Тень клинка

Быстрый бег, плавные движения, но никакой скрытности: лужи громко разбивались под подошвой, фонарный свет мазал по спине и лисьим ушам, точно отмечая живую мишень, привлекая к ней внимание хищника. Длинная каменная дорога оборвалась неожиданно, превратившись в квадратную площадь. Ее окружали высокие, нагроможденные друг на друга дома с конусообразными крышами, шпилями, вперившимися в темное небо без звезд. На каменном помосте возвышались три столба с черными бесформенными кучками у основания; даже беглый взгляд на них вызывал затравленное чувство страха.

Юзуки замедлилась, озираясь в поисках сгустка шерсти и мышц, что текучей массой карабкался по крышам. Дальше по улице между домов замерцали красные огни, осветили темно-алые кафтаны с блестящей вышивкой. Даже дождь не был помехой для божественного пламени, которому поклонялись посланники, и, не будь Юзуки измотанной, вымокшей и напуганной, она вздохнула бы с облегчением. Несколько шагов, и оскверненный монстр перестанет быть ее проблемой.

Огни погасли, точно затушенные сквозняком свечи.

Влажный холод поселился вдоль позвоночника. Мокрые волосы раздражающе липли к щекам и шее. Одежда грузом тянула к земле, а пустые ладони без привычной стали ощутили отрезвляющую легкость. Сердце соскочило с верного хода, когда тень вдоль дома ожила и обрела бугристые очертания. Она потекла по земле: поднималась и снова опадала, точно в ней не было ни костей, ни мышц – ничего, кроме проклятия, двигающего оболочкой. Фонари вдоль площади замигали, как если бы в подбирающемся к Юзуки существе тьмы было с излишком, и она поглощала любой свет. Как если бы именно она пожрала все звезды с неба.

«Беги», – ласково просил ее внутренний голос, перерастая в гневный приказ, но ничего не смогло бы сдвинуть Юзуки с места. Взгляд покрытых пленкой глаз приковал ее к месту, он будто бы черпал силы из ее души, выедал волю, низвергал в пучину ужаса. Где-то глубоко внутри рождалось желание шевельнуться, но ничего не происходило: мысли бились о преграду в сознании, не достигая нервов. Мир погрузился в желе.

Юзуки рухнула в бездну болезненных и страшных воспоминаний, вызванных странным запахом гнили и мертвенным взором оборотня. Золото радужек сверкнуло и сменилось голубым. Искры заструились в крови, а бешено колотящееся сердце распаляло в нем пожар.

«Ты следующая. – Воспоминания о беспомощности сами вылезли наружу. – Бедная, бедная лисичка…»

Существо нависло над Юзуки бугристой скалой, тихо сдавленно рыча, и в этом звуке слышались голоса. Они издевались, умоляли, смеялись, проклинали и обещали только одно – смерть. Чудовище зарокотало и осклабилось. Оно чувствовало ее разбитую душу – лакомый кусочек для любого демоная. Она пропитана болью, отчаянием и бесконечной тоской.

«Бедная лисичка, нам жаль, но так надо… – не унимался голос прошлого. – Бог поймет. Он простит».

Гром разрушил мир. Рев оглушил его. А синее пламя – стерло.

Искра родилась где-то в душе, распалилась мыслями и вспыхнула кострищем в элирской крови, прожигая кости, сжигая реальность. И всякие чувства: ужас, страх, отчаяние, волнение – не стало ничего, кроме мгновения, когда ее обуяло синее пламя, когда чудовище вдруг отпрянуло, точно, наконец, испугавшись. А затем не стало и его.

Диким, неудержимым волчком Юзуки обогнула оборотня, вцепилась в шерсть на спине, взобралась на могучие плечи, обхватила шею ногами и вонзила когти в заплывшие глаза. Склизкая жижа испарялась, касаясь синего огня, объявшего их обоих. Рев волной прокатился по столице, зажигая окна домов, успокаивая бурю в небесах и призывая ее на землю.

Но ничего из этого для Юзуки не существовало: ни сжигаемого изнутри зверя, ни синего огня, ни ее собственного крика:

– Оставь! Меня! В покое!

Туша оборотня рухнула недвижимой грудой, а Юзуки все бесновалась: била искривленную голову, бугристую спину, выцарапывала клочья шерсти, видя перед собой только образы в синем отблеске. Самодовольное лицо чудовища в человеческом облике, пахнущем так же: сладко с гнильцой. Его вкрадчивый голос потрошил ее самообладание, пробуждал проклятие.

– Заткнись!.. Замолкни!

Дождь смыл воспоминания вместе с синим пеплом. Последние капли упали с неба, смешиваясь с черной кровью оборотня. Юзуки истошно закричала и затихла, замерла, невидящим взглядом упершись в измазанные руки. Огонь погас так же резко, как и вспыхнул, унося с собой кусочек души.

Тихо – везде: снаружи и внутри. Ничего не осталось. Все сожжено.

Она сожгла все.

– Эй?

Лисье ухо чуть дрогнуло в ответ на звук, разбивший оглушающую тишину. Медленно, точно вода через трещину, начала проникать в разум реальность, касаться зрения, кожи, слуха.

– Слезай с него. Давай, все кончилось.

Юзуки механически повернулась, не видя ничего, кроме черного и сожженного мира. Возможно, так выглядела и ее собственная душа?

– Через несколько минут сюда сбежится вся местная паства. – Человек, которому принадлежал голос, коснулся ее рук: грязных, отвратительных рук, забравших очередную жизнь. – Ты победила. Ты молодец.

Юзуки медленно моргнула: среди сажи, оказывается, есть очертания фигур. Они расширялись, приобретали объем, рельефность и насущность. Они касались ее, вытягивая из омута бесчувствия. Стоило только соскользнуть со спины чудовища, Юзуки почувствовала, как слабость поселилась в коленях. Ее поступь стала неровной, но незнакомец подставил плечо и помог идти. Неважно куда, главное – идти, не останавливаться, и, может, когда-нибудь она найдет выход из мрака.

– Замечательно, – облегчением наполнился такой живой, отчетливо различимый голос. – Ты можешь мне верить. Я помогу тебе.

Она подняла отупелый взгляд и рассеянно осмотрелась вокруг. Дыхание сбивалось с ритма, точно легкие заново учились качать воздух по прожженным путям. Оглушение отступало, пропуская и другие звуки: завывание ветра и скрип ставней.

Нахмурившись, Юзуки различила средь сумрака лицо. Она уже видела его где-то, но память размякла и не смогла подсказать ответ. Однако сейчас это казалось неважным, потому что, только взглянув на то, как безупречно чистые ладони держали ее измаранные и оскверненные, Юзуки поняла, что он прав: ему можно верить.

– Юзуки, – ее голос прозвучал, как петли несмазанной створки.

Улыбка на чужом лице – это определенно была она. Разум зацепился за нее, как за крючок, чтобы не сорваться.

– Люблю цитрусы. – Она наморщилась, но парень уклонился от пояснений. Они куда-то свернули, удаляясь от нарастающего шума. – Кристофер Темпс, и я же говорил, что в конце концов ты сама пойдешь со мной.

Эти слова вонзились в разум колючкой шиповника, и Юзуки фыркнула, отстраняясь от него – отталкивая и прислоняясь к стене. Они застыли в щели между стенами домов, как недавно до этого, и молча переглядывались. Каждый задавался своими вопросами, которые озвучить было слишком опрометчиво и глупо. Кристофер во всей своей дорогой, некогда опрятной и красивой одежде, с чистыми мягкими руками, как у многих аристократов, с таким проницательным, открытым взглядом и этим жутким циферблатом вместо левого глаза казался чем-то сюрреалистическим, неуместным в затхлом проулке, полном тараканов, вылитых помоев и беспорядка. Все было неправильно.

Она в беспорядке. В хаосе – в самом его ядре.

Юзуки хрипло вздохнула, одергивая влажный рукав рубахи. Холодно. Зябко и отвратительно.

– Говоришь, я нужна тебе? – неожиданно даже для самой себя начала она. Юзуки расправила плечи, словно в глазах этого невероятно странного человека не была вымокшей, избитой шавкой. – Мы, наемники, называем таких, как ты, кошельками. Хочешь что-то получить от меня – тогда плати.

Кристофер надел повязку на левый глаз, скрывая циферблат.

Взгляд скользил по его ухоженному и на деле едва ли человеческому лицу, подмечая обворожительные прядки, упавшие на глаза, отчетливый контур плеч под дорогой тканью – и весь его плотно сложенный, аккуратный силуэт. Намокшая одежда очень удачно обтягивала руки, плечи и грудь. Если бы ее не вымотала история с оборотнем, Юзуки нашла бы этого щеголя вполне привлекательным. Могла бы даже забыть о глупых сказках и развлечься с ним, хоть в его руках и заключена страшная сила… Нет! Юзуки скорее умрет, чем позволит ему снова себя коснуться.

– Ты видел, на что я на самом деле способна, – кривая усмешка изогнула губы. – Наймешь меня, тогда достану тебе и звездочку с неба, и заплутавшего Бога – мне плевать.

– Хочешь, чтобы я купил спасение вашего мира? – удивление, с которым был задан вопрос, почти рассмешило ее, хотя, вероятно, смех вышел бы жалким кашлем. Все женское тело пробирали судороги, и только гордость удерживала ее на ногах. – Это…

Кристофер склонил голову, коснувшись задумчиво подбородка. Он прикидывал варианты исхода этой нереальной сделки.

Нездешний, чужак, другим словом, тогда отчего же его так беспокоит судьба их мира? Юзуки могла поразмышлять об этом, но мысли все еще лениво перекатывались в голове. Она, скучая, повернулась в сторону арки между домами, вглядываясь в горящие через улицу окна. Их не найдут хотя бы потому, что не знают, кого искать.

Кицунэ.

Она отмахнулась от этого. Нет, больше ее не поймают. Теперь у нее всегда будет выбор, и сейчас Юзуки выбирает этого парня с помешательством, зато богатого и способного купить ей парочку хороших клинков взамен утраченных.

– Ладно, но для начала дай мне свою руку.

– Нет.

– Ты можешь мне верить, – Кристофер произнес это так, словно не знал, как ее еще убедить в своей искренности. Чудной. – Да ладно, я понимаю, что ты боишься моей…

– Нет, – грубо перебила Юзуки. – Я ничего не боюсь.

Секунду они просто смотрели друг на друга: он растерянно, она с предостережением. Вопросительно приподняв бровь, Кристофер кивнул – медленно, осторожно, вежливо изображая понимание, хотя на деле его не ощущая.

Поднимался ветер. Ночной холод кусал позвонки.

Кристофер поднял ладони, указал на тыльную сторону кисти:

– Тогда проверь сама. Она должна быть там.

– Она? – Юзуки скосила взгляд на свою ладонь, придирчиво соскребла темную корочку с кожи и замерла. – Что это?

Темно-синий узор, напоминающий язычки пламени, что тянулись к костяшкам пальцев, точно пытаясь их окольцевать.

– Метка, подтверждающая мои слова, – сухо отчеканил он, но в его глазе проскользнуло облегчение. – Искрой блеснет, рожденная нести тепло, да сжигающая искалеченные души. Наконец-то я нашел тебя, Юзуки.

Глава 4. Волшебная библиотека

Это оказалась среднего пошиба таверна на окраине столицы. В здравом уме Юзуки вряд ли сунулась бы сюда, побоявшись привлечь внимание своей неопрятностью: обычно ее одежда была больше похожа на половые тряпки, которыми драили скотские помещения. Продолговатые бреши на плаще и рубашке определенно привлекли бы излишнее внимание. Но теперь у нее были деньги стараниями нового нанимателя, а потому появилась новая и опрятная одежда.

Теперь Юзуки с гордостью могла сидеть за одним из дубовых столов, отвечать презрительным взглядам своим надменно задранным подбородком и с полнейшим удовольствием уплетать жаренное мясо с овощами – с такими, которые она видела только на вывесках для привлечения клиентов. Сказочник, как его про себя прозвала наемница, со смесью чувств изучал ее. Кто-нибудь другой подавился, если бы на него так долго и пристально смотрели, но Юзуки знала цену еде, а еще больше знала цену еде, купленной за чужие деньги. Пусть смотрит сколько душе угодно, пока его кошелек приятно позвякивает каждый раз, когда ей что-то нужно.

– Никто не отберет у тебя еду, – неожиданно заметил Кристофер, задумчиво постукивая пальцами по подбородку.

По всей видимости, так он делал каждый раз, когда ему встречалась простая на первый взгляд задача, которая почему-то вызывала трудности. Например, когда встал вопрос, куда деться двум вымокшим, измученным душам посреди ночи, или когда наутро Юзуки потребовала купить ей новые клинки и добыть еды. Сейчас он с таким же выражением смотрел на то, как в очередной раз деревянная ложка с едой исчезла во рту.

– Я, конечно, могу ошибаться, но мы же заплатили за свой заказ? Зачем так спешить?

– Язвишь, Сказочник? – Она облизнулась, соскребая остатки со дна глубокой тарелки. Ее желудок был приятно ошеломлен и количеством, и тяжестью пищи, а разум благоговейно купался в терпком аромате специй, тепле таверны и «правильности» происходящего. Да, наемница имела право находиться среди других элиров и не опасаться за свою шкуру. Пока. – Сразу ясно: что такое голод, тебе невдомек.

Ответа не последовало, и их небольшой стол погрузился в молчание. Прошло несколько часов после сражения с проклятым оборотнем, а каждая минута их совместного времяпрепровождения тянулась бесконечно в этом молчаливом напряжении. У Кристофера явно были вопросы, но он не спешил их озвучить, только наблюдал за окружающим его миром с поистине невероятным выражением на лице. Сама Юзуки не видела ничего «удивительного» и «восхитительного» вокруг.

Ночь они провели на унылом постоялом дворе. Никто не спросил, где они так изгваздались. Разошлись они по комнатам также в молчании, но Юзуки ощутила силу невысказанной Кристофером фразы: а не сбежит ли она к утру? Сам он, вероятно, подумывал, а не снять ли им одну комнату на двоих, чтобы исключить такую вероятность. Но навязывать свое присутствие даме ему не позволило воспитание. Да и Юзуки не сбежала. Облегчение явно читалось в золоте радужки, когда она, собранная, готовая и в порванной рубашке, вышла в коридор. Юзуки захотелось закатить глаза и напомнить ему о монетах в его кошельке, но она только натянула глубокий капюшон на лисьи уши и озвучила свои желания.

«Я обнесла бы этого простака как два пальца», – подумалось Юзуки, но есть вещи, до которых не опустится даже наемник-одиночка. Кража у собственного нанимателя – одна из таких вещей.

Пришлось отправиться на поиски кузни, где получится урвать качественную сталь за разумные деньги. Удивительно, как благосклонно влияет на окружение ухоженный и располагающий вид Кристофера. Он умудрился заговорить кузнеца, и тот продал им оружие, не спросив соответствующие бумаги. Но когда им озвучили общую стоимость, Юзуки не сдержалась и выругалась:

– Треклятые гоблины! – прорычала она, когда, расплатившись за парные клинки, путники покинули кузницу. – Найду того гада и самолично оторву ему кривые пальцы.

Кристофер чуть улыбнулся, больше заинтересованный окружающими существами, чем бранью своей спутницы. Та ворчала вплоть до момента, пока перед ней не возникла полная еды тарелка. До момента, когда они в очередной раз замолчали и напряженно поглядели друг на друга. Странная ситуация.

«Страннее со мной не случалось, наверное», – подумала Юзуки.

Но она не хотела ничего менять. Ей все равно. Совершенно.

И все-таки Юзуки не привыкла работать спустя рукава, поэтому – и только поэтому – спросила:

– Значит, ты здесь, чтобы спасти всех нас?

– Нет, – тут же ответил Кристофер, отвлекаясь от созерцания окружающих элиров. – Это вы должны спасти свой мир, а я здесь только для того, чтобы подтолкнуть вас к правильному выбору.

Деревянная ложка громко стукнулась о дно тарелки, когда ее хозяйка откинулась на спинку широкого стула. Все в этом месте было деревянным и каменным в желто-оранжевом отливе, а утренняя тишина убаюкивала мысли, обманчиво обещая безопасность.

– Ладно. За золото я приму любую сторону, – она пожала плечами, склонив голову. – Но ты говорил и о других существах или людях, которым тоже придется как-то в этом поучаствовать. Что ты им предложишь? Как бы ты ни был богат в своей Завесе, на всех монет не хватит.

– Будущее, – его ответ прозвучал просто и наивно, поэтому над ним не хотелось смеяться, и все-таки Юзуки выдавила усмешку. Будущее… Кому оно нужно? – Почему ты мне не веришь? Нет, точнее, почему ты не веришь в вас? В себя?

– Хочешь узнать, почему я не верю в сказки? Даже не знаю, с чего начать.

Кристофер неоднозначно махнул рукой, указывая не только на нее, но и на весь пролегающей за стенами таверны мир.

– Что бы я ни говорил, ты смеешься. Не веришь в мои слова, не веришь, что что-то можно изменить. Ты сомневаешься, что у этого кошмара может быть конец! Это в ваших силах, – Кристофер вздохнул, окинув взглядом сидевших в таверне элиров: мрачную девушку-ворона с опущенными темными крыльями, эльфа за барной стойкой, нескончаемо поправляющего приборы, – и при этом будто заглядывая дальше, в каждый дом в Хопо, в каждый город на континенте – в каждое сердце в мире. – Только вы строите завтрашний день.

Окна были узкими, не предназначенными для того, чтобы освещать грубые, необтесанные углы таверны. Сруб был сложен из бревен настолько старых деревьев, что они и без топора испустили бы дух; ничто не смягчало жесткий каменный пол с его буграми; холодные тени безраздельно властвовали под столами и стульями, в углах, между ступенек лестницы, уводящей на балкон. Ничего в этом месте не могло выглядеть по-особенному, но неожиданно выглядело. В его глазах, словах, чувствах. Красиво, необычайно. Волшебно.

Все вокруг могло быть таким… приятным? Нет. Она не знала подходящего слова, наверное, никогда такого и не слышала. Может, слово и не могло обличить рожденный отклик чувств, когда Юзуки проследила за этим взглядом, точно под руку пройдя по комнате – другой комнате, – учась вслед за мастером видеть мир иначе. Что-то неуловимо теплое скользнуло под ребрами и исчезло.

– Попробуй это сказать детям, которых посланники забирают из семей, чтобы отдать во служение своему божеству, и родителям, которые никогда больше их не увидят, а если попытаются воспротивиться, сгорят на костре как еретики, – слова разливались в глотке горечью, и еще больше они душили от осознания истинности сказанного.

Медленно напряжение сковывало его губы, щеки, забралось в прищур и разбежалось по всему телу. Кристофер знал, что она права, а Юзуки уже не могла остановиться:

– Или воронам, которым связывают крылья, чтобы те не смогли летать, чтобы их можно было контролировать. Может, павшим королевствам? Костям в земле на полях битвы, даже спустя столько лет пустых, пахнущих смертью и болью? Они тоже выбрали это, да, Сказочник? Хочешь сказать, все это, – Юзуки взмахнула руками, едва сдерживая растущую в груди ярость. На кого? На него? Или на себя? – все это я выбрала? Я построила свою жизнь так?

Зачем говорить все это? Да еще и такому, как он, который едва ли знал хоть о крупице тех ужасных вещей, которые сыпались на головы элиров, как камни с оползнем. Будто этим можно было что-то доказать. Будто она ждала его ответа, будто хотела, чтобы он опроверг ее слова. Эту правду.

Но Кристофер молчал, нервно постукивая пальцами по подбородку и устремляя взгляд в окно на противоположной стене. Кажется, там мелькнула алая фигура. Аппетит пропал, а съеденная еда ледяной глыбой набила желудок. Ее холод пропитал кровь.

– Завеса, – Юзуки резко вставила клин в растущую тишину. – Что это за место? Другой мир? Неужели там нет даже намека на ужасы и кошмары нашего измерения?

– Сложно сказать, – отстранено ответил Кристофер, будто все еще обдумывая ранее прозвучавшие слова. – Это место без времени. Там жизнь остановилась между вдохом и выдохом, стрелки часов застыли между рисками циферблата. Ничего не меняется, не развивается, не растет и не умирает.

– Я не понимаю. Как время может не идти? Ты что же, уже родился таким большим парнем?

Уголок губ дрогнул. Кристофер подпер ладонью подбородок.

– В какой-то степени все Хранители Времени – живые люди, но на них особенности того места оказывают меньшее влияние. Мы растем, становимся старше и даже умираем, только занимает это намного больше времени, чем здесь, на Земле. – В отсвете солнечного света радужка становилась дымчато-золотой. Жуткий циферблат скрывала черная повязка. – После смерти ваши души отправляются в Завесу и ждут, пока не растворятся или не переродятся – зависит от силы самой души и ее желаний.

Юзуки скрестила на груди руки, отгораживаясь от неожиданного открытия об их мире. Он здесь больший чужак, чем она.

– Вот ты мне и скажи: ужасно ли место, где все застыло в мгновении и где бродят в поисках выхода несчастные души, стонущие об утерянном, об оставленном тут? Насколько это кошмарно – наблюдать за ними и не иметь возможности помочь или хотя бы сбежать от этих стонов?

Мягко, неспешно звучал его голос. Хранитель говорил о реальности, которая его окружала, о том, с чем он уже давным-давно смирился и к чему перестал испытывать хоть какие-то живые чувства.

– Пошли, – Юзуки резко поднялась. Стул со скрипом проехался по камням, привлекая внимание даже безучастного эльфа. – Отправимся книжки почитаем. В этом уж ты точно хорош.

– Волшебная библиотека! – И словно вопреки всему на его лице снова расцвела улыбка, смягчающая острые грани. Грани, которые рисовали его портрет, но не задерживались в нем, чего нельзя сказать о лисице, которая только из них и состояла, держалась на них одних. – Как я сразу не подумал о ней? Это же идеальное место, чтобы найти ответы на свои вопросы!

– Если только она захочет ответить.

Покинув таверну, Юзуки протянула руку и колюче улыбнулась Кристоферу.

– Серьезно?

– Хочешь, чтобы я отвела тебя в библиотеку? Два серебряных.

Кристофер смерил ее взглядом, но вложил в протянутую руку монетки. Довольная наемница повела его по улице в северный квартал.

Элиры вытекали на улицы, занимались своими повседневными делами и, по обыкновению, не замечали пепел, витающий в воздухе, вбитые в грязь плакаты о разыскиваемых и шествующих небольшими группами людей в алых кафтанах. Их никто не замечал, пока они не пожелали бы этого. Взгляды соскальзывали с их вытянутых фигур, с золотого и серебряного тиснения на тканях, с оружия или зачарованных книг так, как с элемента интерьера – как с чего-то, что совершенно не заслуживало бы чужих мыслей и примечаний.

Молоты били по доскам в отстраиваемом районе, слышалась ругань рабочих, копыта стучали о каменную кладку, негромкие разговоры летели из проулков, и тянулась протяжная мелодия – заунывная, выкорчевывающая из груди душу. Мелодия песнопений из храма, отстроенного на юге столицы, – далековато от библиотеки на севере, но волшебство разносило священные тексты на многие километры. Хотелось закрыть уши, склониться еще ниже к земле, чтобы избежать этого звука, чтобы спрятаться от взглядов, скользящих мимо. Юзуки проследила за алой процессией, шедшей на противоположной стороне улицы, успокаивающе коснулась ножа в рукаве и сдержала порыв ускорить шаг.

Посланники никого не тронули – они шли стройной шеренгой, осматривая дома, улицу, элиров, и беззвучно переговаривались. В серых лицах не было интереса или знакомых чувств, точно люди эти – заводные куклы, что двигались по заученным схемам: оберегали слаженный механизм жизни, неустанно выискивали детали, выбивающиеся из общего строя. Вот Хранитель с кицунэ были как раз такими деталями.

Седовласый мужчина с пронзительно серыми глазами зацепился за их фигуры взглядом, окинув с головы до ног. Все внутри наемницы сжалось, пальцы закололо от напряжения, с которым те впились в рукоять ножа.

– Ты когда-нибудь задумывалась, почему люди зовут вас элирами?

– Что? – Каждая клеточка тела была сосредоточена на мужчине, опасно долго смотревшем в их сторону. – Нет. Мне все равно.

Кристофер качнул головой, указывая на небо и вынуждая лисицу оторвать взгляд от алого полотна и взглянуть на чистейшее голубое: ни одного облачка, только океан над головой. Грани крыш, карнизов, шпилей, балконов и канатов с красными флажками между домами рассекали его, точно трещины стекло.

– В честь белой луны, символизирующей вашу Богиню-Прародительницу – Элеонору. Ее имя значит «иная», и вы для людей другие.

– Легенда о трех божествах, – догадалась Юзуки. – Это кровавая и жестокая история. Почему я не удивлена, что люди назвали нас в честь предательницы? Странно, что мы согласились на это.

– Считаешь, она была такой?

– Элеонора обманула сестру, убила ее и прокляла воина, которого та любила. Что это, если не предательство?

Хранитель пожал плечами.

– Может, отчаяние?

– Или жадность.

Они переглянулись, свернув с главной улицы на прилегающую, которая стройной тропой уводила их к северной площади с белокаменной аркадой вокруг светлых башен библиотеки. Юзуки обернулась, выискивая пронзительные серые глаза, но ничего не нашла. Обычные улицы, обычные лица. Привычный пепел, зависающий в воздухе и хлопьями падающий на волосы.

День нарастал: солнце щедро дарило свет и тепло, позолотив листву деревьев, кустов и газонов между роскошными домами. Здесь здания были отстроены из дорогого камня, с завораживающими балюстрадами, широкими балконами, белой лепниной под карнизами и вдоль углов. Граница между двумя кварталами: Знаний и Искусства и музыки. Юзуки слышала, что до Войны в Хопо приезжали элиры и даже люди, чтобы учиться, созидать и мечтать. Внешне мало что заметно изменилось, но бывшую столицу покинула душа: исчезло нечто настоящее и живое. Все чаще можно было заметить холодный камень стен, пустые окна, тусклую зелень и скучные пейзажи.