Игра со временем

– Владимир, – в свою очередь представился я.

– Вы здесь первый раз? – спросил мой новый знакомый, подзывая официанта щелчком.

Я ответил утвердительно.

– Самая разнообразная публика, – понизив голос, сообщил Алекс. – Сколько сюда хожу, не могу понять, что их всех связывает. Он выдержал паузу.

– Обратите внимание на эту парочку у окна. Она – дочь… ну вам не обязательно знать кого, скажем – очень богатых родителей. А он писатель, начинающий, но, как говорят – подающий надежды. Ну, вы слышали наверно, этот романчик, как его? не помню! Ещё премию получил и сейчас экранизация выходит…

– Да вы что?! – воскликнул я, преувеличенно удивляясь.

Так слово за слово, завязался разговор и мы, с моим новым приятелем, как мне показалось, испытываем ментальную симпатию друг к другу. По крайней мере, Алекс был достаточно начитанным человеком, что в наше время, согласитесь, редкость. Он не скакал по верхам общеизвестных литературных фактов, но мог углубиться в такие подробности и детали литературного произведения, которые я сам пропустил или не придавал им значения. Но из его уст они звучали иначе. Мне было с ним интересно. Надеюсь, ему тоже. Была ещё одна тема, ради которой я должен был с ним познакомиться – филателия. И мне, как человеку ещё не утратившему окончательно моральные принципы, становилось стыдно, что я пытаюсь использовать моего нового знакомого в своих корыстных целях.

– Иногда я удивляюсь, как эти все, на вид разумные люди неумело пользуются своими титаническими возможностями. Во что они вкладывают свои безумные средства: футбольные клубы, яхты, алюминиевые, заводы, золотые прииски, нефтедобыча. Они приковывают себя на веки вечные к самым хлопотным предприятиям или над златом чахнут до конца дней своих. В то время, как есть более надёжные вкладывания средств.

– Например? – спросил я с напускным безразличием.

– Вы когда-нибудь интересовались филателией? – без паузы спросил Алекс. Мурашки пробежали у меня по телу.

– В школьные годы у меня был альбом с марками, – сказал я с усмешкой.

– Нет, Володя, я серьёзно! – воскликнул мой собеседник чуть громче, чем было позволительно в данном заведении и осёкся. И, понизив тон, спросил, – знаете сколько может стоить редкая марка на аукционе?

– Наверно дорого.

– Сколько? – настаивал мой собеседник и сверкнул глазами.

– Ну, предположу, тысячу долларов!

– Наивный вы человек! – произнёс он зловещим шёпотом. – Я вам прочту небольшую лекцию. Как не странно, ценность в филателии часто возникает из-за некоего изъяна. Вам как человеку начитанному будет понятнее, если вспомнить двух величайших писателей. Возьмём Гоголя и Толстого. Как первый описывает степь, после бури, глазами Чичикова…дороги расползались во все стороны, как пойманные раки, когда их высыпят из мешка…Что вы на это скажите, друг мой?

– Гениально! – воскликнул я. Это была моя любимая цитата.

– А теперь, как тот же писатель пытается описать красивую женщину, он впадает в примитивные сравнения, вроде: чёрные, как смоль волосы, мраморные плечи и что-то там белоснежное, как сахар. Другое дело Лев Николаич! Красота Катюши Масловой в изъяне: она слегка косит и в этом её изюминка. Сравнение с маркой не корректное, но ключевым параметром является – изъян. Так и с самыми дорогими марками – их дефект, становится достоинством. Начнём с «Перевёрнутой Дженни», выпущенной в США в 1918 году. Номинал марки каких-то 24 цента. По ошибке на некоторых листах самолёт отразился в перевёрнутом виде. Брак был уничтожен, но один лист всё же остался и поступил в продажу. И вот, совсем недавно, один из известных, четырёх экземпляров «Перевёрнутых Дженни» был продан за, – Алекс сделал паузу, осмотрелся воровато и прошептал, – почти за миллион долларов! Я допил своё вино до последнего глотка и показал проходившему мимо официанту на пустой бокал.

– Безумие, Алекс, – придя немного в себя, произнёс я. – Клочок бумаги, отпечатанный типографским способом, не картина великого художника…

– Один из немногих сохранившихся клочков бумаги, прошу заметить – поправил меня Алекс, – такова психология рынка. И смею вас заверить, это не самый дорогой клочок, а изъяны бывают самые разные: ошибка в цвете, например и самое главное недолговечность марок, поэтому за ними и охотятся по всему миру.

– Вы хотите сказать, что были марки ещё дороже.

– Да, мой друг! «Голубой Маврикий», полтора миллиона долларов. «Баденская ошибка в цвете», выпущенная в 1851 году номиналом в девять крейцеров, была продана за два миллиона! И так далее: «Шведский уникум» два миллиона триста, «Сицилийская ошибка цвета», два миллиона семьсот двадцать тысяч и наконец «Святой Грааль», 1868 года, номиналом в один цент, с изображением Бенджамина Франклина, с использованием вафелирования Z, была продана, на минуточку, почти за три миллиона долларов США… Возникла пауза. Алекс, явно, наслаждался произведённым эффектом, а я переваривал полученную информацию.

– Это всё, конечно, интересно. Но для чего-то вы мне всё это рассказали.

– Вы чрезвычайно догадливы. Для того, чтобы нам продолжить разговор, надо попросить отдельный кабинет.

– Если вы боитесь чужих ушей, то почему вы не боитесь подслушивающих устройств?

– Исключено. В этом заведении они не доверяют друг другу, что естественно, в конце концов это бизнес, поэтому здесь круговая система контроля. Как-нибудь я вам расскажу.

Прослушка просто невозможна.

Мы перешли в отдельный кабинет.

– И так, без долгих предисловий. Мой друг, писатель, исчезнувший недавно при загадочных обстоятельствах, отсылал мне главы из своей повести, которую я должен был собрать в отдельную книгу и напечатать под псевдонимом. Уже и договор был подписан, и аванс выплачен. В этой повести меня заинтересовала одна глава, которая обрывается на самом интересном для нас месте. Позвольте я вам зачитаю.

* * *

Антикварная лавка ютилась в живописном переулке, который в это время года утопал в зелени. Деревья, переваливались через ограды скверов, словно огромные псы, с листвой вместо шерсти. Герман уверенно шагал, поигрывая зонтом как тростью и время от времени сшибал особо понравившийся ему листочек. У него было прекрасное настроение. Ничто не могло помешать состояться сделке – дело в шляпе! Старый дурак ничего не смыслит в филателии. Это та самая марка, которая исчезла при загадочных обстоятельствах, из коллекции знаменитого Квинспадо. Да-да! Тот самый Джузеппе Квинспадо, которого подозревали в отравлении своих конкурентов, который не брезговал никакими средствами, чтобы достичь заветной цели, и в конце концов сам пал жертвой тайных врагов. Герман изучил десятки каталогов, в поисках этого недостающего звена, для коллекции марок британских колоний, которую он собирал уже десять лет! Этот маленький клочок бумаги, у которого к тому же не хватает пары зубчиков в верхнем правом углу, а глаз у королевы испачкан чернильной точкой, словно она подмигивает, и не вопреки, а благодаря своим изъянам, один стоит целое состояние; А вся коллекция вместе… У Германа закружилась голова…

Камень, из которого был сложен дом антиквара, тяжёлая дубовая дверь, массивная кованая ручка и фигурная замочная скважина – всё обещало сказочное наслаждение для охотников за аутентичной дребеденью. Но Германа интересовала одна маленькая почтовая марка. Он уже ненавидел этого старика, которого случайно встретил вчера в клубе любителей старины. Его звали Сандро, он был глуповат, жаден и распродавал свои заплесневелые сокровища, потому что собирался переезжать куда-то далеко на юг, к своей дочери. В руках у него был альбом с фотографиями всего этого бронзомедносеребрянного мусора, который он пытался впопыхах сбагрить.

– Молодой человек, может вас заинтересует это, – и старик перевернул страницу фотоальбома, на которой было множество разрозненных марок. Но королеву он заметил сразу! Как можно было её не заметить, она ему подмигнула…

– Интересно, – равнодушно произнёс Герман, – вы их продаёте все сразу или по отдельности? – старик задумался.

– Возьмите марки вместе с серебряным набором ложек на пять персон. Я вам сделаю хорошую скидку.

– Красивое серебро, девятнадцатый век? – начал игру Герман.

– Восемнадцатый, – поправил Сандро, – остатки сервиза графа Шереметьева.

– Может у вас есть, хоть что-то, в полном комплекте, – как можно недовольнее пробурчал молодой человек. Альбом захлопнулся перед носом филателиста, старик развернулся и пошёл к буфетной стойке, где предлагали напитки. Герман чуть не потерял сознание.

– Любезный, как вас, Сандро, если не ошибаюсь; вы меня не так поняли. Я хочу купить все ваши марки, набор ложек графа Шереметьева и какую-нибудь красивую вазу в подарок моей невесте, – глаза старика победно засветились.

– Видите красивую брюнетку, с бокалом, возле копии Гогена, это – она. Её зовут Марина. Я вас сейчас познакомлю. Марина! Только не говорите про вазу, я ей сказал, что меня интересуют марки.

– Вы прекрасная пара, – скрипучим, ядовитым голосом произнёс старик, – и когда же свадьба?

Марина чуть не поперхнулась шампанским и выпучила глаза. Герман схватил её за руку.

– О, скоро, через месяц! – выпалил Герман.

– Ну, хорошо, молодой человек. Я вижу вы серьёзный коллекционер, но сразу предупреждаю, это будет вам стоить очень дорого, а я продаю только за наличные.

– Сколько? Не томите! – простонал Герман.

– Двести, – торжественно возвестил старик.

– Сколько? – переспросил филателист как можно натуральнее показывая возмущение завышенной ценой.

– И это только за марки. За остальное, ещё триста! Ну, и ваза вам будет стоить не дёшево; у меня большая подборка китайского фарфора.

– Вы меня режете без ножа! – вздохнул Герман.

– Это моё последнее слово. Приходите завтра к восьми вечера, если не передумали, вот адрес, – старик протянул визитную карточку, зловеще блеснул глазами и ушёл.

– Мне, конечно, лестно, – игриво произнесла Марина, – но, с твоей стороны, это очень смелое решение!

– Всё складывается, как нельзя лучше. Марка у него!

– Ты уверен?

– По крайней мере, я видел её на фотографии.

Герман вошёл в лавку антиквара.

* * *

– На этом пока всё, – прервал чтение Алекс, – дальнейшее повествование для меня довольно туманно, и я пока не готов его обсуждать. Вернее было бы сказать, вы, на мой взгляд, ещё не совсем готовы воспринимать…

Я сделал вид, что пропустил мимо ушей его слова и мы отправились немного прогуляться.

Глава 4. Разные ракурсы

Уже битый час мы бродили по московским улочкам. Алекс беззаботно болтал на всевозможные темы, будто мы были знакомы с ним целую вечность. Я пытался тайком оглядываться и всегда замечал на приличном расстоянии конечно же, одного из моих вежливых провожатых. То он стоял, заложив руки за спину и разглядывал витрину магазина, то, чуть склонив голову, прикуривал сигарету или, если мы брели по скверу, садился на свободную скамейку, заложив ногу на ногу и мечтательно рассматривал облака. Тёплый, летний ветер дул нам в лицо и закатное солнце подкрашивало полупустые вечерние улицы.

– Алекс, – не выдержал я, – всё же возвращаясь к рассказу, что произошло дальше? Куда делся Герман? Повествование обрывается, не оставляя никаких возможностей для предположений. И, наконец, встретился ли Герман с коллекционером?

– Герман исчез! – воскликнул Алекс, – но перед своим исчезновением он обнаружил антиквара на полу в его лавке без признаков жизни. Конечно же он испугался.

– Это вам сообщил автор?

– Нет. Это я видел сам.

– Вы там тоже были? – недоверчиво спросил я.

– Нет. Но я это видел, как будто собственными глазами.

Мы молча шли некоторое время. Затем Алекс остановился, словно решаясь на что-то очень важное для него.

– У моего друга была некая писательская, назовём это, особенность, – он осмотрелся по сторонам, выдержал паузу и продолжил движение, – он никогда не выдумывал персонажей своих произведений из головы.

– То есть?

– Все его герои – реальные люди, описанные с максимальной точностью. И я это знаю наверняка!

– Вы хотите сказать, что все действующие лица его произведений существовали на самом деле.

– Не только существовали когда-то, но многие из них существуют и по сей день.