Оковы любви 2

Катерина Снежная

Оковы любви 2

Глава 1

… после событий в томе 1

Жужжащий звук разносился по комнате для утех, пока вакуумные чашечки плотно присасывались к ее груди. Белоснежная кожа Василисы натянулась, ареолы превратились в темнеющие бутоны, пульсировавшие в такт с её сердцем.

Внутри камер работали нежные вибраторы на пределе чувствительности. Они замедлялись, даря призрачное облегчение, а потом взрывались новой волной импульсов, заставляя её выгибаться от смеси наслаждения и боли.

Каждый спазм внутри приборов отзывался дрожью во всём теле. Мышцы напрягались, дыхание становилось рваным, превращаясь в тихие стоны, которые она пыталась сдержать. Тело реагировало на каждую пульсацию, на каждое движение механизмов.

И соски твердели под давлением вакуума, пока кровь приливала к груди, делая её ещё более чувствительной. Вибрации проникали глубже, затрагивая самые интимные точки, превращая боль в наслаждение, а наслаждение – в почти невыносимое удовольствие.

Её пальцы впивались в края стола над головой. Тело жило своей жизнью, подчиняясь ритму машин, их безжалостной симфонии удовольствия и боли.

Глубоко в неё вторглось чёрное дилдо с ребристой поверхностью – каждый её вдох заставлял его шевелиться, как живое. Игрушка была подключено к тому же пульту, что и соски, и когда Амир аль-Файсалувеличивал мощность, её тело дёргается, будто её бьёт током.

В этой игре границ между физическим и ментальным Василиса потеряла себя, растворившись в ощущениях, которые не могла контролировать.

Его член в ней – не двигается. Он просто заполнял ее, пока она сжимала его в такт вибрациям. Каждый спазм киски заставлял её внутренности сжиматься вокруг него, но он не даёт ей передышки. Вместо этого Амир прижал маленький, но дьявольский вибратор к её самой чувствительной точке. Управляя им отдельно – то нежно, как перо, то резко, как удар хлыста.

И в этом бесконтрольном падении было что-то первобытное, что-то, что заставляло её желать большего, даже когда разум кричал остановиться.

Он не торопился.

Амир смотрел…

Как его собственность, его вещь, его блудная жена извивается на его члене, будто пытаясь сбежать и прижаться одновременно.

Ее бёдра сотрясались, совершая грязные круговые движения, от которых его ствол еще сильнее блестел от её влаги. Попка уже была на грани соскальзывала со стола, но он не помогал – пусть держится только за счёт мышц ПРЕЗРЕННАЯ. Кляп с мини-членом на её грязном язык беспомощно скользил по нему, смешивая слюну с искусственной кожей.

И от этого вида его яйца яростно каменели, прижатые к её дрожащей драгоценности.

Глава 1

Оказавшись за массивными воротами дворца, я наконец увидела маму. Она ждала меня там, где мы и договорились. Действуя на автомате, я быстро нашла нужную точку и метнулась к машине. Мама распахнула дверь, и уже через мгновение я оказалась в её объятиях на заднем сиденье с затемнёнными стёклами.

– Поехали, – коротко приказала она водителю.

Её взгляд был таким, будто мне всего лишь десять, а вовсе не восемнадцать. В глазах читалась тревога и бесконечная нежность. Я всегда для нее буду ребенком.

– Как тебе удалось выбраться? Василиса? – прошептала она, сжимая мою руку.

Я лишь слабо улыбнулась. Это неважно. Сердце колотилось как сумасшедшее, готовое выпрыгнуть из груди. Впереди нас ждал самый сложный этап – пересечение границы. И я не была уверена, что мамин план сработает.

В голове крутились мысли – нас могут поймать. О том, какие последствия ждут, если нас всё-таки схватят? Но рядом была мама, и это придавало сил. Мы должны были рискнуть всем ради свободы.

Машина плавно тронулась с места, увозя нас прочь от золотой клетки.

Время словно остановилось. Внезапно из-за поворота выскочили три чёрные машины. Они окружили нас, как хищники загоняют добычу, пытаясь взять в кольцо.

Сердце замерло в груди. Я видела, как из первой машины выпрыгнул человек в форме спецназа. Одним мощным прыжком он оказался в нашем автомобиле. Началась борьба.

Водитель вскрикнул – и его тело обмякло. Машина пошла юзом, теряя управление. Чужак отшвырнул меня в сторону, и мир погрузился во тьму.

Я пришла в себя от оглушительного крика увидела, как мама, с пистолетом в руках, стреляет по колёсам преследующих нас машин.

Два автомобиля перевернулись в воздухе и застыли грудами искорёженного металла на асфальте. Но третья машина всё ещё была на хвосте. Из неё выпрыгнул мужчина с азиатскими чертами лица. Его чёрные волосы были заплетены в множество тонких косичек, которые развевались на ветру.

Он ринулся к нам, его движения выглядели стремительными и отточенными. Борьба в салоне становилась всё яростнее. Он выбил пистолет из рук матери, его пальцы вцепились в её плечи, пытаясь вытолкнуть наружу. Её голова оказалась слишком близко к колесу. Волосы намотало на шину, и я видела, как они рвутся вместе с кожей.

В этот момент первый нападавший, которого мать успела ранить, достал шприц. Его движение было молниеносным – игла впилась мне в шею. Время замедлилось, превратившись в тягучую патоку.

Собрав последние крупицы сознания, я в прыжке ударила ногами того мужчину, вышвырнув его наружу. Пыталась дотянуться до матери, но она уже скользила к открытой двери. Её крик застрял в горле, превратившись в хриплый вой.

И тут машина на что-то налетела. Время словно остановилось. Металл заскрипел, затрещал, заныл от нечеловеческой боли. Стекло разлеталось в разные стороны, превращаясь в смертоносную пыль. Осколки впивались в кожу, оставляя рваные раны.

Мир перевернулся. Всё вокруг кружилось в безумном танце смерти. Я видела, как мама пытается ухватиться за что-то, но её руки скользили по мокрому от крови салону. Её лицо было так близко, но в то же время бесконечно далеко.

Тьма накрыла меня, как тяжёлое одеяло. Она душила, давила, уносила в бездну беспамятства. Но перед тем, как потерять сознание, я успела увидеть её глаза.

Её глаза… Они были полны ужаса и боли. В них отражалась вся безысходность происходящего. Были … такими родными, такими любимыми… И такими мёртвыми. В них больше не было жизни, только бесконечная пустота.

Последнее, что я запомнила – это её лицо, искажённое предсмертной мукой, и безжизненные глаза, в которых навсегда застыл ужас. А потом пришла бездна. Глубокая, холодная, безжалостная. Она поглотила меня целиком, унося в небытие…

Так как на дворе была ночь, то свидетелей происшествия было мало. Вынырнув второй раз из беспамятства, я поняла, что меня отбросило в сторону, а машина горит. Недалеко горело еще две. А затем послышались взрыв, сначала один, потом второй, а затем взорвалась последняя машина, заставив меня вздрогнуть и закричать «Мама»!

Ночь окутала всё вокруг своим чёрным плащом. Редкие фонари бросали тусклый, дрожащий свет на место катастрофы, отбрасывая причудливые тени на обломки машин. В воздухе витал густой, удушливый запах гари и жжёной резины, от которого першило в горле.

Я открыла глаза, чувствуя, как пульсирует боль в каждой клеточке тела. Холодный ночной воздух обжигал обожжённую кожу. Вокруг царил хаос: пылающие остовы машин освещали всё вокруг зловещим оранжевым светом, от которого плясали тени на стенах ближайших зданий. Мой разум отказывался принимать реальность происходящего.

«Мама!» – крик застрял в горле, превратившись в хриплый, надрывный сип. Я попыталась подняться, но каждая мышца протестовала, отзываясь острой болью. С трудом, сантиметр за сантиметром, начала отползать от горящей машины, чувствуя, как песок и битый асфальт царапают руки и колени.

Взрывы продолжали сотрясать воздух – первый, второй, третий… Каждый удар волны заставлял разбитое сердце замирать, а кожу покрываться холодным потом. Пришлось вжаться в землю, закрывая голову руками, чувствуя, как учащённо бьётся что-то в горле. Тошнота? Когда грохот немного утих, я подняла голову и увидела, как последняя машина превратилась в огненный шар, от которого разлетались искры, словно звёзды в ночном небе.

Адреналин придавал сил. Я поползла прочь от места смерти и разрушения, чувствуя, как дым обжигает лёгкие, гарь разъедает глаза. Горячие слёзы струились по щекам, смешиваясь с кровью.

Впереди показались очертания стройки. Полуразрушенные стены, груды бетона и арматуры – идеальное место, чтобы спрятаться. Я заползла в один из проёмов, чувствуя, как холодный бетон обжигает кожу сквозь порванную одежду. Дрожа всем телом, свернулась калачиком, обхватив себя руками.

От боли кружилась голова. Сознание затуманивалось. Кровь стекала по лицу, и я почти не ощущала, как пульсируют раны. Последнее, что запомнила перед тем, как провалиться в забытье – собственный крик, застрявший в горле, и имя мамы, которое я повторяла снова и снова, словно молитву. Моё дыхание становилось всё более прерывистым, пока окончательно не растворилась в темноте беспамятства.

Глава 2

В роскошном кабинете небоскрёба, возвышающегося над городом, Аль-Камаль аль-Файсал нервно пролистывал свежие новости на экране своего планшета. Он имел выразительные черты лица с густой, аккуратно подстриженной бородой и усами, которые подчеркивают его мужественность. Лицо обрамляли четкие скулы и сильный подбородок. Взгляд глубокий и уверенный, глаза выделялись и сейчас они горели бешенством. На шее висит изящная цепочка, добавляющее образу утонченности. Одним словом Аль-Камаль, внушал силу, уверенность и элегантность. Но сейчас его твердые губы искривились в презрительной усмешке, когда он увидел заголовок: «Сводный брат шейха аль-Файсала замешан в скандале с наркотиками».

– Очередная ложь, – прошипел он, отбрасывая планшет в сторону. – Они все хотят меня уничтожить.

Его репутация была разрушена годами скандалов и сплетен. Сучонок Амир, всегда оставался безупречным в глазах общественности, в то время как он оставался объектом грязных слухов и обвинений.

Сплетни о сделке по русской наложнице давали возможность ослабить позиции Амира. Его информаторы уже работали над тем, чтобы раскрыть детали грязной истории, которая могла стать ударом по безупречной репутации его сводного брата. Могла бы…

– Это может стать моим козырем, – прошептал он, глядя на фотографию девушки, найденную в базе данных. – Амир думает, что получил ее, но я знаю правду. И скоро весь мир её узнает.

В его глазах загорелся опасный огонёк. Аль-Камаль был готов использовать любой шанс, чтобы наконец-то занять то место, которое, как он считал, по праву принадлежало ему.

Поэтому, когда он спустился на секретный уровень, не значащийся в планах здания подвала, его лицо было олицетворением жестокости.

Тусклый свет лампочки мерцал, отбрасывая дрожащие тени на гнетущие стены подвала. Аль-Камаль стоял неподвижно, его безупречный вид резко контрастировал с грязным полом. В центре комнаты на стуле сидел связанный человек, на его лице виднелись следы побоев: синяки темнели под глазами, губы были разбиты, а из уголка рта стекала тонкая струйка засохшей крови. Его дыхание было прерывистым, а взгляд, полный ужаса, метался по комнате, словно ища спасение. Пока он снимал перчатки, пальцы в белой резине скользили по коже с почти ласковым вниманием. Его начальник охраны, грубый, с налитыми кровью глазами, нервно переминался с ноги на ногу, сжимая в кулаке окровавленную тряпку.

– Ну что, дружище… – голос Аль-Камаля звучал мягко, почти тепло, будто он обращался к старому приятелю, а не к избитому пленнику. Он аккуратно сложил перчатки на крепкий пластиковый столик.

Связанный человек дёрнулся, когда Аль-Камаль провёл пальцем по его разбитой губе, собирая каплю крови. Он замер, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

– Ты знаешь, зачем ты здесь? – Аль-Камаль наклонился ближе, его дыхание пахло дорогим кальяном и финиками.

Пленник, избитый и сломленный, наконец заговорил:

– Я… я всё скажу. Только, пожалуйста, не надо больше…

Аль-Камаль слегка оскалился, но в глазах не проявилось ни капли тепла.

– Вот и хорошо, – он дал знак охраннику отложить инструмент. – Начинай, и не забудь ни одной детали.

Тот, тяжело дыша, попытался собраться с мыслями.

– Амир… он предложил мне сделку, – начал он, его голос дрожал. – Нефтяные поля к югу от границ… в обмен на… на Василису.

Аль-Камаль замер, его глаза потемнели от гнева.

– Ты продал ему собственную дочь? – он спросил холодно, почти равнодушно, но в нём слышалась жесткость.

Ведь эти русские, да любые наложницы чем плохи… ничего они не знают о них. Ровным счетом ничего. Но одно дело соблазниться на золотые посулы и сказки, а другое вот так быть преданной семьей.

– Она не знает наших традиций, – прошептал он, наблюдая как ее отец сгорбился под тяжестью собственных слов. – Амир обещал заботиться о ней… а ты предал ее.

Аль-Камаль резко ударил по столу, заставив Владимира вжаться в стул.

– Ты понимаешь, что творишь? – прорычал он. – Твоя дочь – невинная девочка, а ты отдал её в лапы человека, который сломает её жизнь! Он вообще ее сломает.

– Она сбежала с матерью, – всхлипнул Владимир. – Я пытался их остановить…

Амир шагнул вперёд, его лицо исказилось от ярости.

– И ты думаешь, что это оправдывает твой поступок? – прорычал он. – Ты продал собственную семью за чёртову нефть!

Аль-Камаль поднял руку, останавливая охрану.

– Довольно, – произнёс он холодно. – Сделка не состоится. Твоя жена сегодня погибла. Всё кончено.

Владимир побледнел, осознавая, что его предательство не принесло желаемого результата.

– Но… но сделка… – пролепетал он.

Аль-Камаль наклонился к нему, его глаза пылали презрением.

– Ты потерял не только дочь, но и всё остальное, – произнёс он тихо. – И теперь ты заплатишь за свою жадность.

Амир шагнул вперёд, доставая пистолет.

– Прощай, предатель, – произнёс он, нажимая на курок.

В подвале стало тихо. Только звук падающего тела нарушил зловещую тишину.

Аль-Камаль отвернулся, его лицо оставалось непроницаемым. Он знал, что справедливость восторжествовала, но горечь от этой победы оставалась в его сердце.

– Уберите здесь всё, – приказал он своим подчинённым.

Когда Аль-Камаль вернулся в свой кабинет, его взору предстали роскошь и богатство: золото, дорогие произведения искусства и материалы высочайшего качества. В этом помещении, где каждая деталь кричала о власти и могуществе, он вновь открыл файл с фотографиями девушки.

То, что он задумал, было крайне опасным предприятием, но азарт игры уже завладел его разумом. Он не мог отвести взгляд от снимков.

Девушка на фотографиях была невероятно красива – словно лунная ночь, словно роза в рассветной росе, словно свет, падающий на заснеженные горные вершины. Её черты лица были точёными, а кожа – безупречной, как фарфор. Длинные золотистые волосы волнами ниспадали на плечи, создавая ореол света вокруг её лица. Голубые глаза, глубокие и прозрачные, словно летнее небо, манили своей загадочностью.

Аль-Камаль рассматривал каждый снимок с пристальным вниманием. Он отмечал грациозные изгибы её тела, изящные линии рук, лёгкий изгиб шеи. В каждом движении девушки чувствовалась природная грация, которая завораживала его.

Он изучал её лицо, пытаясь разгадать тайну, скрытую за этой безупречной внешностью. Что таится в её душе? Какие мысли роятся в этой прекрасной голове? Какие страсти могут гореть в её сердце? Больное сердце…

Фотографии не могли передать всего очарования этой девушки, но даже через объектив камеры чувствовалась её особенная, почти неземная красота. Аль-Камаль понимал, что эта игра может стоить ему дорого, но устоять перед соблазном было невозможно.

Он продолжал рассматривать снимки, погружаясь всё глубже в свои мысли. Эта девушка стала для него не просто объектом желания – она превратилась в загадку, которую он жаждал разгадать любой ценой. Её светлые локоны, словно шёлк, её нежная улыбка, её утончённые черты – всё пленяло его воображение, заставляя сердце биться чаще.

Глава 3

Его пальцы сжали край планшета, когда он провёл большим по экрану, увеличивая изображение. Взгляд скользнул по линии ее шеи, останавливаясь на полупрозрачной ткани блузы.

«Интересно, дрогнут ли эти ресницы, если провести по ним губами?» – пронеслось в голове. Он мысленно стянул с её плеч одежду, представил, как под его ладонями проступают мурашки на коже.

Другое фото – смех, открытая шея. Аль-Камаль вообразил, как прижимает её к стене, чувствует под пальцами биение сонной артерии. «А если укусить здесь, у самой ключицы?» Губы сами собой сложились в усмешку. Он представлял, как она вздрагивает, когда он срывает с неё невинный наряд, как в её глазах появляется тот самый страх, смешанный с возбуждением, который он так любил вызывать.

Внезапно он резко отодвинул планшет. Нужно остановиться. Но мысль уже пустила корни: «Она будет моей. И не на снимках, а в реальности – сдавленная в объятиях, беззащитная, готовая принять мои правила». Он мучительно выдохнул, снова потянувшись к устройству. Ещё немного. Ещё пара кадров.

Его пальцы вновь потянулись к планшету, будто загипнотизированные. На этот раз он увеличил снимок, где ветер запутал пряди волос в её улыбке. Какими бы они были на ощупь… распущенные по подушке? Мысленно он уже чувствовал их шелковистую тяжесть на своей груди, вдыхал аромат, который должен оставаться на простынях.

Следующее фото – капля дождя на декольте. Он представил, как мог бы поймать её языком, ощутить под губами учащённый пульс. А если провести мокрой плеткой по этой бледной коже… останутся ли розовые следы? В его воображении она уже откинула голову назад, обнажив уязвимую линию горла – совершенную мишень для поцелуев.

Внезапно он раздраженно провёл рукой по лицу, пытаясь стряхнуть наваждение. Соблазняющие образы продолжали танцевать перед глазами: её пальцы, вцепившиеся в его волосы; её стоны, тонущие в подушке; её бёдра, повторяющие ритм, который он задаст. Слишком реально. Слишком близко.

Аль-Камаль с силой отложил планшет, но через мгновение снова взял его в руки. Ещё один взгляд. Последний. Просто чтобы убедиться, что эта магия – не сон.

Внизу живота забилась тугая волна жара, кровь упруго пульсировала в напряжённой плоти. Ширинка брюк логично стала тесной, ткань неприятно врезалась в налившуюся плоть. Это было грубо, физиологично – будто всё его тело отвергало холодную дистанцию фотографий, требуя реального контакта.

Он нетерпеливо провёл ладонью по лицу, пытаясь подавить животный порыв. Но образы продолжали преследовать: её согнутая шея под его губами, дрожь в её руках… Тело отказывалось слушаться, настойчиво напоминая о желании, которое уже нельзя было игнорировать.

Тяжелое дыхание нарушило тишину кабинета.

Вены на его члене напряглись, будто готовые разорвать кожу. Он с силой сжал основание, пытаясь обмануть тело, но пальцы лишь глубже впились в горячую плоть. В воображении уже не было места нежностям – только её согнутая спина, хриплые стоны и влажная теснота, обжигающая его.

Аль-Камаль расстегнул ремень, освобождая вздувшуюся плоть. Воздух холодил влажную головку, но это лишь усиливало жгучую пульсацию. Рука сама начала мерное движение – грубо, без утончённости, как будто он и вправду вгонял себя в её воображаемое тело, задыхаясь от тяжёлого дыхания.

Зрачки у него расширились…

На экране продолжала сиять её улыбка, но теперь он видел лишь запрокинутое лицо с закатившимися глазами, слышал придушенный стон, чувствовал, как её ногти впиваются в его спину. Спазмы нарастали – живот свело судорогой, спина выгнулась во внезапной тишине.

Через пару секунд он обмяк в кресле, глядя на капли, испачкавшие дорогой ковёр. Голод уже не подступал к горлу, но пальцы всё ещё дрожали. Аль-Камаль издал короткий смешок в полумраке, провёл тыльной стороной ладони по влажному лбу, глядя на испачканный ковёр с каким-то даже удовлетворением. Это было послевкусие – как дым после выстрела.

Мужская плоть требует разрядки – будь то рука, рот или упругая плоть женщины. Сегодня выбор был за ним. Он потянулся к серебряной коробке с сигарами, откусывая кончик. Стыд? Нет. Лишь лёгкая усталость в мышцах и чёткость в мыслях.

Планшет погас, унося с собой образ в спящий режим.

Скоро он найдёт её. Не на экране – в реальности, где можно будет почувствовать не пиксели, а судороги живого тела. А пока… пока можно позволить себе расслабиться, выпуская дым к потолку. В конце концов, даже шейхи имеют право на простые мужские радости.

***

Когда я очнулась, надо мной склонились рабочие с арабской стройки. Их смуглые руки дрожали, пока они осматривали мои раны. Один торопливо набирал номер на телефоне:

– Эмердженси! Херп! Херп, плииз!

Сознание затуманилось от боли. Каждая клеточка тела кричала, а в груди образовалась пустота. Мысли о маме разрывали сердце. Я пыталась говорить, но из горла вырывался лишь хрип.

Внезапно рабочие расступились. Люди в форме частной охраны появились словно из ниоткуда. Их холодные взгляды заставили внутренне содрогнуться.

– Успокойтесь, мисс. Помощь уже в пути, – произнёс один из них.

Но их слова не приносили утешения. Где мой отец? Почему вместо скорой приехали охранники? А мама… то, что осталось.

Я отпрянула, когда один из них попытался осмотреть раны.

– Не трогайте меня! Где врачи? Где моя мама? – мой голос звучал слабо и умоляюще.

Паника накатывала волнами, смешиваясь с болью. Слёзы навернулись на глаза, а сознание начало уплывать.

– Тише, тише… Всё будет хорошо, – повторял охранник.

Да не верилось ни черта… я не верила. Никому не верила. Только боль и страх были реальными в этом кошмаре разрушений и лживых обещаний.

Вокруг царил хаос стройки: груды бетона, ржавая арматура, пыль, поднятая взрывами. Я отползла к стене, пытаясь укрыться от чужих взглядов. В голове билась мысль: «Амир нашёл… меня. Он не спасёт. Не поможет».

Реальность стыла жестокой хваткой – надо мной нависали незнакомые лица охранников.

– Вставай, – грубый голос разорвал мои иллюзии. – Хозяин ждёт.

– Нет! Отпустите меня! – закричала я, голос утонул в грохоте стройки. – Где мои родители? Что с ними?

Я вжалась в бетонную стену, чувствуя, как острые края царапают кожу. Рабочие в яркой одежде наблюдали издалека, перешёптываясь на своём языке. Их сочувственные взгляды только усиливали чувство беспомощности.

– Не трогайте! – всхлипнула я, пытаясь отползти. – Я никуда с вами не пойду!

Охранник схватил меня за руку, его пальцы были как тиски. Я попыталась вырваться, но он лишь сильнее сжал хватку.

– Отпустите! – слёзы текли по щекам, смешиваясь с пылью. – Помогите! Кто-нибудь, помогите!

– Заткнись, – процедил он сквозь зубы. – Только хуже будет.

В ушах звенело от взрывов, от криков, от собственного пульса. Я видела, как другие рабочие отводят глаза, как будто происходящее их не касается. Где-то там, в этом хаосе, остались мои родители. Хоть кто-то…

– Господи! – я перешла в вой, закричала, пока меня тащили через стройплощадку к чёрному внедорожнику. – Помогите!

Каждый шаг давался с трудом, боль пронзала тело. Я царапалась, билась, но охранники были сильнее.

– Пожалуйста! – выкрикнула я в последней надежде. – Господи, помоги!

Один из них швырнул меня на заднее сиденье. Машина рванула с места, поднимая клубы пыли. Рабочие остались позади, их фигуры растворялись в серой дымке.

– Молчи, – бросил водитель, глядя в зеркало заднего вида. – Хозяин не любит шумных.

Я рыдала, закрыв лицо руками. Слёзы текли по щекам, но никто не слышал моих умалений.

– Пожалуйста, – уже шептала я, – отпустите меня. Где мои родители?

Машина свернула на главную дорогу. Впереди маячили высотные здания какого-то дворца.

– Пожалуйста, кто-нибудь, спасите меня…

Глава 4

Когда её нашли, Аль-Камаль даже не колебался. План созрел в его голове мгновенно – именно такой сценарий он бы и придумал сам.

Василиса стала для него идеальным трофеем. Живым доказательством того, насколько слаб и порочен Амир. Тот не смог ни удержать её, ни защитить. Захватив девушку, Аль-Камаль словно наносил сокрушительный удар по самому уязвимому месту брата, символически уничтожая его мужское достоинство. Теперь она принадлежала ему – и это его победа.

Она превратилась в смертоносное оружие против Амира. Каждая царапина на её теле, каждое свидетельство «заботы» брата могло быть использовано в его игре. Её история, её слова, её память – всё это становилось инструментом давления в их бесконечной клановой войне.

Аль-Камаль понимал: спасти из одной клетки, чтобы заточить в другую, куда более изощрённую – вот истинное проявление власти. Он дарил ей жизнь, но на своих условиях. Создавал ту самую токсичную связь между спасителем и жертвой, где грань между защитой и насилием стиралась окончательно.