Клыки тьмы. Ренессанс

Сайлас инстинктивно отстранился от Питера, и ужас осознания, наконец, достиг его, холодной волной затопив разум: в Сэме и вправду был Майкл! Это была не теория, не догадка – это была жуткая реальность.

Упомянутый мужчина задрожал. Но не от страха. Тот ужас, что годами грыз его изнутри, испарился, уступив место чему-то другому, острому и жгучему, пожирающего чужие души. Ненависти, горю и ярости, которые копилась все эти долгие годы его поддавленной воли.

– Ты… – голос Джейси был тих, почти шёпот, но от этого он звучал в сто раз опаснее. – Ты же был там, верно? В судмедцентре.

– Да. Мне очень хотелось оторвать твой поганый язык! – выплюнул Сэм, и его глаза сверкнули фиолетовым блеском. – Маленький ты кусок…

Джейсон не дал ему договорить. Со звериным, срывающимся рыком, в котором было отчаяние ребёнка и ярость мстителя, он с размаху ударил мелкого противника кулаком. Тот, оглушённый, отшатнулся, схватившись за лицо. Всё произошло мгновенно, никто даже не успел вмешаться. Да и вряд ли хоть кто-то стал бы это делать.

– Да как ты смеешь?! – закричал зеленоглазый мужчина, и в его сорванном голосе звучала боль всех тех лет, проведённых в кошмарах и страхе. – Ты убил маму! Сестрёнку! Эвана, его жену и ребёнка! Ты уничтожил всю нашу семью! И после этого… после всего ты смеешь говорить со мной?!

Брюс, не сводя с Джейсона взгляда, телепатически сказал ему:

«Ты молодец. Ты имеешь право на эту ярость. Но отпусти. Дай ей выйти, но не держись. Ненависть сожжёт тебя изнутри».

Сэм, потирая окровавленную щёку, смотрел на своего «сына» со странной, болезненной смесью стыда, животного страха и… гордости? Да, Лино чувствовал её. Он мог видеть эмоциональный спектр каждого полуночного и точно понимал, что сейчас ощущает Дайлли. Вернее, Майкл, который засел в нём. Когда взгляд Сэмюэла скользнул по Роберту, в нём ничего особенного не появилось, кроме обычного отвращения, затем – по Сайласу, и его душа снова потемнела, наполняясь новой порцией злобы.

Брюс, наблюдая за искажённым яростью лицом Сэма, почувствовал внезапный толчок в памяти. Оказывается, он уже видел этого человека раньше. Он был тогда на грани, измождённый, с истекающей кровью раной под старой, прилипшей к коже повязкой. Именно этот полицейский, ещё молодой и неопытный, был среди тех, кто помогал ему тогда. Лино смутно помнил его руки, снимавшие ту самую, пропитанную кровью повязку… И ту самую маску, которая осталась у Дайлли и его напарников. Интересно, что в итоге с ней произошло? Где сейчас та маска?

Это воспоминание придало происходящему новое, зловещее значение. Может, это была не случайная встреча? Нити их судеб начали сплетаться гораздо раньше, когда все они ещё были молоды.

И наконец, их взгляды встретились. Серебряные глаза Сэмюэла встретились с его бирюзовыми огнями. Сначала, Майкл ощутил недоумение. Потом, медленное, ужасающее понимание. Глаза парня округлились, когда в его хаотичных мыслях возникло короткое воспоминание. И наконец, в душе полуночного возник чистый, животный ужас от осознание неминуемой гибели. Экс-детектив попятился, сражённый тем, что увидел в глубине его глаз.

Именно тогда, в самый разгар этой эмоциональной бури, Брюс почувствовал это – изматывающую, тошнотворную слабость, подкашивающую ноги. Воздух вокруг сгустился, превратившись в вязкий поток чужих душ. Ярость Джейсона, отравленная ненавистью Майкла; холодный ужас Сайласа, смешанный с радостью долгожданной встречи; растерянность Роберта; и тёмная, нестабильная энергия, исходящая от Сэма – всё это сливалось в оглушительный, хаотичный спектр, который давил на его сознание, угрожая сорвать все внутренние барьеры, удерживающие его в сознании.

Ему нужно было уйти. Немедленно. Упорядочить этот хаос, пока тот не поглотил его целиком. Ничего не сказав, Лино резко развернулся и шагнул в полумрак соседней комнаты, оставив за спиной взрыв чужих эмоций. Дверь прикрылась, отсекая голоса. Здесь, в тишине и одиночестве, он, наконец, мог дышать. Прислонившись лбом к прохладной стене, он закрыл глаза, отсекая внешние раздражители.

И начал работу. Медленно, осторожно, словно разматывая клубок колючей проволоки, он понял, что перед тем, как выйти обратно к этим полуночным – ему нужно «просмаковывать» каждую душу по отдельности, вычленяя её уникальный вкус и энергетическую составляющую. Игра только начиналась, и чтобы выиграть, ему нужно было понять всех игроков до конца.

Его сознание первым делом проникло в разум Роберта. Тот, воспользовавшись суматохой, юркнул в свою комнату и достал из потаённого ящика старую, потрёпанную записную книжку. Сжав её в руках, он подбежал к Джину и побитому злобному юноше, которые в растерянности наблюдали за уходом Брюса.

– Братья! – окликнул он их.

Юджин и Сэм, столь непохожие внешне, повернули к нему свои серебряные глаза. Конечно, хозяин дома не сразу понял, что они родственники. Но сопоставив энергию их душ, быстро догадался, что они слишком похожи по структуре, как у единокровных братьев.

– Да? – отозвался Сэмюэл.

Роберт протянул им свою необычную ношу.

– Это… дневник вашей матери.

Сероглазый Дайлли в удивлении вскинул бровь. Юджин же с внезапным жадным интересом взял его в руки.

– Правда? – прошептал он.

– Откуда он у тебя? – холодно спросил Сэм.

Хозяин дома смущённо покраснел, словно его только что поймали на воровстве.

– Мой отец передал его мне, – объяснил он, опустив свои карие глаза. – Он велел сохранить его и отдать вам, когда вы станете достаточно взрослыми, чтобы понять вашу мать.

– Я никогда не знал её… – голос Юджина дрогнул, а эмоции мужчины судорожно затрепетали от грусти.

– А я был для неё игрушкой для битья, – цинично бросил его «брат». – Не знаю, чего стоящего мы тут найдём.

Смятение, витавшее в гостиной, разрешилось неожиданным образом – Сэм и Юджин, словно по молчаливому сговору, удалились в соседнюю комнату. Брюс, всё ещё пребывающий в состоянии «наблюдения», последовал за ними безмолвной тенью, погружаясь в спокойный океан сознания своего отца.

Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь шелестом старых, пожелтевших страниц. Джин сразу же начал читать, и с каждой строчкой его лицо становилось всё бледнее, пальцы, державшие дневник, слегка задрожали. Со страниц на него веяло не просто прошлым – это было ледяное дыхание чужой жестокости. Перед ним была не та мать, которую он по смутным рассказам себе представлял, а измученная, озлобленная женщина. Она откровенно, с почти пугающей искренностью, изливала свою ненависть к Майку, описывая мелкие, изощрённые издевательства над собственным сыном с леденящей душу радостью.

В душе Юджина, и без того скованной цепями едва сдерживаемого безумия, зародилось и стало стремительно расти новое, мучительное чувство – острая, щемящая жалость к брату. Изначально он видел в Майкле наглого и злого человека. Теперь же ему пришлось столкнуться с жалким, затравленным ребёнком, которым тот когда-то был. Это осознание раскалывало его душу.

Майк же, чья сущность пылала в теле Сэма, оставался в напряжёнии. Но настоящий взрыв произошёл, когда в тексте мелькнуло имя – Кристофер Магнесс.

– Серьёзно? – его голос прорезал тишину. Он с силой, со злым, отчаянным порывом швырнул дневник обратно в руки Джина. – Я помню того рыжего мужика, – прошипел он, и в его глазах стояла не просто ярость, а какая-то детская, обидная досада. – Жаль, они не остались вместе – может, я не был бы для неё таким отвратительным тогда. Ах да, – парень искажённо усмехнулся, – ещё я был бы рыжим. Уморительно.

С горьким, безрадостным смешком, больше похожим на стон, он резко развернулся и вышел, чтобы в одиночестве побродить по чужому дому. И Брюс, ощущая, как след Майкла удаляется, полный яда и боли, плавно переключил своё внимание на его разум. Его сознание, словно по нитям, устремилось вслед за этой бушующей, искалеченной душой, готовое погрузиться в самый эпицентр бури.

Внутри Дайлли царила душевная гражданская война. Две сущности боролись за власть: изломанная человеческая душа самого Сэма, поверженная вторжением, и душа Майкла Радоу – похожая на расколовшуюся звёздную восьмигранную структуру. Словно душа Спейса была разбита вдребезги, а её осколки безвозвратно потеряны.

Сэмюэл брёл по коридорам большого дома, больше похожего на гостиницу-лечебницу. Он пересекся с Питером и Сайласом; те, мельком взглянув на него, поспешили запереться в одной из комнат, что-то оживлённо обсуждая. Любопытство парня и Брюса было задето, но сейчас наблюдатель хотел докопаться до сути того, что скрывалось в глубинах души Спейса и его человеческого соседа.

Он разглядывал фотографии на стене, просматривая каждую из них. Там были и пейзажи, и семейные фотографии. Тогда-то он и узнал на одной из них Патрицию Дайлли – сестру Льюиса. Молодая женщина обнимала маленького мальчика с золотистыми волосами, веснушками и карими глазами. И Радоу, и Сэм знали о ней, поэтому не могли просто проигнорировать тот факт, что она была на этой фотографии матери и сына.

От этого открытия душа самого Сэма, переполненная эмоциями, на мгновение взяла верх над Майклом.

– Я думал, я последний Дайлли, – тихо произнёс он.

Роберт, проходивший в этот момент мимо, заинтересованно остановился. В те года, когда Льюис, его дядя, всё ещё был жив, между их семьями велась переписка. Он видел фотографии Сэма Дайлли не один раз и поэтому, прекрасно понимал, что этот молодой человек его прямой родственник.

Душа Сэма искренне наливалась смешением грусти и радости. Майк же не знал, что ему следует чувствовать к этому родственнику Льюиса, которым оказался человек, в чей дом они только что заявились. А ведь Радоу сразу заметил в этом мужчине знакомые черты лица. Именно поэтому у него возникло острое ощущение отвращения, хоть он и не понял почему.

От этой неразберихи Брюс почувствовал беспокойство. Робин же, читая смешанные чувства в Сэме, почувствовал искреннюю жалость к нему, но его пугала сущность Спейса, прятавшаяся внутри. Поэтому, кареглазый кузен Сэма предпочёл быстро ретироваться, направившись к комнате, где сидели Питер и Сайлас, чтобы с ними обсудить злополучное письмо.

Брюс не стал долго засиживаться в теле маньяка и его жертвы, от чего с радостью переключился на Джейсона. Тот сидел рядом с тем самым молодым парнем, которого притащил Питер, чувствуя в мальчике какой-то неуловимый, но знакомый отзвук Майкла.

Сконцентрировавшись на том, что ощущал Джейси, Лино обратил внимание на парня. Заглянув в его тело, Брюс увидел нечто поразительное, чего точно не ожидал там найти. Это были те самые недостающие осколки души Майкла! Вернее, какая-то их часть. Это было странно и пугающе – он не знал, что душу можно расколоть и вселить её части в разных, совершенно обычных людей.

Напряжение в комнате, и без того ощутимое, сгустилось до предела, когда Сайлас, Роберт и Питер единым фронтом приблизились к Джейсону. Тот заинтересованно поднял взгляд своих зелёно-золотистых глаз, и вопросительно поднял брови.

Питер сделал решительный шаг вперёд. Его бледное лицо было осунувшимся и невероятно серьёзным.

– Нам нужно кое-что обсудить, – его голос прозвучал тихо, но так ясно и прямо, словно это был приказ. – Это важно. Касается всех.

Сайлас, стоявший за его спиной, обвёл взглядом гостиную, его алая душа, которую видел Брюс, вспыхнула тревожным импульсом.

– Все сюда! – в отличие от Пита, его призыв прозвучал громко, нарушая гнетущее молчание.

Сэм, до этого мрачно наблюдавший за всеми из угла, с неохотой оторвался от стены. Он что-то невнятно проворчал себе под нос, но присоединился к группе. Его поза выдавала раздражение и скучающее презрение. Из соседней комнаты, словно тень, вышел Юджин. Его плечи были ссутулены, а в серебряных глазах читалась тяжёлая, гнетущая печаль. На него давил груз прошлого, который он только что взвалил на себя после прочтения дневника.

Понимая, что уже можно выходить, в гостиную вернулся и Брюс. Его массивная фигура заслонила свет из коридора и сразу же привлекла к себе внимание всех присутствующих. За время уединения он успел составить ментальную карту каждого: бушующую бурю в Сэмюэле, сдерживаемое безумие Юджина, иссушающую тревогу Джейсона.

Но его взгляд на мгновение задержался на Питере. Этот мужчина пока оставался загадкой. Он не заглядывал в его разум, не смотрел его воспоминания и практически не читал его эмоций. Его душа виделась Брюсу как блеклый, почти прозрачный огонёк, настолько слабый, что казалось, одно дуновение ветра сможет его погасить.

Лино медленно занял место за столом, и сразу он поймал на себе два изучающих взгляда. Питер смотрел на него с аналитическим интересом, удивлением и пониманием того, кто перед ним сейчас. Молодой парень с осколками души Майкла, которого звали Том, смотрел с детским, неприкрытым любопытством, смешанным со страхом. Ему наверняка было не в новинку видеть подобное, но от этого его интерес не пропадал, а страх не поглощал каждую его клеточку.

А вот отец… Юджин тоже смотрел на него, но не как на ужасную тварь или возрожденного прародителя. Нет. Это был взгляд отца, внимающего с таким горьким облегчением и таким всепоглощающим стыдом, что это было почти физически больно видеть. Ему было плевать на чудовищную внешность Брюса; он видел лишь своего мальчика.

И вдруг Роберт, сидевший смирно, встрепенулся. Его тело напряглось, как у гончей, уловившей запах. Он поднял голову, и его глаза расширились от изумления и зарождающейся, невозможной надежды. Брюс тут же понял причину – его собственные внутренние «антенны» затрепетали в унисон.

К дому приближались двое полуночных. Не враги. Питер и Джейсон тоже уловили это присутствие; первый насторожился, второй нахмурился, пытаясь опознать вибрации.

– Они… – прошептал Роби, вскакивая с места. Его лицо просветлело, а газа заполыхали огоньками. Он, не в силах сдержать нетерпение, мгновенно подбежал к двери.

Сэм и Юджин с недоумением переглянулись. Для них, не столь чувствительных, трепет Роберта был загадкой. Но, всё же, Брюс сомневался, что его отец ничего не ощущает. Как и его дядя, в принципе. Скорее всего, эти полуночные для них просто ничего не значили – вот они так и реагируют.

Раздался стук – негромкий, но отчётливый, словно судьба постучалась в дверь после долгих лет молчания. Роберт, не в силах сдержать нетерпение, одним порывистым движением распахнул её.

И время остановилось.

На пороге, залитые бледным уличным светом, стояли они. Две фигуры – Кристофер и Райан Магнессы. На их лицах, застывших в изумлении, отразилась буря эмоций: шок, заставивший глаза расшириться, неверие, заставившее перевести дух, и затем – всесокрушающая волна радости, прорвавшая плотину. Это длилось всего мгновение, но вместило в себя целую вечность.

Их мир сузился до одной-единственной точки. Не было ни вопросов, ни слов. Кристофер и Роберт бросились друг к другу, как две половинки, разорванные когда-то. Они схватились в объятии, которое было крепче любых клятв, сильнее любой боли – объятии, в котором растворились годы тоски, горькие слёзы и щемящая надежда. Отец и сын. Они нашли друг друга. Они не плакали – они рыдали, захлёбываясь смехом сквозь чёрные слёзы, а их сдавленные, прерывистые звуки, полные безграничного облегчения, на мгновение растопили лёд в сердце каждого, кто был способен почувствовать любовь.

Сайлас, наблюдая за этой сценой, почувствовал, как по его мрачной душе разливается тёплая, почти невыносимая волна света. Его взгляд скользнул с Кристофера на Райана, и сердце ёкнуло от прилива почти сыновней любви и преданности. Райан был для него не просто другом – он был его дядей. Не думая, на чистом порыве, Сай вскочил, схватил за руку ошарашенного Питера и потащил его к гостям, желая разделить этот миг счастья и разорвать поле всеобщего завороженного внимания, внося в него долю своей собственной, живой, непосредственной радости.

– Дядя! – крикнул он, его голос звенел от счастья.

– Сайлас! – Райан, оторвавшись от созерцания воссоединения отца и сына, широко улыбнулся и крепко обнял своего племянника. В его алой, раскалённой душе на мгновение восторжествовала светлая теплота.

– Это Питер, мой брат-близнец, – поспешно представил он, подталкивая вперёд смущённого и растерянного мужчину.

И в этот миг, когда все души всех оставшихся на белом свете полуночных, были собраны в одном месте, Брюс получил уникальную возможность изучить каждую из них. Его внутреннее зрение раскрылось, и он увидел их как сияющие сгустки энергии в виде звёзд, каждый со своим уникальным цветом и текстурой:

Питер: его аура была голубой – холодной, слабой и немощной. Но если приглядеться, у самого основания можно было разглядеть робкую искру, пытающуюся разгореться. Душа его выглядела как четырёхгранная звезда с мелкими молниями.

Сайлас: алая, яростная и страстная, пылающая как костёр. Но всё же, что-то было не так и она, казалось, медленно угасает. Выглядела как четырёхгранная звезда с четырьмя дополнительными небольшими осколками, не прицеплённых к ней, как это должно быть у чистокровных. Скорее всего, эти четыре грани как раз скоро и исчезнут.

Кристофер: ядовито зелёная – глубокая, живая и умиротворяющая, как старый лес. В ней пульсировала нежность и безмерная, всеобъемлющая любовь. Она была чистейшей восьмигранной звездой.

Райан: острая, кинжально-алая душа, похожая на раскалённую докрасна сталь. Но её сжимали тяжёлые, холодные цепи сдержанности, едва сковывающие бушующую внутри бурю ярости и боли. Совсем как у Юджина. Так же восьмигранная, как и должна быть у чистокровного.

Роберт: бледно-жёлтая, самая чистая и невинная, сияющая мягким, тёплым светом. Она была полна любви и сострадания, и лишь лёгкая, едва уловимая рябь страха пробегала по её поверхности, словно ветерок по воде. Четырёхгранная обычная душа полукровки.

И тут, словно гром среди ясного неба, раздался резкий, хриплый голос, прорезавший радостную атмосферу. Сэмюэл вскочил с места, грубо расталкивая окружающих и пробивая себе дорогу вперёд. Его лицо исказила гримаса – смесь ошеломлённого узнавания и язвительного, насмешливого изумления.

– Чёрт! – воскликнул он, уставившись на Кристофера горящим взглядом. – Да это же ты! Тебя я видел тогда!

Крис, всё ещё не отпуская Роберта из объятий, медленно, почти неохотно повернулся к нему. Сначала в его карих глазах читалось лишь чистое недоумение, но затем взгляд стал острее, сканируя черты лица незнакомца. Он искал что-то, всматривался глубже, за физическую оболочку, изучая саму энергию его души, ту самую «полуночную» сущность, что пульсировала внутри. Его рыжие брови медленно поползли вверх, выражая безмолвное потрясение.

– Погоди… – тихо, почти про себя, выдохнул рыжий мужчина, и в его голосе прозвучала тревожная нота.

– Спустя столько лет ты почти не постарел! – Сэм поднял руки в театральном жесте, его тон был вызывающим, на грани оскорбления. Он сделал уверенный шаг вперёд, изучая взрослого Магнесса с наглым, бесцеремонным любопытством. – Да, седина имеется, – он пренебрежительно махнул рукой, – но не так, чтобы сильно. – Его губы растянулись в язвительной ухмылке. – Где твой брат, тот, что упал на ёжика? Целый ещё?

– Ну… – Кристофер растерялся, застигнутый врасплох этим потоком слов. Боль от недавней потери брата была ещё слишком свежей.

Брюс знал, что брат Криса, Генри, умер всего несколько недель назад. Вряд ли этот мужчина был готов к таким циничным шуткам на эту тему. Даже, несмотря на то, что именно его брат убил его же жену и угрожал жизни его сына. Видимо, несмотря на всю ту ненависть, братская привязанность всё ещё витала в его ядовито зелёной душе.

– Я даже успел умереть один раз! – сероглазый развёл руками, словно демонстрируя себя на выставке. – А ты всё ещё жив! Неплохо для старичка.

– Ты вообще как тут оказался? – попытался перехватить инициативу «старичок. Он узнал Майкла, узнал эту холодную, необузданную энергию, но его разум отказывался принять сам факт того, как и почему Радоу оказался в теле другого человека?

– Не важно! Я живучий. – Дайлли махнул рукой, отмахиваясь от вопроса, как от назойливой мухи. Затем его взгляд стал пристальным, почти пронзительным, готовым вскрыть старые швы. – Ты знал, что мог быть моим папашей? Ты же был парнем моей мамы, да?

Наступила тягостная, гробовая пауза. Весь воздух, только что наполненный светом и радостью, будто вымер, выкачанный этим неуместным вопросом. Кристофер смотрел на Сэма, и в его глазах мелькнула тень старой, давней боли, словно кто-то тронул незажившую, глубоко запрятанную рану.

– Ага, – сухо, без единой эмоции, словно выдохнул пепел, ответил Крис и тут же отвёл взгляд, всем видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.

Юджин молча, со спокойствием человека, видевшего все выходки Майкла, наблюдал за разворачивающейся драмой и не вмешивался. Он не удивлялся этой эксцентричной сцене. Он к этому привык. Это был просто ещё один день в компании его безумного брата.

Глава 6

София

Машина Агнии плавно скользила по асфальту. В салоне царила тягостная тишина, нарушаемая лишь ровным гулом мотора. Они ехали по вызову Скотта – он разослал одно и то же скупое, но настоятельное сообщение: явиться на «очень важный личный разговор». Одних.

София, глядя в боковое стекло на проплывающие мимо дома, чувствовала, как их с Агнией объединяет не просто служебный долг, а нечто более трагическое. Они были сестрами по несчастью, двумя женщинами, которых судьба свела на пепелище их личного счастья. Агни потеряла Маркуса Майли, своего горячо любимого мужа. Она – Эндрю, своего парня. Жизни этих потрясающих и добрых мужчин перечеркнул один и тот же человек – Сэм Дайлли. И теперь их печальные, полные скорби души пылали одним и тем же холодным огнём мести – поймать и наказать по всей строгости закона этого монстра!

Но мысль о Сэме вызывала не только ярость, но и недоумение. Она вспоминала его таким, каким он был в самом начале, когда только начали расследовать дело о похищениях 1985 года. Молодой, нелюдимый детектив со смущённым, почти милым взглядом. Он был тих, работал в одиночку, не как общительный Гарри. А потом неожиданно погиб Эндрю. И в глазах миловидного детектива что-то надломилось. Появился странный, пугающий блеск.

«Если бы я тогда обратила внимание, – терзала себя София, – если бы задумалась… Может, все были бы живы».

Никто не мог предположить, что такой, как Сэмми, способен так резко перемениться, словно в него вселился другой человек. Он убил Эндрю, его брата и отца. Затем зарезал Саманту. Перерезал горло Гарри, который его разоблачил, – прямо на её глазах. А потом с холодным расчётом устранил шефа Николаса, сломав ему шею. После, застрелил Маркуса, Фиону и Аллу. Но, среди этой бойни, почему-то, этот психопат пощадил её и Уэйна. А Питеру просто хватило ума вовремя сбежать.

А итог всего этого безумия? После того, как Дайлли надругался над ней, она уже не могла смотреть на мужчин без содрогания и отвращения. А месть за Эндрю стала её навязчивой идеей, которая, со временем, перестала выглядеть как что-то правильное. Она снова и снова спрашивала себя, зачем ввязалась в это расследование под началом Скотта. Ведь сначала ей казалось, что работа станет спасением, и поначалу так и было. Но так часто вспоминать Сэма, своего любимого и остальных убитых – заставляло её погружаться во всё большее отчаяние.

Но всё изменилось, когда они случайно накопали материал на «Адресанта». Тема про спятившего детектива отступила, затмённая тенью новой, куда более масштабной и зловещей фигуры. Благодаря Уэйну и Питеру дело, годами, стоявшее на одном месте, рвануло с мёртвой точки. Появился свидетель – Сайлас Ниа, брат Пита. И словно по мановению чьей-то незримой руки, четыре расследования – «Убийства 1985», «Похищение детей в 1997», «Адресант» и «Сэм Дайлли» – сплелись в единую, чудовищную паутину, которую они с пугающей скоростью начали распутывать.

И это было лишь началом. Паутина оказалась бездонной. Всплыло старое, покрытое пылью дело об убийстве Ванессы Дайлли в «Теневом кролике». Совсем недавний взрыв гостиницы «Полночь». Сайлас, оказавшийся вором, бандитом и гениальным робототехником – Скотт мгновенно связал его со смертью Оливера Митчелла. А Питер непостижимым образом стал и свидетелем, и подозреваемым.

Этого было слишком много!

– Ты думаешь об этих расследованиях? – тихо спросила Агния, словно подслушав её непрекращающиеся мысли.

София тяжело вздохнула, выходя из омута воспоминаний.

– Понимаю тебя, – продолжала собеседница, не дожидаясь ответа. – Сама в шоке, как всё закрутилось. Я не была с вами в команде с самого начала, поэтому не до конца понимаю, как вы шли по делам 85-го и 97-го.