Каменная кровь 2

Бормотание Магнолии резко становится громче, и я вздрагиваю.

Николай ждет, будто мое смущение его нисколько не злит и не раздражает.

Я опускаюсь на колени и начинаю с ног. Тянусь к первому ремешку. Руки предательски дрожат, потому что все это время Николай прожигает меня взглядом. Затягиваю.

– Сильнее, – требует он.

Кровь стучит в висках. Я затягиваю настолько сильно, насколько могу. Продолжаю.

Когда я закрепляю последний ремешок на запястье Николая, он произносит:

– Я хочу, чтобы ты мне доверяла.

Комнату сотрясает громкое фырканье Магнолии.

Вид Николая, такого… связанного и беспомощного, заставляет внутри меня что-то перевернуться. Он хочет, чтобы я ему доверяла… Но зачем? Неужели для него это так важно?

– Готово, – хрипит гематитница и показывает маленький шприц, наполненный гематитовой сывороткой.

Она направляется к Николаю.

– Я хочу, чтобы это сделала она, – говорит он, переводя взгляд на меня.

Мои колени подгибаются. Я в смятении. В горле встает ком.

– Я н-никогда этого н-не делала…

Магнолия драматично закатывает глаза. Ее явно раздражает мое присутствие. Не получив внятного ответа, она придвигается к руке Николая.

– Нет. Это сделает она, – его тон острее клинка и требует подчинения.

Старуха прикрывает ладонью глаза и протягивает шприц в мою сторону.

Моя грудная клетка вот-вот сломается от бешено стучащегося сердца. Руки сами тянутся к сыворотке.

Николай смотрит на меня довольно, слегка сощурив глаза.

А я дрожу. Вся. Он может сейчас умереть, и это буду я – та самая, которая введет злосчастную сыворотку. Что будет дальше? Если что-то случится с Николаем, что будет со мной? Королева… Все остальные.

Магнолия уступает мне место рядом с Николаем. Я подхожу к нему на негнущихся ногах. Во рту пересохло.

– И ты доверяешь… ей? – издевательским тоном спрашивает старуха Николая.

Затем, видя, как я медлю, она топает от нетерпения ногой, подходит ближе и помогает мне отыскать вену.

Я ввожу иглу вместе с сывороткой Николаю внутрь, но у меня такое чувство, будто делаю это я самой себе…

5

Николай встречает боль с улыбкой безумца и закрытыми глазами. Я чувствую это. Его агонию и то, как напрягаются его мышцы и вздуваются вены на теле.

Ремни хрустят, а шприц выпадает из моих рук, как только я ввожу остаток сыворотки.

Я сделала с ним это.

Он дергается еще раз, скрипя зубами и почти сдвигая целое кресло своим движением.

Почему я не могу ему помочь?

Тело Николая содрогается в неконтролируемой дрожи. Прежде чем я думаю о последствиях – я касаюсь его руки. Пальцы стальной хваткой берут в плен мою ладонь, до хруста. Больно.

Глаза Николая распахиваются. Они стали полностью темными. Мою грудь сдавливает страх. Он смотрит сквозь меня этими ужасающими глазами и сейчас похож на демона из бабушкиных книг. Эта безумная улыбка продолжает растягивать его губы, будто он насмехается над болью.

– Так… так должно быть? – я смотрю на Магнолию, и она в ответ медленно кивает головой.

Я впервые вижу, как кто-то принимает каменную сыворотку. Значит ли это, что у меня были такие же глаза, только малахитовые, когда я была в отключке? Я была такой же устрашающей?

Из груди Николая вырывается нечеловеческий рык, он сжимает мою ладонь еще сильнее, еще больнее, не спуская с меня пугающих гематитовых глаз. Он видит меня даже сквозь эту пелену, замирает в таком положении на несколько долгих минут.

Он в трансе.

Затем, усмехается. Пальцы Николая слабеют и выпускают мою ладонь. Его глаза закрываются, а голова с каким-то бессилием откидывается на кресло…

Я бросаю косой взгляд на Магнолию. Она стоит возле стола, как будто собираясь что-то в нем найти, но все ее внимание направлено на Николая. Какой бы безразличной она не хотела казаться, на ее лице проскальзывает волнение.

Если Магнолия встревожена… Значит, дело плохо.

Она бесшумно подбирается к Николаю, проверяя его пульс на артерии. Почему она прощупывает его так долго?

Горло пересыхает до боли. Я сжимаю пальцы, которые только что ломали мою ладонь, но они остаются безжизненными. Лицо и губы майора белеют.

Магнолия опускает подбородок.

– Мало крови. Проклятье, – выплевывает она, и со скоростью молнии оказывается рядом с одним из стеллажей.

Я вытираю холодный пот с лица Николая платком. Мне страшно, но я не верю, что все закончится именно так.

Нет… Николай не может умереть.

Он же сейчас откроет глаза и смерит меня своим ненавистным взглядом.

– Николай… – зову я его тихо. – Николай…

Кладу ладонь на его щеку. Она пугающе холодна. Двумя руками я пытаюсь его согреть.

– Подвинься, – теснит меня Магнолия с еще одним шприцом и какой-то прозрачной жидкостью внутри.

Я отступаю. Ноги дрожат и еле держат меня, я опираюсь руками на стол, чтобы не упасть.

Старуха вводит ему что-то еще, и я смотрю, затаив дыхание, готовясь увидеть хотя бы малейшее движение век, но напрасно. Николай остается недвижим.

Спина Магнолии сутулится, пока она вновь пытается прощупать пульс. Она поворачивается и со злостью бросает шприц мне под ноги.

– Это все ты! – она беспощадна.

– Нет… Нет… – шепчут мои губы.

Я проваливаюсь в глубокую яму отчаяния. Оно наполнено густой и липкой беспомощностью.

Перед глазами встает Александр. Он погиб из-за меня.

Теперь, Николай…

– Нет… Нет…

Уши заполняет гул.

Я делаю пару шагов в сторону кресла, но Магнолия грубо толкает меня на пол. Ее жест полон ненависти, но мне все равно. Я подскакиваю и оказываюсь рядом с обмякшим телом майора, в ужасе смотрю на его побелевшие губы.

– Николай! Эй… Давай, вставай. Сейчас же! – я зажимаю его лицо между двумя ладонями.

По моим щекам текут слезы.

– Ты же хотел, чтобы я тебе доверяла, но, если ты умрешь, мне некому будет доверять!

Он холоден, слишком холоден.

Что-то внутри меня щелкает. Малахитовые браслеты на моих руках начинают шептать, заглушая даже фырканье Магнолии. Вот откуда идет этот гул.

Мое тело действует до того, как я осознаю свои действия: я сажусь на Николая верхом и начинаю яростно расстегивать рубашку на его груди. Мой разум продолжает задавать себе вопрос, что я вообще делаю, но оказывается замкнут в голове. Тело перестает ему подчиняться.

Мои руки опускаются на оголенную грудь Николая.

Я закрываю глаза и погружаюсь в его темноту.

Он жив.

Он слаб.

Он здесь.

Я его чувствую, как чувствую и себя в нем.

Моя грудь горит светом, и я беру частичку, чтобы отдать Николаю. Маленькие капельки света перетекают прямо в сердце майора Аркаса, наполняя его и заставляя биться сильнее.

Стук. Пульс.

Я слышу его.

Он сильный и взрывает мозг.

Мне становится жарко…

Когда я открываю глаза, то понимаю, что лежу на Николае, я прикасаюсь щекой к его оголенной груди, и меня обнимают обе его руки.

Живые и горячие руки.

Непонятно, сколько прошло времени… Должно быть я просто отключилась, но он… Его сердце вновь бьется.

Я дергаюсь, чтобы посмотреть Николаю в лицо, проверить, как он, но он сильнее прижимает меня к своей пылающей груди, не позволяя сдвинуться.

Я смиряюсь, и с каким-то тихим наслаждением продолжаю слушать стук его сердца.

Магнолия уже успела расстегнуть ремни и высвободить Николая, однако кажется, что он не собирается вставать и решил провести на этом кресле всю свою оставшуюся жизнь.

Я не буду этому противиться.

Соприкосновение с его голой грудью будоражит мою кровь. Я чувствую приятную расслабленность и негу. Как будто я пробежала круг по острову Горнила под палящим солнцем, и теперь лежу в своей прохладной комнате и отдыхаю.

Я облегченно вздыхаю.

Медленно поднимаю голову, и в этот раз Николай позволяет мне это сделать. Его лицо наполнено жизнью и цветом, губы растягиваются в легкой улыбке. Глаза вернулись в прежний вид, темные и глубокие, манящие в свою бездну.

– Ты спасла меня, малахитница, – когда он смотрит на меня так, единственное, о чем я думаю – это о поцелуе.

И сейчас его рот опасно близко, настолько, что хочется захватить его верхнюю губу своими и попробовать на вкус.

О чем я только думаю? После всего, что только что произошло? Кажется, я сошла с ума…

– Я должна жизнь твоему брату, – шепчу я, облизывая пересохшие губы.

В глазах Николая мелькает что-то непонятное. Он запускает руку в мои волосы и вновь прижимает голову к своей груди.

Я сказала что-то не то? Он же не может меня ревновать? Тем более к своему погибшему брату…

6

Я продолжаю лежать на широкой груди, привыкая к теплоте его тела. Я не понимаю, что произошло и каким образом спасла Николая. Мое тело действовало само по себе, как будто помимо разума есть что-то еще, способное управлять им. Это – то, что разговаривало со мной, когда я приняла свою сыворотку? Это малахит в моей крови? Не понимаю. Смогу ли я повторить подобное?

Но уверена в одном: я продолжаю изучать собственные способности, и мне многое предстоит узнать.

Скрип двери. В гематитную мастерскую заходит Магнолия и оглушает нас своим фырканьем.

– Размурчались, – недовольство сочится в ее голосе. – Вам пора уходить. Лошадку вашу я уже покормила.

Волнение исчезло из глаз Магнолии. Осталась только холодная сталь. Я слезаю с Николая с горящими от стыда щеками. Он же спокоен как самая тихая летняя ночь.

Магнолия кидает в Николая полотенце, и он приходит в движение, нехотя встает с кресла.

– Иди в душ. И ты тоже, – рявкает она мне, бросая еще одно полотенце в мою голову.

– Я не знаю куда идти, – хрипло отзываюсь.

– Следуй со мной, – Николай берет меня за руку, и я чувствую, как тает мое сердце, словно снежинка в горячей руке. – Спасибо, – бросает он напоследок Магнолии.

Мы поднимаемся из подвальной мастерской на второй этаж. Я замечаю, что за округлыми окнами уже темно. Мы заходим в большую просторную комнату, где я сразу же улавливаю шум воды, как будто за стеной находится водопад.

Комната майора Аркаса, гематитника, не могла быть другой. Она – таинственная и роскошная. Огонь свечей отражается в гематитовых камнях, заполняющих пространство. Здесь есть даже кресло, полностью украшенное камнями, и большой письменный стол. Мои глаза разбегаются, и я стараюсь охватить все и сразу. Бросаю взгляд на длинную террасу, где возвышаются грациозные магнолии с темно-бордовыми цветами. Вот о каких деревьях говорил Николай, когда угрожал Магнолии переломать все деревья? Я делаю пару шагов вглубь комнаты в сторону цветущих темных, почти черных магнолий. Даже отсюда открывается вид на вечерний Вереташ. Он прекрасен.

– Это… твоя комната, – констатирую я, поворачиваясь к Николаю.

– Да, – спокойно отвечает он, продолжая наблюдать за мной.

Здесь нет ни одной ненужной вещи. Только самое необходимое и кровать.

О боги… Она огромна. Или я просто привыкла к маленьким койкам в Горниле камня. На кровати – с десяток бордовых, цвета магнолий с террасы, подушек, которые манят зарыться в них поглубже.

Теперь я готова ответить на вопрос Николая, где я хотела бы переночевать.

Здесь. Под этим темным покрывалом с замысловатым вязаным орнаментом. Я подхожу, чтобы потрогать его. Оно сделано вручную.

– Дело рук Магнолии. Она заботится о нашем доме.

– Вашем?

– Моем и Александра.

Николай снимает свою рубашку, и я замираю на вдохе. Оказаться в его невероятно красивой комнате, вечером, рядом с кроватью… С ним, оголенным до пояса… Это не может оставить равнодушной.

Он прекрасен посреди собственного гематитового чертога. Как будто все эти камни делают его еще красивее, сексуальнее и…

– Где душ? – спрашиваю я, заметив, как в глазах Николая разжигается пламя, способное воспламенить все вокруг и меня в первую очередь.

Почему он не отвечает на вопрос? Просто молчит и…

А моя грудь вздымается выше.

Я медленно втягиваю воздух, ощущая головокружительное наслаждение от одного только вида приближающегося Николая. Он срывает стон с моих губ, когда прикасается к ним своими.

Меня будто пронзает молния. Его руки зарываются в мои волосы. Он жадно исследует мой рот, и я тону. Забываю, что мне нужно дышать. Зачем? Он и есть воздух.

Мучительная истома овладевает моим телом, вместе с настойчивыми и такими решительными руками.

– Маленькая малахитница, ты заставляешь меня сходить с ума. Я же просил тебя не делиться своими чувствами…

Неужели, я опять это сделала?

– Ты… ты уверен, что это мои чувства? – шепотом спрашиваю я.

– Нет, – отвечает Николай, и бережно укладывает меня на свою огромную кровать, нависает сверху, покрывая шею нежными поцелуями.

Я обнимаю его, прижимаясь всем телом. Кажется, что я тоже схожу с ума, забывая обо всем…

Однако громкий стук в дверь и недовольное фырканье Магнолии свидетельствуют о том, что она уж точно не страдает потерей памяти и не оставит нас в покое, пока мы не уберемся отсюда.

– Быстрее! – командует она.

Это сумасшествие. Я закрываю глаза и упираюсь двумя ладонями в грудь Николая.

– Майор! Тебе непозволительно опаздывать! – Магнолия продолжает долбить в дверь.

Она словно видит сквозь стены, а может, ей об этом нашептали камни. Она не собирается входить, я уверена. Уже насмотрелась достаточно. Но она не остановится.

– Если Королева сказала остановиться во дворце, значит на то есть причины! Ты не можешь отказать ей.

Причины.

По телу пробегает холодок от мысли, какие это могут быть причины.

– Нам нужно спешить, – шепчу я в тот момент, когда Николай склоняется к моим губам для нового поцелуя.

Но это не останавливает его. Поэтому я убираю одну ладонь с его груди и упираюсь ею ему в шею. Можно подумать, что я собираюсь его задушить, но на самом деле, я просто не даю ему склониться ниже и завладеть моим ртом.

Похоже, это имеет обратный эффект.

Его глаза пугают. В них загорается неудержимое желание обладать.

– Где. Душ? – спрашиваю я под беспощадным темным взглядом. Уверена, если я сейчас не предприму что-либо, Николай не остановится. Нет. Он пойдет до конца, пока не насытится этим безумием между нами.

Неужели он и правда потерял голову? Мы оба потеряли голову. Вот это правда.

Я стараюсь как можно сильнее оттолкнуть Николая, но он не спешит отстраняться.

Он поднимает меня на руки и несет в ванную, где мне приходится широко открыть глаза, чтобы убедиться – я вижу это на самом деле.

Помещение заканчивается каменной скалой, из которой хлещет вода. Это…

Это самый настоящий водопад в доме.

Личный водопад майора Аркаса.

Если в Горниле у нас общие душевые, то здесь…

У меня нет слов.

Николай ставит меня на пол из темного камня и начинает раздевать. Он снимает мой китель и берется расстегивать рубашку, но я останавливаю его.

– Я сама… – робко возражаю.

– Я видел уже тебя, – спокойно отвечает он, и меня накрывает волной возмущения.

Он имеет в виду Пещеру Самоцветов, когда наврал мне, что люди должны заходить туда полностью обнаженными…

Конечно, он видел меня…

Видел, как я, голая, висела над огромной и бездонной дырой. Я поклялась отомстить ему за это унижение. Тогда он оценивающе посмотрел на меня и сказал, что его брату не стоило меня спасать. Что оно того не стоило. Было обидно и… мерзостно.

– Хочешь еще раз убедиться в том, что оно того не стоило? Спасать меня? – слова вылетают до того, как я понимаю их разрушительную силу.

А ведь я просто повторяю его же слова.

Тогда они меня ранили.

А теперь ранят его. Я вижу, как дернулся его глаз от злости.

Я жду, что он опровергнет свои слова.

Но он молчит, смотрит мне в глаза с непроницаемым лицом.

Он никогда не сможет сказать, что брату стоило пожертвовать собственной жизнью ради меня.

Я бы на его месте этого не сказала. От этого становится дурно и противно за неосторожно сказанные слова.

Николай молча покидает душевую комнату с водопадом, унося с собой мой китель.

Лучше бы я молчала…

Я раздеваюсь догола и бросаюсь под воду с таким рвением, будто пытаюсь отмыть себя от чувства вины. Вода холодная, и это заставляет спешить. А еще то, что нам нужно выдвигаться во дворец Королевы. Глинка спрятана в моем мешке, надеюсь, она ничего не натворила. Алина уже там. Неизвестно, зачем она тоже понадобилась Королеве.

Пока я обдумываю, будет ли у меня возможность сбежать во время нашего пребывания в Вереташе, боковым зрением я замечаю движение. Это заставляет меня вскинуть голову.

Николай вернулся к водопаду в свою майорскую душевую.

Без моего кителя.

И без своей одежды.

Он полностью обнажен и смотрит пронизывающим темным взглядом так, будто я должна быть ему благодарна за подобное зрелище.

7

Мое дыхание замирает, рот открывается, руки смыкаются на оголенной груди, пытаясь прикрыть наготу. Вода вдруг становится не холодной… а горячей.

Я отворачиваюсь в сторону и даже закрываю глаза. Но кадр уже запечатлелся в моей голове, поэтому все это бесполезно. Даже если я выколю себе глаза, я не забуду образ абсолютно голого и самодовольного Николая.

Я знала, что он не оставит просто так мой укор. Теперь он пришел поставить меня на место и показать, кто здесь хозяин.

Он.

Это его дом и его майорская душевая.

Конечно, он может здесь делать все, что захочет.

Молчание.

– Ты ни разу не видела мужского тела? – спрашивает он, заставляя чуть приоткрыть один глаз.

Проклятье, он все еще здесь и смотрит прямо на меня, очевидно, наслаждаясь моим смущением.

Видела ли я когда-либо такого обнаженного и горячего мужчину, стоящего передо мной, такой же нагой, как и он? Да еще и так близко, что капли, отскакивающие от моего тела, перескакивают на его…

Нет, конечно!

Я набираю воздуха в легкие.

Николай видел меня. Почему теперь я не могу посмотреть на него? Меня задевает его высокомерие и самодовольство. Кем он себя возомнил? Ах да, майором… Точно. Когда он в таком виде, я почему-то забываю о том, кто он на самом деле. Но даже это не дает ему права насмехаться надо мной.

Я приоткрываю второй глаз и с трудом напускаю на себя уверенный вид, как будто я нисколько не смущаюсь и вижу голые мужские тела каждый день. Внутри все дрожит, но я вижу, как по лицу Николая проскальзывает приятное удивление.

Я осматриваю его таким же оценивающим взглядом, каким он смотрел на меня в Пещере Самоцветов.

И Николай позволяет мне это сделать. Он расправляет плечи, становясь еще выше и шире.

Самовлюбленный нарцисс.

Увиденное убеждает меня в том, что еще немного, и даже водопад здесь вскипит.

Я едва удерживаюсь на подгибающихся ногах, но не подаю вида. Прикусываю свою нижнюю губу, чтобы вернуться в чувство. Я хочу что-то сказать, чтобы с его лица сошла ухмылка, но слова застревают в горле. Взгляд Николая становится хищным.

– Тебе нравится, – утверждает он.

Я собираю всю свою волю в кулак. Я блефую, если так можно сказать. Потому что он прав. Мне нравится, но это – последнее, что я хочу дать ему понять.

– Ты слишком самонадеян, – говорю я своим самым надменным голосом, на который только способна.

Я даже изображаю что-то наподобие ухмылки.

Мое сердце замирает, когда Николай сдвигается с места, но он… проходит мимо, чтобы встать сбоку от меня под струю воды. Теперь мы вдвоем под его водопадом. Если он ждет, что я первая сделаю шаг в его сторону, то он ошибается.

Я убираю руки с груди, наблюдая, как глаза Николая скользят по моему телу. Я подавляю дрожь и выхожу из-под воды так, словно я привыкла разгуливать нагой перед мужчинами. Делаю вид, что равнодушна к его оголенному телу.

Но это неправда.

Поверил ли он мне? Достаточно ли я была убедительной?

Движения даются мне с трудом, потому что все мое тело жутко напряжено. Но я не хочу, чтобы он пользовался моим смущением, и да, я хочу, чтобы он ощутил хотя бы каплю того, что мне пришлось пережить в Пещере Самоцветов.

Я беру полотенце, обматываюсь в него, теперь я смотрю куда угодно, но только не на застывшую рядом со мной фигуру.

– Нам нужно спешить во дворец, – кидаю я перед тем, как выйти из душевой.

В комнате Николая я наконец-то позволяю себе выдохнуть, сажусь на кровать, прижимаю ладони к пылающим щекам и стараюсь убрать из памяти то, что только что произошло.

Раздается стук, и в комнату заходит Магнолия. Она не спрашивает разрешения, но бросает на меня укоризненный взгляд, будто я забыла спросить у нее, могу ли находиться в комнате ее подопечного Николая… Она протягивает мне стопку с одеждой.

– Вот. Оденься, – приказывает она.

А я вспоминаю, что свою одежду забыла в душевой. Нет… Туда я сейчас возвращаться точно не буду.

В стопке я нахожу чистое нижнее белье, штаны, рубашку и свой китель, который выглядит явно свежее. Когда только Магнолия успел поколдовать над ним? Она отворачивается, раскладывая на кровати выглаженную форму Николая.

– Идеально, – восхищаюсь я.

Одежда сидит на мне как влитая, словно сшита по моей фигуре.

– Не обольщайся, милочка. Ты же не думаешь, что ты единственная девушка, которую Николай привел сюда?

В этот момент вся моя радость от чистоты тела и формы куда-то улетучивается.

– Это… форма другой девушки? – растерянно интересуюсь я, пока мое сердце рассыпается на части.

Конечно… Он же майор. С чего я вообще решила, что между мной и Николаем что-то есть? Он просто считает меня своей, но не из-за того, что я ему нравлюсь как женщина, напротив, в Пещере Самоцветов он дал мне понять обратное. Все потому, что я должна ему жизнь за брата. Подумаешь, несколько поцелуев…

– Что, ты уже размечталась, что одна такая? Особенная? – продолжает старуха, не отвечая прямо на мой вопрос.

Становится тяжело дышать, и хочется сразу же снять одежду, которая принадлежит другой. Моя реакция не скрывается от Магнолии, и она довольно улыбается.

Она издевается надо мной… или испытывает. Я не знаю, правду ли она говорит, но и не хочу знать. Слишком больно.

– Благодарю. Должно быть девушки уходят отсюда впопыхах, раз оставляют здесь штаны, – равнодушным тоном комментирую я, и глаза Магнолии сощуриваются на мне.

А потом я вспоминаю, что моя одежда осталась в душевой. Пожалуй, я тоже стану одной из тех многих, забывающих здесь свои штаны…

Я беру в руки свой китель. Уверена, что он – мой, потому что китель каштоуна невозможно подменить: он утыкан индивидуальными усилителями и камнями. В этот момент из комнаты с водопадом выходит Николай, обернутый в полотенце до пояса. Я перекидываю китель через руку и направляюсь к двери. Не хочу на него смотреть. Вообще. Я больше не собираюсь поддаваться его очарованию, пока не почувствую, что на самом деле могу ему доверять…

– Я подожду внизу, – бросаю напоследок и выхожу.

Самоуверенный козлина и старая карга!

Я злюсь, потому что была и правда готова доверять Николаю. Но он просто играет со мной. Развлекается. Я нервно поправляю все еще влажные волосы. Я настолько зла, что готова уйти отсюда одна, и вообще, сбежать. Похоже, это не такой уж и плохой вариант.

Я стою возле лошади, поглаживая ее по холке. И планирую взобраться верхом. Если я сбегу, найду ли я путь в Мавридию? Что будет с Максом, Алиной и Глинкой, которые уже во дворце? С Николаем, который должен доставить меня туда?

Железная рука хватает меня за плечо.

– Позволь, – Николай уже здесь, в идеально отглаженной форме.

Он забирает из моих рук китель, расправляет его передо мной, любезно предлагая свою помощь, чтобы я могла его надеть.

– Успокойся. Я чувствую тебя.

Только этого еще не хватало! Я даже не делилась с ним своими ощущениями! Кажется здесь все против меня, даже мои собственные способности.

Обидно чуть ли не до слез. Я вся дрожу от ненависти на собственные неконтролируемые силы, но отвлекаюсь, когда вижу цепочку гематитовых камней, пришитую ко внутренней стороне воротника моего кителя, скрытую от глаз.

– Что это?

– Эта нашивка гематитников.

Я цокаю языком и бросаю на него недовольный взгляд.

– И какое отношение это имеет ко мне? – спрашиваю я с вызовом, или это еще один из способов "пометить" меня и показать окружающим, что я принадлежу ему?

Он молчит. Подбирает слова. Слишком долго, а ведь нам надо спешить. Я нетерпеливо отвожу глаза в сторону, поворачиваюсь к нему спиной, позволяя Николаю надеть на меня китель.

– Ты теперь… немного гематитница, – произносит он тихо над ухом, и я поворачиваюсь обратно к нему.

– Это какая-то шутка? Это из-за того, что ты ввел в меня гематитовый стержень и маячок, как собаке? Разве такое возможно? Но я еще малахитница, не так ли?