Мое темное желание

Все они по-своему привлекательны. Высокие и низкорослые. Пышные и стройные. В шелковых платьях и с безупречными манерами. Дочери сингапурских миллиардеров и бывших сальвадорских олигархов. Корейских чеболей[11] и голливудских продюсеров. Но их всех объединяло одно – желание стать следующей миссис Сан.

Я опустила голову, надеясь слиться с толпой, и стала проталкиваться среди гостей в вечерних платьях и смокингах. Мне превосходно удавалось оставаться невидимой, чему я научилась еще в детском саду. В основном для того, чтобы спастись от жестокого обращения, которому меня подвергали Вера и Существа 1 и 2, когда у них выдавался плохой день.

Особняк возвышался надо мной во всем своем великолепии – с фасадами из светлого французского известняка, величественными колоннами и безупречными садами, которые могли посоперничать с Версалем. Я проглотила ком в горле и вошла внутрь с потоком нетерпеливых тел. По бокам вестибюля располагались парадные изогнутые лестницы. Я прошлась взглядом по той, что вела к моей цели. К кабинету Закари Сана. У подножья стояли охранники, сложив руки перед собой и вставив в уши гарнитуры.

В углу моя сводная семья неоправданно громко смеялась над словами мужчин в дизайнерских костюмах. Вера прижимала к груди закуски, пытаясь нахмуриться сквозь преграду из ботокса. Она старела так же быстро, как портилось молоко в сауне, и демонстрировала паршивый характер ему под стать. Мне нужно было не попадаться на глаза, но я не особо волновалась. Больше меня никто здесь не знал.

Папа был слишком приземленным человеком, чтобы водиться с этой толпой. А я всегда избегала любых мероприятий, на которых необходимо пресмыкаться перед самыми состоятельными представителями Потомака. Брак казался мне пустой тратой времени. В жизни должна быть только одна любовь. Ты сам. И может, еще собака.

Дождавшись, когда штатный сотрудник помчится наверх по лестнице, я поспешила за ним. За нами последовала симфония голосов с первого этажа. Я шевелила губами, делая вид, будто веду с ним беседу, чтобы развеять подозрения охранников. Как только мы повернули за угол, я направилась в библиотеку, в которой располагался кабинет. Я выучила планировку особняка наизусть. Спасибо, Zillow[12].

Когда Зак выкупил поместье у швейцарской знати, то не внес почти никаких изменений, только превратил подземный гараж в высокотехнологичную художественную галерею. Сперва я думала, что придется пробираться в нее. Вот только наткнулась на обложку Wired[13] прошлого месяца. Увидела материал о последнем недружественном поглощении, которое совершил Зак. Вот она. Увековеченная на блестящем развороте журнала, почти незаметная под силой его бездушного взгляда. Подвеска. На полке. Под стеклом.

Lo siento[14], лопух. Ты вот-вот не досчитаешься одного предмета искусства.

Я неспешно прошла по коридору мимо картин, которые, наверное, стоили дороже всего имущества Баллантайн. Особенно сейчас, когда Вера и ее дочери погружали папину компанию на такое дно, какое неведомо даже «Титанику». Не представляю, о чем он думал, когда разделил право владения клининговой компанией на четыре доли. Трое из нас не работали ни дня в своей жизни.

Впереди показалась дверь библиотеки. Я сжала дверную ручку так, что побелели костяшки пальцев, ожидая, что она не поддастся. Два месяца я училась вскрывать всевозможные замки с помощью набора, который припрятала сейчас в лифчике. Но дверь распахнулась легко и беззвучно. Поток холодного воздуха коснулся кожи, отчего побежали мурашки. Я прошла внутрь, закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, позволяя себе отдышаться. Не впервой я совершала то, за что могла оказаться за решеткой. Но впервые крала у одного из самых влиятельных людей в мире.

Я не стала тратить время на то, чтобы оценить кабинет Зака Сана по достоинству, хотя еще никогда не оказывалась в таком экстравагантном месте. Не стала, ведь подвеска, словно маяк, указывала мне путь. Лежа в том же стеклянном коробе, что и на развороте журнала, рядом со своей точной копией. Комплект для него и для нее.

Что ж, похоже, так оно и есть. Одна из подвесок – его, а другая – моя.

Их невозможно спутать. У папиной подвески был изъян, который делал ее исключительно нашей. В детстве я сделала кисточкам «стрижку». Нити стали на пару сантиметров короче, чем нужно.

Я прошла мимо стола, не обращая внимания на документы, которые полетели на ковер от потока воздуха. Наконец-то – наконец-то – я коснулась пальцами толстого стекла. Прямо над папиной подвеской.

– Прости, что так долго. – Глаза защипало от слез. – Он запер тебя в золотой клетке. Не волнуйся. Я тебя вызволю.

С тех пор как умер папа, я хранила его любимую подвеску в тумбочке, чтобы крепко прижимать к груди, когда просыпалась посреди ночи, тоскуя по нему. Пока Вера не продала ее, папин запах все еще сохранялся на затейливых узелках. Уверена, он уже испорчен бесстрастным существованием Зака.

Я верну ее, папа. Обещаю.

Подняв оборванный подол бледно-голубого платья, я отцепила портативный стеклорез от пояса нижнего белья. Со щелчком выдвинула лезвие, а потом проткнула уголок стеклянного колпака. В ушах раздался неистовый глухой стук, когда я начала обводить кругом маленький замок.

А потом услышала это. Так громко, что звук затмил стук моего сердцебиения.

– Что это ты творишь?

Черт.

Глава 2

= Фэрроу =

Голос холодностью не шел ни в какое сравнение со своим обладателем. Я резко развернулась, нацепив беззаботную улыбку в стиле Реджи. Такую, которая так и кричала: «У меня в голове нет ничего, кроме пыли и последней коллекции Chanel».

– Боже мой, это ты! Зак Сан. Я всегда хотела с тобой познакомиться.

Я не гнушалась потешить мужское самолюбие, если это означало, что меня оставят в покое. Как правило, мужчины – простые создания, которых легко отвлечь комплиментами. К сожалению, похоже, мистер Сан оттаял не больше, чем айсберг В–15[15].

– Я задал тебе вопрос. – Он шагнул вперед. Его глаза напоминали темные омуты, такие пустые, что я боялась упасть в их глубины. – Сейчас самое время ответить.

Ситуацию усугубляло еще и то, что его присутствие меня отвлекало. Зак был высоким и с таким точеным подбородком, что об него можно затачивать ножи. Его волосы и глаза были чернее воронова крыла. Он надел смокинг и фрак, разделил волосы пробором и зачесал их назад. Зак воплощал власть, элегантность и красоту. Источал харизму, словно расплавленное золото. И все же был слишком бесстрастным. Слишком холодным. Как безжизненная, заброшенная планета. Я, неведомо для него, видела его множество раз и все равно не могла привыкнуть к его великолепию.

Он приподнял правую бровь.

– Язык проглотила?

Скорее струсила после того, как попалась с поличным.

– Я заблудилась, пока искала художественную галерею. – Я склонила голову и посмотрела на него из-под густых ресниц. – Прошу прощения. Не сдержалась. Слухи о ней не стихают.

– Галерея в гараже. – Зак потянулся к выключателю и включил подсветку на максимум. С потолка заструился белый свет. – А раз ты знаешь о ее существовании, то в курсе, что доступ к ней запрещен. К тому же ты не поклонница искусства. – Он сказал это с такой уверенностью, что на одно тяжкое мгновение у меня перехватило дыхание. Словно он мог видеть меня насквозь. Зак закрыл за собой дверь, прислонился к ней, чтобы преградить мне путь к отступлению, и скрестил руки на груди. – Давай попробуем еще раз: что ты здесь делаешь?

Бросив прощальный взгляд на нефритовую подвеску, я отошла от нее и неспешно побрела через комнату, виляя бедрами и сокращая расстояние между нами. За отсутствием шпаги и секс служил отличным оружием.

– Мне не нравятся вечеринки.

Или ты. Или то обстоятельство, что ты вошел в мою жизнь и с такой легкостью забрал мое, словно я пустое место.

Я запрятала эти слова рядом со своей гордостью и бросилась сражать наповал, поправляя вырез платья. Он даже не округлил глаза. Ой-ой. Переходим к плану Б.

Я обмахнулась и перекинула волосы через плечо.

– Мне нужно было отдышаться, и ноги привели меня сюда.

– Что ж, тогда настоятельно прошу, чтобы они увели тебя прочь отсюда, если не хочешь провести ночь в тюремной камере.

Меня не удивило, что он не оказался хорошим парнем, но сейчас вел себя как настоящий придурок. Впрочем, я ведь правда пришла его обокрасть. Я стала расхаживать по комнате, стараясь не замечать, как его слова повисли в воздухе, словно острое лезвие. Провела костяшками пальцев по книгам по бизнесу, картинам и диванам в мягкой обивке.

Зак оставил бокал с виски на журнальном столике, следя за каждым моим движением, словно ястреб.

– Ты что, тупая?

Тупая? Нет. Целеустремленная? Еще как. И что-то мне подсказывало, что Зак не привык, чтобы женщины не спешили исполнить любую его просьбу.

Мое внимание привлекла доска для игры в го, примостившаяся между двумя мягкими диванами. Древесина кайя. Камни юнзи. Чаши из тутового дерева. Должно быть, он спустил на это детище сумму целого ипотечного платежа. Камни усеяли доску, будто кто-то оставил затяжную игру. Или, скорее, сбежал. Я машинально взяла черный камень из чаши и поставила его возле хоси[16].

Зак, стоявший в другом конце комнаты, нахмурил брови и опустил взгляд на доску.

– Это не шахматы. – Его низкий голос источал насмешку, но в нем слышалось что-то еще. Нотка паники. Ему не нравилось, когда трогали его вещи. Типичный синдром единственного ребенка.

– Само собой. – Я оценила обилие черных камней, и пальцы зачесались от желания отхватить еще один камень. Я уже вечность не играла. – Шахматные фигурки миленькие и заостренные. А эти круглые штучки – для игры в шашки.

У него дернулся глаз. Столько денег, а чувство юмора себе позволить не может. Пф.

Лежащие передо мной камни поведали все, что нужно знать об игроках. Черные – осторожные, благородные и кроткие. Белые – безжалостные, агрессивные и решительные. Я заключила, что Зак играл за белых.

Я вскинула бровь, пряча свое любопытство по поводу личности игрока за черных.

– Я решила, что следующий ход черных.

– И почему ты так решила?

Потому что умею считать.

Но предпочла чуть более грубый вариант ответа.

– Потому что белые имели глупость ответить на ко-угрозу[17] черных, так что, полагаю, уничтожив собственную группу, они вымолили у черных передышку, чтобы зализать раны и перестроиться. – Я покачала головой. – Не хватило духу сдаться, да?

Тишина. Я смахнула с платья травинку, придя к выводу, что Закари Сан нравился мне гораздо больше, когда помалкивал. Выражение его лица оставалось непроницаемым и безучастным. Он не смотрел на меня. Напротив, приковал внимание к доске. Ему была свойственна такая отрешенность, что я всерьез усомнилась, способен ли он вести себя как человек. Оттого он становился непредсказуемым. А потому очень опасным противником.

– Ой. – Я выпятила нижнюю губу и склонила голову набок. – Ты играешь за белых, верно? Не волнуйся. Я сохраню твой секрет.

Едва заметное движение ноздрей служило единственным свидетельством того, что он дышал.

– Я не избегал поражения.

Я покосилась на дверь, гадая, заметит ли он, если я улизну.

– Рада это слышать. Это стало бы примером ужасного спортивного поведения.

Меня манили французские окна. Все равно мне сейчас ни к чему невредимые лодыжки.

– Нет. – Зак медленно подходил ко мне выверенным шагом. Исходящий от него запах цитрусовых и темного дерева обжигал ноздри, предупреждая, что рядом притаилась опасность. – Я не отступал, – настаивал он, встав так близко, что мы почти соприкасались плечами. Мы оба сверлили взглядом доску. Он указал на кульминационный момент игры. – Смотри.

Я посмотрела. На его руки. Руки, которым не знаком тяжелый труд. Безупречные, чистые, с обрезанной кутикулой. Длинные загорелые пальцы. Гладкая ровная кожа. Широкое запястье с часами De Bethune. Такой совершенный. Такой манящий. Такой бездушный.

– Чую сделку, – с вызовом заметила я, поняв, что этот так называемый гений не разгадал мои намерения. С ума сойти. Попытка его обокрасть и правда сойдет мне с рук. Я разрывалась между облегчением и разочарованием из-за того, что не забрала подвеску. Пока.

– Я чую одно вранье. – Он сел напротив черных камней, опустил локти на колени и, нахмурившись, сцепил пальцы в замок. – Сядь.

«Сядь. Иди». От моего внимания не укрылось, что все его указания можно принять за собачью команду.

– Зачем?

– Затем, что я сейчас разнесу тебя в пух и прах. Будет проще перенести это, сидя на диване.

Я изучала его взглядом, возмущенная и напуганная.

– Ты правда считаешь, что умнее всех на свете?

– Эта теория подтверждена фактами, – он говорил всерьез.

Бедная его будущая невеста. Ради ее же блага я надеялась, что член у него такой же большой, как и эго.

– Я думаю…

– Ты предполагаешь, – поправил он. – Большинство людей неспособны порождать настоящие, оригинальные мысли. Даже диссертации – переработанные теории великих умов. Мне нет дела до твоих предположений. А теперь садись, или я вызову охрану.

Я захлопала глазами.

– Ты заставляешь меня сыграть с тобой?

– Да.

– Дай угадаю: ты был не самым приятным ребенком на детской площадке.

– Я никогда не бывал на детской площадке. – Он закатал рукава и поднял крышку из тутового дерева с чаши с белыми камнями. – Хотя на мой пятый день рождения родители арендовали на выходные «Диснейленд». Отправили туда самолетом весь мой класс. Не слышал, чтобы кто-то жаловался. Сядь.

Я послушно села, решив, что игра станет желанным отвлечением, пока обдумываю свой следующий шаг.

– Ах, богачи. Они такие же, как мы.

Зак не спросил, кто я такая. Как меня зовут. Искреннее любопытство и негодование оттого, что его могут перехитрить в старинной интеллектуальной игре, вынудили его отбросить всякую осторожность.

Закари Сан не привык проигрывать. До чего же жуткое существование. Как можно праздновать свои победы, если не можешь оплакивать поражения?

Я посмотрела на его расслабленные плечи.

– Разве тебе не нужно вернуться на вечеринку?

Он ни разу даже не взглянул на дверь.

Зак пропустил мой вопрос мимо ушей, зажав камень между ногтем указательного пальца и подушечкой среднего. И без раздумий отразил мою атаку. Все произошло за долю секунды. И все с безупречным игровым этикетом. Он откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и наконец-то уделил мне толику своего внимания. Его брюки задрались, пока под краем не показался носок – черный. Как и его сердце.

– Где ты научилась играть в го?

Услышав обвинение, я всегда его узнаю. К сожалению, я к ним привыкла.

– В Корее. – Больше я ничего говорить не стала и, наклонившись, начала прикидывать следующий ход.

Из-за двери доносились музыка, смех и звон бокалов с шампанским. Их заглушили мои беспорядочные мысли. Мне нужно выбраться. Я вернусь за подвеской в другой день. В другой раз.

Зак слегка приподнял левую бровь. Я не сомневалась, что он хотел спросить, зачем белая американка отправилась в Корею, но сдержался. Мне что-то подсказывало, что он гордился своим безразличием к окружающим. Или, быть может, ему просто плевать, и гордость свойственна ему по умолчанию.

Я мельком глянула на него, чтобы проверить, по-прежнему ли у меня учащался пульс при виде его лица. Учащался.

– Если тебе от этого станет легче, пока была там, участвовала в нескольких состязаниях по игре в го.

Он оскалился.

– Почему мне должно стать от этого легче?

– Станет, когда я тебя уничтожу.

– И кто теперь заносчив?

– Брось, Зак. В этой комнате только один напыщенный петух, и мы оба знаем, что это ты.

Ага. Я правда это ляпнула. Вера была права. Видимо, я не поддаюсь воспитанию.

Зак поставил еще один камень. Он загнал меня в угол и буквально, и фигурально. И был превосходным игроком. Спокойным, прагматичным, непоколебимым. Меня это не удивляло. Только раздражало. Я привыкла иметь преимущество в аналитике. Папа предупреждал, что за глупость всегда приходится расплачиваться. Может, именно так Закари Сан и сколотил свое состояние от наследства, достойного списков Forbes, до номинального ВВП Люксембурга. Ему не были присущи слабости, которыми можно воспользоваться. Как и глупость, за которую пришлось бы расплачиваться.

Я покрутила камень в ладони, ожидая от Зака следующего хода и наплевав на этикет, ведь знала, что его это заденет.

– Тебе не нужно вернуться к гостям?

– Нет, – решительно ответил он. – Без меня им будет веселее.

Зак поставил камень, для чего наклонился ближе ко мне. Я нисколько его не интересовала. Можно утверждать, что я сидела перед ним полуголая, полностью в его власти. А ему плевать. У бедных девушек, собравшихся на первом этаже, не было ни единого шанса. Заку Сану не ведомы ни любовь, ни страсть. Люди его не будоражили. Только цифры и интеллектуальные игры.

Я прокашлялась.

– У тебя красивый дом. – Мне нужно было заполнить тишину. Не дать ему возможность задавать вопросы обо мне. В то же время я беспокоилась, что он узнает мой голос. Во все прошлые наши встречи мы оба были в масках.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он поднял взгляд и посмотрел на меня. Это не продлилось и секунды.

– Это не вопрос.

Господи.

– А правда, что твоя мать заставляет тебя жениться до конца го…

– Я хочу поиграть в тишине.

Я надавила костяшкой пальца на висок, надеясь унять нарастающее напряжение.

– А потом оставишь меня в покое?

– А потом, быть может, дам тебе уйти целой и невредимой. Это мое лучшее и окончательное предложение.

– Не слишком выгодная для меня сделка.

– Нет, выгодная. Если, конечно, ты не падкая на тюремную еду.

– Я не привередливая. – Как минимум больше не придется платить за аренду, чтобы жить в доме своего детства.

– Как и те, кто будет зажимать тебя в углу душевой.

– Ты намекаешь…

– Я ни на что не намекаю. Всегда говорю прямо. И сейчас я прямо говорю: делай ход. Молча.

Я послушалась. На следующие два часа мы погрузились в игру. Примерно каждые двадцать минут кто-то стучал в дверь и пытался выманить Зака обратно на вечеринку. Ответом всем служил ленивый взмах руки – безмолвное веление уйти. Зак сосредоточил все внимание на игре, поэтому я старалась продлить ее как можно дольше. Не хотела, чтобы он снова начал меня допрашивать. Но черт подери, умел же он играть. Скажи он, что соревновался в высшей лиге, я бы ему поверила.

Виски покрылись испариной. Мы с легкостью начали третий час игры. Я – с гудящими ногами от готовности броситься к двери, как только он меня отпустит. А он – с неизменно поджатыми в недовольстве губами. Как только стало ясно, что мы в патовой ситуации, его вид и вовсе стал сердитым. Мы зашли в тупик. Музыка и болтовня внизу стихли, подсказывая, что большинство гостей ушли. А хозяин провел весь вечер здесь. Со мной.

Само собой, мы не разговаривали. Не перекинулись ни словом.

Я первой нарушила молчание.

– Мне нужно обдумать следующий ход. – Я потерла скулу, выпятив нижнюю губу. Ненавидела проигрывать. К тому же сама сомневалась, как пройдет побег из логова льва. Сегодня днем перед приездом на мероприятие я припарковала свою машину в двух кварталах от его особняка, чтобы потом пешком добраться до нее с драгоценной подвеской в руках. По всей видимости, я была излишне уверена в себе.

Зак не отрывал взгляда от доски.

– Ты вот-вот проиграешь.

– Продолжай убеждать себя в этом. – Я встала и потянулась с притворным зевком. Он тоже поднялся, все так же недовольно поджимая губы. Я закрыла чашу с камнями. – Что ж, спасибо за…

– Когда мы закончим игру? – Он достал из кармана телефон и провел по нему пальцем. Передо мной открылся календарь. Господи боже, ему даже не пришло в голову, что я откажусь. Он взмахивал большим пальцем, пока листал, видимо, чтобы выбрать удобные для него даты. – Завтра мне не подходит, а послезавтра у меня встреча в Лондоне, хотя на ночь я не останусь.

Я захлопнула челюсть с громким щелчком. Меня это не должно удивлять. Зак хотел, чтобы ему бросали вызов. Нет, ему это необходимо. Все вокруг повергали его в скуку. К сожалению для него, я скорее поеду домой в наручниках и с завязанными глазами, чем проведу еще хоть секунду в его присутствии.

Я почесала щеку.

– У меня… хм… плотный график.

– Еще много вечеринок, на которые нужно ворваться?

Я разгладила платье взмокшей ладонью.

– Как грубо.

– Зато правдиво. Кто ты? – Его глаза напоминали два дула ружья, впиваясь в мягкую кожу моего виска и угрожая спустить курок. В этих глазах таилась смерть. Я гадала, что же они увидели, раз напрочь лишились души.

– Гостья.

– Я бы запомнил, если бы приглашал тебя.

– Я пришла с другим гостем.

– Назови его имя.

Он что, умрет, если уступит?

Я вспомнила имя человека, который, как мне казалось, должен присутствовать.

– Пьер Туро. – Мой клиент. Очень богатый. Ему принадлежали несколько ресторанов, торговых центров и комплекс оранжерей на северо-востоке США. Готова поспорить, что Зак пригласил его самого и его симпатичную дочь-аспирантку, Анамику.

У него на шее вздулась вена.

– Правда?

– Правда.

– Любопытно. А его жена знает?

Черт.

– Я его племянница.

– Та, что из Франции?

– Д-да.

– Из какого города?

Господи. Он не должен быть и сексуальным, и умным. И снова я не удивлена. Просто встревожена тем, что получила смертельную дозу его обаяния.

– Эм… Да?

Он покачал головой, будто я безнадежна.

– Ты не одна из нас, – заключил Зак, убрав руки в карманы брюк. Его напряженные челюсти были тверже окружающего нас гранита. Черт. А еще – пошел ты.

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, на тебе ночная рубашка.

Дважды черт. Это было единственное платье Реджи без перьев, кожи и прочих частей мертвых животных. Стоило знать, что так хорошо все сложиться не может.

– Не понимаю, о чем ты. – Я держала голову высоко поднятой, отступая на шаг и ощупывая все вокруг в поисках оружия. Какой срок мне дадут, если я огрею его одним из учебников по финансам, которые он наверняка даже не дочитал? – Ничего страшного, что тебе не нравится мое платье, но не надо оскорблять. Я же не говорю, что ты в этом смокинге похож на пингвина.

Он направился ко мне, невозмутимый и неумолимый.

– Брось, осьминожка. Ты в дырявых кедах.

Осьминожка? Что?

– Они удобные. Никогда не знаешь, когда вдруг придется бежать. – Я сделала еще шаг назад.

– Сейчас самое время. – Зак остановился примерно в двадцати пяти сантиметрах от меня. Так близко, что это пугало, но все же довольно далеко, чтобы не прикасаться ко мне. – Даже дам тебе фору, раз ты такая легкая добыча.

Он меня недооценивал. Как правило, мне нравилось доказывать людям, что они не правы. Но в случае с Заком Саном я сомневалась в собственных способностях. И физических, и умственных.

Я вытянула шею, чтобы посмотреть ему в глаза. При росте в метр семьдесят семь я не часто ощущала мужское превосходство, но Зак заставил меня почувствовать себя миниатюрной. Хрупкой, как нежное подростковое сердце. Он был подтянутым, высоким и мускулистым. Сложенным как римская статуя. Все в его лице было божественным. Изгиб густых бровей. Бездонные глаза – такие темные, что не видно границы зрачка и радужки. И пухлые, будто нарисованные губы, за которые любая женщина отдала бы жизнь. Все это обрамляли такая квадратная челюсть и такие высокие скулы, что он походил на получеловека-полудемона. Коллекционер предметов искусства, который и сам был произведением искусства.

– Послушай… – Я уперлась спиной в дверь. Инстинктивно схватилась за ручку, впившуюся в поясницу. Подвеска позади него так и подмигивала мне. Черт. Нужно как-то за ней вернуться. Пригласив меня снова, он преподнес мне подарок, покрытый острыми шипами и увитый ядовитым плющом. Но все же подарок. Очень жаль, что я не доверяла никому из нас его открыть. Я подняла ладонь. – Я могу объяснить.

Последний шаг – и он окончательно припер меня к стенке. Прижал телом к двери, толком ко мне не прикасаясь, но оказавшись так близко, что невидимые волоски на моих руках встали дыбом.

– Искренне в этом сомневаюсь.

– Ты ничего не можешь делать искренне. У тебя нет сердца. – Не знаю, что заставляло меня провоцировать его, но даже при всем желании я не смогла бы прекратить. Не с той движущей силой, что стояла за мной. Не с электрическим разрядом, разлившимся по венам. И, вопреки здравому смыслу, не со всеобъемлющим, продиктованным гордостью желанием оставить Закари Сану шрам.