Игра со временем

Олег Фонкац

Игра со временем

Глава 1. Поезд в тьмутаракань

Мне надо было затеряться где-нибудь в глуши на неопределённое время. Я купил билет на поезд и мчался в направлении города N, как обозначили бы тьмутаракань писатели позапрошлого века. Не буду заострять внимание на причине, побудившей меня к такому отчаянному шагу. Думаю, проницательный читатель всё поймёт сам. Молодой человек, без связей, но смею надеяться не глупый, когда кругом неопределённость, оставляет скромную, но достаточно уютную квартиру, и стремится забиться в медвежий угол. Чёрная куртка с капюшоном (есть в этом что-то средневековое, монашеское) придавала мне некую иллюзию защищённости, хотя бы тем, что ограничивался обзор зрения. Но, если посмотреть на происходящее вокруг, в моральном смысле, как раз от средневековья мы не далеко ушли. Также я мог мчаться в почтовом дилижансе, в монашеском одеянии, избегая знакомств, терзаясь сомнениями, проявляя чрезмерную подозрительность и загнанный в угол любопытством случайного попутчика, выдумывать истории из несуществующей жизни, путаясь в деталях и подробностях, которые, чёрт меня дёрнул упомянуть. Как вот сейчас, например, с этим словоохотливым типом, в вязаном свитере и с хитрым прищуром.

– Итак, молодой человек, куда путь держите?

Я назвал город N и уставился в окно.

– О, какая глухомань! – воскликнул попутчик, – хотя места эти не лишены провинциальной прелести. Затем выдержав хорошую паузу, назойливый человек произнёс: – Игорь Иваныч!

– Александр, – соврал я не задумываясь.

– Очень официально, молодой человек. Позвольте я буду называть вас немного короче, хе-хе! У Вашего имени много вариаций, и, если бы я знал, чем вы занимаетесь в этой жизни, я бы выбрал одну из них.

– Интересный у вас способ знакомиться, Игорь Иваныч.

– Из ваших уст это звучит как – втираться в доверие.

Про себя я отметил, что он прав, но вслух произнёс только, – Ну что вы, я этого не имел ввиду!

– Путь долгий, поэтому начнём, – сказал неугомонный попутчик и не переставая говорить, начал вынимать из кожаного рюкзака разнообразное содержимое.

– Александр – имя воинственное, – и на стол легла толстая книга в потёртом переплёте,

– История древней Греции, не интересуетесь?

– Нет, знаете ли, я не гуманитарий.

– Алекс, имя нейтральное, подойдёт кому угодно, даже не гуманитарию, – и на обложку был положен очешник, – но история, это предмет, который будет интересен любому, – заключил любитель античности.

– Если вам действительно интересно, я изучаю экономику, – опять соврал я.

– О! Здесь больше подошло бы имя Шура. Но, это слишком домашнее имя. Так вас мог бы называть близкий друг, каковым я не являюсь. Впрочем, как знать, – и на столе появилась бутылка Хеннесси.

– К сожалению, не могу вам составить компанию, – парировал я незамедлительно.

– От чего же? – удивился попутчик.

– Причина тривиальная, я не пью!

– От такого коньяка отказаться невозможно! – и на поверхности купейного столика оказался футляр, из которого были извлечены два хрустальных бокала.

– Что это? – удивился я.

– Я вижу, как у вас загорелся глаз! – и вот уже донышко бокалов покрыла янтарная жидкость. – Это каноничный снифтер! Допустим вы не пьёте, но вам ничего не мешает поднести бокал к носу и насладиться ароматом.

Сомелье подал мне сосуд, и я склонился над ним.

– Чувствуете нотки сухофруктов, шоколада и пряностей?

– О, да! – прошептал я и осёкся…

– Теперь, я с полным основанием могу обращаться к вам – Саша. Но, если вы оставите все ваши условности в стороне и сделаете крооохотный глоток этого волшебства, то будете награждены долгим послевкусием грецкого ореха, винограда и агавы… За окном мелькали ели, окрашенные золотистым сиропом заходящего солнца. Речь моего соседа по купе лилась и плескалась, как ручей и его, казалось, невозможно было прервать. Мы посетили множество городов античного средиземноморья, солёные волны плескались у наших ног и мой экскурсовод, в доказательство своей правоты, что мы находимся именно в том месте, о котором он только что рассказывал, стучал указательным пальцем, на котором поблёскивал перстень, с неизвестным мне красным камнем, по овальной карте Геродота.

– Вот так-то вот, Саша, а вы говорите! – воскликнул в очередной раз азартный собеседник. – И всё-таки, что Вас заставило променять уютную квартиру в столице на этот грязный вагон.

– А я, Игорь Иваныч, ничего вам про квартиру в столице не говорил. С чего вы взяли?

– Да по вам за версту видно, кто вы и откуда!

– Может быть по мне и видно. А вот кто вы такой, я теряюсь в догадках.

– Ну, Саша, давайте же, включите воображение.

– Вы правда этого хотите? – зацепился я за предложение, чтобы отвести внимание от собственной персоны.

Любитель дорогого коньяка капнул в оба бокала янтаря и приподнял свой в ожидании.

– Можно было бы предположить, что вы имеете какое-то отношение к добыче золота.

– Из чего же сие следует, дорогой мой?

– Ну хотя бы тот коньяк, который вы пьёте, не самый дешёвый.

– Да, в вагоне ресторане такого не купишь. Собственно говоря, когда я отправляюсь на длинные расстояния по железной дороге, беру его с собой.

– А что же не самолётом?

– Аэрофобия, знаете ли. Но, всё равно, коньяк слабое подспорье, чтобы меня раскусить.

– Коньяк, сам по себе, да! Но то, как вы его пьёте, характеризует вас определённым образом.

– Ну, дальше, Саша, дальше!

– Дальше, сложнее, но я попробую. Ваши познания в истории говорят о вашем образовании: или это истфак, или вы, простите меня за предположение… нет, это глупо, остановимся на университете…

– Нет-нет, продолжайте, – запротестовал Игорь Иваныч.

– Ну, что же, вы сами настояли! Или вы долго находились в местах не столь отдалённых и зря не теряли времени.

Таинственный человек закашлялся, отставил бокал в сторону.

– Но это же чистое предположение, игра, так сказать. Извините если я вас обидел. Я уверен, что оно наверняка ложное. Я слышал там пьют совсем другие напитки.

* * *

Я проснулся поздно ночью от резкого толчка, прижавшего меня к перегородке купе. Поезд остановился, как вкопанный. Крики, глухие хлопки, похожие на выстрелы, топот пробегающих людей в коридоре: всё это ввело меня на некоторое время в ступор. Игоря Иваныча не было на месте. Под столом лежал его рюкзак. Дверь купе распахнулась и показался железнодорожный полицейский. Включился свет.

– Тааак, – произнёс офицер, – документы пожалуйста!

Тут он заметил на столике паспорт, подхватил его и начал изучать.

– Игорь Иванович Разумовский? – спросил незваный гость. Щурясь от внезапного света, спросонья, я не мог вымолвить ничего вразумительного, и моё мычание было засчитано, как положительный ответ.

– Не оставляйте документы где попало, без присмотра, Игорь Иваныч. Держите в кармане или вон, в рюкзаке, – показал он под стол, – это ведь ваш рюкзак?

Я утвердительно кивнул, так как внезапно перевоплотился в своего соседа, и лишние вопросы мне были не нужны.

– Да, мой.

– И что у вас там? – добродушно прищурившись, спросил полицейский. – Нет, вы, конечно, можете не отвечать, мы не имеем права вас досматривать.

– А что, собственно говоря, происходит? – наконец начал просыпаться я.

– Ловим опасного преступника! Никого подозрительного не замечали?

Тут уже стало совсем некуда отступать.

– Так что у вас в рюкзачке?

– Да ничего особенного. Могу показать. Коньяк, учебник по античной истории.

– Студент что ли?

– Аспирант…

– А каким ветром к нам занесло, вроде не каникулы?

– Академический отпуск, пишу научную работу.

– Какую работу? – наморщил лоб любопытный служитель Фемиды.

– Использование персидской конницы Киром Великим, описанное Ксенофонтом, – выпалил я, как на экзамене. Кажется, ещё чуть-чуть и я бы, на нервной почве рассказал, во всех подробностях, о висячих садах Семирамиды. Но по рации послышался хриплый голос, оповещавший о конце операции, так как злодей был пойман. Дверь захлопнулась и я, конфузливо, стал изучать содержимое рюкзака Игоря Ивановича. Оно оказалось самым неожиданным. Кроме известных мне вещей: коньяка, книги, бокалов в футляре и карты Геродота, я обнаружил пачку денег, которые побоялся пересчитывать и пухлую записную книжку, скорее даже блокнот в коричневой кожаной обложке, с металлическими застёжками, исписанный неразборчивым почерком. Первая мысль была – оставить всё это на столике в купе и выйти на следующей же станции. Но чудовищное любопытство овладело мной, к тому же поезд уже тронулся, и я начал листать блокнот, который, как оказалось затем, повлиял на последующие события! Это были то ли дневниковые записи, то ли наброски воспоминаний, то ли попытки художественной прозы. Явно нужна была другая обстановка, чтобы углубиться в их изучение. Но когда я раскрыл паспорт исчезнувшего хозяина рюкзака, то чувства самые невероятные охватили меня, так как фотография в нём оказалась моя. Тщетно я пытался нащупать в кармане куртки свой собственный паспорт. Лицо случайного попутчика всплыло у меня в памяти, и его добродушная улыбка приобрела зловещий оттенок. Когда он вышел? Этого я не помнил. Похоже Хеннесси был с сюрпризом. Учитывая мои не простые обстоятельства, мне придётся побыть некоторое время Игорем Ивановичем Разумовским.

Чувство голода напомнило мне про вагон-ресторан. Собрав все ценные вещи в рюкзак и нацепив его на плечо, я оставил свой московский чемодан на попечение проводницы (заплатив ей из пачки господина Разумовского) и отправился утолить голод. На столиках стояли бордовые лампы, излучающие скудный дорожный уют. В дальнем конце вагона сидела компания: мужчина и две женщины. Ко мне подошёл сонный официант. Я сделал заказ и опять посмотрел на компанию в конце вагона. Не считая меня, это были единственные посетители. Мужской баритон произносил, по-видимому, что-то лестное, но невнятное из-за монотонного перестука колёс. Затем дорожный ловелас поцеловал кончики пальцев и послал воздушный поцелуй проплывающим мимо ночным пейзажам, и дамы задорно засмеялись. Мне был виден его аккуратно подстриженный затылок, бычья шея и воротник вязаного свитера. В какой-то момент, дамский угодник явил на мгновение свой профиль и внезапный жар ударил мне в голову. Я вскочил на ноги, оттолкнул шедшего навстречу официант, который воскликнул, – молодой человек! – и, падая на стул, опрокинул лампу. Понадобилось всего несколько шагов, чтобы достичь столика ничего не подозревающего волокиты и схватив его за плечо, гневно воскликнуть,

– Игорь Иваныч, что это за шутки, где мой паспорт?

– Excuse me! – последовал ответ.

– Игорь Иваныч? – уже не уверенно переспросил я. – Это же вы!

Дамы испуганно залепетали, что-то про полицию, которая, кстати, не заставила себя долго ждать.

– Ах, это опять вы? – как-то радостно возопил мой недавний знакомец, наградивший меня чужим именем. – Может всё-таки проверим ваш рюкзачок?

Тут меня окончательно охватила паника, в окне показалось название станции «Залесье», и я рванул к тамбуру, сбивая всё, что плохо держалось, на своём пути.

– Держи мерзавца! – вопил полицейский.

Я выскочил на платформу и пустился вдоль поезда, который с грохотом захлопнул двери и тронулся дальше в свою тьмутаракань. В окошке вагона-ресторана мелькнуло лицо иностранца, так похожего на Игоря Иваныча, который улыбался, как чеширский кот и посылал мне издевательский воздушный поцелуй, сверкнув перстнем на пальце. Мне послышался даже приглушённый смех его ветренных подружек. Я остановился, когда понял, что за мной никто не гонится и огляделся по сторонам. Из здания вокзала вышел человек и вежливым голосом осведомился, – Игорь Иванович Разумовский, если я не ошибаюсь?

– Что вам надо?! – ответил я вопросом на вопрос.

– Товарищ Разумовский, приказано доставить вас в гостиницу, – немного заискивая, произнёс неизвестный.

– Ну, так доставляйте! – воскликнул я в грубом отчаянье и, не задавая лишних вопросов, (наверное, Хеннесси с сюрпризом всё ещё влиял на мое поведение) направился следом за неизвестным, но вежливым человеком. Передо мной раскрылась дверца автомобиля, и я нырнул внутрь, крепко прижимая к себе рюкзак, висевший у меня на плече. Мой московский чемодан остался у проводницы, поэтому утром надо было бы купить необходимые вещи, благо с деньгами проблем не было. Впрочем, учитывая, как развивались события, проблемы появлялись внезапно. Что это, игра? Стечение обстоятельств? Или это всё сон?

Тем временем автомобиль проник в самую черноту незнакомого города и, через некоторое время, остановился у горящего огнями подъезда отеля.

– На ваше имя забронирован номер, Игорь Иваныч, – сказал вежливый человек, – завтра, утром я за вами заеду.

Я вошёл внутрь. На ресепшене мне выдали ключ от номера, но чувство голода, никуда, не исчезло и я направился прямиком в бар, который, несмотря на поздний час, всё еще работал. Это было полутёмное заведение, своими мраморными сводами напоминавшее пещеру. Тусклые бра, стилизованные под массивные факелы, казалось еле теплились. За стойкой скучал бармен, походивший на студента, а перед ним сидел персонаж, удивительно соответствующий этому заведению. Казалось, что это не подвыпивший посетитель, а элемент оформления. Его лысая бугристая голова, поблёскивала радужным огнём дискотечного фонаря. Подбородок задумчиво покоился на его собственной ладони, длинный плащ спускался до самого пола, перед ним стояла огромная кружка, которая вполне могла бы сойти за волшебную лампу джина из арабских сказок. Вслушиваясь в его артистичность и напыщенную харизму, с которой он вещал бедному очкарику, я был моментально загипнотизирован происходящим. Бармен пододвинул ко мне меню, но я, несмотря на голод, всё никак не мог сосредоточиться и выбрать себе снедь из аппетитного списка яств. Жестом, чтобы не прерывать театральный монолог чудесного рассказчика, я показал на пивной кран и сделал вид, что внимательно изучаю карту блюд. Но случайный рассказчик так приковывал внимание своими философскими излияниями, что чувство голода отодвинулось на второй план.

– Слушай внимательно, – говорил голос скрипучий и проникающий в самое сердце. О, как он умел пользоваться интонацией! Она понижалась, до густого баритона и обволакивала ушную раковину, заставляя замирать от удивления. Внезапная пауза, казалось, длилась вечность, потому что без следующей фразы нельзя было жить дальше.

– Слушай внимательно, или не слушай вовсе. Всё что тебе будут рассказывать о шедеврах и гениях, подлежит сомнению. Доверяй собственной интуиции, чутью, склонности, потому как нет ничего сокрушительней разочарования. Вся энергия, дарованная тебе природой, просочится в никуда, стоит лишь тебе довериться всеобщему мнению, этому чудовищу безликому и коварному.

Какой же роскошный типаж, подумал я, – колоритный, выразительный, обладавший сказочной притягательностью. И было бы не удивительно, а даже скорее уместно, если бы он, понижая тональность до громоподобного баса, произнёс: «Я – раб лампы!» И, описав дугу в пылающих сумерках, скрылся бы за песчаной дюной, чтобы испытать моё жгучее нетерпение, услышать продолжение его декламации. Вместо этого, он хлопнул в ладоши, что тоже было не тривиальным решением – так можно было вернуть к жизни любого, кто потерял всякий интерес к происходящему. Гулкое эхо вознеслось под мраморные своды и породило множество аллюзий: хлопанье крыльев, плеск водопада, шум ветра, треск парусины и горный обвал. Попробуй остаться равнодушным среди этого буйства проявлений действительности, размышляя в дремоте о приближающейся трапезе или грядущем сне. Это – пощёчина всему приземлённому и пресмыкающемуся.

– Что происходит в душе человека, – продолжал ментор, – когда он читает, случайно или преднамеренно, нечто прекрасное или посредственное? Какие волшебные токи возникают или умирают в нём. Какие настоящие или лживые эмоции отражаются на его лице…

Здесь Джин запнулся, провёл белоснежным платком по своей вспотевшей, совершенно лысой голове и высоким голосом, с некоторой истеричностью изрёк:

– Самообман, вот что бы я причислил к смертным грехам.

Сколько драгоценного времени поглощает эта прожорливая химера, называемая – самообман! Затем возникла пауза, и раб лампы искривился от содрогания, потому как в кружке не осталось ни капли пива.

– Вася, плесни!

– Дядя Паша, вам хватит. Шли бы вы домой, время позднее.

Дядя Паша, беспомощно осмотрелся по сторонам и наконец заметил меня.

– Видите, любезный незнакомец, как низко пали нравы нашего некогда волшебного города. А, ведь ещё совсем недавно, в такой пустяшной просьбе, как глоток живительной влаги, никто бы даже подумать не посмел отказать ближнему. А всё почему, я Вас спрашиваю?

– О времена, о нравы! – подыграл я, сам того не желая, но было поздно! В следующее мгновенье я стал слушателем, всего что накипело в мятущейся душе ночного собеседника. Мне принесли баварские колбаски и кубинские сэндвичи, подогретые в микроволновке, которыми я попытался поделиться с неугомонным собеседником.

– Месье, стыдитесь! Мои откровения не ради этого жалкого бутерброда. Вот от стаканчика старого, доброго ирландского виски я бы не отказался. Взамен я поведаю вам самые потаённые секреты нашего забытого Богом места. Я кивнул официанту и заказал выпивку.

– О, сеньор! – оживился старик, – благодарность моя не будет знать границ. Сразу видно человека благородных кровей. Ваша образованность написана у вас на лице. Незамедлительно скажу вам, остерегайтесь выходить на улицы нашего города в ночное время, когда силы зла властвуют над землёй и…

– Это почему же? – перебил я.

– О, причина банальная, – перешёл он на шёпот, и отхлебнул из бокала.

– И какая же?

– Люди по ночам иногда пропадают бесследно.

– Как так пропадают?

– Банда орудует в наших местах.

– Ну? – хмыкнул я недоверчиво.

– Вот те крест, – сказал раб лампы и перекрестился.

– И что же за банда?

– Иностранцы! От них всё зло.

– Откуда в вашей глухомани иностранцы?

– Вот и я про то. Откудова? Знамо откудова, оттудова, – и указал за плечо. – Как есть англичане, нехристи заморские, по-русски ни бельмеса, а людей крадут под покровом ночи.

Тут я внезапно вспомнил свой недавний побег и почувствовал неприятный осадок от слов старого выпивохи. Тем временем язык у моего знакомца развязался окончательно, и он продолжал свои объяснения в любви к прошлому, перемежая их некоей осведомлённостью в настоящем.

– Не часто встретишь в наших краях истинного путешественника, каковым являетесь вы, молодой, но уже умудрённый опытом человек. Та толстая тетрадь, которая наверняка находится в Вашем дорожном саквояже, содержит множество ценнейших сведений: заметок, набросков или рассказов, должна пополниться ещё одним коротким эссе, о таком незаурядном человеке, как ваш покорный слуга.

– Откуда вы знаете про тетрадь? – насторожился я,

– О, это чистой воды предположение! Или вы хотите сказать, что я угадал? – и мой хмельной провидец хрипло рассмеялся. – Всё, потому что я знаю вашего брата интеллигента, как облупленного, которых, к слову сказать, можно по пальцам пересчитать в нашей губернии. Но вы-то столичная штучка и без толстой, потрёпанной тетради, куда вы записываете свои мысли, вам никак нельзя. Кстати, там же у Вас, как пить дать, лежат деньги на дорожные расходы, которыми вас снабдила ваша сердобольная матушка. И я просто уверен, что в силу врождённого человеколюбия, вы не откажитесь от удовольствия одолжить мне до пенсии тыщёнку, другую.

– Если бы вы знали, как мне это странно слышать, – произнёс я рассеяно.

– Дядя Паша, прекратите, – вмешался бармен.

В это мгновение дверь из лобби распахнулась и на пороге показалась массивная фигура человека.

– Во! – воскликнул провидец, – вот товарищ сержант про них, про лихоимцев с большой дороги, всё знает.

Я пригляделся внимательней и весь похолодел, это был человек в форме полицейского.

– Дядя Паша, ну-ка поди сюда! – воскликнул человек на пороге. Мой тайный осведомитель мгновенно превратился в само раболепие и подойдя к дверям, некоторое время шептался с вошедшим. Немного погодя он вернулся и отхлебнув из стакана, сообщил, – Вами интересовался!

– Ну и что вы ему про меня наплели?

– Чистую правду. Всё, как на духу. Что на вас напали грабители, украли все ваши вещи, но я взял Вас под свою опеку и товарищ сержант теперь может не беспокоиться о дальнейшей вашей судьбе. А почему? Потому что дядя Паша друзей в беде не бросает. Не плохо бы за это выпить!

– За что «за это»? – спросил я, раздумывая о товарище сержанте.

– Ну, я знаю? За нашу дружбу, например! Кстати, разрешите представиться, Пал Палыч Крестовоздвиженский, – сообщил мой пьяный приятель, – позвольте узнать ваше имя, мой дорогой друг.

Я недоверчиво осмотрел с ног до головы обладателя слишком звучной фамилии и, испытывая внутреннее сопротивление, ответил, – можете меня звать Игорь Иваныч.

– А фамилию, фамилию позвольте узнать.

– Фамилия моя известная, как оказалось…

– Ну, так что на счёт, чтобы выпить двум джентльменам за чудесное знакомство, так ска-ть? – задушевно произнёс Пал Палыч и сглотнул от вожделения. Я вытащил из рюкзака недопитую бутылку Хеннесси, футляр с бокалами, нащупал в пачке новенькую купюру и со словами, – сдачи не надо, – отправился к себе в номер. Слишком много впечатлений для одного дня.

– Благодарствую, Ваше сиятельство-о-о! – услышал я напоследок.

Глава 2. Старый блокнот

Поднявшись в номер, я запер дверь на ключ, достал старый блокнот из рюкзака и завалился на диван. Словно отрезанный от внешнего мира неярким светом настольной лампы, я погрузился в чтение. Поблёкшие фиолетовые чернила и неразборчивый почерк создавали некоторое неудобство при чтении, но дата написания, поставленная в начале текста 27 апреля 1921 год (сто лет назад!), привела меня в состояние тихого восторга, ровно, как и само повествование. То, что я читал это не первый, можно было понять по карандашным заметкам на полях. Это были некие координаты, слова, записанные латиницей или пометки NB, а также замечания, как то: проверить! или уточнить! и похоже они не принадлежали автору. Как минимум отличался почерк. С первых строк было понятно, что это не дневниковая запись, а художественное произведение, к тому же имеющее, как и полагается название. Но что же так привлекло прежнего владельца этого старого блокнота, что на полях рассказа места живого не осталось от карандашных заметок. Судя по всему, рукопись довольно много путешествовала. Об этом говорили многочисленные помарки в виде пятен, замятия страниц, надрывов, и в одном месте даже иссохшее насекомое вклеилось в страницу, и похоже извлечь его, не поранив листа, было невозможно. В одном месте я обнаружил прилипшие остатки листика, которые были обведены карандашом и даже подписаны Ledum palustre L (багульник болотный). И самое интересное, что мой предшественник в названии рассказа, всё тем же карандашом поставил, совершенно варварским образом, жирный знак вопроса: Сливовый дождь или цветок Будды? К чему относился вопрос в этом двойном названии? Скорее всего ко второй части. Сливовый дождь вполне реальное явление природы, а вот цветок Будды из области мифологии. Но всего этого я тогда не знал, потому что не являлся ни ботаником, ни знатоком Дальнего Востока. Но вот сам рассказ, в эту ночь, завладел моим вниманием целиком и полностью!

* * *

Дождь не прекращался уже несколько недель. В устье реки сновали джонки. Полковник шёл по щиколотку в грязи. Ботинки намокли. Скользкая грязь налипла тяжестью на подошвы. Стемнело и в некоторых жалких хибарах зажигались фонари.

– Полковник, сюда! – раздался резкий голос. Арсеньев вздрогнул, близоруко прищурился и увидел знакомую фигуру поручика Митропольского.

– Пал Николаич, ну что же вы. Хотели уже за вами посылать.

– Заблудился, голубчик, – оправдывался полковник. Они вошли внутрь. За столом сидел человек в китайской конусообразной шляпе, неподвижный, как буддийский божок. Его лицо оставалось в тени.

– Господа, – с порога начал Павел Николаевич, – я никуда не еду.

Повисла тяжёлая пауза. Человек в китайской шляпе хмыкнул и прокашлялся.

– Вы понимаете, что деньги вам не вернут, – сказал он.

– Пал Николаич, вы с ума сошли, – воскликнул поручик, – пароход отходит завтра в семь утра. Я обо всём договорился. Что вы задумали?

– Серёжа, я уже всё решил… – снаружи ослепительно сверкнуло и следом обрушился гром. Арсеньев виновато улыбнулся, будто это он зажёг молнию.

– Полковник, вас схватят и расстреляют, – вмешался человек похожий на буддийского божка, – в городе повсюду ищейки.