Боги древней Руси. Дочь тьмы

Елена Северская

Боги древней Руси. Дочь тьмы

Пролог

День 27 мая был жарким и ясным. На Патриарших прудах кипела обычная московская жизнь – туристы фотографировались у памятника Крылову, студенты с ноутбуками занимали все столики летних кафе, мамы с колясками неспешно прогуливались по тенистым аллеям.

Лиза Макарова сидела в «Шоколаднице» с подругой, обсуждая новую коллекцию Balenciaga, когда небо над прудом потемнело. Не постепенно, как перед обычной грозой, а резко – словно кто-то накинул на солнце чёрное покрывало.

– Ого, – протянула Катя, отрываясь от айфона. – Дождик собирается.

Первые капли упали на асфальт, оставляя тёмные пятна размером с монету. Потом ещё. А через минуту с неба хлынуло как из ведра.

– Бежим! – крикнула Лиза, хватая сумку Bottega Veneta.

Посетители кафе ринулись под навесы и в помещения. Дождь был сильным, но обычным – тёплые майские капли, пахнущие пылью и листьями. Ничего особенного для Москвы.

Особенным было другое.

Над прудом, на высоте метрах в десяти от воды, висела светящаяся сфера. Размером с автомобиль, она пульсировала, переливаясь от золотистого к багровому. И именно из неё исходили молнии – не вниз, в землю, как положено молниям, а во все стороны, рассекая воздух зигзагообразными трещинами света.

Грохот был оглушительным. Каждая вспышка отдавалась в груди, заставляла дрожать стёкла витрин. Люди, укрывшиеся от дождя, теперь зажимали уши и пятились ещё дальше от воды.

– Что это такое? – кричала Катя, но её голос терялся в реве стихии.

Лиза не отвечала. Она смотрела на сферу, не в силах отвести взгляд. В переливах света чудились лица – древние, суровые, нечеловеческие. А в самом центре мерцало что-то тёмное, словно прорехь в ткани мира.

Сфера пульсировала всё быстрее, молнии сливались в сплошное сияние. Грохот стал невыносимым. А потом…

Тишина.

Дождь прекратился мгновенно, словно кто-то закрыл кран. Тучи растаяли, обнажив безоблачное синее небо. На асфальте ещё блестели лужи, но солнце уже начинало их высушивать.

Сферы не было.

На набережной, рядом с чугунной оградой, лежал человек.

Первым к нему подошёл охранник из кафе – крупный мужчина в чёрном костюме, явно бывший силовик.

– Эй, мужик, ты как? – позвал он, но не решился дотронуться.

Лежащий был стар – очень стар. Худощавый до изможденности, с выступающими рёбрами и впалыми щеками. Кожа покрыта пигментными пятнами и морщинами. Редкая седая бородка клочьями свисала с острого подбородка. Но самое поразительное – лысая голова была сплошь покрыта татуировками. Руны, символы, переплетающиеся узоры покрывали каждый сантиметр кожи от лба до затылка.

– Может, наркоман какой, – предположила девушка в розовом топе, но говорила неуверенно. – Или сектант.

– Да нет, посмотри на татуировки. Это же денег стоит, – возразил её парень, настраивая камеру телефона. – Может, художник какой. Перформанс устроил.

Народ собирался. Полукругом, на почтительном расстоянии. Все снимали – кто на телефон, кто на профессиональную камеру. Лица светились азартом: в Инстаграм попадёт что-то необычное.

– А че он голый? – хихикнула школьница с яркими прядями в волосах.

– Стрим какой-то, наверно, – предположил подросток рядом с ней. – Щас таких блогеров много.

Старик зашевелился. Медленно, с усилием приподнял голову. Глаза были мутными, невидящими, но в них проблескивало что-то древнее и усталое.

– Воды, – прошептал он едва слышно.

– А, он живой! – обрадовался кто-то из толпы. – Я думал, труп.

– Надо «скорую» вызвать, – сказала женщина средних лет в деловом костюме. – Человеку плохо.

– Уже вызвал, – отозвался охранник, убирая телефон. – Едут.

Но никто не двинулся помочь. Стояли, снимали, переговаривались. Двадцать первый век во всей красе – готовы документировать чужие страдания, но не готовы в них вмешиваться.

Из толпы вперёд протолкался молодой человек с профессиональной камерой. Лицо знакомое – Лиза видела его в каких-то роликах на Ютубе. Блогер-интервьюер, который ловил на улицах знаменитостей и просто интересных людей.

– Привет-привет! – бодро начал он, направляя камеру на себя так, чтобы в кадр попал и лежащий старик. – Меня зовут Дима Вопросов, и сейчас на Патриках происходит что-то невероятное! Только что с неба, буквально с неба упал этот загадочный человек!

Он повернул камеру к старику:

– Дедушка, как вас зовут? Что с вами случилось? Это какая-то акция?

Старик с трудом сфокусировал взгляд на камере. Губы беззвучно шевелились, словно он пытался вспомнить, как говорить. Наконец, из горла вырвался хрип:

– Кощей… я…

Толпа зашумела. Кто-то засмеялся, кто-то присвистнул.

– Кощей Бессмертный! – подхватил блогер. – Вот это поворот! А где ваша смерть, дедушка? В игле небось?

Старик не отвечал. Глаза его закрылись, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Татуировки на голове в лучах солнца казались живыми – руны словно пульсировали, меняя очертания.

Вдалеке завыли сирены. Сначала одна, потом вторая. «Скорая» пробивалась через пробки к Патриаршим.

– Ну вот, счас заберут нашего бессмертного, – разочарованно сказал кто-то из зевак. – А я думал, шоу будет.

Но Лиза не слушала. Она смотрела на лежащего старика и чувствовала странный холодок в груди. В его морщинистом лице, в изможденном теле было что-то… знакомое. Словно она видела его не впервые. Будто старик сошел со страниц книги, которую ей читала перед сном бабушка.

А на лысой голове руны действительно шевелились. Медленно, почти незаметно, но они двигались, перетекая одна в другую, складываясь в новые узоры.

Машина «скорой помощи» свернула на Малую Бронную. Ещё минута, и странного старика увезут в больницу. А мир продолжит вращаться, не подозревая, что только что в него вернулось нечто, исчезнувшее двести с небольшим лет назад.

Нечто, что изменит жизни всех, кто дорог тем, кого люди когда-то называли богами.

Глава 1: Короли и шуты

Дворец Силы возвышался над подмосковным лесом как корона на голове великана. Белый мрамор и светящийся металл сплавились в архитектурное чудо, которое было видно за километры. Внутри, в тронном зале под прозрачным куполом, мерцала печать Сварога на Бездне – источник невиданного могущества и основа нового мирового порядка.

Сварог сидел не на троне – он считал подобную показуху излишней – а в массивном кресле из кованого железа. Сегодня на нём был не древний кафтан, а дорогой деловой костюм, сшитый в Лондоне. Седые волосы аккуратно подстрижены, борода приведена в порядок. Современный бог-правитель.

– Лада, дорогая, – мягко сказал он, когда богиня любви ворвалась в зал, – ты выглядишь расстроенной.

Лада была в ярости, и это делало её ещё прекраснее. Золотистые волосы развевались за спиной, глаза метали молнии, а от неё исходило такое сияние, что мрамор стен казался тусклым.

– Расстроенной? – Она швырнула на пол пачку газет и журналов. – Посмотри на это!

Заголовки пестрели обвинениями: «Растлительница молодёжи», «Концерты разврата», «Куда катится наша культура?». Фотографии с последних выступлений Лады были поданы в самом неприглядном свете – выхваченные из контекста кадры, где её танцы выглядели непристойными.

– Год! – продолжала Лада, расхаживая по залу. – Целый год эта грязь льётся на меня из всех подконтрольных Ярило изданий!

Из тени за колонной вышел Ярило. Ярослав Весенский больше не был опустившимся алкоголиком. С помощью денег Кузнецова и силы из Бездны он основал огромный медиаконцерн, скупая все, что было на рынке массовой информации. Дорогой костюм от Brioni, золотые часы Patek Philippe, причёска от лучшего стилиста Москвы. Не забросил Ярило и карьеру певца. За год он поднялся с самого дна до мировой славы – концерты в Медисон-сквер-гардене, туры по Европе, армии фанатов. Но рядом со Сварогом он съёживался, как школьник перед директором.

– Лада, милая, – заговорил он елейным голосом, – ты же знаешь, я не контролирую каждую статью. У журналистов своё мнение…

– Брехня! – резко оборвала его богиня. – Твоя медиаимперия работает как часы. И вдруг журналисты получили «своё мнение»?

Ярило развёл руками с притворной беспомощностью:

– Что я могу поделать с общественным мнением? Люди стали более консервативными. Семейные ценности, традиции…

– Чьи традиции? – Лада повернулась к Сварогу. – Твои?

Бог-кузнец встал с кресла, подошёл к окну. Где-то там далеко, за стеклом по всем странам теперь расстилался его новый мир – заводы и фабрики, соединённые скоростными дорогами, города-спутники для рабочих. Всё работало как единый механизм.

– Лада, – сказал он, не оборачиваясь, – времена изменились. Люди устали от хаоса, от вседозволенности. Им нужен порядок.

– Чей порядок?

– Мой, – просто ответил Сварог. – Я даю им стабильность, работу, уверенность в завтрашнем дне. Взамен они следуют определённым… стандартам.

Лада подошла к нему:

– И эти стандарты включают травлю меня в прессе?

– Включают ответственность, – Сварог наконец повернулся к ней. – Ты влияешь на миллионы людей, Лада. Особенно на молодых. Неужели ты не понимаешь, какую ответственность это накладывает?

– Я несу ответственность за любовь! За радость! За свободу чувств! – Голос Лады зазвенел, как серебряный колокол. – А ты хочешь загнать всё это в клетку своих правил!

Ярило нервно хихикнул:

– Лада, дорогая, никто не загоняет. Просто давайте найдём золотую середину…

– Заткнись, – холодно бросила она. – Ты променял свою душу на подачки хозяина. Шакал.

Лицо Ярило исказилось от ярости, но он не посмел возразить. Не при Свароге.

– Хватит, – спокойно сказал кузнец. – Мы все цивилизованные люди. Боги.

Он вернулся к креслу, сел, сплёл пальцы:

– Лада, ты единственная из нас, кто не берёт энергию из моей печати. Твоя сила идёт напрямую от поклонников. Это делает тебя… независимой. И я это уважаю.

– Но?

– Но твоя независимость не должна подрывать общую стабильность. Миллионы людей живут лучше благодаря моей системе. Заводы работают, зарплаты растут, преступность падает. Неужели ты готова разрушить это ради своих танцев?

– Моих танцев? – Лада засмеялась, и смех её был прекрасен и страшен одновременно. – Сергей, ты возомнил себя царём богов. Но цари падают. И чем выше они заберутся, тем больнее удар.

Она направилась к выходу, но у дверей обернулась:

– Твоя гордыня, Сварог, привлечёт беду. Скоро ты поймёшь, что некоторые силы нельзя контролировать. И тогда твой прекрасный порядок рассыплется в прах.

Дверь за ней захлопнулась с оглушительным грохотом. В зале повисла тишина.

Ярило облизал губы:

– Сергей Кузьмич, она угрожала…

– Молчи, – устало сказал Сварог. – Лада права. Я стал слишком самоуверенным.

– Но ведь всё идёт по плану! Ваша система работает! Люди счастливы!

Сварог посмотрел на печать под куполом. Из неё сочились тонкие нити силы, питающие не только богов, но и всю его империю.

– Счастье – понятие относительное, Ярослав. А вот гордыня… гордыня всегда наказуема.

Он встал, подошёл к печати, положил ладонь на защитный барьер. Сила потекла в него рекой, но вместе с ней пришло странное ощущение – словно что-то наблюдало за ним из глубин Бездны.

– Уходи, – сказал он Ярило, не оборачиваясь. – И скажи своим журналистам, чтобы умерили пыл. Пока.

Когда Ярило ушёл, Сварог остался один со своими мыслями и растущим беспокойством. Лада была права – он действительно зашёл слишком далеко. Но остановиться теперь означало потерять всё.

А в глубинах Бездны что-то пошевелилось, откликаясь на его сомнения.

Большой зал Московской консерватории был переполнен. Выпускной концерт всегда собирал полные залы, но сегодня публика была особенно взволнованной. В программе значилась Марьяна Лесникова – студентка, о которой шептались в кулуарах не только музыканты, но и те, кто был в курсе её истинного происхождения.

Илья сидел в третьем ряду, нервно комкая букет белых роз. Год совместной жизни не уменьшил его волнения перед каждым выступлением Мары. Наоборот – чем лучше он её узнавал, тем больше восхищался.

На сцене девушка в чёрном вечернем платье казалась хрупкой фигурой на фоне огромного рояля. Но когда она открыла рот, зал замер.

Ария Кармен из оперы Бизе лилась голосом, которому позавидовали бы лучшие певицы мира. Мара пела не просто технически безупречно – она вкладывала в каждую ноту частичку своей души. А её душа была темна и прекрасна, как ночное небо, усеянное звёздами.

Илья смотрел на неё и чувствовал знакомое тепло в груди. Его способности за год заметно выросли. Теперь он видел не только ауры людей, но и мог влиять на них взглядом – успокаивать, внушать доверие, иногда даже принуждать к определённым действиям. Детективное агентство «Истинный взгляд», которое он открыл полгода назад, процветало именно благодаря этим способностям.

Но с Марой он никогда не использовал свой дар. Её любовь была искренней, и он дорожил этой искренностью больше, чем собственной жизнью.

Ария закончилась под бурю аплодисментов. Мара поклонилась, её глаза нашли Илью в зале. Она улыбнулась – и весь мир стал ярче.

После концерта он поднялся за кулисы, пробираясь сквозь толпу восторженных поклонников и коллег. Мара стояла у зеркала, снимая сценические украшения. В отражении её лицо казалось усталым, но счастливым.

– Ты была великолепна, – сказал Илья, протягивая розы.

– Спасибо, – она повернулась к нему, приняла цветы. – Знаешь, впервые за долгое время я чувствовала себя на сцене… собой. Не дочерью Кощея, не ученицей консерватории. Просто Марой.

– А ты и есть просто Мара, – мягко сказал он. – Для меня.

Она поцеловала его – долго, нежно, не обращая внимания на снующих вокруг людей.

– Переодевайся, – сказала она, отстранившись. – У нас ещё один концерт сегодня.

Клуб «Преисподняя» находился в подвале старинного особняка на Арбате. Официально это было заведение для любителей готической культуры. Неофициально – место сбора московской магической богемы. Здесь можно было встретить домовых, работающих ди-джеями, водяных-барменов и русалок-танцовщиц.

Мара переоделась в кожаные штаны и корсет, подкрасила глаза чёрной тушью. На сцене она была совершенно другой – не классической певицей, а рок-богиней, повелевающей толпой.

– Москва! – крикнула она в микрофон, и зал взорвался криками. – Готовы ли вы умереть сегодня?

«Смертушка» – её группа – заиграла первые аккорды. Мара запела, и её голос превратился из бархатного контральто в хриплый рык валькирии. Песни были её собственного сочинения – о любви и смерти, о вечности и мгновении, о красоте разрушения.

Илья стоял у бара, потягивая пиво и наблюдая за выступлением. Здесь Мара была в своей стихии – тёмной, страстной, непредсказуемой. Публика боготворила её, кричала её имя, тянулась к сцене руками.

– Твоя девушка умеет зажигать, – сказал рядом незнакомый голос.

Илья обернулся. У барной стойки стоял молодой человек лет двадцати пяти, в дорогой куртке и с золотой цепью на шее. Лицо показалось знакомым, но Илья не мог вспомнить где его видел.

– Простите, мы знакомы? – спросил он.

– Андрей, – парень протянул руку. – Журналист. Пишу статьи о музыкальной сцене. Ваша Мара – настоящая звезда.

Илья пожал протянутую руку и сразу включил внутреннее зрение. Аура молодого человека была странной – слишком яркой, с нездоровым золотистым блеском. И в ней читалась ложь. Много лжи.

– Что вы хотели? – прямо спросил Илья.

Андрей улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз:

– Просто знакомлюсь с интересными людьми. А вы интересный. Детективное агентство, встречи с богами… О вас ходят слухи.

– Какие слухи?

– Разные. Говорят, у вас особые способности. Что вы можете найти любого человека, разгадать любую тайну.

Илья понял, что разговор принимает опасный оборот:

– Думаю, слухи сильно преувеличены.

– Возможно, – согласился Андрей. – Но если они правдивы… то вы именно тот человек, который нужен моему работодателю.

– Я не ищу работу.

– А если найдётся дело, которое лично вас заинтересует?

На сцене Мара заканчивала последнюю песню. Публика неистовствовала, требуя бис. Она поклонилась, сошла со сцены и направилась к Илье.

– Подумайте над моим предложением, – сказал Андрей, протягивая визитку. – У меня есть информация, которая может вас заинтересовать. О вашем старом друге.

– О каком друге? – насторожился Илья.

– О том, который пропал год назад. В Бездне.

Сердце Ильи ёкнуло. Егор. Андрей знал о Егоре.

– Что вы знаете? – резко спросил он.

Но журналист уже растворялся в толпе, оставив только визитку с номером телефона.

Мара подошла к Илье, ещё разогретая от выступления, глаза горят:

– Всё в порядке? Ты какой-то бледный.

– Да, всё хорошо, – солгал он, пряча визитку в карман. – Ты была потрясающей.

– Спасибо, – она обняла его за шею. – Поехали домой? Или ещё останемся?

Илья уже открыл рот, чтобы ответить, когда телефон Мары зазвонил. Она посмотрела на экран и побледнела.

– Мама, – быстро ответила она. – Что случилось?

Илья не слышал слов Бабы Яги, но видел, как меняется лицо Мары. Удивление, недоверие, а потом – потрясение.

– Где? – спросила она. – В какой больнице?… Хорошо, мы едем.

Она отключила телефон, посмотрела на Илью широко открытыми глазами:

– Его нашли.

– Кого нашли?

– Отца. Кощея. Он жив, Илья. И он в Москве.

Не говоря больше ни слова, она схватила его за руку и потащила к выходу. У клуба их ждал её мотоцикл – чёрный Kawasaki Ninja, её гордость и радость.

– Садись, – приказала она, натягивая шлем. – И держись крепче. Мы летим.

Мотоцикл рванул с места, пронзая ночную Москву как чёрная молния. Илья крепко обнимал Мару за талию, чувствуя, как дрожит её тело. Не от холода – от предвкушения встречи с отцом, которого она не видела больше двухсот лет.

Глава 2: Больничные тайны

Городская клиническая больница №64 в три часа ночи напоминала огромный корабль, плывущий в океане тьмы. Только на четвёртом и седьмом этажах горели окна – в отделении реанимации и неврологии, где дежурные врачи боролись за жизни пациентов. Остальное здание дремало, погрузившись в специфическую больничную полутьму.

Длинные коридоры пахли хлоркой и антисептиком, но под этими резкими запахами чувствовалось что-то ещё – страх, боль, надежда. Тысячи людей прошли по этим линолеумовым полам, оставив отпечатки своих эмоций в самих стенах. Тусклые энергосберегающие лампы через каждые десять метров отбрасывали жёлтые круги света на потрескавшуюся краску стен.

Мара и Илья поднимались на лифте в кардиологическое отделение. Старый «Отис» поскрипывал и вздрагивал на каждом этаже, его зеркальные стенки были покрыты царапинами и отпечатками пальцев. На пятом этаже двери разъехались с протяжным скрипом.

Дежурная медсестра – полная женщина лет пятидесяти в измятом халате – посмотрела на них без особого энтузиазма:

– Посещения больных закончились в восемь вечера. Сейчас не время.

– Он мой отец, – тихо сказала Мара. – Нам позвонили из больницы.

Что-то в её голосе заставило медсестру внимательнее взглянуть на девушку. Мара не использовала чары – просто позволила своей истинной природе слегка проступить сквозь человеческую маску. Воздух вокруг неё потемнел, температура упала на несколько градусов.

– Палата 518, – быстро сказала медсестра, отступая назад. – В конце коридора.

Они шли по коридору мимо палат, где за тонкими дверями спали больные. Илья невольно видел внутренним зрением неутешительную реальность – ауры пациентов были тусклыми, часто с серыми пятнами болезни или чёрными провалами отчаяния. Он постарался не смотреть в их сторону, следуя за любимой.

Возле палаты 518 на пластиковом стуле сидела женщина в дорогом чёрном пальто. Варвара Ивановна Лесникова выглядела так, словно не спала всю ночь – макияж смазался, лицо опухло и одновременно осунулось, причёска растрепалась, в глазах стояли слёзы. Илья впервые видел мать своей девушки столь похожей на описание из детских сказок.

– Мама, – Мара бросилась к ней.

Баба Яга обняла дочь, и на мгновение они обе выглядели как обычные женщины – мать и дочь, воссоединившиеся в трудную минуту.

– Как он? – спросила Мара.

– Слаб. Очень слабый. Врачи говорят – истощение, обезвоживание, но что ему их анализы. Я же вижу, что силы в нем почти не осталось. На грани настоящей смерти твой отец. – Баба Яга вытерла глаза платком. – Он был без сознания с тех пор как его нашли. Хорошо, больничные домовые меня нашли почти сразу как его привезли сюда. Только час назад пришел в себя и попросил вас позвать.

Палата была стандартной – две кровати, одна из которых пустовала, тумбочка, стул для посетителей, окно с видом на внутренний двор больницы. Стены покрашены в унылый зелёный цвет, на подоконнике засохший фикус в пластиковом горшке. Из соседней палаты доносилось сиплое дыхание спящего больного.

На кровати у окна лежал старик, который совсем не походил на могущественного Кощея Бессмертного из сказок. Изможденный до предела, с выступающими скулами и впалыми щеками, он казался готовым рассыпаться в прах от малейшего прикосновения. Под больничной пижамой проступали острые рёбра. Лысая голова, покрытая татуировками, выглядела как древний манускрипт – руны и символы покрывали каждый сантиметр кожи.

Но глаза… Глаза были живыми. Древними, усталыми, но полными разума.

– Доченька, – прошептал он, увидев Мару. Голос был слабым, но в нём звучала бесконечная нежность.

– Папа! – Мара кинулась к кровати, взяла его руку в свои ладони. – Я думала… мы все думали, что ты мёртв. По-настоящему!

– Смерть и я – старые знакомые, – слабо улыбнулся Кощей. – Но пока что она обходит меня стороной.

Он перевёл взгляд на Илью:

– А ты, молодой человек, должно быть, тот самый сын Дмитрия, о котором мне уже успели рассказать.

– Илья, – представился юноша, подходя ближе к кровати. – Мара много о вас рассказывала.

– Надеюсь, хорошее, – Кощей изучал его проницательным взглядом. – Интересно… в тебе течёт кровь солнца, но есть что-то ещё. Что-то тёмное.

Илья невольно коснулся места под ключицей, где Мара когда-то поставила ему поцелуй смерти.

– Это я, – призналась Мара. – Он носит мою метку.

– Хм, – Кощей снова улыбнулся. – Значит, серьёзно.

Баба Яга подошла к кровати с другой стороны:

– Костя, что с тобой случилось? Где ты был двести лет? Я думала… мы все думали…

– Варя, дорогая, – Кощей повернулся к жене, – я знаю, что у тебя миллион вопросов. И у Марьяночки тоже. И у молодого человека, наверное, есть что спросить. Но можете дать сначала мне слово? А то у меня такое ощущение, что если сейчас не расскажу, то потом уже не смогу.

Все замолчали. В палате стало слышно только тиканье настенных часов и далёкий шум ночного города за окном.

– Начну с того момента, когда я исчез, – медленно начал Кощей, экономя силы. – 1812 год. Наполеон дошёл до Москвы. Весь мир, казалось, перевернулся. Но мы, боги, не могли вмешаться напрямую – слишком рискованно.

Он закрыл глаза, собираясь с мыслями:

– Тогда меня знали под именем князя Константина Костинского. И у меня, Варя, ты должна помнить, были… единомышленники. Дворяне, которые в тайне сохраняли веру в старых богов. Мы встречались в усадьбе Вяземских под Можайском.

– Поэт Вяземский? – удивилась Мара.

– Его отец, князь Андрей Иванович. – Кощей открыл глаза. – Они предложили для спасения отечества план – открыть маленькую щель в Бездну, получить оттуда достаточно силы, чтобы зарядить артефакты русских полководцев. Не для прямого вмешательства, а для… удачи. Интуиции. Правильных решений в нужный момент.

Баба Яга нахмурилась:

– И ты согласился? Зная, чем это может обернуться? Они же все были не в себе, как доверять сумасшедшим!

– Варя, там была княжна Екатерина Вяземская. Семнадцать лет, красивая как ангел, и готовая умереть за родину. Она сама предложила стать жертвой. Добровольно. – В голосе Кощея звучала старая боль. – Как я мог отказать?

– Продолжай, – тихо сказала Мара.

– Ритуал начался в полночь, в день, когда французы вошли в Москву. Екатерина легла на алтарь в старой церкви на территории усадьбы. Я сделал ей разрезы для истечения крови и начал произносить заклинания… – Кощей замолчал, вспоминая. – Всё шло как надо. Щель открылась, совсем маленькая. Я успел зарядить каменный глаз для Кутузова и золотой скипетр для Багратиона.

– И что пошло не так? – спросил Илья.

– Княжна передумала, – горько сказал Кощей. – В последний момент, когда ритуал был почти завершён. Она вдруг закричала, что хочет жить, что не может умереть. Сорвалась с алтаря, попыталась бежать. Соучастники мои тоже переменились, вынесли ее, сами бежали. А я остался наедине с жаждущей жертвы Бездной.