Воин. Рафэль Надаль и его грунтовое царство

Четырнадцать Открытых чемпионатов Франции – это действительно похоже на рекорд, который никогда не будет побит, даже если сам Надаль, по-человечески простой чемпион, несмотря на свое броское резюме и двадцатичетырехметровую суперъяхту, противится такому бескомпромиссному ходу мысли. Он гораздо больше концентрировался на том, чтобы выжать максимум из себя, – очко за очком, матч за матчем, тренировка за тренировкой, – нежели создать что-то неприкосновенное для других.

«Я счастлив быть собой, – сказал он мне в 2020 году, нарочито похлопывая себя по бочкообразной груди, когда я задал лишний вопрос о его отношении к теннисным рекордам. – Мой уровень счастья не зависит от этих цифр. Я правда благодарен судьбе за все, что со мной произошло. Я ощущаю себя очень везучим человеком, но я столько раз говорил: одержимость чем бы то ни было – это плохо. Если я буду одержим завоеванием большего количества титулов, чтобы быть лучше кого-то еще, думаю, можно в итоге сильно разочароваться. На самом деле я не пытаюсь создавать для себя обязательства, которые сделают меня менее счастливым».

Надаль непроизвольно усмехнулся, подчеркивая эту мысль, и это еще одно из его рефлекторных действий. Я всегда обращал внимание на эту усмешку как на семейную черту, развившуюся в процессе долгих споров за ужином в «Каса Надаль» между порциями рыбы на гриле или пасты с морепродуктами. Я слышал, как его дядя Тони аналогично ставит акценты в своих комментариях. Это как будто попытка создать более легкое настроение, будто Надаль признает, что ты, возможно, ожидал не совсем такой точки зрения или видел предмет разговора чуть иначе. Но также очевидно, когда он вежливо сглаживает потенциальное напряжение, что он не меняет своего мнения и исходного кода.

«Мне не надо добираться на “Ролан Гаррос” до 12, 13 или 14 титулов, – сказал он тогда. – Мне не надо доходить до 21, 22 или 23 побед на Больших шлемах, чтобы обойти или догнать кого-то. Будь что будет. Я могу только стараться изо всех сил. Я не могу всегда следить, что происходит рядом со мной, думая о том, что вот у этого мужика дом больше моего».

«Joder! – выругался Надаль на испанском. – Да понятно, что всегда у кого-то больше денег, яхта больше и жена красивее. Я не могу постоянно смотреть по сторонам, потому что это рецепт вечного несчастья. Тут все должно идти изнутри».

А здесь, глядя со стороны, нет никаких сомнений в том, что рекорд Надаля на Открытом чемпионате Франции останется его фирменным достижением: невероятные цифры, которые сохранят его в памяти любителей тенниса через двадцать, пятьдесят и даже сто лет. Вот почему я хотел сделать рекорд на «Ролан Гаррос» основным фокусом этой книги, линзой, через которую мы посмотрим на жизнь и карьеру Надаля. Я также хотел углубиться в особенности «Ролан Гаррос» – того места, где он определил себя и переосмыслил границы доминирования, поставив планку на головокружительной высоте для талантов из следующих поколений, которые, возможно, больше Надаля будут ориентированы на соревнования с другими в области достижений.

Теперь, когда его игровая карьера подошла к концу, эта книга – портрет чемпиона и его испытательного полигона. Думаю, я имею полное право писать об этом, прожив большую часть взрослой жизни во Франции и в Испании и освещая Открытый чемпионат Франции больше тридцати лет. Этот турнир Большого шлема я знаю лучше всего, с ним я чувствую самую тесную связь после женитьбы на парижанке, ведь первые годы после свадьбы я жил всего в нескольких кварталах от места проведения этого турнира и помогал растить трех наших детей франко-американцев.

Я видел, как «Ролан Гаррос» несколько раз трансформировался, а теперь он преобразился полностью. Уже давно нет футбольного поля, на котором я когда-то играл как местный житель. Оно стало жертвой расширения Открытого чемпионата Франции. От первого теннисного стадиона, построенного в 1928 году, остался только фундамент, спрятанный глубоко под прямоугольником из красного грунта на центральном корте, и одно маленькое деревянное строение на краю стадиона, где когда-то жил будущий победитель Открытого чемпионата Франции Янник Ноа и которое теперь, что не очень поэтично, но весьма символично, превратилось в буфет с завышенными ценами.

Я видел много изменений за мои годы на «Ролан Гаррос», но, самое главное, я видел многие из побед Надаля: титулы в трех разных десятилетиях, титулы за гранью разумного. Был на трибуне для прессы и на его вечеринке у Эйфелевой башни в 2005 году в честь победы, когда он дебютировал в девятнадцатилетнем возрасте с длинными волосами, в флуоресцентной зеленой майке без рукавов и белых бриджах. И в 2022 году я был все там же, когда он в последний раз оказался сильнее всех – в тридцать шесть лет, с залысиной и в гораздо более консервативной форме, когда ему требовались ежедневные обезболивающие уколы в левую ногу, чтобы доигрывать матчи.

Когда Надаль вышел на сцену, чемпионату Франции было 114 лет. Но Париж, – даже Париж, – никогда ранее не видел ничего подобного ему, а теперь космополитичные натурализованные жители города могут увидеть его, когда только захотят. Им надо всего лишь посмотреть в проем главного входа «Ролан Гаррос».

Глава 2. Кодекс

Теннис Рафаэля Надаля каким-то образом заставлял взрослых мужчин плакать. В Мельбурне и на Уимблдоне плакал Роджер Федерер. В Нью-Йорке и не только слезы были на глазах отца Надаля, Себастьяна, а в Париже много раз так же реагировал тренер и дядя Надаля Тони.

Но меня удивил Джим Курье в Индиан-Уэллсе. Мы обсуждали Надаля на иссушенной солнцем террасе в калифорнийской пустыне в марте 2023 года. Курье, рыжеволосый американец с большим лбом и еще большим трудолюбием, стал первой ракеткой мира и оставался ей некоторое время, выиграв четыре титула на турнирах Большого шлема, в том числе два Открытых чемпионата Франции. В годы карьеры этого дотошного самоучки брать у него интервью было задачей не из легких – очень уж обидчивым он был. Но на следующем этапе он превратился в одного из самых проницательных и красноречивых телеведущих, работающих на теннисе. Мы много раз разговаривали с ним на протяжении многих лет, и в этот солнечный и безоблачный день обсуждали, какие элементы игры Надаля могут скопировать и использовать другие игроки, а какие не могут.

«Ну, думаю, его постоянное и неизменное желание бороться за каждое очко является врожденным, и, наверное, кому бы то ни было бы сложно воссоздать такое, – сказал Курье. – Даже Новак, при всем своем величии, иногда нестабилен, у него есть взлеты и падения, а у Рафы обычно такого просто не бывает, если только нет какой-то травмы. Он лучший из тех, кого я когда-либо видел в мужском теннисе и, возможно, спорте вообще, в том, чтобы бороться абсолютно за каждый розыгрыш, будто это его собственный маленький островок».

«А что тогда можно скопировать?» – спросил я.

«Думаю, отношение, то, как он справляется с поражением, то, как он справляется с успехом, – говорит Курье. – Он, по сути, олицетворяет ожившие строчки Киплинга, те самые. И в некотором роде удивительно, что при всей своей славе он никогда не казался знаменитым. Он из тех, кто после тренировки убирает за собой на корте. Да ведь? Он совершенно не делает вид, что ему все обязаны. И вот это может легко повторить любой. Можно же подмести корт, пожать руку людям, посмотреть им в глаза. Сравняться по физическим возможностям, психологической силе и бойцовским качествам будет сложно, но вот все эти детали…»

Я подумал, что Курье только разошелся, но он внезапно замолчал.

«На самом деле, у меня ком к горлу подступает», – сказал он.

Помолчав мгновение, я спросил: «А почему такая реакция? Почему это тебя так задевает?»

«Слушай, это трудно, – объяснил он дрогнувшим голосом. – Сложно не сломать ракетку. А он за все время ни разу не сломал ракетку. А ведь это трудно. Эмоции».

Еще тридцать минут мы говорили о механике ударов Надаля, его ритуалах перед подачей и игровых схемах. Но не было ничего красноречивее того момента, когда самообладание покинуло Курье и его гладкая речь сбилась.

Играя много лет на высшем уровне, он испытывал такие же давление, неудачи и соблазны, что и Надаль, но не смог добиться такой же стабильности и выносливости. Но, думаю, Курье так сильно поразила двойственность натуры Надаля: то, как в одной личности удивительным образом сочетались самоконтроль и соревновательная страсть, скромность и амбиции, желание выжать из себя абсолютный максимум, неуемная, сокрушительная мощь и глубоко укоренившаяся обычная порядочность.

Не то чтобы Надаль никогда не терял самообладания. Энди Маррей, один из его соперников, это подтвердил. «Наверное, ты единственный теннисист за всю историю, который никогда не бросал ракетку из злости, и это невероятно, – сказал Маррей в видеозаписи, отправленной Надалю по поводу окончания карьеры в 2024 году. – Но вот когда ты проигрывал в PlayStation, все было совсем не так. Я видел, как Рафа швыряет контроллеры от PlayStation по номерам гостиниц по всему миру, когда в игре Pro Evolution Soccer я забивал победный гол в конце игры против его любимого мадридского “Реала”, которым он управлял со своим другом Хуаном Монако».

Эта история, рассказанная веселым баритоном Маррея, была не только забавной. Она еще и успокаивала. В конце концов, Надаль оказался просто человеком, одним из нас. Но тогда я уже знал, что Надаль прошел то, что я называю «проверкой таксистом»: неофициальную проверку того, насколько уважительно и с сопереживанием ты относишься к людям более низкого социального статуса при выключенных камерах. Я видел, как он лично благодарит стенографисток в зале для интервью перед отъездом с каждого турнира. Я видел, как он идет через толпу, чтобы пожать руку знакомым. Но он, за редкими исключениями, прошел еще и проверку равными, конкурентами по туру. Его соперники не понаслышке знали, какая мощь скрывается в его ударах и какая скорость – в ногах, но на самом деле они уважали его как личность.

«Великие не отдают тебе ничего, но ты знаешь, что, каким бы ни был счет, Рафа не отдаст тебе ни дюйма, – вспоминает Джон Изнер, один из всего лишь троих игроков, которым удалось дойти с Надалем на «Ролан Гаррос» до пятого сета. – Он будет играть на 100 процентов с первого и до последнего мяча. Тебе приходится соответствовать силе и скорости его игры, и это крайне сложно. Кажется, что у него какой-то никогда не останавливающийся мотор. Он выходит, просто смотрит на соперника и такой: “Может, я и не покажу свой лучший теннис, но я тебя перетерплю, задавлю волей и превзойду в настрое”. И он так и делает. По моему мнению, хоть я и немного предвзят, потому что сам из мира тенниса, я думаю, что такого соревновательного духа, как у него, не было ни у кого ни в одном виде спорта за всю историю человечества».

Звучит как преувеличение даже в отношении Надаля, но то, что такой ветеран, как Изнер, вдумчивый выпускник Университета Джорджии и серьезный спортсмен, делает такие далекоидущие заявления, дает вам примерное понимание, какое психологическое преимущество над конкурентами сформировал и развил Надаль. Игра с ним изматывала. Точно так же изматывала сама мысль о том, чтобы играть с ним, особенно на грунте.

Маккензи Макдональд обыграл хромающего Надаля на Открытом чемпионате Австралии 2023 года в матче второго круга, которым завершился сезон Надаля из-за травмы бедра. Это было на харде, но Макдональд играл с Надалем и на грунте во втором круге Открытого чемпионата Франции в 2020 году на главном корте Филиппа Шатрие. Надаль выиграл 6:1, 6:0, 6:3.

«Я правда не верил, что могу его обыграть, – сказал Макдональд. Я прикинул математически. Думаю, разминался я на том корте минут пятнадцать и посчитал: если сложить все и учесть, что турнир длится две недели, он примерно полгода провел, выигрывая матчи на том корте. Наверное, я сам себе сооружал психологический барьер еще до выхода туда. Но для меня было просто честью быть с ним на корте, и он меня размотал».

Макдональд, с детства болевший за Надаля, не только получил классический опыт разгрома королем грунта. Как и все его предшественники и последователи, он получил возможность наблюдать полный комплекс процедур, когда Надаль проделывал все свои предматчевые ритуалы: холодный душ, короткие ускорения и кенгурячьи прыжки в раздевалке и тоннеле.

«Душ я не смотрел, – смеется Макдональд. – Но точно видел все остальное. Он забирает пространство. Видно, что это его территория, и он будто хочет ее пометить. Он делал все то же самое, что и всегда, все те же самые маленькие моционы. У него есть эта аура, и я такой: “Ладно, и как, черт возьми, мне хотя бы соответствовать этому?” Я ощущал себя маленьким, в каком-то благоговении. А он все равно вышел, бегал, прыгал, и когда выиграл матч, то отнесся к этому, будто никогда раньше на этом корте не выигрывал. Все, что он делает, он делает не просто так».

Это началось очень рано, с его дяди Тони, сторонника дисциплины и спорщика, в чьем хриплом теноре звучал шорох гравия, которого хороший аргумент в разговоре радовал, наверное, даже больше, чем качественно выполненный форхенд. Испанец Жорди Арресе, бывший теннисист и капитан сборной в Кубке Дэвиса, дал Тони прозвище «доктор Нет». Тони и вправду может быть колючим, но и мудрым.

Большинство соперников Надаля, в том числе Федерер, на протяжении многих лет как минимум некоторое время работали со спортивными психологами. Надаль не делал этого на регулярной основе. Ему предложили поработать с таким специалистом, когда подростком он начал заниматься в региональном тренировочном теннисном центре в Пальме, столице Мальорки. Но они с Тони отказались от этого предложения. Ближе к завершению карьеры Надаль рассказал, что он обращался к психотерапевту на двух отдельных стадиях своей жизни: «Один раз, когда я был очень маленьким, и еще раз, когда был старше, – поделился он. – Может, это запретная тема, но я считаю это вполне естественным».

Очевидно, что в лице его дяди у Надаля был неофициальный спортивный психолог, делавший с ним каждый шаг и скольжение в карьере.

Естественно, Тони – не единственная причина, почему его племянник стал одним из величайших спортсменов за все времена, но помимо самого Рафаэля он – самая главная причина. Тони сформировал игру и соревновательную психологию Рафаэля и направлял его, что невероятно, на всем пути от новичка до серийного чемпиона.

«Конечно, временами было сложно из-за того, что тебя тренирует твой же дядя, и до сих пор бывает сложно, – сказал мне Рафаэль, когда я впервые спросил его о Тони. – Но это и большое преимущество, и я очень благодарен».

Как справедливо заметил Рафаэль, Тони тоже должен быть благодарен ему.

Тони был вторым из пяти детей, он родился после Себастьяна Надаля. Их отец, тоже Рафаэль, был известным на Мальорке музыкантом, дирижером и человеком энциклопедических знаний с живым умом и внимательным взглядом, который точно не планировал делать из своих детей спортсменов мирового уровня. Тони был первым в семье, заинтересовавшимся теннисом и всерьез занимавшимся им. Начав поздно, он вошел в число 30 лучших теннисистов-мужчин в Испании с хорошим одноручным бэкхендом и цепким оборонительным стилем. В начале 1980-х годов, немного предвосхитив дальнейшие события, он играл за Королевский теннисный клуб Барселоны, один из сильнейших в стране, – за него же в самом начале своей карьеры потом играл Рафаэль. Не хватало же Тони мощи и арсенала игроков уровня профессионального тура.

Тони познакомил Рафаэля с теннисом, когда тому было три года, бросая ему мячики на красном грунте в теннисном клубе в Манакоре, который тогда находился буквально через дорогу от квартиры, где жила семья Надалей. Тони и Себастьян оба были поражены, насколько чисто сразу начал попадать по мячу кроха Рафаэль. Тони было ближе к тридцати, когда он дал четырехлетнему Рафаэлю первые регулярные уроки, и скоро стало очевидно, что Рафаэль – талант исключительный. Альберто Тоус, первый человек с Мальорки, игравший в ATP-туре, вернулся на остров и стал тренером. Когда Рафаэлю было шесть лет, Тоус по просьбе Тони немножко побил по мячу с малышом.

«Он был такой маленький, я начал на середине корта и разговаривал с Тони, пока отбивал мячи Рафы, – рассказал мне Тоус. – И честное слово, мы три минуты били по мячу, и этот мальчонка ни разу не промахнулся. Сто восемьдесят секунд, ни разу! В итоге я поймал мяч, чтобы остановить розыгрыш, повернулся к Тони и сказал: “Он стена!”»

Так описывали Рафаэля не в последний раз. Только вот стена не возвращает ваш удар с большей скоростью и вращением.

Мало сомнений, что, если бы не влияние Тони, Рафаэль предпочел бы более серьезные занятия футболом, а не теннисом. Тяга играть в футбол была бы слишком сильной с учетом популярности этого спорта в Испании и на Мальорке. У Рафаэля были очевидные способности к этой игре, и он забивал очень много голов за молодежные футбольные команды. К тому же его, мальчишку, увлекал просмотр выступлений еще одного из его дядей, Мигеля Анхеля Надаля, звезды ФК «Барселона», «Мальорки» и сборной Испании.

«Рафе колоссально повезло – он очень хорош сразу в двух видах спорта», – сказал тренер его молодежной футбольной команды Антонио Мескида в интервью газете Diario de Mallorca в 2000 году, в том году, когда Надалю нужно было делать выбор между этими двумя видами спорта, в которых он был так талантлив.

Мигель Анхель, получивший от британской прессы прозвище «Барселонский зверь», был внушительного вида защитником и полузащитником, который на самом деле был первым проектом Тони по обучению теннису в семье. Под руководством Тони Мигель Анхель выиграл чемпионат Балеарских островов (группы островов в Средиземном море, включающих Мальорку) среди мальчиков. «Это было экспериментом», – сказал Мигель Анхель в документальном фильме Mestre Toni.

Но несмотря на внушительные перспективы в теннисе, Мигель Анхель предпочел футбол, и вряд ли можно сказать, что это был неправильный выбор, учитывая его долгую и успешную карьеру в клубах и сборной.

В семье Надалей теннис был не на первом плане, но экстраординарные способности Рафаэля в сочетании с присутствием и методикой Тони смогли изменить это уравнение, хотя у Рафаэля, очевидно, и были сомнения в выборе.

В возрасте восемнадцати лет, когда он уже входил в топ-50, он давал интервью национальной газете Испании El País, и его спросили, реализовал ли он уже свою мечту, став профессиональным теннисистом. «Bueno, – ответил он. – Моей мечтой на самом деле было стать профессиональным футболистом, как мой дядя».

Вместо этого он воплотил мечту другого дяди, который когда-то переехал в Барселону в попытке стать профессиональным теннисистом и, понимая свою ограниченность, стал инструктором по теннису, забросив учебу по специальности «юриспруденция и история» в университете и вернувшись в Манакор.

«Я говорю это не для того, чтобы присвоить себе чужие лавры, но Рафаэль играет в теннис благодаря мне», – однажды сказал мне Тони.

Его племянник согласен. «Думаю, мне сильно повезло, – говорит Рафаэль. – Он присматривал за мной с детства и помогал мне во всем. Тем, что я стал теннисистом, я обязан ему. Без него этого никогда бы не произошло».

Здесь, кажется, стоит отметить, что часть заслуги принадлежит и Илие Настасе.

В декабре 1972 года Тони было почти двенадцать лет, он еще не был теннисистом, но пришел посмотреть турнир Гран-при из серии «Мастерс», который в том году проводили на новой арене «Палау Блауграна» в Барселоне. Этот «Мастерс» был предшественником сегодняшнего финала АТР: заключительный турнир сезона с восемью участниками – лучшими игроками мира. Тони находился на трибунах и смотрел, как в финале знаменитый эксцентричный румын Настасе играет против Стэна Смита из Соединенных Штатов. Настасе был действующим победителем Открытого чемпионата США, а Смит – действующим чемпионом Уимблдона. Это было время деревянных ракеток и подач с выходом к сетке, и харизматичному, непредсказуемому Настасе с развевающимися длинными темными локонами едва хватило акробатических смэшей и запоминающихся обводящих виннеров, чтобы одолеть Смита в пяти сетах.

Тони Надаль был очарован. У него появился новый идол, и хотя навыков Тони в настольном теннисе хватило, чтобы стать чемпионом Балеарских островов среди юниоров, его страстью, а потом и профессией, стал теннис большой.

Любопытное свидетельство неоднозначности Тони: его образец для подражания в теннисе во многих отношениях был противоположностью всему, чему он учил своих учеников, и всем достоинствам, олицетворением которых стал Рафаэль. Хотя Настасе стал первой ракеткой мира и выиграл два мейджора, многие считают, что он не раскрыл свой потенциал. Он был темпераментным и импульсивным, то вздорным, то располагающим к себе. Он не мог долго сохранять концентрацию и любил вульгарность, устраивал клоунаду посреди матча и приводил в бешенство судей на вышке.

Но молодежь любит бунтарей, и Настасе точно подходил под это определение, хотя иногда и казался худшим врагом для самого себя.

Настасе мог обходиться с очками как с пустяками, такими же ненужными, как конфеты на Хеллоуин. Рафаэль обращался с ними как с вопросами государственной важности. И как бы невероятно это ни звучало, один чемпион привел к появлению другого.

Это не единственный парадокс в тренерском методе Тони. Он часто на протяжении многих лет говорил о том, как важно для Рафаэля принимать «реальность» и уважительно к ней относиться, слышать неприглаженные оценки его теннисных недостатков и предстоящих вызовов, особенно когда они касались Федерера.

Но в первые годы занятий с племянником фантазии занимали Тони ничуть не меньше, чем реальность. Рафаэль был первым внуком и поэтому «талисманом» семьи. Он был полон энергии и доверчив, и Тони, как известно, получал от этого удовольствие. Он убедил своего юного племянника, что у него есть магические силы. На своем первом турнире для команд до 12 лет на Мальорке семилетний Рафаэль играл против одиннадцатилетнего. Тони обсуждал с Рафаэлем его варианты в игре по пути на матчи и объяснил, что если он будет сильно проигрывать более старшему мальчику, то можно просто сказать сопернику, что его семье нужно уезжать со стадиона и что они могут доиграть матч в другой день. Но Рафаэль заявил, что такой план его не устраивает, и тогда Тони сказал, что если Рафа начнет сильно проигрывать, то проблем не будет, потому что Тони вызовет дождь.

Матч начался. Рафаэль, естественно, проигрывал.

«Счет был 1:0, 2:0, 3:0, 4:0, а потом он начинает отыгрываться 4:1, 4:2, 4:3, – позже рассказывал Тони Надаль в интервью для испанского телевидения. – Рафа носился как сумасшедший, и при счете 4:3 пошел дождь, так что я остановил матч и укрылся от ливня на крыльце клуба. И подходит ко мне Рафа, пока второй игрок не видит его, и говорит мне: «Слушай, Натали, ты можешь остановить дождь, потому что, думаю, я могу обыграть этого пацана».

Пятнадцать лет спустя, в финале Уимблдона-2008 против Федерера, матч был прерван из-за дождя. В это время Рафаэль вел по сетам 2:0, и когда Тони добрался до Рафаэля в раздевалке во время вынужденной паузы, первое, что сказал ему Рафаэль, было: «Вот сейчас не надо было дождь вызывать!»

Рафаэль звал своего дядю Тио Маго (дядя Маг). Еще он звал его Натали, потому что Тони успел убедить его, что на самом деле он был знаменитым итальянским футболистом, игравшим за «Милан». «Мой брат играл за “Барселону”, поэтому мне пришлось найти еще более сильную команду, а в те дни “Милан” был чуть сильнее, – объяснил Тони. – Так что я был звездой “Милана”, и я до сих пор помню составы команд, которые дал Рафаэлю. В воротах стоял Паппарделле. В защите у нас были Спагетти, Макарони и Фетучини».

Но Тони был неудержимым Натали, и он даже подговорил Чики Бегиристайна, бывшую звезду «Барселоны», который потом стал футбольным менеджером, подыграть ему во время поездки к Мигелю Анхелю на Мальорку. Под одобрительный взгляд Рафаэля Бегиристайн спросил у Тони, когда он приедет в гости к игрокам «Барселоны» и объяснит, что нужно, чтобы стать звездой футбола.

Но в итоге мистификация была раскрыта, когда юный Рафаэль увидел, как Натали на самом деле играет в футбол. «Я был безутешен, – много лет спустя смеющийся Рафаэль рассказывал телеканалу TVE. – Я вернулся домой и сказал маме: «Тони вообще не молодец!»

«Это был не мой день», – вспоминал Тони.

Таких историй было еще много, даже очень много, но, очевидно, понимание Рафаэлем, что верить всем словам его дяди нельзя, не мешало верить тому, что дядя говорит ему о теннисе и о том, как выжать из себя все, что только возможно.

Настоящий талант Тони заключался не в том, чтобы учить племянника форхендам и бэкхендам. В этом он точно был не лучше тренеров с гораздо более прочной технической подготовкой. Дар Тони (а может, и его гениальность) заключался в том, чтобы создать племяннику основу для достижений на протяжении всей жизни через воспитание вкуса к старанию, преодолению трудностей и вызовов, прививая сопутствующий кодекс поведения.