«Взрослые» истории из жизни Коли Антонова

Ксения Андреева

«Взрослые» истории из жизни Коли Антонова

Как я в первый раз стал взрослым

Давайте знакомиться! Меня зовут Коля. Коля Антонов. Почему я решил рассказать о себе, спросите вы? А почему бы и нет? Многие звезды и знаменитости пишут мемуары о своей жизни, вспоминают прошлое. Вот и я решил пойти по стопам известных людей.

А что? Немалая часть жизни уже прожита. Недавно я стал совсем взрослым – мне исполнилось семь! Страсть, сколько лет уже прожито! А сколько всего произошло за это время … Если бы я догадался записывать обо всем, что со мной происходит немного раньше, у меня получилось бы вполне приличная книга.

Правда, раньше я и писать-то не умел. Только немного читать. Но все равно можно было бы найти способ сохранить мои воспоминания. Например, наговорить на диск. Хотя, чего уж душой кривить, два года назад я и этого не умел делать. Поэтому придется понадеяться на свою память и извлечь из глубин своего мозга детские воспоминания. Начну с того, как я в первый раз стал взрослым.

Вы считаете, что люди становятся взрослыми с того момента, как им исполняется семь лет и они готовятся идти в школу? А вот и нет! Человек становится взрослым в тот день, когда в первый раз попадает в детский сад.

Многие думают, что пребывание в детском саду похоже на отдых в санатории. И, конечно же, ошибаются! Детский сад – это тяжелая работа! Представьте себе, что до этого момента вы жили припеваючи и ни в чем себе не отказывали. Захотели – поплакали, захотели – повизжали. Можно было даже грохнуться на пол и постучать ногами, если мама не обращала на вас внимания.

В детском саду все по-другому. Только захочешь порыдать, как тут же вспоминаешь, что мамы рядом нет, а значит, никто не пожалеет и вкуснятину в рот не сунет, чтобы ты поскорее успокоился. Какой тогда смысл попусту тратить драгоценные слезы? Поплачешь раз, другой, а на третий совсем ничего не останется. А ведь вечером нужно идти домой, к маме. Лучше накопить побольше на вечер и вволю поплакать перед родителями. Глядишь, и польза будет.

Вторая неприятность, которая поджидает вас в детском саду – это необходимость самостоятельно кушать. Конечно, если вы пошли в детсад в три или четыре года, вряд ли этот вопрос будет вас волновать. Меня же отдали в полтора, когда я едва научился держать в руках ложку.

Представьте мое разочарование, когда я в первый раз сел за столик рядом с такими же взрослыми, серьезными людьми, как я сам, приготовился открывать рот, чтобы получить свою порцию каши, но оказалось, что никто не собирается уговаривать меня съесть ложечку за маму, за папу и за всех остальных родственников. Совсем никто!

Я немного подождал, покосился на остальных товарищей по несчастью и решил не спешить. Вдруг в детсаде другие порядки, и здесь не маму с папой вспоминают, а говорят о более серьезных вещах? Например, о том, как машина въезжает в ворота или ракета выходит на орбиту.

Но почему-то воспитательница, которая замещала мою маму, пока та находилась на работе, не спешила брать в руки ложку и кормить голодного птенца, то есть меня. Помаявшись еще немного, я решил не уступать и не идти на поводу у Татьяны Сергеевны – так зовут мою воспитательницу. Буду сидеть до последнего, пока у нее не дрогнет сердце.

Однако, несмотря на все мои ожидания, Татьяна Сергеевна твердо держала свои позиции. Она сказала нам, что мы уже совсем большие, и поэтому должны кушать самостоятельно. Кроме того, нас много, а она одна. Поэтому если она начнет всех кормить, то завтрак закончится только к обеду, обед к полднику, а полдник к пяти часам, когда родителям положено нас забирать.

Я немного подумал, осмотрелся вокруг и решил, что в чем-то воспитательница права. Нас действительно много. Сколько именно, я затруднился сказать, потому что совсем не умел считать. Но если учесть, что все столики были заняты, то больше десяти. Десять – это очень много. Именно столько пальцев на моих руках.

Дети, в том числе и я, молча глазели в свои тарелки и, видимо, решали, что делать с кашей. Если взять ложки и попытаться извлечь эту размазню из тарелки, то получится, что мы сдались, а воспитательница одержала победу. Но по всем правилам, сдаваться так рано было бы неправильно.

Даже с мамами мы себе такого не позволяли. Стоит только один раз пойти у них на поводу, как мамы расслабятся и поймут, что мы стали совсем большие. А значит, часть своих обязанностей они попросту переложат на нас. А кому охота черпать ложкой суп или надевать штаны, чтобы пойти на прогулку?

В общем, по глазам моих товарищей я понял, что они будут держаться до последнего. Что ж, один за всех и все за одного! Покажем Татьяне Сергеевне, что значит настоящая дружба.

Я снова покосился на своих новых друзей. За одним столиком со мной сидели две девочки и мальчик. Одна девочка вполне хорошенькая. Ей бы я цветы подарил. А вторая простенькая, ничего особенного. Мальчик мне понравился гораздо больше. Сразу видно, что он не привык уступать. Думаю, мы с ним подружимся.

Между тем, Татьяна Сергеевна встала из-за стола и принялась обходить столики.

– Я готова помочь тому, кто первым возьмет в руки ложку, – сообщила она и выжидательно уставилась на нас.

Мы переглянулись. Есть хотелось ужасно. Утром мама меня не покормила, сказав, что я теперь совсем большой и буду кушать в садике вместе с другими ребятами. И вздохнула с облегчением, будто это занятие доставляло ей немало хлопот. А что такого в том, чтобы покормить ребенка? Подумаешь, потратишь полчаса на то, чтобы уговорить его открыть рот и скушать вкусную кашку за всех знакомых и незнакомых родственников? Это же интересно! Заодно можно ознакомиться с семейным генеалогическим деревом.

Генеалогическое дерево – это не настоящее дерево, а такие специальные ветки, на которых сидят самые разные родственники, начиная от прабабушек и прадедушек и заканчивая всевозможными братьями и сестрами. Только мама почему-то этого не понимает, и под конец кормления начинает терять терпение. Как бы ей объяснить, что я упрямничаю не потому что мне хочется быть упрямым, а потому что у меня тяга к познаниям?

Правда, однажды я попытался это сделать, но у меня не получилось. Словарного запаса не хватило. Попробуйте в полтора года выговорить «генеалогическое дерево», «повторение мать учения» и «терпение и труд все перетрут». Я не смог, хотя считается, что для своего возраста я говорю очень и очень неплохо.

Но вернемся к нашему завтраку. Не все ребята нашей группы оказались таким же стойкими, как я и мой сосед. Уже через несколько минут почти все взяли в руки ложки и принялись черпать кашу. Сразу стало ясно, кто держит своих родителей в строгости и послушании, а кто давно утратил над ними свою власть. Правда, последних оказалось немного. Я заметил двоих, довольно ловко управляющихся с ложкой. Видимо, им не повезло, и их родители обладают железными нервами. Зато все остальные умеют обращаться со взрослыми, судя по тому, что их ложки с кашей редко попадали по назначению, то есть в рот.

Перемазавшись кашей, ребята потянулись из-за стола умываться. Я и мой товарищ по столу держались до последнего. Мы упрямо не желали сдаваться. Пусть воспитательница не думает, что у нас нет силы воли. Она у нас есть и еще какая! Пожалуй, мы и в обед кушать не станем, потому что у меня созрел план.

Хотите узнать, какой? Татьяна Сергеевна сказала, что не станет нас кормить, потому что нас слишком много. А если тех, кто не желает брать в руки ложки, останется всего двое – я и мой новый товарищ, она уже не сможет сослаться на свои слова. Двое – это же не вся группа, правда? Поэтому, хочет Татьяна Сергеевна или не хочет, а ей придется нас покормить.

– А ты почему не кушаешь? – вдруг спросила она, наклоняясь надо мной. – Тебя ведь Коля зовут?

– Коля, – четко сказал я, а воспитательница удивилась.

– Ты умеешь говорить?

– Умею.

– Это хорошо. Будешь моим помощником. В вашей группе только трое ребят умеют разговаривать – ты, Митя и Соня, – и она махнула рукой.

Митей оказался тот самый мальчик, сидевший рядом со мной. А Соней одна из девочек, с которой я еще не познакомился.

Сказать по правде, я еще ни с кем не успел познакомиться. Что можно сделать за какой-то час? Особенно если большая его часть прошла за столом в полном молчании.

– Так почему ты не кушаешь? – повторила Татьяне Сергеевна.

– Не хотю, – ответил я.

– Зря, каша очень вкусная.

– Я тозе не хотю, – подал голос Митя.

– Вот как?

Воспитательница задумчиво посмотрела на нас. Похоже, крепость вот-вот должна была сдаться.

– Совсем-совсем не хотите? – уточнила она.

– Совсем, – хором сказали мы.

– Что ж, тогда выходите из-за стола. Пора собираться на улицу. У нас здесь все по расписанию.

Я захлопал глазами. Как же так? А каша? Неужели мне придется идти на улицу голодным?

Я посмотрел на Митю. Очевидно, он тоже был удивлен поведением воспитательницы. Мама никогда бы не допустила, чтобы я вышел на улицу голодным!

Я еще немного посидел, ожидая, что Татьяна Сергеевна передумает и вернется, чтобы покормить нас вкусной сытной кашей, но она уже ушла в раздевалку, чтобы помочь ребятам собраться на улицу. Делать нечего. Пришлось вылезти из-за стола и идти в раздевалку.

Там я застыл в раздумьях, вспоминая, где мой шкафчик, но воспитательница показала на картинку, на которой был изображен паровоз и сказала, что моя одежда находится здесь. А еще она сказала, чтобы я побыстрее надевал штаны и куртку, потому что почти все ребята уже готовы, а ждать в детском саду обычно не принято. Иначе мы никогда не выйдем на улицу.

Я вытащил штаны и задумчиво на них уставился. Теоретически я знаю, как их надевать, а вот на практике мне еще не доводилось этого делать. Я покрутил их разные стороны, попытался сунуть ногу в дырку, но промахнулся. Вторая попытка тоже результатов не дала. Одна девочка, полностью одетая и готовая к прогулке с интересом, смотрела на мои мучения. Я сжал зубы и решил во что бы то ни стало, натянуть эти злосчастные штаны.

Видимо, злость придала мне сил, потому что я наконец-то попал в штанины и с силой дернул их вверх. Удивительно, но у меня получилось. Осталось только встать на ноги и завершить процедуру, натянув штаны на пояс. Однако в моих действиях оказался просчет. Обе ноги попали в одну и ту же штанину и в то же миг, как я поднялся с лавки, я с грохотом свалился на пол. Девочка, внимательно наблюдавшая за мной, захихикала.

Татьяна Сергеевна обернулась и увидела меня лежавшего на полу. Она молча подошла, помогла мне надеть штаны, куртку, застегнуть кроссовки и подтолкнула к двери. Нужно ли говорить, что я оказался последним? Даже Митька умудрился раньше меня закончить процедуру одевания. А ведь мы вместе с ним вышли из-за стола.

На улице я немного успокоился. Ну и что, что я остался голодным и не сумел самостоятельно одеться? В конце концов, вундеркиндами мало кто рождается. Вундеркинды – это такие очень умные дети. Они много знают и очень быстро обучаются. Я не вундеркинд, а значит, мне нечего стесняться.

Я огляделся по сторонам. Стояла ранняя осень. Ярко светило солнце, по небу плыли облака. Воспитательница выдала нам машинки, совочки и ведерки и показала, где можно играть, чтобы не нажить себе неприятности. Про неприятности я уже слышал. Неприятностями мама называет незнакомых людей, с которыми нельзя разговаривать и тем более куда-то с ними уходить.

– А помогать мне будет Соня, – в заключение сообщила Татьяна Сергеевна. – Она станет моей помощницей и сообщит мне, если кто-то будет драться или ломать игрушки.

Соней оказалась та самая девочка, которая хихикала, глядя, как я пытаюсь надеть штаны. Сначала я на нее разозлился, а потом присмотрелся и решил, что не стану дуться. Ей бы я тоже подарил цветы. Даже еще красивее, чем той девочке, что сидела рядом со мной за столиком.

Прогулка прошла относительно спокойно. Ребята не шалили. Видимо, просто еще не освоились. Я сидел в песочнице и настраивался на обед. Похоже, Татьяна Сергеевна – крепкий орешек. Вряд ли она так просто сдастся и станет кормить меня и Митю. Но опускать руки нельзя. Иначе мой план так и не сможет воплотиться в жизнь.

Гуляли мы часа два. Я даже начал зевать, потому что подошло время ложиться спать. Татьяна Сергеевна громко хлопнула в ладоши и сообщила, чтобы мы строились парами и шли следом за ней. Процесс раздевания оказался не менее сложным. Штанины никак не хотели сниматься и путались в ногах. Не знаю, сколько времени я бы с ними промучился, но мне на помощь подоспела Соня. Она ловко стянула с меня штаны и со словами: «Голюшко ты мое!», направилась в группу.

На столиках уже стояли тарелки с супом. Я потянул носом и понял, как проголодался. Митя, судя по всему, был голоден не меньше моего. Шутка ли, остаться без завтрака, да еще погулять на свежем воздухе – воздух, как известно, возбуждает аппетит.

Я украдкой посмотрел на ребят. Видимо, они уже поняли, что на Татьяну Сергеевну надежды нет, и принялись черпать ароматный бульон. Я скосил глаза в Митину сторону. Он, также, как и я, решил держаться до последнего.

В группе стояла тишина, прерываемая стуком ложек о тарелки. Каждый стук вызывал во мне грустный вздох, но взять в руки ложку, означало бы сдать свои позиции. А пойти на такие жертвы я не мог. Некоторые ребята уже закончили с обедом и нянечка – Ольга Ивановна, повела их в спальню, переодеваться ко сну. Я с грустью смотрел им вслед. Вот бы и мне уже оказаться в постельке, закрыть глаза и погрузиться в сон – поспать я любил всегда! Но тарелка с супом буквально приковала меня к столу.

– Неужели ты опять не хочешь кушать? – удивилась Татьяна Сергеевна, останавливаясь рядом со мной.

– Не хотю, – упрямо сказал я.

– Удивительно! – всплеснула она руками. – А твоя мама сказала, что ты хорошо ешь!

Я скосил глаза в тарелку и вздохнул. Хорошо-то хорошо! Если кто-то кормит. И еще про родственников рассказывает. А тут какой интерес? Сначала ложку набрать, потом до рта ее донести, потом опустить обратно в тарелку. Одна маята. Или попробовать? Я с сомнением уставился на ложку. Нет, потерплю еще. Митька-то держится!

И тут раздался тихий стук. Оказалось, что Митя, так и не пообедав, вырубился прямо около тарелки и теперь мирно посапывал, не озадачиваясь вопросом, что сделать, чтобы заставить воспитательницу его покормить. Нужно ли говорить, что Татьяна Сергеевна занялась Митей, и мой обед остался на моей совести.

В это время пришла нянечка, взяла меня за руку и поворчав, что «нельзя оставлять полную тарелку иначе сил не будет», повела меня в спальню. Как будто я сам этого не понимаю. Но что поделать, если Татьяна Сергеевна оказалась такой упрямой и упорно не желала меня кормить?

На полднике я сдался. Увидев творожную запеканку, которую я всегда обожал, я взял в руки ложку и не обращая внимания на осуждающий взгляд Мити, принялся ковыряться в тарелке. Если честно, я думал, что будет хуже. Но на полу оказалось всего несколько кусочков. Столько же упало на стол. Остальное я смог донести до рта. После вынужденного голодания, запеканка показалась мне манной небесной. Жаль только, что ее было слишком мало.

После полдника я задумался, правильно ли я сделал, что так рано сдался? Подумаешь, поголодал бы еще немного. Зато показал бы Татьяне Сергеевне, что у меня тоже есть сила воли. Но потом решил, что вряд ли у меня получится что-то доказать Татьяне Сергеевне. Лучше я расслаблюсь дома, за ужином. Поплачу немного, постучу ногами, если будет нужно. Маме ничего не останется, как взять ложку и в очередной раз перечислив всех моих бабушек и дедушек, накормить меня картошкой или макаронами.

Когда пришла мама, я очень обрадовался. Я крепко обнял ее и чуть не расплакался, почувствовав, как соскучился, но вовремя заметил пристальный взгляд Сони и сдержался. Все-таки не маленький уже. Мама тоже меня обняла и спросила, как прошел первый день.

– Холошо, – сказал я.

– Ну и прекрасно, – сказала она. – Пойдем домой, я приготовила картофельное пюре с котлетами.

Всю дорогу я не шел, а бежал – так мне хотелось пюре с котлетой. Дома я даже попытался снять самостоятельно штаны и куртку, но вовремя остановился, вспомнив, что я не в садике, и раздевать меня – обязанность мамы. Вот помыть руки – это да, это я люблю. Правда, после меня всегда приходилось подтирать пол, но это уже неважно.

Я сел за стол и уставился на тарелку с пюре.

– Ну, что же ты? – спросила мама. – Бери ложку.

Я покосился на маму. Неужели она прознала, что мне пришлось капитулировать перед Татьяной Сергеевной? Вряд ли… В общем, я решил применить свой проверенный прием и заплакал. А потом для верности сполз на пол и приготовился стучать ногами.

Но мама строго на меня посмотрела и сказала:

– Коля, ты уже большой. Привыкай кушать самостоятельно.

И так она это сказала, что я сразу понял, спорить бесполезно. И плакать тоже. Я снова залез на стул, взял ложку и принялся осторожно черпать пюре. Ничего не поделаешь – детство закончилось.

Как я сделал маме сюрприз

Почти у каждого не очень взрослого человека есть брат или сестра. А иногда их оказывается сразу несколько. Наличие братьев и сестер уже само по себе величайшее испытание, а когда их двое, трое, или – страшно сказать – четверо или пятеро, то испытание превращается в самое настоящее мучение!

Мне повезло. Мои родители благоразумные люди. Они меня очень любят, а потому решили не доставлять мне лишних хлопот, связанных с воспитанием малышей. Почему-то все малявки всегда оказываются на попечении старших братьев и сестер. А ведь их воспитание – прямая обязанность мам и пап!

Взрослые предпочитают отдыхать, вместо того, чтобы заниматься с собственными отпрысками. Например, моя мама на мои просьбы поиграть со мной всегда отвечает оно и то же: я занята, мне еще ужин готовить. И делает вид, что крутится у плиты. А сама смотрит телевизор. Правда, чего душой кривить – приготовить ужин она и в самом деле успевает, но вместо телевизора с таким же успехом она могла бы поиграть со мной. Одной рукой мама переворачивала бы котлеты, а другой двигала фишки на игровом поле.

Но я отвлекся. Как я уже говорил, мне повезло. У меня всего одна сестра. Старшая. Ее зовут Марьяна и ей двенадцать лет. Мама часто просит ее со мной поиграть. Но Марьяна упрямая и вредная. Кроме компьютера и подружек ее мало что интересует. Полное безобразие, я считаю! Если тебе не повезло родиться старшей, то не стоит все время заострять на этом свое внимание и кричать, что она не обязана все свое свободное время проводить с этим писклей.

А какой же я пискля? Я почти никогда не ною. Только иногда. Если только Марьяна не дает мне заглянуть в свой компьютер или подслушать телефонный разговор. Ну, или если она не соглашается поиграть со мной в какую-нибудь очень интересную игру. А я, между прочим, не так часто ее об этом прошу! Всего раз пять-шесть на дню. Приду из садика и прошу. А она не соглашается. Правда, если выдается выходной день, то я прошу чаще. Всего раз десять-двенадцать. Тихо прошу, интеллигентно, как папа учил. А Марьяна сразу орать начинает. Говорит, что я ее разбудил ни свет, ни заря.

Самое обидное, что она бессовестно клевещет! Семь утра – разве это рано? В школу и садик приходится вставать гораздо раньше. Я и так полчаса лежу тихо и пялюсь в потолок, ожидая, пока часы покажут семь. И только тогда выбираюсь из кровати и начинаю будить Марьяну. Но она все равно недовольна. Говорит, что из-за меня она всегда не высыпается и требует от мамы, чтобы меня переселили в другую комнату. А я не хочу в другую комнату. Мне и здесь неплохо.

Я пытаюсь донести до Марьяны, что долго спать вредно – так папа говорит, но она не хочет ничего слышать. Кидает в меня подушками и называет мелким вредным пронырой. А какой же я мелкий? Я давным-давно в садик хожу.

В общем, жизнь с Марьяной не сказка. Правда, тем, у кого есть младшие братья или сестры, приходится еще хуже. У Митьки, например, есть младший брат – Мишка. И если моя Марьяна хотя бы иногда ведет себя терпимо – не кричит на меня и не отказывается сыграть в пару игр, то Мишка – существо совершенно несносное и неразумное. Представляете, он просыпается раньше всех и начинает прыгать на Митькиной кровати! Как вам такое нравится? Митька еще глаза продрать не успеет, а тот уже перебаламутил весь дом.

Или берет Митькины игрушки, пока тот не видит и начинает ими играть. Без спроса! В этом не было бы никакой беды, если бы его игры не заканчивались всегда одинаково – машинки не досчитывались колес, а солдатики рук и ног. Куда он их девает – ума не приложу! Как, впрочем, и Митька. И если со старшими еще как-то можно договориться, то от младших никакого спаса нет!

В общем, насмотрюсь я на Мишку, вернусь домой, увижу Марьяну, и так ее люблю, что просто сил никаких нет! Правда Марьяна этого совсем не ценит. Начинает ругаться, говорит, что я ее всю обмуслякал и чуть не задушил. А что я могу поделать, если мои чувства настолько сильные? Правда, это бывает совсем редко. Только тогда, когда Мишка доведет Митьку до белого каления. Правду говорят, все познается в сравнении.

Правда, и Марьяна иногда бывает невыносимой. Вот вчера, например, я потихоньку стянул у нее телефон, потому что Марьяна категорически отказывалась мне его давать, и сел в уголочке, чтобы посмотреть новые фотки и поиграть в игры. Я же не виноват, что случайно нажала не на ту кнопку, и фотографии сами собой удалились. Да еще телефон завис и никак не хотел возвращаться в свое нормальное состояние. Пришлось мне со всеми осторожностями возвратить его на место, чтобы Марьяна не узнала, что я его брал. Правда, она все равно как-то догадалась. Эх и крику было! А чего кричать-то? Нервные клетки-то не восстанавливаются. Нужно было покупать телефон попроще. Тогда бы у меня не было желания в него залезть.

А еще Марьяна очень обидчивая. Если между нами возникают какие-то трения, то мама всегда ругает Марьяну. И это правильно! Ведь она уже совсем большая и должна научиться ладить с младшим братом, то есть со мной. А если у нее ни на что не хватает терпения, то ей еще расти и расти. Иногда я пытаюсь научить ее терпению – хожу за ней по пятам и сую нос везде, где не следует, однако вместо того, чтобы тренировать выдержку, она начинает тренировать голос. Ума не приложу, как можно быть такой неуравновешенной?

Но если со старшими сестрами еще можно как-то договориться, то с младшими братьями настоящая маята! Учишь их, учишь, объясняешь, как нужно себя вести, а им хоть бы хны! Взять, например, Мишку. Сколько раз Митька пытался объяснить ему, что нельзя совать нос в дела взрослых (на деле это означает, что он не должен слушать наши разговоры и брать наши игрушки), но Мишка все делает наоборот. Вот как с таким договориться? В общем, ни от больших, ни от маленьких, нет никакого покоя!

Марьяне очень повезло, что у нее такой брат, как я. Я это всегда знал. Иначе мама не стала бы выговаривать Марьяне за ее недостойное поведение. А как иначе можно назвать ее вспышку злости за разукрашенные тетради? Я, например, не вижу ничего страшного в том, что тетрадь по математике оказалась украшена машинками и человечками. По-моему, это очень красиво. Учительнице обязательно должно понравиться! Маме же понравилось. Она даже сказал Марьяне, что ничего страшного не произошло. Домашнее задание можно переписать, а этот листок она оставит себе на память. Я, правда, так и не понял, зачем переписывать, если получилось очень красиво, но потом подумал, что маме просто очень хочется оставить себе мою картину и успокоился. А вдруг учительнице она тоже очень понравится, и та захочет забрать ее себе? Тогда маме ничего не останется.

– Вы не волнуйтесь, – сказал я, глядя, как Марьяна заново выводит в тетради цифры. – Я обязательно нарисую что-нибудь еще. Может, даже красивее получится!

– Мама, если этот малявка еще раз притронется к моей тетради, я не знаю, что ему сделаю! – прошипела Марьяна.

– Не знаешь, так и не говори, – обиделся я. – А если тебе не нравится, как я рисую, то это оттого что ты вредная и бесчувственная!

– Мама! – взвыла она.

– Коля, оставить сестру в покое, – сказала мама, взяла меня за руку и увела на кухню. – Не все способны оценить творчество.

– Но тебе ведь понравилось? – спросил я, заглядывая ей в глаза.

– Очень! – кивнула она. – Но все-таки не рисуй больше в Марьяниных тетрадях, хорошо?

– Не буду, раз она такая вредная, – согласился я. – Вот ты, мама, разве расстроилась бы, увидев в своей тетради такую красоту?

Мама как-то странно посмотрела на меня и спустя пару секунд ответила:

– Думаю, нет. Но я взрослая и умею смотреть на вещи правильно. Разве можно ругать ребенка за то, что он нарисовал в тетради? Конечно, нет. Ему просто никто никогда не объяснял, что в тетради делают уроки. А рисуют в альбомах. Например, Мишкина мама не станет ругать Мишку за то, что он изрезал Митькину книжку, если она ему не объяснила, что так делать нельзя. Любой взрослый человек знает, что прежде чем ругать, нужно объяснить, что можно, а что нельзя.