Книга I: «Черпало Великого Огня»

Вскоре ладони мальчика почернели от угля, а лист перед ним превратился в хаос грязных штрихов и расплывшихся пятен. С каждым новым усилием у Тейра в висках всё громче стучало, в голове легонько закружилось, будто вместе с рунами он терял и часть собственных сил. В какой-то момент он откинулся на спинку стула, тяжело дыша, чувствуя, как волна усталости накатывает так, что становится трудно держать голову прямо. Неожиданно в животе заурчало – остро, громко, будто пробудился настоящий, звериный голод. Это было не обычное чувство пустого желудка после долгого дня, а что-то новое, более глубокое: голод по настоящему вкусу, по тому, что однажды уже было, но ускользнуло, оставив только привкус сажи и пряного жара.

Он с трудом поднялся, протянул руку к куску хлеба на столе, но тот показался особенно сухим, почти невесомым. Тейр жевал его медленно, почти бездумно, не ощущая прежней привычной утешительной тяжести за щекой. В этот момент в дверях кельи появился Ксанн. Его фигура отбрасывала длинную тень, а взгляд был пристальным, внимательным, немного встревоженным.

– Всё ли в порядке, Тейр? – спросил он негромко, остановившись в пороге и глядя прямо в глаза мальчика.

Тейр замер, прижал к груди испачканные руки, быстро отвёл взгляд. Сердце забилось ещё сильнее: если он сейчас скажет лишнее, его находка может быть отобрана, и тогда все следы вкуса исчезнут навсегда. Он едва заметно улыбнулся, спрятал черпак под стол, пробормотал, что просто устал, много работал, не выспался – всё как всегда, ничего нового. Ксанн не настаивал, но в его глазах мелькнула тень сомнения. Он кивнул и велел Тейру поесть и лечь отдыхать.

Когда дверь снова захлопнулась, Тейр остался в тишине, с новым чувством голода, жаждой и страхом потерять свою тайну. За ночь он ещё много раз пытался нарисовать руны – но линии снова и снова растворялись у него на кончиках пальцев.

Ночь легла на монастырь плотным, влажным покровом. За окнами всё стихло: только где-то вдали по крыше стучал дождь, а по углам комнат ползли синие тени, смешиваясь с остатками дыма и запахом несгоревших свечей. В своей келье Тейр долго не мог найти покоя. Веки слипались от усталости, но мысли тревожно роились вокруг находки, которую он держал в тайне: черпак с рунной сажей будто дышал у него под подушкой, и в каждом шорохе ему слышался шёпот далёких голосов. В животе пустота тянулась всё сильнее, напоминая о голоде, но сильнее голода была тревога, нарастающая с каждой минутой.

Когда наконец Тейр уснул, сон захватил его сразу – не мягко, а резко, будто он упал с высоты в иной мир. Ему снились руины храма, покрытые толстым слоем пепла и соли, где время остановилось, а стены, рассечённые трещинами, таили в себе память о катастрофе. В густом мареве среди рухнувших арок скользил огонь, и вместе с ним шёл голос. Он не говорил словами, а будто пел – на старинном, давно забытом наречии, где каждый звук был напоён ароматом, а каждое слово отдавалось запахом и вкусом.

– Щепоть соли для памяти… перо укропа для радости… слеза для правды… жар души для жизни… – напевал женский голос, глубокий, тёплый, в котором чувствовалась сила и печаль. В этом голосе смешались и забота, и упрямство, и мольба, которую можно понять только сердцем. Слова становились образами: из тумана вырастала женщина в рваном переднике, её рука крепко сжимала черпак, и в каждом её движении была решимость защитить не только рецепт, но и что-то большее – возможно, целую эпоху.

Пар окутывал её, тянулся за краями подола, в глазах вспыхивали отблески пламени. Она шла через развалины, и каждый её шаг отбрасывал свет, по которому плыли руны, похожие на те, что Тейр не сумел нарисовать днём. Они скользили по воздуху, оседали на стенах, растворялись в пепле, но не исчезали совсем. Чем ближе Тейр подходил, тем громче звучал голос – теперь он не пел, а будто звал его по имени, настойчиво, но без угрозы, обещая открыть то, что скрыто глубоко под сажей храма.

В какой-то момент сон стал почти реальным: Тейр почувствовал на языке соль, услышал треск огня и запах пряного пара. Женщина подняла взгляд – и в её глазах читалась усталость, смешанная с надеждой. Она шагнула к самому сердцу руин, и черпак в её руке на миг вспыхнул, осветив всё пространство вокруг. За её спиной клубились тени, в которых прятались невидимые враги, но она не дрогнула, лишь крепче прижала артефакт к груди.

В этот момент Тейр хотел крикнуть, спросить, кто она и почему зовёт его в эти мрачные глубины, но слова застряли в горле. Весь сон сжался до одного зова: "Ищи глубже… Не бойся… Тайна – под сажей, за солью, в голосе, что поёт сквозь время…"Сон начал рассыпаться, стены разваливаться, и в последнем вихре дыма и пепла остался только образ женщины и ощущение, что за ней скрывается не просто рецепт, а сама история вкуса.

Он проснулся резко, в холодном поту, тяжело дыша. Комната была тёмной, но ещё долго ему слышался тихий напев, а в носу стоял аромат жареного хлеба и укропа, которых в монастыре давно не было. Сердце билось, как после долгого бега, и Тейр сразу понял: он не может больше ждать, не может делиться этим ни с Ксанном, ни с Эмером, пока не разгадает загадку сам. В голове вспыхивал снова и снова её образ – женщина с черпаком, идущая сквозь пламя.

Он сел на кровати, прислушался к себе: решимость стала крепкой, как соль в руинах, и жажда узнать правду о черпаке – о том, зачем он появился у него, что связывает его с этим голосом. Тейр поклялся себе: прежде чем доверить свою находку кому бы то ни было, он спустится глубже в руины, дойдёт до самой сути тайны и сам услышит до конца песню, которую ему подарила ночь.

Рассвет был неярким и холодным. Сквозь мутное стекло едва пробивался молочный свет, на стенах скользили длинные тени, а в коридорах монастыря ещё властвовала полная тишина. Всё вокруг было окутано сном, даже воздух казался неподвижным, чуть вяжущим от пыли и несгоревших свечей. Тейр поднялся тихо, чтобы не потревожить чужой покой. Ему казалось, что весь вчерашний день, сны, тайна черпака, соль на губах – всё это случилось не с ним, а с кем-то другим. Но стоило сжать находку в ладони, как в груди снова вспыхивал острый, тревожный жар – зов, который нельзя было игнорировать.

Он натянул на себя тёмный плащ, спрятал фрагмент черпака глубоко в карман и выскользнул в полутёмные коридоры. Ступени под ногами слегка скрипели, эхом отдаваясь в тишине, и на миг Тейр даже замер, затаил дыхание, ловя шорохи – не разбудил ли кого? Но вокруг всё оставалось недвижимым, как в мире до первых слов. Проходя через арочный проход, он ощущал, как каждая клеточка тела внимательна: он слышал свой собственный пульс, чувствовал, как холод скользит по щеке, а в памяти пульсируют строки сна и призрачная песня, которую ночью пел ему незримый голос.

В зале утвари всё было непривычно светло – рассвет затянул стекла сизым облаком, и этот свет ложился на груды ржавых кастрюль, выщербленные края досок, на серые пятна пыли и копоти, что веками не смывались ни дождём, ни слезами. Но сегодня тут появилась ещё одна деталь: почти вся середина пола покрыта тонкой, хрупкой сеткой из белой соли. Она тянулась спиралями и линиями, словно вырисовывая невидимый рисунок, то распадаясь, то вновь сплетаясь. В некоторых местах узор складывался в знакомые из сна завитки – символы, похожие на руны или обрывки старой письменности.

Тейр присел, осторожно провёл пальцем по кристаллам. Соль была прохладной, чуть хрустящей, и легко собиралась в складку плаща. В воздухе витал странный запах: острое, едва пряное дыхание, в котором угадывались не только привычная сырость, но и отголосок тех забытых вкусов, что иногда приносит память ночью. Он медленно стал обходить зал, изучая каждый угол, каждый обломок дерева, пока не заметил под грудой битых дощечек и тёмной глины нечто необычное.

В щели между двумя разбитыми сковородками лежала книга – старая, обожжённая, с отколотым корешком и мятыми страницами, которые давно слиплись от времени и сырости. Он осторожно вытащил её, смахнул пыль рукавом и разглядел на обложке полустёртые слова: "Голос вкуса". Сердце забилось чаще, руки задрожали – казалось, эта книга сама выбрала его. Тейр открыл первый лист: буквы были выведены неуверенно, где-то растеклись, но смысл названия ударил прямо в самое сердце. Это было не просто название – это была загадка, которую ему теперь предстояло разгадать.

Он прижал находку к груди, прислушиваясь к своему дыханию. Никто не знал о его тайне, никто не видел следов соли, не держал в руках этот странный том. Внутри всё наполнилось одновременно страхом и сладким предвкушением: теперь у него был свой первый настоящий секрет, своя клятва. Он бережно собрал крупицы соли в угол плаща, спрятал книгу за пазуху рядом с черпаком, а потом тихо выдохнул, как делают перед самым важным шагом.

Покидая зал, Тейр поклялся себе: он обязательно выяснит, что стоит за этим голосом вкуса, что связывает соль, книгу, сон и артефакт. Теперь дорога назад для него была закрыта – и эта первая клятва стала частью новой жизни, где тайна, наконец, перешла в его руки.

ГЛАВА