Тень клинка

Лиса Эстерн

Тень клинка

Боги прошлого бросили нас, и мы обратились в новую веру, избрали иной Путь. Он приведет нас в новый мир и светлое будущее. Пусть сила Его горит долго и ярко.

Эпоха Смуты

Уцелевшие записи первого Патриарха Церкви Пироранса

Киллиана Фланагана

Пролог

Протоптанная лесная дорога привела к небольшому сонному городку. Тишина пугала. Этот город станет конечной точкой их пути, а потом последователи новой веры вернутся в главный город на центральном материке – откуда и раскинулись сети их религиозной общины, разросшейся подобно плесени на залежавшемся хлебе. Те, кто остался в здравом уме и трезвой памяти, избегали встреч с посланниками – последователями Красного Бога, Повелителя Огня и Хранителя света и жизни. Местные жители знали об их приближении еще до того, как посланники – в народе прозванные Красными Кафтанами из-за их темно-алых одеяний, – показались на горизонте.

Теплый ветер обдувал взмокшую от растущего беспокойства шею. Время вытекало водой сквозь пальцы, и никто не ощущал его нехватку так же остро, как Рен, который возглавлял одну из троек в целой процессии. Он вместе с двумя своими провожатыми спешился с черных коней и направился к северу от центра города. Другая часть процессии продолжила путь, рассеиваясь по улицам. Безликие алые пятна наполняли мертвый город.

Ночные тени углублялись, обходя троицу стороной. Рен поднял свой фонарь, чтобы осветить неровную дорогу. Золотистый и красный свет с трудом боролся с густым мраком. Они шли тихо по безлюдному городу: типичный западный городишко, ничем не примечательный на фоне других. Он затерялся среди редких лесов, и казалось, что весь прочий мир про него позабыл. Мир – да, а Бог – нет. И вот они здесь, чтобы рассказать о правде, выжженной в истории, выложенной костями и вознесенной на алтарь светлого будущего.

Вокруг тянулись местные каменные постройки. Черные, лишенные света громады взирали слепыми провалами окон, пытаясь спугнуть чужаков и их проклятую магию, что следовала за ними едва уловимым шлейфом эфира.

– Это место медленно погибает, – проронил бритый юноша, Маркус, шедший рядом с Реном. Стены осыпались, домишки накренились как попало, крыши прохудились. Их шагам вторили только капли, падающие с карнизов. – Как и те, кто жил здесь.

Троица, не сбившись с шага, прошла мимо разорванного женского тела. Кровь лужами засохла на земле, и пятнами – на каменной кладке здания. Ледяная глыба рухнула в желудок, когда Рен уперся взглядом в стеклянные зрачки расколотого черепа. Что осталось от этой молодой, некогда пышущей здоровьем девушки? Еще одна жизнь, которую оборвали.

– Остается только помолиться за их души, – с этими словами Маркус прошептал красивое четверостишие и коснулся пальцами лба.

– Полагаю, именно поэтому выжившие и не высовываются, – фыркнула Сесилия.

Сесилия была невысокой девушкой, обладала черными плотными кудрями, которые только оттеняли ее кожу цвета эбенового дерева. Она подняла фонарь выше, чтобы разглядеть вывеску магазинчика с грязными окнами. В нем некогда продавали выпечку. Булочки Сесилию интересовали поболее мертвых тел, что иногда встречались им на дороге.

Она покачалась и тихо закончила:

– Мало тех, кому хочется ощутить на себе нашу молитву.

– Если здесь вообще живы те, за кого остался смысл молиться. Сюда наведался настоящий Хаос, – впервые за долгое время Рен подал голос и поморщился от его нескладного звучания, словно он молчал последние пару веков и совсем забыл, как изъясняться. – Мы уже близко.

Троица остановилась у дверей самого дальнего и одинокого строения, больше напоминающего сооруженную из кубиков башенку – причем неуклюже, неумело, словно бы ребенком. Углы здания странным образом торчали, окна были хаотично разбросаны по стенам, а крыша острым конусом упиралась в темное небо с несколькими скромными звездами, что осмелились наблюдать за ними. Неприятное давящее чувство поселилось в груди Рена, пока он созерцал прожилки в деревянной двери и ждал. Ему хотелось ошибиться, развернуться и покинуть это место. Однако алая магия, что привела его сюда, шептала: вещь, которую ищут его братья и сестры, в этом доме. Вещь, которую Он так жаждет.

– Приказы? – осторожно поинтересовался Маркус, взглянув из-под глубокого капюшона на Рена. – У нас не так много времени. Скоро Августина пустит остальных вытряхивать выживших из их домов. Наши поиски важнее… Мы должны…

– Ты этого не хочешь, – перебила его Сесилия, вставая перед молчащим юношей. Она коснулась плеча и ощутила его напряжение. – Мы это понимаем.

В ночи средь черных кудрей и темной кожи ее голубые глаза казались Рену провидением – крупицей магии, которую обронили небеса. Они сверкали так же ярко, как и ее душа, бьющаяся о стенки тела. Ее душа только и ждала момента, когда оковы ее спадут и она обретет свободу.

Рен моргнул, и наваждение – видение – исчезло, вернув женскому облику привычную человечность, скрытую в алых одеяниях.

– Я пойду один, – только и ответил он, толкая дверь. Алые нити скользнули вдоль пальцев, отворяя ее магией.

Неожиданно Сесилия остановила его, ухватив за локоть. Касание было осторожным, точно вопрошающим, но все-таки достаточно жестким для того, чтобы его проигнорировать. Беспокойство читалось в мягких чертах, а голос звучал негромко, напряженно и предостерегающе:

– Справишься? – Свет фонаря выхватил интерьер прихожей, и она обеспокоенно осмотрела его взглядом, а потом нахмурилась. – Один. Ты точно справишься?

– Сесилия права. Ты же знаешь, что не обязан делать это в одиночку, – напомнил Маркус. Он чуть улыбнулся. – Для этого мы и здесь.

Больше всего на свете хотелось сказать этим двоим, чтобы сделали это вместо него; чтобы, как и всегда, прикрыли ему спину; чтобы не бросали в одиночестве бороться с мраком и ужасом предстоящего решения… Однако ничего из этого так и не было сказано вслух. Мысли громом бились о стенки черепа, но на языке вертелось спокойное:

– Я справлюсь.

Только Рен видел изломанное, наклонившееся к его спутникам чудовище – то уже готово было их проглотить, – и вот оно одобрительно зарокотало, отдергивая пальцы от их голов. Рен сбросил руку Сесилии и скоро вошел в накрененное здание, сбегая от видения, все никак не желавшего его отпускать. Сердце билось загнанной птицей, просясь на волю.

С тихим щелчком дверь закрылась. Рен поднял руку, повел пальцами – и между ними собрались алые крупицы, рассеивающие слабый свет. Половицы скрипели под его обувью – и это весь ответ дома незваному гостю? Слева проем уводил в небольшую скромную гостиную, а справа – в комнату с кроватью, возможно, гостевую. На первом этаже – никого, только одинокие потускневшие картины. Печальные лица осуждающе взирали на чужака, пока он медленно поднимался по лестнице. Меж теней кружились тихие голоса, но ни слова Рен не мог разобрать. Они напоминали унылую песнь, медленно выворачивающую душу – его душу.

Мурашки прошлись по коже, когда он открыл дверь в коридоре второго этажа. Пустая спальня с открытыми ставнями и машущими в окна белыми шторами. Призрак, зовущий кого-то домой.

Стены коридора, окрашенные светлой краской, были покрыты бороздами – глубокими уродливыми и неровными. Особенно выделялись четыре рваные линии и небольшой осколок под ними. Рен отстранено взирал на искореженные шкафы, разбитые стекла в дверцах и осторожно ступал по опасной реке осколков. Хруст напоминал ему ломающиеся шейные позвонки. Страх медленно подкрадывался со спины, цеплялся за пятки, шептал, умолял гостя взглянуть под ноги и убедиться, что это всего лишь стекло – а не черепа убитых им людей.

Алый кафтан расплавленной мазью растекся в мутном оконном стекле. Последняя дверь этого дома с сухим скрипом – прощальным, предостерегающим – отворилась. Рен встретил леденящий душу взгляд кроваво-красных глаз, искаженную натянутую усмешку на бледном лице и тонкие пальцы, что манили его с неровного полотна.

Зеркало.

Рен моргнул, качнул головой и снова увидел перед собой свое серое от усталости, побледневшее лицо – худое и вытянутое, – и мрачно взирающие на мир темно-карие глаза. Ничего необычного. Просто призрак, просто мираж, навеянный его расстроенным, будто старое пианино, рассудком.

– Кто здесь?

Искры соскользнули с длинных пальцев и побежали по полу, выискивая владелицу голоса. Черномазая девчушка-оборотень, только недавно познавшая остроту своих когтей и клыков, таращилась на незваного гостя из темноты. Она забилась в самый дальний и сырой угол комнаты, разгромленной ее буйным превращением. Небольшое жилистое тельце с клочками темной шерсти дрожало от ужаса перед застывшим напротив человеком. Чудовище в детском тельце оскалилось, клацая еще не исчезнувшими клыками.

– Я никого не убивала! – прорычала она, сжимая в руках измазанного в крови плюшевого мишку. – Посланникам не за что меня наказывать. Я была послушной, – но на последнем слове ее голос предательски дрогнул, и конец фразы прозвучал по-детски беспомощно: – Честно.

– Я верю тебе, – склонив голову, успокоил ее Рен.

Он оглядел пустую заброшенную комнату. Все в ней в миниатюре отражало состояние всего остального города – да и многих других городов, которые ему приходилось посещать. Вроде бы что-то цело, работает, используется, но бреши, следы разрушений и опустошения такие явные, что игнорировать их не выходило. Они почти кричали о том, что некогда Хаос коснулся их всех: каждого существа, каждой вещи. Всех миров.

Шепот становился назойливее: точно муха над ухом, которую нельзя отогнать.

– Ты одна… – он хотел спросить «в этом кошмаре?», но произнес безобидное: – …в этом доме?

– Была еще Мила, но она бросила меня. – На худеньком лице отчетливо виднелись большие темные глаза и обиженно выкаченная губа. Кем бы ни была эта Мила, для девочки она много значила. И очень жаль: оборотни были склонны к убийствам близких им людей в ночи полнолуний.– Что тебе нужно от меня?

Рен заставил себя сделать к ребенку шаг и остановился, ощутив, как плечи сжимают словно тисками, как чья-то рука толкает его дальше, пока все его тело противится чужеродному воздействию. Пальцы чувствовали шелковистый эфир алой магии, бурлящей в крови, желающей выйти и забрать свое. То существо хотело этого, и юноша мог лишь подчиниться этому всеобъемлющему желанию.

Рен чуть улыбнулся девочке, осторожно опустился на пол, раскинув длинные алые полы кафтана, и сбросил капюшон с взъерошенных волос.

– Как тебя зовут? Почему ты здесь?

Девочка нахмурилась, с подозрением оглядывая человека в красном. Ее тельце подрагивало от нескрываемого страха, но вместо слез волчонок готовился, если потребуется, выпустить когти и разорвать врага.

– А если так? – Он предусмотрительно выудил из поясной сумки конфету и снова чуть улыбнулся. – Мила просила извиниться перед тобой. Она стукнулась головой, поэтому не смогла прийти.

– Стукнулась, ага, конечно, – фыркнула девочка, но все же потянулась за конфетой – и легко ее заполучила. В тусклом свете искорок, что катались под ногами посланника, черные пятна отливали на ее лице желтым. – Мила – вредина. Она пыталась забрать мамин подарок, а я просто немного ее поколотила. Всего-то.

– Всего-то, – согласно кивнул головой Рен, оглядывая разорванный костюмчик, знакомые борозды на стенах и полу, а главное – запекшуюся кровь на губах и пальцах. – Скажешь, как тебя зовут? Меня можешь звать Реном. Простое имя, согласна?

– Странное имя. У меня лучше. – Улыбка чуть скрасила жуткое выражение лица, слишком явно напоминающее волчье: с его грубой вытянутой челюстью, глубоко посаженными глазами и хищным взглядом. – Мама назвала меня Аликой. Красиво, да? Я знаю, что красиво. Лучше, чем у Милы и у тебя, человек.

– Ты права. У тебя и правда красивое имя, – тускло звучал его голос. – Расскажешь мне, что случилось здесь? Мы пришли помочь этому городу, но, кажется, опоздали.

Алика протянула руку, ожидая что-то получить, и Рен вложил в ладонь очередную конфету. Девочка улыбнулась и одним махом ее проглотила.

– Луна сошла с неба и забрала всех, кто тут был. – Она уставилась на него, выпустив игрушку, и перенесла вес на руки. Ни дать ни взять крохотный зверек. – И тебя она тоже возьмет, Рен.

Что-то было не так. Совсем не так.

Одним быстрым движением Алика бросилась на посланника, но алые искры вспыхнули, и горячие нити вытянулись, точно с клубков, обхватили лапы и мохнатое тельце. Рычание эхом пронеслось по пустому дому. Зубы клацнули в сантиметре от его лица. Натянутая улыбка медленно сползала. Рен вздохнул, поднялся, вытянул руку – раскрылась книга, недавно висевшая на поясе, и листы засверкали под мужской ладонью, пока синие надписи не вспыхнули холодным светом.

«Убей ее! – шершавый голос коснулся слуха. Он вклинивался в стройный ряд мыслей, разбивая их и путая. – И забери мою вещь. Возьми ее, пока никто снова не отобрал!»

Пальцы скрутило истомой. Холодная дрожь ответила чужим голосам. Рен отдернул руку от гримуара, и тот бесполезной кипой листов упал под ноги, а магия бледными всполохами рассеялась, выпуская волчицу. Животное взревело, мелькнуло белыми клыками и бросилось на колдуна, но… Промчалось мимо черным сгустком шерсти и нырнуло в разбитое окно.

– Рен!

В комнату ворвалась Сесилия с саблей наголо и в одно мгновение подлетела к покачнувшемуся напарнику. Боль наказанием растеклась по вискам, грозя расколоть череп. Среди прочих голосов в голове звучал какой-то новый – женский, и он молил его очнуться. Окружающая реальность размылась, черты потеряли четкость, и осталась только боль.

«Бесполезный никчемный мальчишка, – звук прижженной металлом кожи. Треск дров. Хруст ломаемых шей. – Ты хочешь вспомнить, что случилось той ночью?»

Крик оглушил его. Рен дернулся, отталкивая Сесилию. Он закрыл уши, задохнулся от несуществующего дыма, кашляя от гари на языке. Пепел забился в горло, и он не мог сделать ни вдоха. Ужас перед чем-то, что было скрыто за алой простыней памяти, отрезвил его.

– Найти, – прошептал Рен, ошалело упираясь взглядом в безмолвную посланницу. Ее ясные голубые глаза стали маяком, следуя за которым оставался шанс выбраться из мрака. – Найти девчонку. Сейчас же.

– Маркус последовал за ней, – она выдохнула и раздраженно закончила: – И люди Августины видели ее, так что…

Но слова Сесилии не были услышаны. Рен бросился на выход, махнув рукой и призвав за собой гримуар. Нельзя было допустить, чтобы старая карга добралась до ребенка раньше них, иначе конец может оказаться слишком ярким. Ярким и болезненным. Для них обоих.

Холодный воздух ночи ошпарил разгоряченные легкие. Троица бежала, преследуя тени волшебных следов, хватаясь за надежду, которая была слишком хитра, чтобы попасться. Добравшись до площади, они наткнулись на стену из других людей в красном, а за ней возвышалась женщина преклонных лет и корчился в агонии волчонок. Его окутало жестокое магическое пламя Заклинательницы. Августина терпеливо ждала, пока элир1 выл и рычал. Но в какой-то момент все это сменилось криком и детским плачем.

– Она же убьет ее, – сорвался Рен, но Сесилия крепко схватила его за руку. – Есть другой способ. Он просто обязан быть!

– Рен, это конец. Не зли ее, – женский голос почти затих, – не зли Его.

Алые фигуры окружили жуткую театральную сцену. Несколько посланников держало под локти Маркуса, не позволяя испортить сакральный ритуал, но он быстро опомнился и со сдержанной улыбкой выпутался из их рук: никто его не остановил, когда юноша направился к своим товарищам с поистине скорбным выражением лица. Кто-то распевно шептал таинства до тех пор, пока крик не оборвался и Августина не склонилась над сожженным дотла волчонком. Секунды потянулись смолой, растекаясь в руках тянущей безысходностью. Рен не мог оторвать воспаленного взгляда и не знал, чего жаждет больше: увидеть священный артефакт души – или нет.

Блеснул ключик в морщинистой руке. На лице Августины расцвела теплая улыбка: они получили то, что хотели, и неважно, какой ценой.

Опустошение, похожее на выжженную землю, на которой вряд ли что-нибудь зацветет, целиком заполнило его сердце. Рен медленно поднял взгляд к ночному небу и впервые в жизни взмолился красной луне. Девичье предсказание – пусть оно сбудется.

– Мы приблизились на один шаг к возвращению нашего Господа, – прозвенел голос Августины, и ей вторили блаженные вздохи и возгласы. – Совсем скоро он вернется, и наши труды будут вознаграждены, а жертвы смогут упокоиться с миром.

Сесилия рядом фыркнула, крепче сжимая пальцы на руке Рена:

– И когда врата откроются, мы будем обречены.

Часть первая

Последний костер

Волшебные лисы славились своими иллюзиями и удивительным синим пламенем. Но однажды Огненный Бог позавидовал их силе и возжелал стереть весь род с лица Земли, а мы, преданные и предатели, взялись за мечи и последовали за ним, как стадо овец. Мы разожгли костры, чтобы принести свет, а породили лишь тьму.

14 лет с конца Великой Войны.

Из дневника Заклинательницы

Августины Аврелии

Глава 1. Лисья поступь

– Это грабеж средь бела дня!

Продавец в ответ только пожал плечами, махнув рукой, мол, не хочешь – не бери. Он уже повернулся к следующему клиенту, но на лавке блеснули монеты. Густые рыжие усы зашевелились от улыбки. Перед покупательницей лег сверток из тонкой черной ткани, отливавший синевой в предвечернем свете. За эти пару мечей Юзуки отдала все свое небольшое состояние, и вот они увесистой ношей легли за спину. Их тяжесть успокаивала, дарила ощущение безопасности.

– Гоблины, – будто этим было все сказано, проворчала она.

Поглубже натянув капюшон, Юзуки нырнула в поток разношерстных существ. Вокруг пестрела кожа, мелькали нечеловеческие изгибы тел, волосы сменялись шерстью, а на головах виднелись то рога, то причудливые звериные уши всех форм и оттенков. Улицы лесного города были переполнены – никто не замечал еще одну шестеренку отлаженного механизма. Простая скромная женская фигура – и женская ли, ведь из-за объемного плаща не угадать? – легко подстраивалась под окружение благодаря своей лисьей сущности. Люди или элиры – неважно, все живые существа всегда заняты только своими хлопотами, а потому никто не обращал внимания на ворчание незнакомки:

– Чтоб их… Дерут выше стоимости и даже не чешутся. Рано или поздно кто-нибудь отрубит им их жадные кривые ручонки…

Ее шаги ложились на землю легко и бесшумно, а движения были танцевальными и изящными. Юзуки быстро и плавно маневрировала между эльфами, гоблинами и гномами – основными жителями лесного города. Казалось, все здесь построено из зеленого: жилые дома, магазины, лавки и прочие строения. Очень запоминались вырезанные из камня дома-шарики: сплошь покрытые мхом, а в гуще живых веточек горели окна, как настоящие глаза из-под челки. Высокие извилистые деревья на многие километры возвышались над головами жителей, их ветви и листья игрались с солнечным светом, то пропуская его к земле, то скрывая от него городскую суету.

На короткое мгновение лисице, прячущей свои уши под капюшоном, пришлось остановиться и пропустить тяжелую телегу с хохочущим толстяком-гномом на козлах. Запахло лесным элем.

– Тут пропусти, там пропусти, – ее тихий голос был полон раздражения, – когда уже здесь начнут думать об удобстве пешеходов?

Все в этом городке казалось хаотичным: улочки, кривые дорожки из неотесанных камней, шарообразные дома, стволы деревьев, растущие сплошной стеной то тут, то там. Складывалось ощущение, что при планировке архитекторы брызнули на бумагу зелеными каплями и проложили между ними дороги, гордо сказав: «Вот вам и город. Очарование природы в ее непостижимости!».

Юзуки поспешила дальше, опасливо оглядывая встречных прохожих. Ее не отпускало предчувствие, что за ней кто-то наблюдает, но эти опасные соглядатаи умело скрывались от нее.

– День явно не задался, – следом прозвучало что-то оскорбительное, но суть потонула в общем шуме города.

Когда-то в таком городке, как этот, можно было чувствовать себя спокойно, но времена изменились: о многих городах, некогда скрытых под магическим покровом, узнал мир. Даже не мир, а Церковь, и это было куда страшнее.

Городишко нельзя было назвать шумным. Те звуки, что общим гамом поднимались над домами, глушила широкая и бурная река, которая огибала границы населенного пункта, а те немногие тропы, которые проложили местные жители, старательно скрывались с помощью крупиц зеленой магии2 и маскировались заботливыми руками эльфов, знавших каждый куст, цветочек и камешек. Эльфы мастерски их растили, сажали и укладывали, смягчая заметность их города. Глупые попытки, потому что если Церковь захочет, она их найдет вопреки всем этим уловкам. Наверное, их успокаивали сами старания, а не их результативность и реальная практичность.

Но Юзуки считала главным чудом этого места первородный запах леса. Это была истинная магия3, так приятно щекотавшая нос и копошившаяся под кожей. Истинная, потому что не тронутая людским грехом и их алхимией, их алчностью и жестокостью.

Несколько извилистых дорог средь чудаковатых домиков привели Юзуки в тихий проулок. Приобретенные мечи легли на один из пустых ящиков, оставленных местным трактирщиком. Ткань соскользнула с лезвий, приятно мерцающих в игре света. Он мягко проливался из окон соседних домов. Пальцы привычно обхватили шершавую рукоять. Тяжесть – знакомая, верная и надежная. Несколько взмахов рассекли воздух, словно масло, и тихий свист потешил острый лисий слух.

– Они не стоят своих денег, но выглядят лучше, чем могли бы. – Парные клинки вернулись за спину в кожаные ножны, купленные чуть ранее у другого, уже менее проворного гоблина, согласившегося сбавить стоимость и продать их за несколько серебряных монет. Тогда лисица решила, что наказала дурака за его глупость, а теперь, когда она отдала последние деньги, ее самоуверенности слегка поубавилось. – Они не новые. Выглядят так, словно ими уже рубили чьи-то головы, но не в моем случае жаловаться.

Была причина, по которой Юзуки недолюбливала гоблинов: они не просто драли деньги, так еще и обманывали своих покупателей, уверяя в подлинности предметов искусства, в чистоте производства, и грешили перепродажей уже использованных товаров. Выдавали старье за новодел. Однако в настоящей кузне за парные мечи пришлось бы отдать в два или в три раза больше. В последнее десятилетие после Войны стоимость на оружие увеличилась, потому что Церковь считала возможность обладать им нецелесообразной и опасной. Мало того: для покупки оружия в официальных кузнях нужно было разрешение от местного митрополита, не ниже.

Юзуки выудила из нагрудного кармана кошель и пересчитала медяки. Паршиво. В лучшем случае хватит на кусок черствого хлеба, который придется растянуть до следующего дела

– Может, не стоило уходить из Цитадели4? – Юзуки со вздохом подняла взгляд к далеким кронам деревьев и встрепенулась. На фонарном столбе сидел голубь. Он с интересом склонил голову, взмахнул крыльями и взлетел. – Стой! Дурное создание…

Поймать птицу – что может быть проще?

«Да все что угодно!» – решила Юзуки, но все же рванула следом, чуть не сбив с ног случайного эльфа. Он разразился чередой оскорблений, на что Юзуки только мрачно отмахнулась и нырнула в живой поток кривых улочек. Темной нитью она мелькала средь существ и зеленых домиков, пока в один момент не упустила голубя на перекрестке улиц. Оборачиваясь, выискивая его по крышам, фонарям, Юзуки находила только удручающее чувство неудачи. Потеряла разведчика. Это значит, ее скоро и здесь найдут – пора уходить.

– Держи ее, держи!

Инстинктивно лисица напряглась, почти коснувшись ножа за поясом, но разнесшийся над перекрестком грохот сообщил ей, что крики связаны с кем-то другим. Скрытые под капюшоном лисьи уши навострились.

– Да чего же вы смотрите? Ловите!

Толпа смешалась, заохала и зашевелилась. Юзуки проскользнула к краю дороги, намереваясь скрыться в тени и сбежать прочь из города от тех, кого приведет болтливый голубь, но в последний момент ее вниманием завладел женский визг.

По склону дороги с соседней улицы неслась телега, набитая бочками и ящиками. Часть поклажи уже рухнула на дорогу, разлетевшись на части, алое содержимое бочек кисло пахнущей жижей расплескивалось по камням и траве. Грузные низкорослые гномы бежали за товаром, пытаясь ухватиться за оборвавшиеся веревки. Высокая эльфийка средних лет, расталкивая толпу, задела Юзуки плечом и закричала, потому что телега наехала на камень, крепление колеса хрустнуло и повозку повело на мальчишку, который как раз на свою беду выходил из-за угла.