Игра со временем

– Господа, вы поезжайте. А мне надо перейти границу. У меня неотложные дела на той стороне.

В хибаре пахло плесенью и гнилью. Так всегда бывает в сезон дождей. Божок в шляпе достал трубку, раскурил её и помещение вмиг наполнилось ароматным дымом. Арсеньев снял очки, вытер платком лицо и осмотрелся вокруг. Его слабое зрение превратило убогий домик, в маленький индуистский храм: единственный фонарик расплылся золотым пятном, фимиам курился обильно, дождь непрерывно бормотал мантры; только божок вдруг нарушил тишину, извлёк из кармана кителя флягу и предложил выпить. Павел Николаевич отказался.

– Зря, полковник. Такое время года, подхватите какую-нибудь местную лихорадку и пиши пропало – ни в Америку не уедете, ни на ту сторону: здесь останетесь…

– Вы бы мне лучше достали, цветок Будды, он бы меня быстро излечил от моей хвори.

– Вы верите в существование цветка Будды? – спросил поручик. Павел Николаевич пристально посмотрел на Митропольского.

– Цветок Будды расцветает в первый день после сливового дождя и трое суток его сок хранит лечебные и магические свойства. Так гласят древние источники.

– Так не за ним ли вы собрались! – воскликнул укоризненно поручик.

Павел Николаевич промолчал. Дождь барабанил по крыше, которая протекала в нескольких местах. Яркая вспышка молнии мелькнула в маленьком окошке и опять сразу же прогремел гром.

Китаец не обманул. Там на берегу, под навесом причала, виднелась маленькая, как нэцкэ, фигурка старика. Казалось, протянешь руку и возьмёшь осторожно двумя пальцами человечка, чтобы поднести к глазам и рассмотреть получше. Арсеньев убрал очки в боковой карман и начал спускаться по скользкой, опасной тропинке к реке. Азиат улыбнулся беззубым ртом и выразительно потёр большим и указательным пальцами правой руки. Павел Николаевич подошёл к лодке. На дне лежал кожаный рюкзак. Он развязал его, запустил руку внутрь и нащупал холодную рукоять револьвера, нож, консервы, кружку…Проверять было некогда. Сунув деньги контрабандисту, Арсеньев забрался в лодку и оттолкнулся от берега веслом. Часа через два, там, где река резко поворачивала на север, он причалил, вытащил лодку на берег и начал подниматься вверх. Грянул выстрел. Павел Николаевич обернулся. На другом берегу на лошадях гарцевали пограничники. Раздался второй выстрел. Пуля попала в камень, метрах в пяти. Полковник, цепляясь за скользкие корни, вскарабкался на выступающую площадку, где росло дерево и спрятался за ствол. Пограничники ещё раз выстрелили, развернули лошадей и скрылись за холмом.

К вечеру полковник добрался до хижины, обозначенной на карте. Домик вполне походил на скромное жилище отшельника. Сквозь редкий лес виднелся водоём, в котором вода, словно закипала. Уже через десять минут в очаге весело трещали поленья. Павел Николаевич разделся донага и начал сушить одежду. В котелке, под крышкой, придавленной тяжёлым камнем, он нашёл крупу и соль. За окном поливал нескончаемый дождь.

Переодевшись во всё сухое, утолив голод, он лёг на скамью и провалился в сон. Ему приснилось японское хокку:

Дождик льёт весь день, Монотонных капель плеск, Я смотрю на пруд.

Горячий луч солнца, как шпагой пронзил домик отшельника сквозь мутное оконце и медленно стал подбираться к седому виску спящего человека. Павел Николаевич вздрогнул и проснулся. Сезон дождей закончился. Полковник вскочил на ноги и выбежал на улицу. У порога стояла деревянная кадка с дождевой водой. Он зачерпнул воду обеими руками и плеснул себе в лицо. Сезон дождей закончился.

– Так, так, так! «Не торопиться, – говорил себе полковник, – к вечеру я буду на месте; хорошенько подкрепиться и в путь».

Павел Николаевич вонзил нож в консервную банку, вскипятил чай, позавтракал и только после этого, тщательно протерев стол, расстелил карту и ещё раз углубился в её изучение. Карта была нарисована искусным художником. Китайские иероглифы изящно вписывались в ландшафт. На том месте, где должен произрастать так называемый цветок Будды, были китайские стихи, и их вольный перевод на русский язык, сделанный рукой Павла Николаевича:

Сливовый дождь захлебнулся слезами, В первых лучах восходящего солнца, Будды цветок источает бессмертия соки.

Эту карту ему продал английский профессор востоковедения, с которым он случайно познакомился в эмигрантском ресторане. Легенду о цветке Будды полковник с фанатичным увлечением изучал, ещё в университете и все считали его чудаком. Он и сам не знал, что ему больше нравится в легенде: магические свойства цветка или поэзия.

Солнце позолотило верхушки деревьев. Павел Николаевич вышел на берег озера и залюбовался закатом. Как он и предполагал цветок был точно в том месте, где его отметили на карте. Он не сомневался, что обнаружит растение здесь. Его розовые нежные лепестки были прекрасны. Жалко резать такую красоту, но иначе оно не отдаст свой волшебный сок. Полковник развёл костёр, наполнил котелок и приготовил чай. Ещё немного и стемнеет. Решительными шагами полковник подошёл к цветку Будды, нож блеснул в оранжевых лучах заходящего солнца и лезвие сочно вонзилось в стебель. Павел Николаевич настругал растение в котелок, размешал веткой варево, дал настояться напитку и перекрестившись сделал несколько глотков. Светило из последних сил цеплялось за вершину горы. Полковник глубоко вздохнул и рухнул лицом вниз… На тропинке появился человек похожий на буддийского божка. Он медленно подошёл к биваку и пнул тело ногой.

– Эх, полковник, полковник, – сказал он задумчиво, – если б вы знали сколько мне стоило усилий заманить вас сюда. Вы меня слышите?

– Конечно слышу, – спокойно ответил Павел Николаевич, повернулся и выстрелил. Пуля угодила в ногу, конусообразная шляпа слетела на землю, божок скорчился и заскулил.

– Этот вид диких орхидей, с парализующим ядом, на Дальнем Востоке не произрастает. Вы прикупили этот дьявольский цветок в оранжерее старика Ли?

Раненый, выпучив глаза от боли, с ненавистью смотрел на полковника.

– Ваша задача была: доставить меня на родину живым. Я долго не мог понять, кто из вас за мной охотится и кто подсунул мне эту глупую карту с грамматическими ошибками. Слава богу – это не поручик. Всё, что мне надо было знать.

– Полковник, давайте договоримся, – взмолился божок.

– Моему отцу не удалось с вами договориться. Вы не оставили ему не единого шанса.

– Я вас устрою в прекрасную клинику, оплачу лечение, вас вылечат!

– Любезный, я здоров, как бык, чего не скажешь о вас.

– Давайте договоримся! – закричал раненный.

– Здесь водится амурский тигр, попробуйте договориться с ним.

Полковник выплеснул чай из котелка в костёр, надел рюкзак на спину и молча ушёл в лес…

* * *

Когда раздался стук в дверь, уже рассвело. Я отложил блокнот в сторону и подошёл к двери.

– Кто там? – спросил я нарочито недовольным голосом.

– Игорь Иваныч, если вы не спите, откройте пожалуйста! – раздался женский голос.

Я приоткрыл дверь и увидел встревоженную брюнетку.

– Впустите меня пожалуйста, Игорь Иваныч.

Незнакомка проскользнула в номер, и я закрыл дверь на ключ.

– Мы с вами знакомы? – спросил я.

– Меня зовут Марина. Вчера в баре вы познакомились с моим отцом.

– А, Крестовоздвиженский Пал Палыч ваш отец.

– Нет, его фамилия, на самом деле, попроще, но он считает, что для большого русского писателя она не очень подходящая, поэтому взял себе такой, так сказать, псевдоним.

– А он большой русский писатель?

– Он давно уже ничего не пишет.

– Ну, а чем я обязан столь раннему визиту?

– Игорь Иваныч, вам надо срочно уезжать.

– Откуда вы вообще знаете моё имя.

– Отец, когда вернулся домой, рассказал о вашей встрече. И то, что вас ограбили, и полиция Вами интересуется. А с нашими опричниками лучше не связываться. В этот момент на улице раздался гудок автомобиля, и я подошёл к окну. Вчерашний вежливый человек приветливо помахал мне рукой и постучал по запястью, имея ввиду, что пора выходить. В тот же момент раздался металлический хруст замка, дверь хлопнула и меня закрыли снаружи. Рюкзак исчез. Я резко распахнул окно и крикнул, – меня заперли в номере, брюнетка! – Вежливый человек ринулся к главному входу, а мне оставалось только ждать. Я не успел даже разозлиться на коварную посетительницу. Через некоторое время мой ночной водитель открыл дверь ключом снаружи. Он широко улыбался, держа в руках рюкзак.

– Игорь Иваныч, проверьте, всё ли на месте.

– Всё, кроме денег, – сказал я разочарованно.

– Ну это, как раз не самое главное.

– Почему вы так считаете? – спросил я раздражённо.

– Потому что в тайге деньги вам вряд ли понадобятся.

– В какой тайге? И кто вы такой, в конце концов.

– Ох, лучше бы, Володя, вам не знать, кто я на само деле!

Немая сцена, казалось, длилась вечно.

– Владимир, если вы всё сделаете в соответствии с инструкциями, то наше сотрудничество будет взаимовыгодным.

– Я могу отказаться?

– Нет.

– Почему я?

– Потому что вы нам подходите. Скажу вам честно, я давно за вами наблюдаю и, если бы вы были не филологом, а имели бы более практическую специальность, мы бы взяли вас в нашу структуру. Хотя, как начинает выясняться, что знания и в вашей области, могут быть для нас весьма полезны.

– Что я должен делать?

– Прежде всего не задавать лишних вопросов. Всё равно никаких деталей мероприятия вы знать не будете. Позвольте, я закурю? – спросил вежливый человек.

– Я ещё могу вам что-то запретить?

– Если вы не переносите табачного дыма, я воздержусь.

– Курите! Как я могу к вам обращаться?

– Как угодно. Например Пётр Петрович.

– Кто была эта женщина?

– Воровка. Давайте сразу договоримся, не задавайте лишних вопросов, только по делу.

– Что я должен делать?

– Сейчас я отвезу вас в аэропорт. Ваше прикрытие – съёмка фильма. Вас будут сопровождать десять человек в форме казаков начала двадцатого века. Вы же будете одеты, как русский офицер того же времени. Зачем – спросите вы. Ваш проводник не актёр, это настоящий, скажем так, местный житель. Он, мягко говоря, не совсем осознаёт реальность. Но, насколько мы понимаем, он то и должен привести вас к растению, о котором вы уже читали, как о цветке Будды. Будьте с ним крайне осторожны, он очень опасен, хотя внешне довольно доброжелателен.

– Если я вам добуду этот чёртов цветок, что дальше?

– Мы не злодеи какие-нибудь. По окончании экспедиции решим все ваши проблемы, и вы вернётесь в Москву, в свою уютную квартиру.

– Мне конечно же ничего не остаётся, как поверить вам на слово, Пётр, так сказать, Петрович.

– Я рад, что мы с вами понимаем друг друга с полуслова. В добрый час! – широко улыбнулся вежливый человек.

* * *

Уже в самолёте, я похоже смирился с неизбежностью и коротая время продолжал изучать старый блокнот. Даже стихотворение, которое я там обнаружил, было испещрено пометками и вопросами.

По тайге до сих пор неустанно гуляет тунгусИ казаков ведёт по хребту, где озёра и гнус.Он не ищет в глуши золотого песка и слюды,С неизменной берданкой в руках изучает следы.Он беседует с тигром, как с равным и просит уйти,Если грозный хозяин встаёт у него на пути.Рано утром, покинув бивак, выходя на тропу,Оставляет для путника пришлого соль и крупу.Там на озере Ханка, он трубкой старинной дымит,С капитаном на ломаном русском всю ночь говорит.Там на речке Уссури в таёжном дремучем лесу,Меня ждёт не дождётся надёжный охотник Дерсу.

После слова «тунгус» стоял вопросительный знак! Что смутило неизвестного исследователя этого незамысловатого стихотворения?

Мне не нравился наш проводник. Но другого, как было сказано в сценарии фильма, в глухой тайге, кишащей золотоискателями, воинственными хунхузами и дикими зверями, было не найти. Всё в нём вызывало неприятные чувства: морщинистое лицо, узкие глазки – щёлочки, жёлтый цвет кожи, плоский нос и фальшивая улыбка. Голос резкий и одновременно заискивающий, и поучающий. И конечно ломанный русский, который и понять-то не всегда было возможно.

– Моя знать это озеро, – улыбаясь говорил он. – Там хороший охота!

Лисья шапка словно подчёркивала хитрое выражение его лица; старая кожаная куртка, истёртая, тщательно заштопанная, вся в трещинах, как в письменах, в пятнах и разводах, похожих на застывшую кровь – может дикарь вытирал о неё свой охотничий нож, освежёвывая тушу убитого животного, или того хуже – разделавшись с одиноким старателем. Его штаны были под стать куртке, забрызганы грязью, заправлены в сапоги из изюбровой кожи. Он смотрел на меня с нескрываемым интересом, как смотрит ребёнок на взрослого, без капли стеснения и никогда не отводил взгляд в сторону. Оставив «казаков» обустраивать бивак, мы должны были отправиться к озеру, которого не было не на одной карте, но туземец настырно утверждал обратное. Как выяснилось, нам придётся заночевать на берегу этого, неизвестного, водоёма и я предложил Петру Петровичу ждать двое суток и, если к тому времени мы не вернёмся, отправляться на поиски. На всякий случай я отметил на карте то место, где находится так называемое «озеро». Мой, случайный единомышленник, недоверчиво присвистнул, сдвинул фуражку на бок и покосился на нашего проводника.

– Вы думаете, ему можно доверять?

– Есть некоторые сомнения. Но мне придётся пойти с ним одному. Это его – условие.

– На карте же нет никакого озера.

– Если не вернёмся через двое суток, отправляйтесь на поиски.

– Владимир, в любом случае, ведите себя строго по сценарию. Он должен вспомнить первую встречу. Пытайтесь с ним разговаривать, будьте дружелюбны. Наш психолог думает, что это может сработать и вы для него станете тем самым человеком…

* * *

Мы шли налегке. У китайца (а может тунгуса, чёрт его знает, я так и не добился от него ответа – кто он?), у проводника была большая котомка, охотничий нож и старая берданка. У меня же винчестер, планшет и записная книжка. Я еле поспевал за охотником. При первой встрече, мне подумалось, что он глубокий старик, но сейчас так уже не казалось. Мы углубились в лес и, хотя был ещё полдень, нас накрыли сумерки и повеяло опасностью: стволы деревьев застыли не шелохнувшись, запахи земли, мха, грибов и сырой коры нахлынули внезапной волной и мне пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Теперь я понял зачем китайцу такая одежда, если он замрёт и присядет, то его не отличишь от пня или маленького холмика. Туземец остановился и подождал меня.

– Давайте поторопимся, капитан. Нужно добраться до озера, до захода солнца.

Я кивнул, и мы продолжили наш путь. Правильнее было бы сказать, я пытался его догнать, а он останавливался, время от времени, и поджидал меня. И вдруг меня опять охватили подозрения. Последняя фраза. Что в ней необычного? Он произнёс её без малейшего акцента!

Вдалеке показался просвет и вскоре мы вышли на поляну. Мой сомнительный товарищ поднял руку вверх, как знак привала и слабым голосом произнёс:

– Моя отдыхать, твоя отдыхать…

Передо мной сидел измождённый старик, пот лился у него со лба, хотя была ранняя прохладная осень.

– Скажи, как всё-таки тебя зовут, – спросил я, протягивая флягу с водой.

– Моя Гольд.

– Это не имя, – сказал я.

– Моя Гольд, – повторил упрямец.

– Где ты живёшь, Гольд?

– Моя сопка спи, охота ходи.

С таким словарным запасом особенно не разговоришься. Так мы просидели с полчаса и казалось старик задремал. Вдруг в лесу крикнула птица и Гольд тут же очнулся от сонного оцепенения. Глаза его, если эти щёлочки можно вообще называть глазами, приоткрылись и только тогда они стали отличаться от многочисленных морщин на его лице. Мало того, они заблестели, и я почувствовал строгий и оценивающий взгляд на себе.

– Пора! – повелительным тоном произнёс странный человек и поднявшись на ноги, показался мне воином, способным сокрушить любое препятствие на своём пути. Метаморфозы, происходившие с ним, его самого, нисколько не удивляли.

– Капитан, надо поторопиться! – опять безо всякого акцента сказал Гольд. На месте, которое он покинул, на примятой траве и пожухлых листьях, остался отпечаток свернувшейся эмбрионом фигуры, будто он сбросил с себя немощного старика и оставил на произвол судьбы.

* * *

Так было в детстве. Мы шли по лесу и далеко впереди мне был обещан пруд. И уже несколько раз он мне мерещился сквозь деревья. Я даже чувствовал запах воды, скрип уключин и женский смех… и вот оно – Озеро! На другом берегу скалистые горы нависали отвесной стеной и любовались своим перевёрнутым отражением. Лёгкая туманная дымка полупрозрачными клочьями застыла над водной гладью и блестела в лучах заходящего солнца. Влага стальная и розовая от заката замерла в роскошной каменной чаше, неотмеченной ни на одной карте, и мы оба замерли на пустынном берегу.

– Капитан! – воскликнул Гольд, – буря…

Ни малейшего облачка не было видно на небе, лишь темноватое пятно на востоке. Но в моего провожатого, казалось, вселился бес: он выхватил свой длинный нож и принялся срезать тростник на берегу озера. Одного гневного взгляда в мою сторону было достаточно, чтобы я последовал его примеру. Через несколько минут тьма египетская опустилась над нами. Гольд стал хватать растения в охапку и забрасывать ближайшую ложбину с неимоверным рвением. Затем он подтолкнул меня к ней и только произнёс: «Прятаться, капитан!» Повалил густой снег, задул ветер, зашумели деревья и через некоторое время мы оказались в кромешной мгле. Я почувствовал усталость, почти полуобморочную…

Запах полыни и чабреца щекочет ноздри. Самовар блестит слепящим медным золотом и запахи мёда, и свежескошенного сена сменяют друг друга. Как ему удалось развести огонь. Как же тепло, такая лень! Теперь мне не выбраться отсюда никогда. Этот тунгус заманил-таки меня в ловушку. Но ничего-ничего! Мы ещё поборемся. Есаул будет меня искать и тогда этому туземцу не поздоровится. Отведает он казачьей нагайки. Меня, просто так, голыми руками не возьмёшь.

– Где этот чёртов гольд?! – орал есаул, – сбежал, обвёл нас вокруг пальца, какой-то дикарь неграмотный.

– Что вы так орёте, есаул? После драки кулаками не машут!

– Какой я вам, к лешему, есаул? – злобно сплюнув, ответил мой спаситель, подавая руку, чтобы я выбрался из этой импровизированной могилы, заваленной тростником. Светило яркое солнце и, казалось, я прекрасно выспался. Обрывки сна мелькали у меня в голове: проводник сидит перед костром и помешивает берёзовой веткой варево в котелке.

Придерживая заботливо ладонью мой затылок, он подносит к моим губам дымящуюся кружку и приговаривает, – Пить, капитан! Долго жить, не один пуля тебя не догнать. Я рад, что ты опять встретиться…

Гольд растаял вместе с дымом от костра, и я почувствовал блаженство.

Тем временем разъярённый Пётр Петрович отправил казаков искать следы туземца, а сам сидел в сторонке и курил.

– А где же озеро? – спросил я, протирая глаза.

– Я же говорил вам, Володя, нет здесь никакого озера и никогда не было. Образованный человек, а как ребёнок, ей богу. Двадцать первый век: аэрофотосъёмка, снимки из космоса.

– Но я же видел его своими глазами!

– Мираж! Говорят, в этих местах, такое, иногда, случается. Атмосферное явление, оптический обман. Вот только к цветку он вас не привёл.

– А почему он вообще должен был меня к нему привести.

– Потому что вы, как две капли воды похоже на одного его старого друга, который умер лет сто лет назад. Да, и мы немного поработали над вашим образом.

– Вы имеете ввиду этот живописный шрам у меня над правой бровью, так вы уже тогда за меня взялись.

– Нет, это чистая случайность! С нашей стороны, мы вам предоставили форму штабс-капитана и устроили весь этот костюмированный карнавал начала двадцатого века. Но, как видите, это не помогло.

– Как сквозь землю провалился, никаких следов, – доложили ложные казаки, через некоторое время и мы отправились в обратный путь. Я опустил руку в карман и нащупал странный предмет. Это был старый охотничий кисет и в нём было что-то завёрнуто в кусок пергаментной бумаги, которую, при всех, я не стал разворачивать.

Глава 3. Масонский клуб

Так как замысел Петра Петровича (или как его там) не был выполнен, таёжный охотник растворился в лесу, меня отправили обратно в Москву, но всё же не оставляли без внимания. Время от времени, я замечал на некотором расстоянии какого-нибудь вежливого человека. По-видимому, это был их фирменный почерк – вежливость. Что уже не плохо, учитывая моё нервное состояние, после вынужденного побега из столицы. Эти любители театрализованных мероприятий всегда подходили к следующему, назовём это делу, с неким чувством эстетики и вкуса. Кажется, если бы они захотели от меня избавиться, это бы не произошло в мрачном подъезде. Наверное, меня заманили бы на роскошную яхту, где-нибудь в Эгейском море. Каюта в коричневых тонах, бутылка вина в серебряном кулере, тонкое запястье с ореховым загаром, губы, рядом с моей щекой, нашёптывающие бессмертные гекзаметры Гомера, ведь они наверняка знают мои литературные пристрастия. Конечно, если они захотели бы зарезать меня без ножа, можно было бы просто прочесть тринадцатый эпизод из отвратительного Джойсовского Улисса. Но такое негуманное обращение с, ещё живым, человеком попахивает в дальнейшем международным гаагским судом.

* * *

По просьбе моих новых и навязчивых друзей, я должен был познакомиться с одним человеком в довольно странном, для нашего времени, заведении. Это был закрытый клуб, в самом центре города и попасть туда абы кто не мог. Меня привёл, как бы, мой старый приятель, рекомендации которого было достаточно, чтобы в этом содружестве, попахивающим масонством, я стал своим. Со мной охотно знакомились, беседовали на всевозможные темы, касавшиеся литературы, театра, кино и даже спорта. В нескольких уютных залах были расставлены круглые столы, рассчитанные не более чем на четырёх человек, подсвеченные настольными лампами в тёмно-зелёных абажурах. За некоторыми из них велись беседы, сопровождавшиеся чашкой кофе или бокалом вина, просматривались альбомы живописи, подписывались документы и даже разыгрывались шахматные партии. Всё происходило в самой спокойной атмосфере, без малейшего намёка на ажиотаж и я неуловимым образом погрузился в гипноз и умиротворение странного, если не сказать экзотического сообщества. В первый же вечер мой провожатый растворился в рассеянной зеленоватой дымке соседнего зала, но иногда, всё же, появлялся то тут, то там и еле уловимым жестом или полу кивком поддерживал со мною, только нам двоим, заметную связь. Было лестно, что ко мне подсаживались за столик, запросто знакомились и так же легко оставляли меня наедине со своими мыслями, которые путались, как водоросли, на дне мутного, но непостижимо обаятельного водоёма. Здесь водилась крупная рыба, если можно так сказать. Некоторых из них я, несомненно, знал из новостных каналов, и был чрезвычайно удивлён их присутствию, так как статус их был чрезвычайно высок, и так как способ общения был достаточно свободным, любой из них мог подсесть ко мне за столик и завести разговор. Нет, я не боялся, что мне нечего будет сказать в ответ, что я не смогу поддержать разговор. Как раз совсем наоборот: у меня накопилось столько, что и я был бы не прочь всё это излить до последней капли желчи. Но, надо было соответствовать всеобщему стилю сдержанности и спокойствия – словно у меня тоже, как у некоторых из них, прикуплен островок, где-нибудь в Индийском океане и я заехал в столицу на пару дней, подписать договор о продаже солидной недвижимости, и вложить всю сумму в контрольный пакет акций медиа холдинга, конечно же через подставное лицо…

Так размышляя и созерцая изысканные окрестности, я сидел и вдыхал аромат бокала, в котором плескалось бордовое вино неизвестного, но явно очень дорогого происхождения. Играла струнная музыка, так вкрадчиво, что казалось она сейчас проникнет в самые потаённые закоулки души и выведает все сокровенные тайны. И тут-то появился он. В сером костюме. Узел его галстука был расслаблен, что должно было означать – жарко.

– Душно! – заявил он и плюхнулся в кресло за моим столиком.

– Да, есть немного, – подтвердил я, из вежливости.

– Александр, можно просто Алекс, – и приставил два пальца к виску, в знак приветствия.