Ноты сердца

– Тош, ну все учились как-то сами, нет? Говорят же, что учатся на ошибках…

– И тебе обязательно набивать свои шишки? Тебя готовы за ручку водить и все вопросы решать, научить тебя постепенно, а ты хочешь граблями по лбу? Зачем?

– Затем, что личный опыт запоминается лучше! Это как от руки писать слова, а не просто заучивать. Это моторная память…

– Господи, Лиза, какая у навыков моторная память? – Он закатывал глаза.

– Да я фигурально выражаюсь!

– Ты сначала научись выражаться прямо, без фигуральностей, потом будешь умничать.

И снова, и снова. Иногда мне казалось, что я застряла в каком-то замкнутом кругу. Но стоило заговорить об этом, как становилось только хуже.

– Тоша, зачем ты говоришь, что я ни с чем не справлюсь? Это очень принижает самооценку, я так не научусь полагаться на себя.

Он смотрел в упор, подняв брови:

– Лиза, откуда ты это взяла? Никогда я тебе такого не говорил. Я сказал, что готов тебе во всем помогать.

– Но ты сказал, что я маленькая и неопытная! Что ты готов меня за руку водить, а я не ценю.

– Это я говорил фи-гу-раль-но. – Боже мой, эта интонация! – Лиза, я сказал, что предлагаю тебе помощь, а не что ты бесполезная и никчемная. Знаешь, это вообще-то обидно. Стараешься для тебя, и что получаешь в ответ?

Я терялась в этом водовороте. Ничего уже не понимала, и проще всего было поджать лапы и не спорить, соглашаться, прятаться от разговоров. А их было много. Антон мечтал, какой мы обустроим собственный дом, как все будет здорово, правда, придется повозиться с ремонтом, с мебелью, со всеми этими службами общаться.

– Это очень все долго и муторно. Коммуналка, сама знаешь, они вообще ни хрена делать не желают, пока не пнешь как следует. Да и сиди как привязанный, вечно они среди дня приходят, а нет никого – так и бросают, не сделав.

– Тош, а как мы тогда? – Это мне казалось довольно серьезной проблемой. – Ты будешь отгулы брать?

– Ты с ума сошла, что ли? – Он аж голос повысил, хотя старался со мной сохранять спокойствие, как и положено умному взрослому человеку в разговоре с несмышленой малышкой. – Я?! Ты представляешь, сколько стоит мой день? Ты, что ли, кормить нас будешь, деньги зарабатывать на этот ремонт?

– То есть… Ты хочешь… чтобы я дома сидела?

Мне вдруг стало страшно и тоскливо.

– Девочка моя, а ты как думала?

– Но я же работаю…

– Секретарем. Лиза, не смеши, уйдешь. Ты такую работу потом найдешь в два счета. Потом. Как обустроим квартиру.

– Но… но я не хочу!

– Боже мой, детсад, штаны на лямках. Не хочу. Лизавета, сколько тебе лет?

Я затыкалась опять. То я была слишком маленькая, чтобы что-то решать, то слишком взрослая, чтобы капризничать, я переставала понимать совсем, какая я, кто я, что можно, а что нельзя. Проще заткнуться и не спорить.

Но с работы я совсем не желала уходить! Другой, яркой стороной моей жизни сейчас стала именно она. Да, конечно, прежде всего это был мой неотразимый, обаятельный, невероятный шеф. Мой день начинался с его улыбки, Георгий входил с ней в приемную, иногда даже подмигивал мне, так, чтобы не видела Светлана. Он говорил со мной, много и часто, когда мы сталкивались, задавал вопросы, интересовался, советовался. Присаживался ко мне за столик за обедом, и мы начинали смеяться каким-то совсем нелепым шуткам, рассказывали друг другу о разных случаях, словно были знакомы сто лет, только не виделись давно и торопились поделиться. Обращался с поручениями, доверяя все больше.

Поначалу в офисе посмеивались. Девчонки шушукались по углам, жизнь шефа всегда была тут как на ладони, уж, конечно, упустить нашего сближения они не могли. Но постепенно взгляды, которые я ловила, становились все острее и неприязненнее, а шепотки – злыми.

***

– Маринка, нет, ты представляешь, она тут без году неделя, а уже и в Париж летала с ним, и в каждой бочке затычка, не отлипает от шефа!

– Ну, чего ты хотела? У девочки ума нет, надо как-то устраиваться по-другому. А это чего проще, ножки раздвинула – и готово. Сама понимаешь!

– И как вообще под него подлезла, он ни на кого тут не смотрел у нас, и на тебе…

– Симочка, ну как тебе сказать… Тут наглостью надо обладать особенной, ни у меня, ни у тебя, ни у кого не хватило, а у нее – вот за всех, видно.

Когда я подслушала этот разговор в туалете, сидя в кабинке, у меня затряслись губы. Оказывается, весь офис считал, что я любовница Георгия. Поэтому мне и поездка, и поблажки, и постоянные встречи.

– Разве что за ручку с ней не ходит. Бедный Антон!

Серафима вздохнула притворно громко, Маринка вздохнула следом.

– Не говори, алчная сучка. Мало одного классного парня, еще на босса когти наложила. Как только Антон терпит? Послал бы давно эту поблядушку.

– Не знаю, почему не шлет. Может, потому что он честный парень и благородный. Вроде там про свадьбу речь шла…

– Тогда тем более бросать надо, какая свадьба с шалавой?

Сима защелкнула клатч и застучала каблуками к выходу, Маринка пошла следом. Последнее, что я услышала было:

– Ну, если пошлет, так и нам лучше. Антоша у нас жених хоть куда, денежки имеются, красавчик, вообще!

Больнее всего было, что еще пару недель назад эти же девчонки шутили со мной, делились всякими секретами и сплетничали про Светлану Сергеевну, смеялись над ее преданностью Георгию Дмитриевичу, намеки намекали… Пока босс был недоступен для всех, все были заодно. А сейчас я стала врагом. У меня никогда настоящих врагов не было, таких, которые бы плохо думали и сплетничали обо мне. Я всегда со всеми ладила. И поэтому совершенно не понимала, как себя вести. Было страшно и хотелось спрятаться и плакать в уголке.

Но я вышла, задрала подбородок, выдохнула и вернулась в приемную. Там был шеф… и моя работа.

Моя работа. Никогда не думала, что она может настолько захватывать. Само собой, рассказы об энтузиастах, горящих у компов, я слышала. Мол, топ-менеджеры прямо выгорают дотла, но это, конечно, было не то. От работы, которая так радует, не устают. Я тогда Георгию сказала правду. Я не уставала. И чем больше узнавала, тем больше мне хотелось знать. Когда-то на паре наша преподша сказала: «Чем больше вы узнаете, тем больше становится вопросов, это нормально». Когда ее спросили, почему, добавила: «Знания, ребята, это как шар, чем он больше объемом, тем больше у него поверхность соприкосновения с неизведанным. И вопросов становится больше, это правильно». Тогда мне ее теория казалась немного странной, но сейчас я столкнулась с тем, что все обстояло именно так.

Сначала я ничего не понимала в обсуждениях на парфюмерных форумах. Разговор там шел для меня на птичьем языке. Я не понимала ни черта про фиолки, атомы, нашего Тома, баккару, пурдистаны, зеленку и разные мускусы. И после прочтения таких бесед лезла в сеть и снова читала, читала, читала. Искала собранные в одно место ссылки на парфюмерные сайты, а не форумы, а попав на основной парфресурс на русском, просто пропала. Немыслимое количество ароматов не так поражало, как огромное количество статей обо всем на свете – флаконах, тенденциях, парфюмерах, истории брендов, исследовании ингредиентов, о самом популярном и об устаревшем… Вы бы знали, как я обрадовалась, когда в одной статье я наткнулась на слово «герлинад», как родному прямо!

О, я теперь понимала нашего шефа, да еще как! И я все думала о том, что он обещал рассказать о своей идее, но так и не успел там, во Франции, а здесь нам все не выдавалась возможность об этом поговорить спокойно…

Я не готова была отказаться от всего этого! От дела, которое меня увлекло так быстро и утащило в такие дебри. И от него… После подслушанного разговора мне хотелось провалиться сквозь землю. И какое-то время я даже пыталась избегать Георгия. Он, кажется, был удивлен и раздосадован, а когда я в очередной раз собралась выйти из приемной, когда он туда вошел, окликнул меня:

– Лиза, вы всегда так заняты, и все время не в тех местах, в которых нахожусь я… Это злой рок?

Светлана чуть глаза не выкатила, и до меня дошло, что источником многих сплетен являлась она сама.

– Нет, что Вы, Георгий Дмитриевич…

– А, хорошо. А то уже подумал, что раздражаю собственного личного помощника.

Он улыбнулся и ушел в кабинет, а я осталась сидеть на стуле, глядя в монитор и пытаясь понять: он что, все-таки заигрывает?

И я получила ответ, буквально через три дня.

***

Дни рождения в фирме Георгия было принято справлять в кругу сотрудников. То есть ты мог справлять, где хотел, само собой. Но проставляться было почти обязательно. Это Светлана мне объяснила сразу, как я пришла.

– Сами знаете, Лиза, отщепенцев никто не любит, а у нас для сплочения и корпоративного духа принято отмечать праздники вместе.

Мне это не показалось странным, нас учили насчет всего этого корпоративного духа и прочих приколов. Несмотря на то, что в большинстве случаев это вызывало у работников раздражение, как любая обязаловка, эту традицию продолжали насаждать. И через три дня очередь проставляться выпала Светлане.

Через пару часов от торта и шампанского ничего не осталось, кроме коробки и пустых бутылок, и веселье, сначала сдержанное и чуть натянутое, раскачалось до плясок под модную музыку, громкого смеха и полупьяных шуток, про которые потом вспоминаешь с неловкостью. Хотя, может, это я так вспоминаю, а всем по барабану?

В конференц-зале, где сдвинули столы, стало душно и шумно. Голова у меня немного кружилась. От выпитого или духоты – я понять не могла. В середине топталось несколько парочек, обжимаясь так откровенно, что мне иногда становилось не по себе. Георгий полвечера проговорил с приехавшим на пати замом Костиком, но все время как будто высматривал кого-то поверх его головы. Я все время натыкалась на его взгляд, и в живот проваливались скользкие кусочки льда, холодя до кончиков пальцев. Глаза у него горели азартом и непонятным нетерпением, почему?

Я решила выйти в коридор и проветриться у открытого окна. Гам за спиной немного стих, когда я повернула в пустой закуток, слепой кусочек, который должен был вести к лифту, но вел только к открытому настежь окну. Оперлась ладонями на подоконник и высунулась наполовину, чтобы продышаться, и пискнула от страха, когда меня сзади схватили в охапку, прижимаясь всем телом.

– От кого прячешься? – Шепот обжег мне ухо и горячо потек по шее.