Ноты сердца

– Да?

Дверь приоткрылась, и в кабинет почти бочком вошла младшая секретарша, Лиза. Вид у девочки был ошарашенный, лицо совсем бледное, но держалась она прямо и смотрела мне в лицо так же.

– Георгий Дмитриевич… – она запнулась, судорожно вздохнула, на пару секунд зажмурившись, как маленькая, но снова подняла голову, глядя в глаза: – Я… забыла. Забыла подтвердить Вашу встречу. Простите, пожалуйста.

Ей-богу, она так и сказала – простите, и замерла, как птичка перед змеей. И молчала. До этого я не обращал внимания на то, какая она тоненькая и насколько молодая. Заметил только, что симпатичная, тип у нее был какой-то, что ли, знакомый, мне он нравился… Но стоило подумать о том, что клиент с портфелем на пару-тройку сотен тысяч евро из-за нее так и не получил подтверждения, и сейчас я пролетаю с разговором о сделке, которую готовил месяц, как мысли о ее миловидности полетели к херам.

– «Простите»?

Теперь я смотрел на нее в упор и сам чувствовал, как лицо становится неприятно жестким. Димон в таких случаях ворчал мне: «Герыч, ты зубы-то прикрой». Но Маренова здесь не было. А была девочка, которая работала на меня секретаршей и должна была всего лишь – господи ты, боже мой! – всего лишь позвонить и сказать пару слов человеку! Охренеть! «Простите»!

Елизавета – я вдруг вспомнил, как ее зовут – отмерла и, прикусив губу, кивнула:

– Простите, я понимаю, что виновата…

– Да толку мне с этого «виновата»?!

Голос я не повышал, но девчонка отступила на шаг и побледнела еще сильнее.

– Вы мне, Елизавета, проебали важную встречу. Мне этим «виновата» перед клиентом оправдываться или задницу подтереть?

Я разозлился, как всегда, когда на хорошее отношение плевали в ответ в глаза. Она работает на меня, получает мои деньги – и срывает сделки. Всего-то звонок, это ее мозгам недоступно?

– Георгий Дмитриевич…

– Подарить будильник или с получки купите сами?

От злости у меня всегда движения становились резкими и быстрыми, но когда я шагнул к ней, девчонка вдруг вздернула подбородок и ответила неожиданно тихо и твердо:

– Я сейчас же позвоню господину Катненкову и принесу извинения. Узнаю у него, когда можно было бы… снова… чтобы вы встретились…

Она говорила все медленнее и закончила почти шепотом, пока я, стоя вплотную, рассматривал ее, не мигая.

– Светлану, быстро. Марш отсюда, мне на глаза не попадаться.

Папку, взятую было в руки, я швырнул обратно на стол, с размаху врезав по нему кулаком. Девчонка вылетела за дверь пулей, а Светлана материализовалась рядом мгновенно, как всегда строгая, подтянутая, с блокнотом и карандашом в руке. Правда, обычное спокойствие в ее лице тоже отсутствовало.

– Я не проверила за ней, один простой звонок…

– Мне вот только твоих извинений не хватало. Звони ему, вдруг еще билеты не взял.

– Да, Георгий Дмитриевич.

Брошенная папка проскользнула до самого края и замерла, будто размышляя, падать или нет. Я смотрел на нее, отстукивая пальцами секунды по краю стола. Два, три… Раз, два, три… Раз…

– Игорь Валерьевич билеты еще не взял. Сказал, что рад будет встретиться. Я принесла ему извинения, лично и от лица фирмы.

Я шагнул к распахнутой двери, подхватывая на ходу мобильный и бумаги. В приемной Елизавета Остролистова сидела, сжавшись в комок на своем стуле. Плакала она там или нет, я разглядывать не стал, но Светлане ответил громко:

– Личные извинения надо было приносить не Вам.

Кажется, девчонка пискнула, или мне показалось?

***

Проебы я помнил долго, но злиться переставал быстро. Злость отжирала нервы и время, ничего не давая взамен. Пустая, непозволительная трата ресурса. Да и голова мне была нужна совсем для другого. В конце концов, все обошлось. Мы просидели с Катненковым больше трех часов, сначала за едой и общей беседой, потом за обсуждением деталей, но уже не в ресторане, а у него в номере гостиницы. Люди любят чувствовать себя на своей территории, им так приятнее и спокойнее. А с человеком, настроенным доброжелательно, и договориться всегда легче. Мне же было все равно, где делать дело.

– Семь процентов? Думаете, получится?

Игорь Валерьевич, плотный дядька в дорогом костюме, в глубоком кресле сидел, как английский лорд в собственной библиотеке – вольготно и уверенно. Я устроился напротив и пил вместе с ним запрошенный в номер кофе.

– Может быть, восемь. При удачном стечении обстоятельств, конечно.

Катненков улыбнулся, скупо, но довольно.

– Риск, однако… Но Вы удачливый, Георгий, я давно заметил.

– Риски есть всегда, больше или меньше, но сами знаете, не заречешься. И все же, я бы рискнул.

Он медленно допил кофе и поставил чашечку на блюдце, посопел, как здоровый бирюк, и кивнул:

– Ладно, по рукам.

– По рукам, Игорь Валерьевич. Анализ и оценку рынка я высылал раньше, теперь посмотрим договор и прогноз по последним торгам.

Он кивнул, и я отодвинул чашки в сторону, доставая папку и раскладывая бумаги.

***

А вышло все недурно. Катненков не просто сделку одобрил, сам завел разговор о продолжении сотрудничества. Само собой, если все выгорит и сложится как надо. Поэтому возвращался я в хорошем расположении духа. Даже эта дурацкая ситуация с новенькой как-то из головы выскочила. Правда, когда шел обратно в кабинет, взглядом зацепился за пустующее место за ее столом в углу и чуть скривился. Ну, как так, самого простого выполнить не может. Другую бы я с разворота отправил за дверь, мне халтурщики тут не нужны. Но за Елизавету просили, и я согласился, а ведь знал, что ничего она еще не умеет. Понятное дело, никто с рулем в руках не родился, все водить учатся, но сейчас мелькнула неприятная мысль: какого черта надо учиться на мне? И все же, ей придется дать шанс. Костик меня очень редко о чем-то просил.

На стол возле ноута почти мгновенно появилась чашка кофе, поданная Светланой. Она сама бесшумно появилась и так же исчезла: точно знала, что мне нужно. Я спрятал договор в сейф и достал другую папку. На сердце даже потеплело: то, что нужно сейчас, – планы на будущее. Меня всегда это увлекало, движение вперед. Эх, надо в следующий раз не на райский ленивый остров лететь, а в горы, так, чтобы по трассе вниз слететь на лыжах, от души прокатиться, рискуя головой, хоть техника и отточена тренировками, опасности это не отменяет. И она бодрит, кровь закипает, жизнь сразу кажется ярче и острее.

Хотя, если уж начистоту, Бали подарил мне столько остроты, что до сих пор вспыхивал под кожей жар. Вспомнить было что, поездка прошла отлично, но меня никак не отпускало. Та девушка с пляжа, она казалась мне воплощением всего самого желанного – искренности, открытости, доверия и страсти. Я ни за что не упустил бы ее, случись наша встреча здесь, дома! Точно нашел бы и силы, и средства, чтобы отыскать, встретиться, снова заглянуть в такие глубокие глаза, снова ощутить тонкое, но такое крепкое и горячее тело под собой, снова задохнуться от поцелуев и той дрожи откровения, когда не надо никаких слов, хватает стонов и вскриков…

Замечтался. Где ты ее тут будешь искать, придурок… Иногда грызла подлая мыслишка: может, я потому забыть не могу, что утром не застал ее? Просто потому, что не привык упускать добычу? Всегда ведь побеждал и уходил первым, за спиной оставлял, а тут такое – меня самого оставили. Но потом я дергал подбородком, да ну ерунда! Я не мог ошибаться, ей было все в такой же кайф, как и мне, а сбежать она могла и не от меня, а по срочным делам, да, господи, улетала в тот день! Такая мысль грела. Накануне отлета – и плюнула на все, побежала со мной. Грело самолюбие, да еще как. Но тут уж не сделаешь ничего.

Я выпил кофе двумя длинными глотками и отодвинул чашку на край стола. Так. Надо собраться. Мир парфюмерии жил по таким же цикличным законам, что и вся остальная мировая промышленность. Выставки и форумы проходили каждый год. И одной из крупнейших Ежегодная выставка нишевой парфюмерии «Esxence», ее проводили в Милане. Правда, она всегда проходила в начале года, февраль-март, а на дворе лето стояло. Но готовиться надо заранее, коллекции планировали и делали задолго до представления.

Духи – дело небыстрое. Во Франции меня ждал месье Бертран. Мне вылететь к нему было легче, чем маэстро оторваться от своей лаборатории. А обсуждать идею новой линии ни по каким телефонам не хотели ни он, ни я.

***

Составление круга вопросов, которые надо было обсудить, увлекло меня настолько, что от стука в дверь я чуть не дернулся. Откликнулся сразу и немного раздраженно: не люблю, когда отвлекают. Но мало ли что срочное?

– Георгий Дмитриевич, разрешите?

От этого тихого голоска я резко вскинул голову. Опять она!

– Я говорил: не попадаться мне на глаза, госпожа Остролистова?

Она сжала губы и шагнула в кабинет без разрешения, засранка такая, протягивая мне какие-то распечатанные листочки.

– Тут напутали…

– Что? Опять?!

Глава 16. Градус кипения

Лиза

Никогда в жизни я так не пугалась. Меня отчитывали дома и отец, и мама, но все равно я помнила, что я любимая дочка. Рано или поздно они успокоятся, меня простят и все пойдет своим чередом. А тут все было иначе. На меня в первый раз в жизни почти орал другой человек. Антон не в счет, какой он чужой, он свой и, кажется, все-таки будущий муж.

Как я выстояла в кабинете, не знаю. Буквально ноги подгибались, и хотелось схватиться за край стола, чтобы равновесие удержать. Рук я почти не чувствовала, настолько они стали холодными, и губы тряслись. Лепетала что-то, как школьница, и вина меня топила с головой. Ведь так просто: поставить напоминалку, тот чертов будильник, да, и просто снять трубку и набрать номер. Но даже это элементарное я пропустила, не смогла, подвела. Господи, не подвела! Как он и сказал: «проебала». Грубо и очень точно…

Я вывалилась в приемную. Светлана проскочила мимо галопом, но я уже не смотрела. На свой стул в углу упала, чуть только ноги не поджав. Руки затряслись, как у старой бабки, губы я кусала, чтобы не всхлипнуть, только все равно слезы потекли буквально ручьями. В сумке лежали бумажные платки, я разодрала пакетик и ворохом прижала их к лицу. Бумага тут же промокла, стала противной, прозрачной и липла кусками к рукам, но мне было все равно. Это какой-то кошмар. Взрослая жизнь? Всегда теперь будет так, да?!

Меня трясло и трясло. Светлана говорила негромко, потом что-то шмякнулось, опять шеф и опять она. Вылетела обратно, принялась на ходу уже набирать телефон. Кажется, звонила тому мужику насчет встречи все-таки. Вызвонила и понеслась в кабинет, а я все сидела, сжавшись, как мышь, спасибо, хоть не ревела уже, только тихонько всхлипывала. Но стоило мне чуть расслабиться – Катненков этот не уехал, и сейчас Георгий Дмитриевич отправится на встречу, – как мне прилетела добавка.

Стремительно выходя из кабинета, шеф ответил Светлане, отчетливо, так, что мне по ушам прямо ударило:

– Личные извинения надо было приносить не Вам.

Его шаги в коридоре уже затихли, когда я все-таки не выдержала и опять заревела.

***

Может быть, все не было бы так ужасно, если бы, вернувшись домой, я могла расслабиться, если бы меня успокаивали и поддерживали. Но отец наверняка строго бы допрашивал о прошедшем дне и хмурился.

– Елизавета, ты меня удивляешь. Эта должность не требует никаких особенных навыков, только внимательности, собранности и сосредоточенности. Неужели за двадцать с лишним лет жизни ты не научилась этому? Я всегда говорил: дисциплинированность должна быть во всем. Так вести себя на работе – верх безответственности.

Мама бы вздыхала с разочарованным лицом и трогала бы его за локоть.

– Она привыкнет. Нужно немного времени. Да, дорогая?

Бабушка, возможно, сидела бы спокойно, почти на меня не глядя, и молчала. Это было бы хуже всего. Когда бабушка молчала, значит, я даже слов ее не стоила.

Тогда я поплелась бы к человеку, который должен поддерживать меня во всем, как мне казалось. Я бы надеялась, что хотя бы Антон поймет, обнимет, поцелует, притянет к себе. Было бы здорово, если бы он начал меня целовать, успокаивая. От нежности легко перейти к возбуждению, а секс стал бы мне отличным утешением. Но хватило бы, на самом деле, и простой ласки: сесть рядом на диване, подобрать ноги, чтобы их накрыли пледом, принесли какао и обняли за плечи. Чувство защищенности – мне этого отчаянно не хватало.

Но отчего-то мне казалось, что когда я пришла бы к нему, Антон встретил бы меня усталым вздохом и терпеливым взглядом.

– Что-то опять случилось, Лиза?

Я бы плюхнулась на край дивана и начала жаловаться на то, что никто не обучает меня толком, требуют немного, но если непонятно, что и как делать, это становится кошмаром.

– Понимаешь? Меня, как котенка, бросили в воду – плыви, а я не умею!

Он бы чуть брезгливо поджал губы.

– Ты как ребенок, честное слово. Переспрашивай.

– Я спрашиваю! А они…

– А они заняты делом, Лиза. Ты учишься, значит, твою работу они тоже выполняют.

– Но я же никогда не научусь, если не пойму!

Я наверняка звучала бы капризно и отчаянно, но ничего поделать бы с собой не смогла. Антон бы только головой качал, приподняв брови и раздраженно цокая языком.

– Лизавета, ты скандалишь на ровном месте. Приложи немного усилий, запоминай, что тебе говорят, сразу все делай. Все просто.

– Да не просто это!

А потом я бы соскочила с дивана, Антон поймал бы меня за руку, усаживая обратно, жестко дергая, и, скорее всего, принялся бы занудно и долго объяснять, как мне повезло, что отец пристроил меня туда, что мне нужно быть рассудительнее, спокойнее и благодарнее, а я бы сникла и только кивала, потому что спорить сил бы не нашла… Потом, наверное, был бы и секс. В последнее время тело у меня как будто перестало отзываться на ласки, грубоватые, иногда жесткие, хотя обычно мне нравилось такое – так я чувствовала, что Антон меня хотел. И мне было бы почти все равно, и удовольствие бы получилось слабым, и удовлетворения я бы потом почти не почувствовала. Антон бы сразу захрапел, уткнувшись в подушку, а я бы лежала и смотрела в окно, где небо быстро светлело, задаваясь вопросами: «Это семья? Это такая любовь?»

***

И сейчас, представив, что будет дома, когда родители узнают про этот скандал, я почувствовала тошноту от страха. Вскочив из-за стола, пробежала до туалета, бросилась умываться холодной водой, прямо из-под крана пила ее крупными глотками, пока не заболело горло. Потом еще долго сидела на подоконнике, глядя на улицу, во двор здания, где парковались машины сотрудников. Шеф уехал, его не будет несколько часов, есть время и успокоиться, и подумать, что делать.

Так продолжаться не могло. Если Георгий Дмитриевич меня не уволит – сказал же больше не попадаться на глаза, – надо было искать выход. Можно уволиться самой. Меня не выгонят из дома, – надеюсь! – но ближайшее будущее рисовалось совсем кошмарным. Пилить до костей отец умел, и мама тоже. Меня будут тыкать носом в это увольнение не неделю, не месяц. Такие истории сохранялись в нашей семье годами, их рассказывали племянникам и внукам, которые героев могли никогда и в глаза не видеть. Антон сожрет меня с потрохами. Он и так презрительно относился к моим деловым качествам, а тут такой повод поиздеваться. Или нужно брать себя в руки и браться самой за дело как-то иначе. Только как?

Сесть и записать все, что мне рассказывала Светлана, ее приятельница Ольга, Маринка, приятный, но какой-то слишком навязчивый Андрей из отдела продаж – все, что я слышала и помнила. Расписать по порядку, набраться храбрости и сесть со Светланой рука об руку, чтобы она проштудировала со мной эти записи и поправила конкретно, что и где не так. Если надо, я эту змеюку буду уговаривать и подлизываться даже стану, лишь бы этот ужас уже закончился. Это на завтра. Все записи я все равно буду делать дома. А сейчас? Сейчас надо пойти и проверить все заметки на сегодня и завтра, чтобы точно выяснить, что больше ничего я не профакала. Каждую запись, все звонки, перебрать все бумаги, чтобы уж точно никаких просчетов.

Дверь в туалет открылась, по полу зацокали каблуки.

– Елизавета? Почему здесь сидишь? Дел больше нет?

Светлана хлопнула дверцей кабинки, и я сползла с подоконника. Да, дела есть. Пора их делать.

Шефа не было долго, я успела перелистать ежедневник, проверить письма, выписать на листочек, что нужно спросить у начальницы по поводу расходников и уточнить, какое расписание у Георгия Дмитриевича на ближайшую неделю. В моих заметках стояло: «Европа. Париж». Да, он собирался ехать к какому-то парфюмеру, обсуждать новую коллекцию, заключать с ним контракт на работу. Дело предстояло важное, я слышала, как Светлана говорила: «Еще подстройся под этого француза…» Но когда я проверяла билеты, глаз за что-то зацепился. Непонятно. Я помню, что они со Светланой говорили про понедельник, а в распечатке, присланной на корпоративный адрес, значилась среда. Шеф перенес вылет?

Я сунула руку в сумку, вытащила пудреницу и глянула на себя. Ужас ужасный, но ничего с синяками под глазами и припухшими веками не сделаешь. Да и для кого мне тут красоту наводить? Светлана куда-то вышла, но я не могла усидеть на месте и решила ее найти, отправившись заглядывать в комнаты к другим сотрудникам. Вера Викторовна, немолодая и очень серьезная женщина, ведавшая бухгалтерией, махнула рукой:

– Она туда пошла, кажется, к продажникам.

Но у продажников Светланы тоже не было, Андрей пожал плечами и улыбнулся:

– Честно, может, и пробегала, но я занят тут немного. Извини.

Ее не было в кафетерии двумя этажами ниже, куда я сбегала, решив, что она отправилась туда перекусить. Я даже на улицу нос высунула: она иногда дымила вейпом вместе с Маринкой. Но и тут оказалось пусто. Зато на стоянке я увидела машину шефа и шофера, который что-то вытаскивал из багажника.

– Ой, Георгий Дмитриевич приехал уже?

Тот кивнул коротко.

– Да вот только привез.

Кто придумал эти чертовы каблуки?! Бежать на них по брусчатке и плитке, которой был отделан двор, чертово наказание! Я неслась, спотыкаясь и умоляя неизвестно кого, чтобы успеть раньше босса в приемную, но, конечно, опоздала. Светлана уже снова сидела за своим столом и взирала на меня с какой-то даже жалостью.

– Елизавета, мне интересно, ты сама по себе решила уволиться? Почему тебя на месте нет?

– Простите… я Вас искала как раз, бегала везде…

Опять у меня язык заплетается, да что ж такое. А жалость на лице начальницы сменилась унылым презрением.

– Меня не надо искать, я всегда на своем месте. Что за спешка такая?

– Я проверяла записи на завтра и послезавтра…

– Как своевременно!

Но я вдруг на эту подъебку не смутилась, а почему-то разозлилась.

– Если я один раз все перепутала и забыла, не значит, что я вообще ничего не умею, Светлана Сергеевна.

Она удивленно подняла на меня глаза.

– Правда?

Вот же зараза какая! Возмущение сделало то, что не смогла сила воли, когда я пыталась справиться со слезами.

– Да. Правда. Я проверила билеты на отлет Георгия Дмитриевича, и, кажется, возникла путаница.

– Какая еще путаница? – Она шевельнула мышкой, глянув на монитор, и снова посмотрела на меня.

– Отлет же был на понедельник.

– Именно.

– А билеты на среду…

– А почему ты их заказала на среду, если вылет шефа на два дня раньше?

– Это не я!

Теперь у нее глаза округлились.

– Это еще что за детсад?! А кто, уборщица? Что за ерунда?

– Я бронировала, как Вы и сказали, понедельник, самый ранний рейс. Почему они такие, я не знаю. Может, на сайте произошел сбой…

– Знаешь что, милочка, вот иди и докладывай Георгию Дмитриевичу сама. Я эту ерунду покрывать не буду. Вышибет тебя – и прав будет.

От негодования у меня вспыхнули щеки, и я развернулась к двери кабинета, сцапав со стола распечатку билетов.

– И пойду!

– И иди! – Она бросила мне это в спину и снова уткнулась в ноут.

На этот раз меня просто как на силе вопля понесло к дверям. Почему-то страх перед шефом в эту минуту не имел значения. Я была права, я это знала и собиралась отстаивать эту правоту. Один проеб – не навсегда проеб, вот так!

– Я говорил не попадаться мне на глаза, госпожа Остролистова?

Ну, чего-то такого и стоило ожидать. Чего я хотела…

– Тут напутали…

– Что? Опять?!

Он даже из-за стола, заваленного бумагами, встал и ко мне подскочил, как козел молодой, хотя взрослый же мужик.

– Что у Вас опять не слава богу?!

Глава 17. Кусочек доверия

Гера

Я над ней навис, как гора, ей голову пришлось немного задрать, чтобы смотреть мне в глаза, но страха в ее лице не было.

– Ваши билеты. Я заказывала на понедельник, а сейчас обнаружила, что они на среду. Вы перенесли дату вылета?

– Ты сдурела, что ли? – От неожиданности она аж подпрыгнула, так резко вышло это «ты». – В понедельник вылет! Ты мне решила вообще все перепутать, что можно и нельзя?! Сорвать мне поездку решила?

– Да это не я! Я заказывала на понедельник! – Она сунула мне в руки распечатки. – Вот, ну, смотрите сами! Теперь все проебы на меня будете сваливать? Я все правильно сделала!

Я охренел, если честно. Настолько, что даже выкнуть ей забыл. И вроде остыл уже после той истории с Валерьевичем, а нате вам опять. И спорит еще, смотрите! Но одновременно с раздражением появилось странное ощущение… уважения, что ли? Эта мелкая мышка возражала и готова была, кажется, кусаться в ответ на несправедливые, по ее мнению, обвинения. Это было и забавно, и странно, но да, вызывало именно уважение. Мне нравились люди, которые умеют за себя постоять. Сам всегда таким был.

Листы были распечатаны на принтере: список моих дел, разблюдовка от Светланы, скрины с сайта, подтверждение на почту – и сами билеты. Я присел на край стола, не глядя на Лизу, которая стояла передо мной, и принялся читать. Выходило что-то странное. Свои планы я знал назубок, слишком долго шли переговоры о том, чтобы подгадать удобное для месье Бертрана время. Да, отлет в понедельник, причем самый ранний, был необходим, иначе все пошло бы сами знаете по какому месту. Но вот подтверждение было на среду, и сами билеты, которые она распечатала, тоже. Нет, я могу понять, забыть один раз. Но чтобы так упорно путать, надо быть или вредителем, или имбецилом. С чего девчонке мне вредить? Не с чего совершенно. Дурой она не выглядела ни с какой стороны. Наоборот, я сейчас снова увидел, какое у нее живое, светлое лицо и ясные умные глаза.

– Но ты ж сама видишь, – тон я сбавил и посмотрел на нее, – среда.

Лиза глянула и тоже кивнула.

– Среда. Но я ж не сошла еще с ума.

– Хм. На умалишенную не похожа, пожалуй. Хотя с утра я тут немного усомнился.

Она поджала губы на секунду и чуть покраснела. Я на мгновение завис, глядя на высокие скулы, ставшие чуть розовыми. И поймал еще одно странное ощущение – она была не столько красива, сколько непонятно, неуловимо привлекательна. Как будто напоминала кого-то, человека, который мне нравился, а я никак не мог вспомнить кого.

– Я уже извинилась, Георгий Дмитриевич. Не понимаю, как это вообще могло…

Я отмахнулся, снова уставившись на листки.

– Да хрен с ним, разрулилось все. Но на будущее – еще раз и попрощаемся. Ничего личного, это бизнес, тут такие просчеты дорого влетают, а мне с акционерами потом объясняться вовсе не хочется.

– Я поняла. Но как быть с билетами?

Мне всегда думалось легче, когда я ходил. Димка вечно ржал, что дурная голова ногам покоя не дает. Вот и сейчас отлепился от стола и зашагал по кабинету.

– Надо проверить отчетность. Оплата через бухгалтерию идет, это плановые расходы, – проходя мимо стола, я ткнул интерком: – Светлана, свяжитесь с Верой Викторовной. Мне надо статьи расходов за последние две недели посмотреть. Пусть скинет.

– Хорошо, Георгий Дмитриевич.

Голос у секретарши показался немного удивленным. Она что, ждала, что я пну девчонку под зад? Но сообщение из бухгалтерии прилетело очень быстро, и я сел за ноут, перелистывая отчетность по таблице. Лизавета так и стояла, правда, подобралась чуть ближе и даже шею немного вытянула, как будто пыталась заглянуть в монитор хоть краем глаза. Я открыл транспортные расходы и прикусил губу. Интересно девки пляшут.

– Билеты на понедельник были заказаны.

– Вот, я же говорила! – Лиза чуть на месте не подпрыгнула, радостно сморщив нос. – Я точно же помню!

– Да. – Я посмотрел на нее и развернул к ней ноут. – И были отменены. И перебронированы на два дня позже. Это Вы оплачивали вторую бронь?

Она даже головой замотала, глаза за стеклами очков расширились.

– Нет, Вы что, мне не верите?..

Все еще глядя на нее, я ответил на телефон.

– Вера Викторовна, да, я. Я посмотрел табличку, но мне нужно уточнение. Оплата билетов в Париж. Да, первую я вижу, а вторая? Я не понимаю, как она проведена, с какого из наших счетов?