Полная версия
Воин. Рафэль Надаль и его грунтовое царство
Кристофер Клэри
Воин. Рафэль Надаль и его грунтовое царство
Christopher Clarey
The Warrior: Rafael Nadal and His Kingdom of Clay
Copyright © 2025 by Christopher Clarey
© This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, a division of Hachette Book Group, Inc., USA. All rights reserved
© Писарев Я. А., перевод на русский язык, 2025
Фото на обложке: © Shaun Brooks / Legion-media
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *Посвящается Виржини.
За Париж. За Севилью. За все
Глава 1. Памятник
Рафаэль Надаль впервые за двадцать лет не играл на «Ролан Гаррос», но все равно привлекал публику.
Когда тысячи любителей тенниса стекались к началу Открытого чемпионата Франции 2023 года через центральные ворота, спускаясь по широкому пролету каменной лестницы, многие из них останавливались сделать первое селфи у сияющей трехметровой статуи застывшего в воздухе в игровом моменте Надаля.
Она стояла там прямо по центру, казалось, попирая физические законы и все на свете правила и протоколы, исключительно благодаря силе воли и математике.
Зачем увековечивать испанца в святая святых французского тенниса? Зачем воздвигать статую действующего чемпиона (она была открыта в 2021 году)? Но на самом деле вопрос таков: «Можно ли было себе представить, что кто-то окажется настолько стабильным, чтобы выиграть самый физически тяжелый и даже изнурительный турнир в этом виде спорта целых четырнадцать раз?»
«Для меня это самый поразительный рекорд в истории индивидуальных видов спорта, – говорит друг Надаля Фелисиано Лопес, еще один звездный игрок из Испании. – Выиграть турнир Большого шлема – это мечта любого теннисиста. Выиграть один и тот же турнир Большого шлема четырнадцать раз – о таком даже не мечтают. Это безумие».
Несмотря на распространенное мнение о его скромности, Рафаэль «Рафа» Надаль не так уж и против культа Надаля. Зайдите в Музей Рафы Надаля, открытый еще до окончания его карьеры в Академии Рафы Надаля в его родном городе Манакоре, и вы получите полноценную дозу самовосхваления, которая идет вразрез с имиджем Надаля-скромняги.
Но эту статую на «Ролан Гаррос» он никогда не просил. Просто цифры его достижений стали настолько невероятными, что логичной реакцией было сооружение чего-то колоссального. Французам, которых редко можно обвинить в недостатке шовинизма, пришлось смириться с неизбежностью Надаля.
«Так и есть, хотя я не люблю это говорить, но мои достижения в Париже – нечто очень-очень особенное, – говорит Надаль. – Я благодарен, и я понимаю значимость этого жеста. Я достиг того, что было очень сложно вообразить».
В результате теперь и сам он, и его рекорды – неотъемлемая часть ландшафта «Ролан Гаррос». Этот впечатляющий монумент, созданный испанским художником Жорди Диасом Фернандесом, стал настоящим местом паломничества. Это не Лувр. Тут нет барьеров, нет бархатных канатов, нет никакой сигнализации. Турнир приглашает тебя подойти к искусству очень близко. Я видел, как болельщица ради фотографии целует нержавеющую ногу Надаля и как многие другие любители тенниса рычат, имитируя запечатленный в статуе хлесткий форхенд с характерным для испанца завершением удара.
Среди собравшихся вокруг памятника был Кевин Ву, юный любитель тенниса из Америки, которому на окончание университета родители подарили билеты на Открытый чемпионат Франции.
«Думаю, он заслужил этот памятник, потому что выиграл этот турнир столько раз, – говорит Ву. – У меня есть ощущение, что это турнир Рафы».
Безусловно, это был его турнир, но и покрытие тоже. Измельченный красный кирпич на Открытом чемпионате Франции и в других вотчинах Надаля, таких как Монте-Карло, Барселона и Рим, шершавый, липкий и коварный. Это широкое грунтовое полотно, которое разглаживают в конце каждого сета, подсвечивает все недостатки дилетанта и того, кто поздно пришел в теннис, и в то же время вознаграждает ветерана, особенно хорошо умеющего скользить, выросшего на таком покрытии.
Для Надаля грунт – то же самое, что вода для Майкла Фелпса и воздух для Симоны Байлз: естественная среда, подходящая для серийных успехов. Парадоксально, но грунт не был любимым покрытием Надаля в юности, но был и навсегда останется лучшим покрытием для него.
В июне 2023 года я вернулся к истокам и поехал на корты, где Надаль играл еще мальчишкой. Я на несколько дней улетел из Парижа во время Открытого чемпионата Франции на юг, на Мальорку, повзбивать красную пыль на скромном стадиончике на окраине его родного Манакора, где Рафа начинал. Гуляя по пыльным коридорам и раздевалкам теннисного клуба Манакора, который видал времена и получше, ты невольно думаешь: «Какова была вероятность того, что отсюда, прямо отсюда, выйдет великий чемпион?»
Конечно, она была невелика, но, видимо, все-таки чуть побольше, чем можно бы было подумать, если учесть, что совсем незадолго до Надаля с Мальорки, острова с населением меньше миллиона человек, вышел еще один теннисист номер 1 в мире, Карлос Мойя. Над кортами манакорского клуба возвышался выцветший баннер с изображением двух местных ребят, добившихся успеха.
«Это как если бы Род-Айленд выдал двух первых ракеток мира друг за другом», – говорит Джеймс Блейк, знаменитый американский теннисист, который теперь работает аналитиком на канале ESPN.
Чтобы у Надаля все получилось, должно было сойтись многое: один дядя, Тони, который знал теннис и жил с его семьей; еще один дядя, Мигель Анхель, который был спортсменом мирового уровня; родители, Себастьян и Ана Мария, понявшие, когда нужно не мешать; образец для подражания в лице Мойи, который сделал это возможным; агент и временами спарринг-партнер в лице Карлоса Косты, и, самое главное, юноша, чей темперамент идеально подходил к его особому таланту и плещущей через край энергии.
«Это идеальный шторм», – говорит Эмилио Санчес, бывшая звезда тенниса из Испании, а ныне тренер.
Сбить Надаля с курса могло многое: травмы, семейные отношения, футбол, большие деньги, внутренняя опустошенность, давление, манящая лазурь Средиземного моря – ведь она так близко, будто другой мир в сравнении с перепачканными глиной носками, банданами в пятнах пота и необходимостью ежедневно жертвовать многим ради тенниса.
Какой же была вероятность?
Помню, подобные мысли посетили меня во время поездки в Копаоник, скромный горнолыжный курорт в Сербии, где Новак Джокович, один из будущих сверхпринципиальных соперников Надаля, взял свой первый урок тенниса буквально через дорогу от семейной пиццерии, почти так же, как Надаль взял первый урок у дяди Тони через дорогу от квартиры в Манакоре, где жила его семья.
Когда я ступил на этот сербский корт с потрескавшимся и неухоженным хардом в 2010 году, представить любой другой результат было проще простого. В семье Джоковича других серьезных теннисистов не было – только лыжники-профессионалы. Если бы именно в этом месте не были когда-то построены эти корты и если бы харизматичная Елена Генчич, тренер по теннису с удивительным умением распознавать талант, не выбрала именно то лето для запуска проекта обучения на этих затерянных в сербских горах кортах, Джокович ни за что не начал бы играть так рано и не получил бы серьезную базовую подготовку, необходимую для будущего теннисиста-профессионала.
Но голубоглазая Генчич с нюхом на большие таланты оказалась именно там, готовая вести Джоковича в неведомые края, хотя такого в ее планах изначально не было. Юноша с непослушными волосами появился в самом подходящем месте в самое подходящее время для начала космического путешествия на самый верх, несмотря на войну, экономические трудности и изоляцию.
Есть ощущение, что, дабы как следует узнать Надаля, надо идти по его стопам, потея и страдая: делать больше, чем нужно, даже в выходные. В процессе написания этой книги меня затянули ритуалы в стиле Рафы – гулять рано утром, молоть кофе, дышать глубоко, чтобы не думать о финишной черте. Есть манера действовать. А есть манера написания текста, своя для каждой книги. Чем больше ты узнаешь о Надале, тем меньше ты хочешь идти простым путем, тем больше хочешь непростых в решении задач и необходимости расчищать путь. Книгу о Роджере Федерере лучше всего писать в состоянии потока, как я и делал с книгой «Мастер», выдавая страницу за страницей. Когда ты пишешь про Надаля, то чувствуешь, будто тебе необходимо ощущать это напряжение, чувствовать жжение, пока повествование выстраивается кирпичик за кирпичиком, а тебе даже приходится по-надалевски подтягивать спортивные штаны, чтобы на ноутбуке все получилось так, как нужно.
Задолго до появления на кортах Надаля я ездил в другую часть Испании – сонный Монсон в провинции Арагон – и провел пальцами по стене фабрики, где Кончита Мартинес влюбилась в теннис и его ритмы. Не одну теннисную карьеру начали стены, и маленькая стеснительная «Кончи» часами долбила мячом об эту стену. Вскоре она показала такой потенциал, что ее семья со скудными ресурсами и без теннисных знаний была вынуждена принять сложнейшее решение – отпустить ее тренироваться в Барселону в возрасте двенадцати лет. В итоге она стала первой испанкой, выигравшей Уимблдон, обыграв в 1994 году в финале стареющую королеву травяных кортов Мартину Навратилову. Затем Мартинес стала капитаном сборной Испании в Кубке Дэвиса и руководила Надалем и его партнерами по команде.
«Конечно, есть и элемент удачи, но я думаю, что главное – страсть к тому, чем ты занимаешься, и наслаждение самим процессом, – рассказывает Мартинес. – Помню, я просто брала ракетку и не хотела выпускать ее из рук, и я уверена, что у Рафы была страсть к теннису, страсть учиться и продолжать совершенствоваться. Вот такой ключ к успеху. Конечно, Рафа – чемпион другого уровня, и то, чего он уже достиг, это его сон наяву. Но если оглянуться назад, на пройденный путь, это просто вау! Когда ты делаешь первые шаги по этой дороге, ты понятия не имеешь, куда она тебя приведет».
Возьмем еще одну, гораздо более далекую мою поездку на окраину Хараре в Зимбабве, на семейную ферму авокадо, которая на самом деле была семейной теннисной фабрикой. Ее владельцем был седеющий, часто ходивший босиком персонаж по имени Дон Блэк, который когда-то в молодости играл на Уимблдоне и жил этими воспоминаниями настолько, что решил построить «свой маленький Уимблдончик» в африканской глуши и выращивать там своих собственных чемпионов.
Один за другим он соорудил и тщательно поддерживал четыре травяных корта, повесив на заборе табличку с той же цитатой из стихотворения Редьярда Киплинга «Если», которая написана над выходом на центральный корт Уимблдона для игроков: If you can meet with triumph and disaster / And treat those two impostors just the same («Равно встречай успех и поруганье, / Не забывая, что их голос лжив»).
У Дона и его жены Велии было трое детей – Байрон, Уэйн и Кара – и все трое, несмотря на политические бури, сотрясающие их родину, в итоге дошли до игры в профессиональном туре, и что наиболее символично, – на Уимблдоне. И Байрон, и Кара в свое время становились первой ракеткой в мировом рейтинге парных игроков, и хотя ни один из них так и не смог в полной мере реализовать мечту Дона о победе в мужском или женском одиночном разряде во Всеанглийском клубе, они все же прекрасно проявили себя. Кара выиграла юниорский турнир в 1997 году и микст с Уэйном в 2004 году. Байрон доходил до четвертьфинала в одиночном и до финала в мужском парном разряде.
Их судьбу определила агрономия.
Какой же была вероятность?
Надаль, как я понял из наших многочисленных бесед на протяжении многих лет, не сильно много времени и энергии потратил на обдумывание этого вопроса.
Это одна из его фирменных сильных сторон: способность оставаться в моменте. Долгое время она была задачей каждого теннисиста, но постоянно ускользала еще задолго до века соцсетей и стриминговых сервисов. Надаль научился фокусироваться на самом необходимом благодаря рутинным действиям и ритуалам, научился упрощать сложное через силу привычки. Но здесь сошлись и природное, и привитое через воспитание. Возможно, Надаль расцветает, если он сталкивается с вызовами, настоящими или воображаемыми, но он не погружен в раздумья постоянно. Его колоссальная нервная энергия и дух соперничества несли его вперед, и даже если он и пытался докопаться до сути дела, изогнув бровь, ценность воспоминаний была невелика (только если вы не продаете билеты в музей его имени). Единственное, что может иметь значение сейчас, когда ты кроссовкой убираешь грунт с задней линии, поправляешь волосы за ухом, смахиваешь пот с лица и бросаешь, бросаешь мяч в землю, это то очко, которое сейчас будет разыгрываться.
А второй важный элемент здесь – то, что корни Надаля – это не просто его корни. Они – его настоящее. Ему не нужно делать ностальгическое паломничество в скромную точку, с которой все началось, – лететь из континентальной Испании или дальше от дома со съемочными группами и летописцами в Манакор (население 43 000 человек), к этим грунтовым кортам на его краю. Мимо них он проезжает постоянно, хотя и редко останавливается. Рядом находится названная в его честь современнейшая теннисная академия. Квартиры его детства в Манакоре расположены еще ближе, а его новый дом мечты на вершине холма с причалом для катеров в стиле бондианы, вырезанным в скалах внизу, построен в Порто-Кристо, курортной деревеньке всего в двенадцати километрах от Манакора, куда уже многие годы ездит отдыхать клан Надалей.
Когда люди справедливо говорят о том, что Надаль – человек приземленный, здесь и есть его земля. Он родился в Манакоре, вырос там, и за исключением неоднозначного года, проведенного в интернате в столице острова, Пальма-де-Мальорке, он так и остался жить в Манакоре, женился на местной – Марии Франсиске Перельо – и остался местным: обычно он как можно быстрее возвращается домой после теннисных разъездов, принесших ему известность далеко за пределами родного острова. Когда он был подростком, то переехал с родителями и младшей сестрой Марибель в многоквартирный дом в центре Манакора, – там же поселились его бабушка с дедушкой и семья Тони Надаля, при этом каждое поколение и каждая семья получили отдельный этаж. Это здание находилось на одной из главных площадей Манакора, где стоит главная церковь, которую так четко видел Надаль со своего балкона. Выйдя за дверь, он оказывался в уютной обстановке в окружении знакомых лиц, соседей и владельцев магазинов, с которыми вежливо здоровался. Хвастовство и бахвальство здесь не приветствовались. Такой же всеобъемлющий принцип равенства прав и обязанностей он привносил и в теннисный мир, воссоздавая ощущение деревни на площадках турниров в Монте-Карло, Риме и «Ролан Гаррос».
Но домом его оставалась Мальорка. Его история там началась, там продолжилась и наверняка закончится тоже там. Для Надаля, человека, ценящего последовательность и преданность, кажется нормальным, что его всегда будут ассоциировать с грунтовым покрытием, на котором он начинал заниматься у дяди Тони.
Теннис на грунте подходит сильным чертам его характера, и наверняка некоторые из этих черт как раз и пришли из тенниса на грунте: отношение к труду, нежелание искать легкие пути, необходимость думать не только о себе, тягая за собой сетку-волокушу для выравнивания покрытия и кочек для следующих игроков. Но ради справедливости и ясности необходимо сказать: Надаль не был только специалистом по грунту. Даже в первые годы игры в профессиональном туре, когда по его технике и необычной подаче сложно было догадаться, что он сломает стереотипы, Рафа с командой отвергали этот ярлык. Но он выигрывал по-крупному и выигрывал часто на других, более быстрых покрытиях в профессиональном теннисе, став одним из величайших спортсменов в истории.
«Я по-настоящему понял, что у него будет великолепная карьера, в 2005 году, когда он взял свою первую Францию, – рассказывает Брэд Гилберт, тренировавший бывших первых ракеток мира Андре Агасси и Энди Маррея, а также победительницу Открытого чемпионата США Коко Гауфф. – Рафа рано вылетел на Уимблдоне, а в Канаде в том году тоже было слишком быстрое покрытие. С тех пор я не видел такого быстрого харда. И в том финале (в Канаде) он обыграл Андре, и я сказал, что этот парень не только для грунта. Он теннисист, отличный теннисист, который может приспособиться к чему угодно».
Надалю хватило таланта, мотивации и универсальности для двух титулов Уимблдона на траве и еще шести титулов Большого шлема на акриловом амортизирующем харде на Открытых чемпионатах Австралии и США.
Но скользкий грунт был его твердой землей, безопасной гаванью, для которой идеально подходило его сочетание разных навыков и менталитета воина. В виде спорта, где за последние десятилетия выросла скорость и ушла утонченность, грунт по-прежнему вознаграждает терпеливых, выстраивающих розыгрыш с обменом ударами. Он требует особой работы ног, поскольку игроки скользят, чтобы совершать удары, но далеко не все удары.
«Я знаю тренеров, которые говорят своим игрокам, что надо скользить под каждый мяч на грунте, но это просто неправда», – говорил Майкл Чанг, неожиданно выигравший Открытый чемпионат Франции в 1989 году.
Теперь профи скользят на всех покрытиях, чтобы доставать более далекие мячи и усилить игру в защите: представьте Джоковича в открытой стойке, который практически садится на шпагат, чтобы сыграть двуручный бэкхенд. Но на харде твердо стоящий на ногах игрок может оттолкнуться и в любой момент изменить направление движения. На грунте же ты скользишь в ожидании смены направления, чтобы контакт с мячом совпал по времени с окончанием скольжения. Начнешь скользить слишком рано или слишком поздно – не синхронизируешься.
Одной только скорости, которой у Надаля в свое время было в избытке, недостаточно. Нужно довести до совершенства навыки движения, и Надаль стартовал и останавливался и с нужной точностью, и с мощью в чистом виде. Он был отнюдь не балериной в кроссовках, в отличие от своего бывшего сверхпринципиального соперника – мягкого, как коньяк, Роджера Федерера. В хищном стиле Надаля присутствовало иное величие.
«Его движение на грунте просто лучше, чем у всех остальных, – делился со мной Федерер. – У него открытая стойка с обеих сторон, из-за чего он как будто играет двумя форхендами с задней линии. Я так не умею, поэтому местами проигрываю метр-другой. В результате в этом аспекте у него колоссальное преимущество. Не знаю, как он научился этому, но это точно очень трудно».
Взрывные и в то же время в высшей степени контролируемые движения – это одно из объяснений, возможно, самого феноменального достижения в индивидуальных видах спорта в двадцать первом веке. Такого, что хочется ударить себя ладонью по лбу от удивления.
Современная версия тенниса имеет богатую историю. Первый Уимблдонский турнир был сыгран в 1877 году. Но когда Надаль вышел на сцену в Париже в 2005-м, рекорд по количеству титулов в мужском одиночном разряде на Открытом чемпионате Франции, главном турнире на грунте в мире, с запасом принадлежал Бьорну Боргу – у него их было шесть. После того как Борг рано завершил карьеру в начале 1980-х годов, только его соотечественник Матс Виландер из Швеции и эластичный бразилец Густаво «Гуга» Куэртен смогли выиграть лишь по три.
«Больше уже никто не сможет выиграть шесть титулов, как Борг, – в начале 1990-х поделился со мной бывший номер 1 в мире Илие Настасе. – Время было другим».
Но Надаль удивительным образом (в данном случае этот эпитет подходит прекрасно) превзошел количество победных турниров Борга больше чем в два раза.
«Так же, как обычному теннисисту-профессионалу, возможно, трудно представить, как я выиграл три, или Гуга Куэртен, или Иван Лендл выиграли три, точно так же нам трудно представить, как Рафа выиграл четырнадцать, – рассказывал мне Виландер. – У меня это в голове не укладывается. Здесь какая-то почти фанатичная преданность соревновательной битве, – ведь ты знаешь, что в случае поражения будет безумно больно, но ты все равно хочешь идти на этот риск снова, и снова, и снова. Вот ее у нас не было никогда».
Француз-ветеран Николя Маю знает не понаслышке о рекордах, побить которые невозможно. Он играл в том самом матче, который был и будет самым долгим в истории, против Джона Изнера в первом круге Уимблдона в 2010 году, проиграв 70:68 в пятом сете после одиннадцати часов и пяти минут тенниса в рваном ритме с доминированием подач на протяжении трех дней. С тех пор правила на мейджорах были изменены во избежание таких марафонских решающих сетов. Но воображение Маю поражает как раз достижение Надаля.
«Когда ты 14 раз играешь на “Ролан Гаррос”, то говоришь себе, что у тебя была хорошая карьера, – рассказывает Маю французскому спортивному изданию L’Équipe. – Когда ты выигрываешь здесь 14 матчей, это очень неплохо. Когда ты 14 раз доходишь до второй недели, ты один из величайших игроков. Но когда ты 14 раз выигрываешь этот титул, то осознать это совершенно невозможно. Слов нет».
Посмотрев умопомрачительные выступления Надаля в Париже на протяжении стольких лет, можно подумать, что он и после завершения карьеры мог бы найти способ завоевать пятнадцатый титул. И даже если нет, четырнадцать – это уже самое невероятное число в эру, когда теннисные рекорды трещат по швам.
«Ни в своей жизни, ни в жизни ваших детей вы больше не увидите, как кто-то выигрывает один из турниров Большого шлема четырнадцать раз», – говорит румын Ион Цириак, теннисная звезда 1970-х, ставший бизнесменом-миллиардером и одной из самых влиятельных и прозорливых фигур в этом виде спорта.
Равно как и за всю свою жизнь вы, возможно, не увидите, чтобы кто-либо побил рекорд Джоковича по количеству побед на турнирах Большого шлема в мужском одиночном разряде. На каком бы числе ни остановился Джокович – двадцать четыре или больше, оно тоже будет потрясающим. Но рекорд Надаля на Открытом чемпионате Франции – это дань уважения глубокой и уникальной связи одного игрока с одним покрытием, а также его способности начинать все с чистого листа каждую весну.
«Ему хватало смиренности начинать с нуля год за годом, год за годом», – делится своим мнением известный француз Жиль Симон, мастер тактики, игравший в одно время с Надалем.
Надаль приблизился к отсечке Джоковича по общему количеству выигранных мейджоров. Никто и близко не подошел к достижению Надаля на «Ролан Гаррос», даже ни один из его двух величайших соперников, и ни один из них не смог показать подобное доминирование на каком-либо турнире Большого шлема на своем коронном покрытии. Федерер, выдающийся специалист по травяным кортам, выиграл Уимблдон восемь раз и с этим рекордом завершил карьеру в 2022 году. Джокович, блестяще играющий на любом покрытии, но лучше всего – на харде, выиграл Уимблдон семь раз, а Открытый чемпионат Австралии – рекордных десять раз, и это достижение получило бы гораздо больше внимания, если бы не показатели Надаля в Париже.
«Из всей статистики, полученной за эту великую теннисную эпоху в мужском разряде, разбирающихся в теннисе людей больше всего поражают четырнадцать Открытых чемпионатов Франции, выигранных Рафой», – говорит Джон Ллойд, один из ведущих тренеров и бывший знаменитый британский игрок, в интервью для ВВС.
Когда Надаль начал постоянно играть в туре, мужской рекорд по общему количеству выигранных турниров Большого шлема в мужском одиночном разряде принадлежал Питу Сампрасу – четырнадцать титулов. Надаль потом выиграл четырнадцать раз только один из турниров Большого шлема.
«Если бы десять лет назад вы сказали мне или любому из нас, что Рафа доберется до четырнадцати, мы бы умирали со смеху, – говорит Даррен Кэхилл, бывший одним из ведущих игроков и тренеров в этом виде спорта. – Теперь мы смеемся, потому что, Боже мой, это действительно было возможно и действительно произошло».
Рекорд Надаля на «Ролан Гарросе», достигнутый почти за двадцать лет, это исключение из спортивных правил, сравнить которое в этом веке по длительности безоговорочного, почти возмутительного индивидуального доминирования на повторяющемся турнире можно разве что с двадцатью тремя золотыми олимпийскими медалями Майкла Фелпса, многие из которых завоеваны в эстафетах, а не им одним.
«Не уверен, есть ли более сложная задача в спорте, чем играть против Рафы пятисетовый матч на “Ролан Гаррос” на грунте, – сказал Кэхилл перед последним сезоном Надаля. – То, как он играет. Та энергия, которую он выносит на корт. Физическая мощь и игра, которую он выносит на корт; психологическая установка и настрой никогда не сдаваться. Каждый раз, когда он делает шаг на корт, он не думает, что кто-то сам отдаст ему матч. Абсолютно каждый раз, когда он играет. Неважно, какая ты ракетка мира – сотая или первая, он относится к тебе абсолютно одинаково, с одинаковым уважением. Так что, если ты берешь у него геймы или сеты или если ты вдруг оказываешься одним из немногих, умудрившихся обыграть его на “Ролан Гаррос”, то ты этого очень даже заслужил».
