорию другую музу – это почти как чужого кота сливки сторожить попросить! Конечно, пока в сюжете есть проблемы, это не особо интересно сильным музам, но если удастся все исправить…

Глаза музы заискрились предвкушением и азартом.

– Согласись, даже в том немногом, что сейчас известно о сюжете, история того стоит, чтобы постараться. Главное замкнуть сюжет, найти и вернуть на место нужный элемент, ну или найти равносильный ему.

– Что-то типа замкового камня?

– Какого еще камня?

– Ну при строительстве мостов, арок, сводов печей клиновидный камень по середине, в вершине свода, имел особое значение, так как он завершал конструкцию и придавал ей прочность.

– Что-то в этом есть… По смыслу очень похоже.

– Мне только не понятно, как такая важная деталь могла так легко потеряться.

– Легко! Музы не фокусируются на деталях, у нас своей работы хватает. Вот представь, что ты отправляешься в отпуск, сначала поездом, потом самолетом, потом пересадка на ещё один самолет. Тебе не важно, чтобы прибытие транспорта было секунда в секунду, а важно, чтобы отпуск состоялся! Вот и и я, не слежу за каждым завитком рисунка, я смотрю на плетение истории, как птица на дороги смотрит с высоты полёта. Допустим, я знаю, что в моем случае пропала какая-то несчастная колыбель. Когда обнаруживается пропажа, первое, что приходит в голову, – автор решил переписать главу. Но потом я поняла, что время идет, сюжет не выстраивается, и с мировой книгой резонанса не прощупывается! Если мне известна роль предмета или персонажа, такого произойти не может. Ну или найден какой-то внешний якорь! Тогда уже сюжет не поплывёт, всё важное притянет на свои места, накрепко засядет в плетении сюжета.

– Что означает внешний якорь?

– Ну, например, ду персонажа может быть какой-то реальный прототип, а у автора – связанная с этим человеком незавершённая история.

– Ага, то есть гештальт незакрытый.

– Что-что? Не уверена, но может… Просто, иногда сюжет может вырасти из какой-то нелепицы, из боя настенных часов, например. Но любые часы не подойдут, есть какие-то определенные, сокральные, которые в голове автора, как магнит, притянет сюжет, сформирует его. Поэтому бывает мало заменитт исчезнувший предмет на другой похожий, нужно сохранить сокральность, а не вид. А с этим сложно всё и не понятно, пока история только формируется и не связалась со строками судеб. Ох, об этом можно рассказывать вечно… Может лучше пройдемся вместе на изнанку, и ты что-то сможешь заметить своими глазами?

– Ты про погружение?

Глаза Дианы-Артемиды выражали неугасимый энтузиазм. Мне и самой было интересно, конечно, но и отказать, когда на тебя так смотрят прекрасные зелёные глаза – очень трудно, просто невозможно.

– Да, а я тебе покажу, как предмет исчезает и истории. Такое не каждый день увидишь, конечно, но я уже натренировалась, и почти сразу нахожу очередной прорыв! Пойдем?

Поколебалась пару секунд, всё-таки развернулась к монитору и запустила программу:

– Ну давай посмотрим на твоё таинственное исчезновение вместе. Вводи код доступа.

Кошка ловко прошлась по клавиатуре, последним касанием нажав клавишу ввода, и все вокруг начало искажаться и поблёскивать.

Глава 7. Мышке конец

Когда картинка восстановилась, мы оказались в помещении уставленным от деревянного пола до потолка старинными предметами. Комната была похожа на кладовую, только всё здесь было неимоверно большого размера! Не понимая, как такое возможно, я посмотрела на свои руки и увидела маленькие розовые пальчики странной формы… с когтями. Мамочки, это что!? Повернув голову, я сбоку увидела гигантскую мохнатую стену, но это оказался бок уже знакомой мне кошки. Повернувшись в другую сторону, я увидела старинный железный начищенный до блеска чайник, а в нем отражалась … мышь!

– Я мышь! Это как понимать? То есть ты кошкой была, ею и осталась, а меня, значит, в мышь переселила?

– Ну я же говорила, что в облике кошки есть свои преимущества. Редкий сюжет не примет в качестве фонового персонажа такую прелесть. А вот еще одного человека вводить в сюжет только ради того, чтобы прогуляться по истории – напрасный труд, и вообще… это не всегда возможно. Чем же тебе облик мыши не понравился? Миленькая, маленькая. Везде пролезешь и всё посмотришь. Только, – задумавшись, кошка отвлеклась от рассматривания помещения и обратила свой взгляд ко мне, явно пытаясь быть более убедительной, – ты всё равно на глаза основным персонажам не попадайся, не стоит.

– А что будет, если попадемся?

– Ну, разное.. Затягивать в сюжет начнет, а как притянет, так уже спокойно не осмотришься. Меня на руки возьмут, затискают, только время потратим. А если тебя увидят, так еще и охотиться придётся, в этом мире кошки, знаешь ли, не для одной красоты содержатся – добавила Диана тоном, будто сообщила совершенно незначительную весть. Меня аж передернуло.

– Ну и что теперь делать?

– Пойдем покажу. Сейчас мы с тобой ходим по изнанке сюжета. Это образы, сцены, его маленькая вселенная. Читателю истории по итогу немногое из этого видно будет. Я всегда знакомлюсь с изнанкой и по ней сужу о состоянии работы и настроении автора. Так вот в этом мире с самого начала всё было отлично, но сейчас в нем регулярно встречаются прорехи, пустоты. Пойдем поищем, наверняка новые найдутся.

Мы обошли комнату, Диана шла, навострив уши и оглядываясь, а я в буквальном смысле плелась у неё в хвосте. И тут кошка резко повернулась, зрачки сузились, уши торчком.

– Что там? – пискнула я.

– Надо в боковую ветвь сюжета провалиться, там прямо сейчас рвется что-то.

Не успела я и мордочку умыть, как кошка схватила меня за шкирку и помчалась к какому-то кувшину с узким горлышком. Больно не было, но уж очень как-то не привычно. Внутри что-то слабо встрепенулось, что-то иррациональное, говорившее, что вообще-то сейчас можно было бы и испугаться. Но не Диану же мне, в конце концов, бояться, она же муза! Зато очень впечатлилась тем, куда мы опрометью неслись.

– Стой, куда бежишь, мы не пролезем, там узко! Зачем нам в кувшин?

Я с ужасом наблюдала как на меня надвигается круглая темнота пустого кувшина. Диана сунула голову со мной в зубах, уже залезла половина тела, задняя лапа. И вот, когда вторая лапа оторвалась от поверхности, сосуд накренился, после чего все трое полетели куда-то вниз.

Кувшин разбился на черепки под нами, а мы с Дианой оказались под крышкой из надтреснувшей верхней половины. Когда мы выползли из полумрака глиняных черепков на свободу, то вокруг все уже было иначе. Комната была другая. Это была мастерская. Кругом были инструменты, стояли кое-где свечи, а за столом сидел старик и что-то чинил. Диана выпустила меня из пасти и велела спрятаться, а сама пошла к старику. Она запрыгнула к старику на колени и заурчала на всю комнату. "Надо же! А когда ко мне в кабинет зашла, так погладить себя не предложила. А тут, значит, пожалуйста! Вот ведь актриса!"

Пока Диана отвлекала старика, я решила осмотреться. И тут заметила роящихся в уголке стайку мошек. Они были мелкие и клубились, словно комары-толкунцы над незнакомыми мне инструментами. Выглядело это довольно странно, ведь мы были в помещении. Откуда тут эта мелюзга? Нормальные мотыльки, мошки ночью к свету летят, а эти мельтешили возле набора инструментов, где никаких источников света не было. На моих глазах мошки одна за другой уселись на предмет так, что ни одного миллиметра его и видно не было, а когда они снова взмыли, место на столе осталось пустым. "Очень интересно, а куда же делось-то, что было вначале? Это надо будет обсудить с Дианой. Интересно, а она такое видела."Я посмотрела на стайку странных мошек и проследила за их полетом дальше. Когда они разлетались друг от друга на почтительное расстояние, заметить их становилось практически невозможно. я продолжила рассматривать помещение и обнаружила, что в мастерской трудился еще один человек. Здесь еще был мальчик, подмастерье. Он тоже что-то сосредоточенно чинил, а потом поднялся и пошел в сторону пустой детской колыбели, что стояла в, углу. Мне показалось странным, что тут стоит такой предмет. Зачем? Порассуждать на эту тему я не успела: мошки собрались дымящимся маревом на пути мальчика-подмастерья, он должен был вот-вот войти в это гудящее облако, что обретало точь-в-точь его форму. И как он его может не замечать?! Мне показалось, что это очень не хорошо и совершенно не правильно… А если мальчик тоже исчезнет? Стало тревожно внутри, тоскливо. Я изо всех сил побежала наперерез мальчику, будто с законом инерции масс ни разу не встречалась ни в учебнике, ни даже на собственном опыте. Яростно запищав, бросилась мальчишке на штанину, перепрыгнула на ботинок и услышала возгласы: